Глава 20

ПУСТЫННЫЕ ПРОСТОРЫ

Через два дня после набега мы снова повернули на север. Теперь мы приближались к месту встречи с Хорроксом, и Джейми время от времени погружался в глубокие размышления — возможно, о том, какое значение для него могут иметь сведения английского дезертира.

Я больше не видела Хью Мунро, но прошлой ночью, пробудившись, не обнаружила Джейми возле себя на одеяле. Я хотела было не засыпать и дождаться его возвращения, но не выдержала и уснула, когда луна стала светлеть. Наутро Джейми крепко спал рядышком со мной, а на одеяле лежало что-то завернутое в листок тонкой бумаги; сверток был скреплен хвостовым пером дятла, словно булавкой. Осторожно развернув сверток, я увидела большой кусок необработанного янтаря. Только одна сторона его была обточена и отполирована, и в этом окошечке виднелось изящное тельце маленькой темной стрекозы, застывшей в вечном полете.

Я разгладила бумагу. Послание было начертано на испачканном белом листке маленькими и удивительно красивыми буквами.

— Что тут написано? — спросила я у Джейми, разглядывая непонятные буквы и знаки. — Кажется, это по-гэльски.

Джейми приподнялся на локте и взглянул на бумагу.

— Нет, это не гэльский. Латынь. Мунро был школьным учителем, прежде чем попал в плен к туркам. Это отрывок из Катулла.

У него слегка порозовели мочки ушей, пока он переводил мне:

— Да, это повыше классом, чем ваши домашние лепешки, — заметила я.

— Что такое? — удивился Джейми.

— Ничего, не обращай внимания, — спохватилась я, — Мунро отыскал для тебя Хоррокса?

— Да. Это улажено. Я встречусь с ним в одном известном мне местечке в горах, милях в двух от Лаг-Круйма. Через четыре дня, если все будет идти без происшествий.

Упоминание о возможных происшествиях обеспокоило меня.

— Ты думаешь, это вполне безопасно? Я имею в виду, можно ли доверять Хорроксу?

Он уселся, протирая все еще сонные глаза и помаргивая.

— Английскому-то дезертиру? Бог мой, конечно же нет! Я думаю, что ему продать меня Рэндоллу — раз плюнуть, да только он не может сам явиться к англичанам. Дезертиров они вешают. Нет, я ему нисколько не доверяю. Потому и поехал вместе с отрядом Дугала вместо того, чтобы разыскивать Хоррокса одному. Если он замышляет что-нибудь, то я по крайней мере буду не один.

— Ах вот как!

Я была не слишком уверена, что присутствие Дугала — столь уж надежная опора, если иметь в виду отношения между Джейми и двумя его дядьями, погрязшими в интригах.

— Ну хорошо, если ты так думаешь, — проговорила я тоном, в котором явно прозвучало сомнение. — Надеюсь, Дугалу не представится возможность подстрелить тебя.

— Он это уже сделал однажды, — беспечно заявил Джейми, застегивая рубашку. — Ты сама меня перевязывала.

Я выронила гребень, которым расчесывала волосы.

— Дугал! Я считала, что тебя ранили англичане.

— Англичане стреляли в меня, — уточнил он. — И я не уверен, что именно Дугал ранил меня. Возможно, это был Руперт, он самый лучший стрелок среди людей Дугала. Нет, когда мы удирали от англичан, я сообразил, что мы поблизости от границы владений Фрэзеров, и решил использовать шанс. Пришпорил коня и свернул влево, в сторону от Дугала и остальных. Пули летели градом, но та, которая попала в меня, прилетела сзади. А позади меня тогда находились Дугал, Мурта и Руперт. Все англичане были впереди — когда я свалился с коня и покатился вниз по холму и чуть не угодил им под ноги.

Он наклонился над ведром с водой, которую я принесла, и, черпая пригоршнями, ополоснул лицо. Встряхнул головой, чтобы окончательно прояснить глаза, и посмотрел на меня с улыбкой; мелкие капельки блестели у него на бровях и на густых ресницах.

— Когда так вышло, Дугал вступил в жестокую схватку — только бы отбить меня. Я валялся на земле, а он стоял надо мной, одной рукой ухватив меня за пояс, в другой руке держа саблю, и рубился с драгуном, который считал меня своей добычей. Дугал его убил, а меня взвалил на своего коня. — Джейми помотал головой. — Передо мной все было как в тумане, помню только, что думал, как это тяжело — подниматься на лошади вверх по крутому холму с грузом в четыреста фунтов у нее на спине.

