16

Было уже больше четырех, когда Могильщик и Эд Гроб вышли из ресторана Жирняка под названием «Даун Хоум» — как раз в то время, когда Каспер закончил разбираться с командой из Главного управления.

Они не намеревались засиживаться так долго. Но заведение было полно игроков и содержательниц публичных домов, и все они любопытствовали по поводу ограбления Каспера, а сами детективы забрасывали удочки, пытаясь разузнать насчет нескольких новых молодцов, появившихся в городе.

Игроки утверждали, что никаких свежих денег не появилось, в противном случае, они бы сразу заметили это. Содержательницы публичных домов не приобрели новых посетителей, во всяком случае, тех, у кого есть большие деньги.

— Если бы такие появились, — призналась одна из мадам, — я бы приковала наручниками к каждому из них по две девушки и привязала бы их к кроватям, так мне нужны деньги.

Пит Ви, гигантский черный бармен, приготовил для детективов несколько порций горячего грога с бурбоном, чтобы предохранить их от гриппа или воспаления легких. Но прежде чем они получили возможность испытать способность этого напитка, предохраняющего от болезней, их охватили муки жесточайшего аппетита.

И тогда появился Жирняк, выглядящий как вываренный и выскобленный остов гиппопотама, и сказал, что ему доставили исключительный смитфилдовский окорок. На том и остановились.

Они ели печеный окорок с сладким картофелем, и Могильщик выпытывал у каждого, кто входил, подробности насчет парня, потерявшего свою голову.

К тому времени, когда они вышли наружу, оба были готовы поверить, что все это ограбление проделали гремлины.

Валили белые хлопья, превращая все окружающее в бесконечные хлопковые поля. Улицы были покрыты слоем снега толщиной в дюйм. Останки их автомобиля, стоящего на обочине, напоминали вещь, выброшенную на свалку. Они все еще так и не добрались до участка.

Могильщик держал Эда Гроба за рукав, удерживая того, чтобы вести дискуссию о криминологии.

— Возьми, к примеру, детектива, — говорил он. — Такого, как ты и я. Человека ограбили на улице. Грабитель ударил жертву по голове, сбил с ног и убежал. Никто его не видел, жертва с ним незнакома. Затем появляемся мы. Мы ни черта не знаем. Мы не знаем даже, был ли человек в действительности ограблен. Единственное, что мы имеем, это его рассказ об этом. Но все требуют от нас побежать и привести грабителя так, словно преступники заготовлены у нас впрок.

— Быть может, они требуют, чтобы мы бегали и вынюхивали их, как породистые ищейки в человеческом образе, — сказал Эд Гроб. — Может быть, они думают, что у нас собачьи носы и собачье чутье.

— Этот Каспер, — сказал Могильщик, — в нем больше всяких изгибов, чем в бочонке, наполненном змеями.

Они сели в машину. Обычно в это время было уже темно, но снежное одеяло создало впечатление, что улица ярко освещена. Несколько машин протащились по заснеженной дороге, как улитки, оставляя за собой черные линии на белом покрывале.

— Двум полицейским аллигаторам, вроде нас с тобой, не стоит рассчитывать на то, что удастся выловить золотую рыбку в доме, куда нас послала жена Каспера, — заключил Эд Гроб. — Мы просто до чертиков всех перепугаем, и наши усилия лишь наглухо все заморозят.

— Нам надо забросить приманку на крючке, — предложил Могильщик.

— Вот именно об этом я и думал.

В участке дежурил капитан Райс. Они попросили у него разрешение забрать арестованного Романа с собой, чтобы опознать Барона в случае, если им удастся выкопать его из-под земли.

Капитан сказал, что детектив из отдела по расследованию убийств отвез Романа Хилла в Бюро уголовного опознания в Главном управлении, но он даст им ордер, чтобы они забрали его. Он числился закрепленным за участком до тех пор, пока следующим утром не предстанет перед окружным судом.

Они пересели в новый «плимут» Эда Гроба и поехали вниз по Восточной магистрали. За руль сел Эд Гроб, ему и в голову бы не пришло тягаться с Могильщиком из-за места за рулем в казенной машине, но за «плимут» он выложил свои собственные деньги.

