Я туда не скоро возвращусь. Ты скажи: что эти годы значат? Изменилась ли шальная Русь Или прежнею кликушей плачет?
Так же ли подсолнухи лущит, В хороводах пестрой юбкой пляшет, — Вековыми соснами шумит, Ветряными мельницами машет?
Край, который мыслью не объять, Край, который мне и вспомнить нечем. Там меня рождала в стонах мать, Там у гроба мне поставят свечи. Пятница. Неприятного, кажется, ничего. Суббота. Результаты «конкурса». Мне этот конкурс целую ночь снился! Хорошо, что я последнее время была занята не тем, и вспомнила о нем только накануне. С замиранием сердца смотрела «Звено», и — премия: Резников и Гингер. Это бы еще ничего. Это всегда можно объяснить, что дело не совсем чисто (да оно и верно), но факта не изменить: стихотворение, самое, на мой взгляд, плохое, кот<орое> кончалось: «И странною думой я занят: / Плывет он (корабль) в… даль. / И он никуда не пристанет. / И к нам возвратится едва ль» и «Помолясь смиренно Богу, / Попроси прощенья» — получило 15–20 голосов, а мое — в числе других пяти — «меньше десяти!» Присуждение премии меня рассмешило, а моя неудача, скандальная, огорчила, хотя меня сильно утешило, что и Кузнецова попала в эту категорию, и то стихотворение, кот<орое> мне больше всего понравилось. У нас, неудачников, есть крупный козырь: сама Цветаева,[479] не знаю для каких целей, посылала стихотворение на конкурс, и оно даже не было напечатано. Она сама об этом говорила, и даже в присутствии Адамовича и Мочульского. Так, немножко неловко. Приезжаю прямо на лекцию Шестова. Ладинский, как будто подсмеивается, хотя тут же добавляет: «Ну, конечно, все это ничего не значит». Лев Александрович просит написать ему стихотворение: «Ведь вы мне обещали?» — «Да у меня нет!» Кончилось тем, что мы втроем пришли в кафе Сорбонны, где я и написала ему это стихотворение. (Еще одна неудача субботы — письмо от Аптекмана: номера сейчас у него нет, а насчет гонорара — «не было распоряжения из Риги»). Ладинский говорил: «Спрашиваю у Адамовича: „Чье стихотворение будет в следующем номере ‘Звена’“. „Не то, — говорит, — Галины Кузнецовой, не то Ирины Кнорринг“». Скажите на милость, не различает. Теперь нас будут на одну доску ставить. Соблазнила Л. А. в концерт консерватории[480] — музыка Прокофьева, Черепнина и Стравинского. Там мы встретились. Концерт очень интересный и, кажется, мои неудачи кончились. Довольно. В субботу Папа-Коля отнес «Цветаевой» в «Новости». Демидов поморщился (не любит он ее), но обещал напечатать скоро. «Вероятно, в четверг». А вчера Папа-Коля видел листок на столе Милюкова, значит, завтра не будет. Ну, я завтра кончу писать. Мне хочется написать о романсах Стравинского.В Россию