Я снова села, несколько ошеломленная.

— Но… если бы Дугал захотел, он мог бы убить тебя тогда.

Джейми покачал головой, принимаясь за опасную бритву, которую одолжил у Дугала. Он немного подвинул ведро, чтобы поверхность воды давала отражение, и, изобразив на лице ту мучительную гримасу, которая появляется у всех бреющихся мужчин, принялся скоблить свою щетину.

— Нет, только не перед всеми людьми. Кроме того, Дугал и Колум не желают моей смерти, особенно Дугал.

— Но…

Тут у меня закружилась голова — как всегда, когда мне приходилось сталкиваться со сложностями шотландских семейных отношений.

Слова Джейми звучали теперь глуховато: выпятив подбородок, он вертел головой, стараясь сбрить волосы под нижней челюстью.

— Это все Лаллиброх, — пояснил он, ощупывая свободной рукой, не осталось ли несбритых волосков. — Мало того что это здоровый кусок земли, так еще и расположен у начала горного прохода. Единственный удобный проход в горы на десять миль в обе стороны. Если бы дело дошло до нового восстания,^[34] цены бы этому участку не было: контроль над всей округой. Умри я до женитьбы, владение, скорее всего, отошло бы к Фрэзерам.

Он усмехнулся, вытирая шею.

— Нет, я представляю собой хорошенькую проблему для братьев Маккензи. С одной стороны, я могу стать препятствием для юного Хэмиша в его претензиях на главенство в клане — и братья желают мне смерти. С другой стороны, если, предположим, я Хэмишу не помеха, они хотели бы, чтобы и я и моя собственность были на их стороне в случае войны, а не на стороне Фрэзеров. Вот почему они хотят помочь мне в деле с Хорроксом. Ведь, пока я вне закона, я не могу хозяйничать в Лаллиброхе, хоть он и принадлежит мне.

Я свертывала одеяла и покачивала головой, поражаясь сложности — и опасности — обстоятельств, сквозь которые Джейми проходил с такой беспечностью. И вдруг меня осенило, что теперь не он один втянут во все это. Я подняла голову.

— Ты сказал, что, если бы ты умер до женитьбы, владение отошло бы к Фрэзерам, — сказала я. — Но ты женат. Так кто же…

— Вот-вот, — подхватил Джейми, слабо усмехнувшись.

Утреннее солнце пылало золотом и медью на его волосах.

— Если меня убьют сейчас, англичаночка, то Лаллиброх твой.

Утро было прекрасное, мгла рассеялась. В зарослях вереска хлопотали птицы; дорога здесь, в отличие от многих других мест, была широкая, копыта лошадей мягко ступали по пыли.

На вершину невысокого холма мы с Джейми подымались рядом. Он кивнул направо:

— Ты видишь вон ту небольшую рощицу внизу?

— Да.

Это был маленький кусочек смешанного леса чуть в стороне от дороги — сосны, дубы, осинки.

— Там есть родничок под деревьями, он разливается озерцом. Мягкая травка. Чудесное местечко.

Я посмотрела на него насмешливо.

— Не слишком ли рано для ланча?

— Я совсем не это имел в виду.

Джейми, как я случайно заметила несколько дней назад, не умел подмигивать одним глазом. Вместо этого он хлопал глазами, словно большая рыжая сова.

— А что именно ты имел в виду?

Мой испытующий взгляд столкнулся с невинным, почти детским взором голубых глаз.

— Я просто подумал, как бы ты выглядела… там на траве, у воды… в платье, поднятом до ушей…

— О… — только и произнесла я.

— Я скажу Дугалу, что мы спустимся набрать воды.

Он пришпорил лошадь, проехал вперед и скоро вернулся, прихватив бутыли для воды с других лошадей. Я слышала, как Руперт что-то кричал нам по-гэльски, когда мы уже спускались с холма, но слов не разобрала.

Я первая добралась до рощицы. Соскользнув с седла, я растянулась на траве, зажмурив глаза от яркого солнца. Минутой позже Джейми остановился поблизости и спрыгнул на землю. Он шлепнул коня по крупу и отправил его пастись на травке вместе с моим, со свободно отпущенными поводьями. Потом опустился на колени рядом со мной. Я притянула его к себе.