Маленькие снегоуборщики, напоминающие трактора, уже работали на основных дорожных артериях, суетясь, как оранжевые клопы, сгребая снег на обочины, где его подбирали грузовики и сваливали в реку.

Колеса шуршали по снежному покрытию, а щетки на ветровом стекле сновали, как маятник, туда и обратно.

Они беседовали о метели 1949 года, когда городское движение было парализовано слоем снега толщиной в тридцать девять дюймов.

Слева от них невидимый буксир с зелеными и красными огнями, едва различимыми сквозь белую пелену, какофонически завывал противотуманной сиреной. Огней нефтяных компаний на том берегу Ист-ривер не было видно.

Проезжая мимо пирса на 79-й улице, они увидели, что паром причален и что с него разгружается дневная смена рабочих с Велфар-Айленда.

— Черт возьми, день-то проходит, — заметил Могильщик.

Они начали ощущать давление времени. Это отрезвило их. Эд Гроб нажал на газ.

Они нашли Романа в так называемой галерее на первом этаже Главного управления на Центр-стрит.

Во всем этом районе были освещены только два здания — Главное управление и пристройка к нему напротив. Небоскребы соседнего района Уолл-стрит неясно вырисовывались как темные призраки на сером бездонном небе.

Они отдали детективу из отдела по расследованию убийств ордер капитана Райса и забрали арестованного.

— А второго взять не хотите? — спросил детектив. — Бармена из «Париж-бара».

— Вы все еще держите его?

— Держим и собираемся держать до тех пор, пока он не просмотрит все фотографии в картотеке, если, конечно, он вам не нужен.

— Держите его у себя, — сказал Могильщик. — Нечего нам с ним делать.

Они надели на Романа наручники и вывели его к «плимуту». Уходя, Эд Гроб не стал глушить двигатель и оставил «дворники» работать. Но все равно пришлось смахивать снег со всех окон прежде, чем они тронулись.

Они отъехали на несколько кварталов от Главного управления и остановились.

— У тебя есть матросская роба? — спросил Эд Гроб.

— Да, только я не надел ее, — сказал Роман.

— Где она?

— Осталась на корабле.

— Хорошо, мы поедем в Бруклин, чтобы забрать ее, и ты наденешь ее на себя, — сказал Эд Гроб, осторожно ведя машину сквозь снег.

Когда телефон вновь затрезвонил, Лейла Холмс решила, что это опять звонит Каспер.

— Да, — ее голос был настолько холоден, что с его помощью можно было бы замораживать воду в лед.

— Могу я поговорить с Каспером? — сказал мужской голос.

Ее рука, державшая трубку, задрожала, ей показалось, что она узнала голос, но она не была уверена.

— Он все еще в госпитале, — сказала она; внезапный беспричинный страх заставил ее голос звучать как у попугая. — У него случился рецидив, и он опять лежит в коме.

— Хватит заливать, — сказал голос. — Такого бугая сколько по голове не стучи, в кому его не загонишь.

Теперь она почувствовала уверенность, что это он. Это был голос южанина с миссисипским произношением. Это был голос белого человека.

Ее охватила дрожь с головы до ног, ее груди тряслись под шелковым пуловером, словно желе.

— Позвоните в госпиталь, если вы мне не верите, — сказала она, рассердившись на себя за то, что говорит как бы защищаясь, но ничего не могла с собой поделать. Она была не на шутку испугана. Было что-то садистическое и бесчеловечное в этом голосе. — Он в коме, — повторила она.

— Ему лучше выйти из нее, если он хочет получить часть из этих пятидесяти кусков, — произнес голос. — И проворно, как ниггер.

То, что он употребил этот эпитет, заморозило ее страх и обожгло нервы.

— А ты сам-то кто? — Ты — ублюдок поганый, — вспыхнула она.

Гнусный смешок донесся с того конца провода.

— Я человек, который может помочь ему вернуть обратно его деньги, его долю, — сказал голос.

Она пыталась думать, но не знала, с чего начать.

— Вам лучше позвонить Касперу в госпиталь, — сказала она.

— Ты позвонишь ему, моя сахарная. Я звонил ему шесть раз и не мог пробиться. Так что ты это сделаешь, медовая.

— Что я скажу ему? — спросила она, а затем добавила злобно: — Красношеий.