То был теплый день, благоухающий травой и цветами. Джейми и сам пахнул словно только что сорванный стебель травы — остро и сладко.

— Нам надо поспешить, — сказала я. — Они будут удивлены, что мы так долго набираем воду.

— Не будут, — ответил он, с привычной легкостью распутывая мои завязки. — Они знают.

— Что ты имеешь в виду?

— Разве ты не слышала, что кричал нам вслед Руперт?

— Слышала, но не поняла.

По-гэльски я уже понимала большинство обыденных слов, но не быструю разговорную речь.

— Ну и хорошо. Это не для твоих ушей.

Высвободив мои груди, он зарылся в них лицом, целуя и нежно покусывая — до тех пор, пока я уже не могла терпеть больше и, подняв юбки, прильнула к нему. Я чувствовала себя весьма неловко после нашего яростного и примитивного соития на камнях и больше не позволяла Джейми заниматься любовью в лагере, а леса кругом были чересчур густые, чтобы можно было уйти далеко от лагеря. Оба мы испытывали некое мягкое и приятное напряжение от воздержания, и теперь, в безопасном отдалении от любопытных глаз и ушей, отдавались друг другу с пылом, от которого мои губы и пальцы покалывало притоком крови.

Мы оба уже были близки к концу, когда Джейми вдруг замер. Открыв глаза, я увидела его темное на фоне солнца лицо, а на лице — совершенно неописуемое выражение. К его голове было прижато что-то черное. Едва мои глаза привыкли к свету, я поняла, что это дуло мушкета.

— Вставай, ты, похотливый ублюдок!

Дуло мушкета резко дернулось и уперлось Джейми в висок. Очень медленно он встал на ноги. Капля крови сбегала из ранки на виске, очень темная на белом лице.

Их было двое. Английские дезертиры — судя по тому, в какие лохмотья превратились их мундиры. Оба были вооружены мушкетами и пистолетами и выглядели весьма довольными тем, какая добыча угодила им в лапы. Джейми стоял с поднятыми руками, дуло мушкета упиралось ему в грудь; лицо без всякого выражения.

— Ты бы дал ему кончить, Арри, — сказал второй с типичным акцентом лондонского кокни. Он улыбнулся, продемонстрировав полный набор гнилых зубов. — Прерываться на середине вредно для здоровья.

Первый ткнул Джейми в грудь дулом мушкета.

— Мне нет дела до его здоровья. И ему скоро тоже не будет дела до него. И я не прочь отведать кусочек вот этого. — Он мотнул подбородком в мою сторону. — Мне плевать, что я буду вторым, пускай даже после этого шотландского ублюдка.

Гнилозубый расхохотался.

— Так прикончи его и займись ею!

Гарри, малорослый, плотный, косоглазый человечишка, раздумывал о чем-то, похотливо глядя на меня. Я все еще сидела на земле, подобрав колени и обмотав юбкой ноги. Попробовала стянуть лиф, но не слишком в этом преуспела. Гарри в конце концов ухмыльнулся и кивнул своему компаньону:

— Нет, пускай он посмотрит. Подойди сюда, Арнольд, и наставь на него твой мушкет.

Арнольд повиновался, все так же скаля зубы, Гарри положил свой мушкет на землю и снял пояс, на котором висел пистолет.

Одергивая юбки, я наткнулась на что-то твердое в правом кармане. Маленький кинжал, который дал мне Джейми. Сумею ли я им воспользоваться? Да, решила я, глядя на прыщавую похотливую рожу Гарри, да, я сумею. Смогу.

Но я должна была ждать до самой последней возможной секунды — и сомневалась, что Джейми сохранит до того власть над собой. На лице у него написано было одно: убить, и в ближайший момент обстоятельства сложатся так, что его ничем не удержать.

Я не смела со всей определенностью выразить на лице то, что хотела, но сощурила глаза и посмотрела на него так твердо, как только могла, как бы приказывая ему не двигаться. На шее у Джейми напряглись жилы, а лицо потемнело от прилива крови, но он ответил на мой взгляд еле заметным кивком — он понял!

Гарри опрокинул меня на землю и старался задрать мне юбку, а я сопротивлялась, но главной моей целью было схватить за рукоятку кинжал. Он изо всех сил ударил меня по лицу и приказал лежать тихо; щека у меня горела огнем, из глаз полились слезы, но кинжал был в руке, под складками платья.

Тяжело дыша, я откинулась назад. Сосредоточилась только на одном, стараясь отбросить все остальное, ни о чем не думать, кроме единственной цели. Ударить придется в спину, до глотки не добраться из такого положения.

Грязные пальцы вцепились в мои бедра, пытаясь их раздвинуть. Я вспомнила толстый палец Руперта, ткнувшийся в спину Мурты под ребрами, я слышала его голос: «Вот сюда, сверху вниз, под последнее ребро и поближе к позвоночнику. Бейте сильнее, прямо в почку, и он свалится, как камень».

Нужный момент был совсем близок. Вонючее дыхание Гарри обжигало мне лицо, он шарил у меня между ногами, добираясь до цели.

— Ты, козел, гляди хорошенько, как это делается, — задыхаясь, выпалил он. — Я заставлю твою сучку визжать, как…

Я обхватила его за шею левой рукой и притянула к себе, а правую с кинжалом подняла повыше и ударила изо всех сил. Отдача от удара едва не заставила меня выронить кинжал. Гарри взвыл и попытался отскочить прочь: я ударила вслепую, чересчур высоко, и лезвие кинжала соскользнуло по ребру.

Но я не могла отпустить его — ни за что! К счастью, ноги у меня были свободны от юбок. Я обхватила ими потные ляжки Гарри, удержав его на несколько секунд, необходимых для второй попытки. И ударила снова, с отчаянной силой, — на этот раз попала.

Руперт был прав. Гарри изогнулся, являя собой некую чудовищную пародию на акт любви, потом без звука рухнул на меня своим обмякшим телом.

Кровь толчками, постепенно ослабевающими, выбивалась из раны в спине.

Внимание Арнольда было на секунду отвлечено тем, что происходило на земле, но этой секунды оказалось более чем достаточно для обезумевшего шотландца. К тому времени, как я собралась с мыслями настолько, чтобы выбраться из-под трупа Гарри, Арнольд уже последовал за своим приятелем на тот свет. Глотка его была перерезана от уха до уха маленьким кинжалом, который Джейми носил в чулке.

Джейми опустился возле меня на колени и помог выбраться из-под мертвого тела. Нас обоих сотрясала дрожь, мы молча прижались друг к другу и стояли так несколько минут. Потом все так же молча он поднял меня на руки и отнес подальше от двух мертвецов, на покрытую травой полянку за осинником.

Опустив на землю, он не то чтобы сел, а повалился на траву рядом со мной, словно у него подогнулись колени. Я чувствовала себя в какой-то холодной пустоте, словно зимний ветер прохватил меня до костей, — и потянулась к Джейми. Он поднял голову с колен, лицо казалось измученным, и взглянул на меня так, будто видел впервые в жизни. Когда я положила руки ему на плечи, он крепко прижал меня к груди с невнятным звуком, напоминающим то ли стон, то ли рыдание.

Потом мы отдались друг другу в неистовом, диком молчании, подчинившись побуждению, которое я не в силах была понять, но оба мы, я уверена, знали одно: мы должны ему подчиниться — иначе навсегда потеряем друг друга. То был не акт любви, но необходимость, без этого, оставшись в одиночестве, мы не смогли бы подняться. Единственное спасение заключалось в слиянии, только оно могло прогнать из потока мыслей воспоминание о недавнем насилии и о смерти.

Потом мы лежали на траве, прижавшись друг к другу, растерзанные, в пятнах крови, дрожащие на солнце. Джейми пробормотал что-то, но так тихо, что я уловила лишь слово «прости».

— Это не твоя вина, — отозвалась я, погладив его по голове. — Теперь все прошло, мы оба в порядке.

Я была как в тумане, все вокруг утратило значение реальности, и я смутно ощущала признаки глубокого потрясения.

— Не в этом дело, — заговорил Джейми. — Не в этом. Я был виноват… так глупо и неосторожно кинуться сюда. И допустить, чтобы ты… Но я не об этом. Я прошу прощения за то, что сейчас овладел тобой вот так… Взять тебя сразу после того, что произошло… словно какое-нибудь животное… Клэр, прости… Я не знаю, как… Я ничего не мог поделать, но… Господи, ты такая холодная, mo duinne, у тебя ледяные руки. Позволь мне согреть их.

«Тоже шок», — по-прежнему, как в тумане, подумала я.