— Я сделаю твою шею красной, если доберусь до тебя, — пообещал голос и затем прибавил: — Просто передай ему то, что я тебе сказал, и если он хочет сделать дело, пусть лучше даст мне дозвониться до него.

Лейла вспомнила, что Каспер говорил ей о том, что она должна держать рот на замке. Если она сделает что-нибудь не так, он придет в ярость. Она не знала, как ей быть.

— Это может подождать, не так ли? — спросила она.

— Подождать до каких пор?

— Пока он не выйдет из госпиталя.

— А когда он выйдет?

— Когда? — она почувствовала ловушку. — Я не знаю когда. Спросите в госпитале.

— Ты оказываешь ему плохую услугу, куколка, — насмешливо сказал голос. — Ему это не понравится, когда он узнает, чего он лишился.

— Хорошо, сукин ты сын, — вспыхнула она. — Я позвоню ему, а потом ты позвони мне.

— Ну что хорошего из этого получится? У меня к нему дело. И оно не может ждать. Если Каспер хочет лежать в госпитале и прятать голову под подушку, это уж точно до добра его не доведет. Я сам найду какой-нибудь способ, как получить свою долю.

Ее ум разрывался, как всегда бывало, когда она чувствовала, что загнана в угол.

— Позвоните еще раз после восьми часов, — сказала она раздраженно. — Я не знаю, какого черта…

Она не получила возможности закончить фразу. На другом конце провода послышался мягкий щелчок, и линия смолкла как мертвая. Она села, глядя на телефонную трубку. Она вновь начала дрожать. Страх разъедал ее, как кислота.

— Ну что теперь? Что такого я сказала? — спрашивала она себя.

Было двадцать минут седьмого, когда зазвонил телефон.

Достойный мужской голос ответил:

— Погребальная контора П. Экседеса Клея. Добрый вечер. Чем можем служить?

— Это из детективного агентства Пинкертона, — сказал голос на другом конце. — Позовите к телефону вашего босса.

Это был голос южанина с миссисипским произношением. Это был голос белого человека.

Служитель сказал:

— Да, сэр. Сию минуту, сэр.

Мгновением позже донесся пронзительный голос Клея:

— Ну что там опять такое?

— Это из детективного агентства Пинкертона, — повторил голос.

— Вы уже сказали это прежде, — отрезал Клей. — А это моя погребальная контора. Давайте приступим к делу.

— Мы направили к вам трех наших людей, чтобы охранять карету «скорой помощи», которую вы послали за мистером Холмсом, — поставил его в известность голос.

В течение последнего часа голос безо всякого результата повторял эти же самые слова в шестнадцати других службах «скорой помощи» и погребальных конторах в Гарлеме. Но на этот раз он попал в самую точку.

— То, что я посылаю, это не карета «скорой помощи», — колко сказал Клей. — Это погребальный катафалк.

По проводу донесся смешок.

— Это как раз то, что нужно, — сказал голос. — К которому часу вы посылаете его?

— Каспер нанял для себя свою собственную охрану, — сказал Клей с оттенком расовой гордости, звучащим в его тонком сварливом голосе. — Мы все здешние. Мы не нуждаемся в каких-нибудь детективах с автоматами только для того, чтобы проехать по улице несколько кварталов. Сообщите своим нанимателям, что у Каспера уже есть прикрытие.

— Это просто замечательно, — сказал голос. — Но нас наняла национальная партия. Мы будем прикрывать ваше прикрытие.

— Ну, в таком случае, вам надо поторопиться. Катафалк отъезжает отсюда через полчаса.

— Это отлично сработает, — сказал голос. — Мы не станем вмешиваться ни во что происходящее, мы будем держаться на заднем плане. Вы можете даже не заметить нас.

— Вам не надо об этом беспокоиться, — саркастически сказал Клей. — Мне не платят за то, чтобы рекламировать агентство Пинкертона.

Выпалив эту колкость, он бросил телефонную трубку.

На Бруклинском мосту возникла дорожная пробка.

Грузовой автомобиль занесло на луже скользкого льда, образовавшегося из воды, вытекшей из перегретого радиатора пассажирского автомобиля, поехавшего незадолго до того, и он ударил в бок пассажирский автобус.