Странно, что у некоторых людей это выражается в многословии; большинство просто молча дрожат. Вроде меня. Я прижала его губы к своему плечу, чтобы успокоить.

— Все прошло, — повторяла я снова и снова. — Все уже прошло.

Внезапно на нас упала чья-то тень — мы оба так и подскочили. Дугал, сложив руки на груди, стоял и смотрел на нас сверху вниз. Он вежливо отвернулся, пока я справлялась со своими застежками; стоял и сурово глядел на Джейми.

— Послушай, парень, — заговорил он наконец. — Прекрасно, что ты так увлечен своей женой, но ты заставил нас ждать больше часа, а теперь вы так занялись друг другом, что даже не слышали, как я подошел. Такое поведение когда-нибудь доведет тебя до беды, паренек. Что, если кто-нибудь подкрадется сзади и приставит пистолет к твоей голове…

Он прервал свою тираду и с недоумением уставился на то, как я в истерике покатилась по траве. Джейми, красный как свекла, повел Дугала на другую сторону осинника, что-то виновато объясняя по пути. Я продолжала рыдать и хохотать, не в силах овладеть собой, но все же заткнула рот платком, чтобы заглушить звуки. Внезапное высвобождение эмоций в сочетании со словами Дугала вызвало в воображении лицо Джейми, каким оно сделалось, когда нас застукали, и почему-то сейчас оно казалось мне, в моем неуправляемом состоянии, невероятно смешным. Я хохотала и рыдала, пока у меня не заболели бока. Наконец села и вытерла платком глаза. Джейми и Дугал стояли надо мной, и лица у обоих выражали неодобрение. Джейми помог мне встать и повел — я все еще всхлипывала время от времени — туда, где остальные ждали нас с лошадьми.

Если не считать находивших иногда на меня приступов беспричинного истерического смеха, я не страдала от каких-либо болезненных последствий встречи с дезертирами, разве что весьма неохотно удалялась от лагеря. Дугал уверял меня, что на горных дорогах бандитов обычно не бывает, потому что здесь редко встречаются путники, которых стоило бы грабить, но звуки леса внушали мне теперь тревогу, и я спешила уйти оттуда, где шелест листьев мешался с журчанием воды, к отряду Маккензи с его обычными и привычными видом и звуками. Я даже находила некое успокоение в храпе мужчин, который раздавался вокруг меня по ночам, и перестала стыдиться наших с Джейми тайных утех под одеялами.

Я все еще боялась оставаться одна, когда несколькими днями позже настал срок встречи с Хорроксом.

— Остаться здесь? — переспросила я, не веря собственным ушам. — Нет! Я поеду с тобой.

— Ты не можешь, — терпеливо повторил Джейми. — Часть отряда поедет с Недом в Лаг-Круйм собирать налог, как и намечалось. Дугал и еще несколько человек отправятся со мной на встречу на случай предательства со стороны Хоррокса. Тебе нельзя показываться в открытую возле Лаг-Круйма, там могут крутиться люди Рэндолла, и я не сумею воспрепятствовать его попытке увезти тебя силой. Что касается встречи с Хорроксом, неизвестно, что может произойти. Вон там за поворотом дороги есть рощица, густая, и травы там много, и вода есть поблизости. Там тебе будет удобно, а я скоро приеду за тобой.

— Нет, — упорствовала я. — Поеду с тобой.

Самолюбие не позволяло мне признаться, что я боюсь оставаться одна без него. Я решила сказать, что боюсь за него.

— Ты же сам говоришь: неизвестно, что произойдет во время встречи с Хорроксом, — продолжала я приводить аргументы. — Я не хочу ждать здесь, весь день только и думая, что там с тобой. Позволь мне поехать! Даю слово, что во время встречи я скроюсь с глаз. Но не хочу я оставаться здесь одна и волноваться целый день.

Он нетерпеливо вздохнул, но больше не спорил. Но когда мы доехали до рощи, он перегнулся с седла, взял мою лошадь под уздцы и вынудил меня съехать с дороги на траву. Спрыгнул с седла, замотал оба повода за куст. Не обращая внимания на мои громогласные протесты, скрылся за деревьями. Я из упрямства отказалась сойти с седла. Решила, что он меня не заставит остаться здесь.

Наконец он спустился к дороге. Все остальные уже уехали вперед, но Джейми, памятуя наш печальный опыт на пустынной поляне, не хотел уезжать, пока не обыщет всю рощу самым тщательным образом; он методично шел от дерева к дереву, раздвигая палкой высокую траву. Вернувшись, он отвязал лошадей и вскочил в седло.

— Все спокойно, — сказал он. — Езжай в самую гущу, Клэр, спрячься там и укрой лошадь. Я приеду за тобой, как только кончим дело. Не знаю, как долго я буду отсутствовать, но в любом случае я приеду до захода солнца.

— Нет! Я еду с тобой.

Мне казалась невыносимой сама мысль о том, что я буду прятаться в лесу, ничего не зная о происходящем. Я предпочла бы активную опасность, но не ужасные для меня часы ожидания. Ждать, думать бог знает что. К тому же быть одной.

Джейми сдержал свое нетерпение. Взял меня за плечо.

— Давала ли ты обет повиноваться мне? — спросил он, легонько меня потряхивая.

— Да, но…

Я хотела сказать, что меня вынудили дать такой обет, но Джейми уже повернул голову моей лошади в сторону чащи.

— Это очень опасно, и я не могу взять тебя с собой, Клэр. Я буду занят делом, а если дойдет до схватки, мне придется драться и одновременно защищать тебя.

Встретив мой мятежный взгляд, он потянулся к седельной сумке и начал шарить в ней.

— Что ты там ищешь?

— Веревку. Если ты не сделаешь, как я велю, я привяжу тебя к дереву до моего возвращения.

— Ты не посмеешь!

— Посмею!

Он явно готов был поступить, как обещал. Я отпрянула и невольно потянула лошадь за повод. Джейми нагнулся и поцеловал меня в щеку, готовый ехать.

— Будь осторожна, англичаночка. Кинжал с тобой? Хорошо. Я приеду, как только смогу. Да, еще одно.

— Что именно? — сердито спросила я.

— Если ты покинешь эту рощу до того, как я приеду за тобой, я выпорю тебя ремнем по голому заду. Не очень-то приятно будет идти пешком до самого Баргреннава. Запомни это, — сказал он и слегка ущипнул меня за щеку, — это не пустая угроза.

Что верно, то верно. Я медленно поехала к роще, то и дело оглядываясь, чтобы видеть, как он скачет прочь, низко пригнувшись в седле, — единое целое с конем, а концы пледа стелются за ним по ветру.

Под деревьями было прохладно. И я, и мой конь вздохнули с облегчением, достигнув тени. Это был один из редких в Шотландии дней, когда солнце печет вовсю с выцветшего, словно миткаль, неба, а утренняя дымка улетает уже в восемь часов утра. Роща звенела от птичьих голосов. Стайка синиц добывала себе пропитание в дубках слева от меня, и мне казалось, что совсем неподалеку распевает дрозд.

Я всегда была восторженной любительницей птиц. Раз уж мне суждено торчать здесь одной, словно на необитаемом острове, столько, сколько понадобится моему невыносимому, деспотичному, упрямому как осел супругу рисковать своей глупой головой, я использую время, чтобы увидеть и узнать побольше.

Я стреножила мерина и пустила его пастись на сочной траве, уверенная, что далеко он не уйдет. Трава кончалась всего в нескольких футах за деревьями — дальше ее забивал вереск.

Рощица состояла из хвойных и лиственных деревьев — главным образом молодых дубков; отличное местечко для наблюдения за птицами. Я бродила, все еще злясь на Джейми, но мало-помалу успокаивалась, слушая, как кричит свое звонкое «ци-и» мухоловка и хрипло болтает дрозд.

Роща кончалась внезапно на краю невысокого обрыва. Я пробралась сквозь молодую дубовую поросль, и сразу же шум бегущей воды заглушил пение птиц. Я остановилась на выступе над небольшим потоком, водопадом сбегавшим по зазубренным камням в скалистый каньон с крутыми стенами. Струи с шумным плеском вливались в коричневатые и серебристые водоемы внизу. Я уселась на краю обрыва, спустив ноги и подставив лицо ласковым солнечным лучам.

Над головой пролетела ворона, преследуемая двумя горихвостками. Неуклюжее темное тело металось зигзагами из стороны в сторону, стараясь уйти от крохотных пикирующих бомбардировщиков. Я улыбалась, наблюдая, как маленькие разгневанные родители с криком гоняют ворону туда и сюда, и подумала, почему вороны, если они предоставлены сами себе, всегда летят по прямой. Вот и эта, попади она на прямой путь, пролетела бы…

Я вдруг замерла.

Я так увлеклась спором с Джейми, что мне до этой самой минуты не приходило в голову, что я наконец попала в ситуацию, к которой так стремилась два месяца. Я была одна. И знала, где нахожусь.

Я подняла глаза, и меня ослепили лучи утреннего солнца, пробивавшиеся сквозь листву ясеней на противоположной стороне каньона. Значит, там восток. Мое сердце забилось сильнее. Там восток, а Лаг-Круйм, значит, позади меня. От Лаг-Круйма до Форт-Уильяма четыре мили на север. А Форт-Уильям расположен не больше чем в трех милях прямо на запад от холма Крэг-на-Дун.

Впервые после встречи с Муртой я знала достаточно точно, где я — не более чем в семи милях от этого чертова холма и ненавистных каменных столбов. От дома. От Фрэнка.

Я повернула было назад в рощу, но тут же изменила свои намерения. Я не смела идти по дороге. Так близко к Форт-Уильяму и окружающим его деревням… слишком велик риск наткнуться на кого-то. А взять с собой лошадь, если двигаться по обрывистой дороге вдоль ручья, нельзя было никак. Я сомневалась и в том, удастся ли там пройти пешком: в некоторых местах стены ущелья были совершенно отвесными, обрываясь прямо в воды стремительно несущегося пенистого потока. Пробираться в таких случаях пришлось бы только по камням, торчащим там и сям из быстро бегущей воды.

Но это была самая прямая дорога в нужном мне направлении. Я не решилась бы отправиться более кружным путем: я легко могла бы заблудиться в диких зарослях или попасться возвращающимся Дугалу и Джейми.

Я ощутила внезапный спазм в желудке, вспомнив о Джейми. Господи, как я могла? Бросить его без единого слова — объяснения или извинения? Исчезнуть без следа — после того, что он сделал для меня?

В конце концов я решила, что лошадь непременно надо оставить. Тогда он подумает, что я бросила его не по доброй воле: меня растерзали дикие звери — я потрогала кинжал у себя в кармане — или, быть может, похитили разбойники. Не найдя моих следов, он постепенно меня забудет и женится снова. Хотя бы на хорошенькой, юной Лаогере, когда вернется в Леох.

Как ни нелепо, но мысль о том, что Джейми станет делить ложе с Лаогерой, уязвила меня почти так же, как мысль о разлуке с ним. Я проклинала себя за идиотизм, но ничего не могла с собой поделать: передо мной возникало круглое милое личико, пылающее от неудержимой страсти, и большие руки Джейми, зарывшиеся в волосы цвета лунного луча.

Я разжала зубы и решительно вытерла слезы со щек. У меня не было ни времени, ни сил на бесполезные рефлексии. Я должна идти — и прямо сейчас, пока это еще возможно. Это мой наилучший шанс. Я надеялась, что Джейми меня позабудет. Я знала, что сама не забуду его никогда. Но сейчас я должна выбросить его из головы, потому что иначе не сумею сосредоточиться на задуманном деле, и без того достаточно сложном.

Я осторожно спустилась с крутого берега к воде. За шумом потока совсем не стало слышно птиц в роще наверху. Дорога была неровная, но здесь по крайней мере можно, как оказалось, идти по берегу, грязному и утыканному камнями, но все-таки проходимому. Пройдя дальше, я убедилась, что мне предстоит двигаться по воде, переступая с одного ненадежного камня на другой и балансируя над стремительным потоком до тех пор, пока полоска берега не станет достаточно широкой, чтобы можно было на нее вернуться.

Я пустилась в свой мучительный путь, прикинув, сколько же у меня времени в запасе. Джейми только и сказал, что вернется до захода солнца. До Лаг-Круйма три или четыре мили, но неизвестно, в каком состоянии дорога и сколько времени отнимет встреча с Хорроксом. Если он вообще там. Скорее всего, там, убеждала я себя, так сказал Хью Мунро, а какой бы диковинной ни была эта гротескная личность, Джейми полностью полагался на Мунро как на источник информации.

Я поскользнулась на первом же камне в потоке, провалилась по колени в ледяную воду и намочила юбку. Вернулась на берег, как можно выше подоткнула юбку и сняла туфли и чулки. Сунула их в подоткнутый подол и снова ступила на камень.

Обнаружила, что если крепко цепляться пальцами ног за камни, то можно перебираться с одного на другой, не оскальзываясь. Но складки поднятого подола мешали видеть, куда ставить ногу, и несколько раз я все же оступалась в воду. Ноги замерзли, а стопы так окоченели, что пальцы цеплялись за камни все хуже.

К счастью, берег вскоре расширился, и я с радостью ступила на землю, в теплую, мягкую грязь. Краткие периоды более или менее удобного шлепанья по этой грязи сменялись гораздо более длительными периодами опасного перепрыгивания с камня на камень по холодным стремнинам, и я, к своему облегчению, заметила, что мне попросту некогда думать о Джейми.

С течением времени мои движения превратились в рутинный процесс. Наступить, уцепиться, подождать, оглядеться, выбрать следующий камень. Наступить, уцепиться, подождать… и так далее. Должно быть, я почувствовала себя слишком уверенно или просто устала, потому что утратила осторожность. Нога беспомощно соскользнула с ближайшей ко мне стороны покрытого слизью камня. Я беспорядочно замахала руками, попыталась ступить обратно на тот камень, на котором только что стояла, но равновесие было уже полностью нарушено. Со всеми юбками, верхними и нижними, кинжалом и всем прочим я свалилась в воду.

И продолжала погружаться. Ручей был не так уж глубок, всего около фута или двух, но в нем встречались промоины, выдолбленные бегущей водой в камне. Обломок скалы, на котором закончился мой путь, находился как раз на краю такой промоины, и когда я плюхнулась в воду, то камнем пошла на дно.

Ледяная вода залила мне рот и нос, в ошеломлении я даже не успела вскрикнуть. Серебристые пузырьки воздуха вырвались из моего корсажа и, пролетев мимо лица, поднялись к поверхности. Хлопчатобумажная ткань промокла насквозь почти мгновенно, и от ледяной воды у меня перехватило дыхание.

Я тотчас начала пробиваться к поверхности, но намокшая одежда тянула вниз. Я отчаянно дергала завязки корсажа, но не было никакой надежды распутать их до того, как я потону. Мне пришло в голову немало грубых и злобных слов по поводу портных, женской моды, бессмысленности длинных юбок, пока я бешено брыкалась, пытаясь выпутаться из облепивших ноги складок материи.

Вода была кристально прозрачна. Мои пальцы коснулись каменной стены, обросшей темными, блестящими лентами водорослей.

Разум победил панику. Внезапно я сообразила, что напрасно теряю силы, пробиваясь таким способом к поверхности. Промоина не глубже футов восьми или девяти. Все, что мне нужно, — это расслабиться, опуститься на дно, покрепче упереться ногами и подпрыгнуть. В случае удачи это позволит мне глотнуть воздуха, и даже если я снова опущусь на дно, то смогу продолжать свои попытки до тех пор, пока не подберусь поближе к каменистому краю промоины и ухвачусь за него руками.

Погружение оказалось убийственно медленным. Поскольку я не рвалась к поверхности, юбки всплыли вокруг меня и загородили лицо, я их оттолкнула: лицо должно оставаться свободным. Легкие мои разрывались, перед глазами поплыли черные пятна; и тут я ступила на гладкое дно. Я слегка согнула колени, прижала юбки к телу и оттолкнулась изо всех сил.

Получилось, но лишь отчасти. В результате моего прыжка лицо оказалось над водой, и я успела сделать несколько живительных глотков воздуха, прежде чем снова опустилась под воду. Но этого было достаточно. Я знала, что смогу сделать это еще раз. Прижала руки к бокам, чтобы стать более обтекаемой и быстрее опуститься на дно. Еще разочек, Бошан, подбодрила я себя. Подогни колени, соберись — прыгай!

Я вылетела из воды с поднятыми над головой руками. Заметила какое-то красное пятно: должно быть, рябина склонилась над водой. Может, мне удастся ухватиться за ветку.

Едва мое лицо показалось на поверхности, что-то ухватило меня за вытянутую руку. Что-то твердое, теплое и, безусловно, крепкое. Чья-то рука.

Кашляя и отплевываясь, я вслепую уцепилась за эту руку, слишком обрадованная спасением, чтобы сожалеть о прерванном побеге. Радовалась я вплоть до той секунды, когда, отбросив волосы с глаз, увидела перед собой мясистое озабоченное ланкаширское лицо молодого капрала Хоукинса.