Несчастного случая не произошло, но бампер грузовика пробил дыру в боку автобуса, и потребовалось много времени, чтобы растащить их в стороны.

Могильщик и Эд Гроб ждали в толпе сгрудившихся у места аварии автомобилей и злились. У них было чувство, что время напирает на них, как маньяк с ножом, а они сидят со скованными ногами и связанными руками. Они не могли развернуться назад, не могли протиснуться сквозь пробку вперед, не могли бросить машину на мосту и уйти пешком.

Роман сидел на заднем сиденье в матросской робе и белой шапочке, сдвинутой на затылок, его руки, скованные наручниками, прикрывали полы куртки.

Могильщик посмотрел на наручные часы. Было двадцать минут седьмого. Снег падал по-прежнему.

— Пусть меня лучше ударит в зад боа констриктор, чем сидеть здесь и ждать, когда что-нибудь произойдет, а что — я даже не могу предположить, — горько пожаловался он.

— Все, чего я ожидаю, это чтобы растащили эти две развалины, — проскрежетал Эд Гроб.

Было три минуты восьмого, когда они свернули с Третьей авеню на Восточную 19-ю улицу и начали искать дом, о котором говорила миссис Холмс.

Найти его не составляло особого труда. Это был четырехэтажный дом с фасадом, выложенным плитками из желтой фанеры, над каждым из верхних окон — навесы в мелкую полоску, провисшие от снега. На первом этаже — большое окно, выходящее на газон шириной в три фута. Окно было завешено шторами из бледно-голубого шелка, между которыми можно было разглядеть силуэты людей, двигавшихся в щегольской сарабанде^[5]. Черные ступени вели к двери, покрытой плитами черненой бронзы, вставленными в белую раму. На верхней панели помещался дверной молоток, в форме которого было что-то неясно непристойное. Над входом висел каретный фонарь.

Эд Гроб проехал мимо и остановился поодаль через три дома. Оба полицейских одновременно повернулись и посмотрели на Романа.

— Мы хотим, чтобы ты вернулся к тому дому и спросил Джуниора Болла, — прошепелявил Могильщик.

— Я не понимаю вас, — сказал Роман.

— Дай-ка я растолкую ему, — сказал Эд Гроб Могильщику.

Эд Гроб повторил приказ.

— Да, сэр, — ответил Роман, а затем спросил: — А что я скажу ему, если он там окажется?

— Его там не будет, — сказал Эд Гроб. — Он мертв. Они знают, что он умер, но ты не должен подавать вида, что тебе это известно. Ты только что сошел с корабля и пришел повидаться с ним по этому адресу, который он дал тебе, когда твой корабль приходил в прошлый раз.

— То есть я как бы один из них?

— Это точно.

— Что мне делать, когда они скажут мне, что он мертв.

— Они не станут говорить тебе этого. Они пригласят тебя войти и попросят подождать. Скажут, что они ждут прихода Джуниора с минуты на минуту.

— Что мне делать, пока я буду ждать?

— Черт возьми, парень, откуда ты такой взялся? Это же дом свиданий голубых. Они найдут, чем тебе заняться.

— Я не пойду для этой дряни, — пробормотал Роман.

— Ну что ты за дурень такой? Это тебе не доки. Здесь люди изысканные. Кого, по-твоему, встретишь в стотысячнодолларовом доме в одном квартале от площади Гремерси? Никто на тебя не набросится. Ты просто садись там, пей коктейли и выгляди смущенным…

— Вам это-то не очень трудно.

— Делай вид, что ждешь Джуниора. Затем, минут через пять, начни беспокоиться. Пошарь глазами вокруг. Затем спроси того, с кем ты разговаривал, когда придет мистер Барон.

— Барон! — Роман так и подскочил. — Мистер Барон? Тот человек, что продал мне мой автомобиль? Он должен быть здесь?

— Мы не знаем. Возможно, будет, а возможно, и не будет. Если ты увидишь его, когда войдешь, просто хватай его и зови на помощь.

— Мне не понадобится помощь, — заявил Роман.

— Нет, она тебе будет нужна, — сказал Эд Гроб. — Потому что мы не хотим, чтобы ты изувечил его. Ты просто сгреби его в охапку и начни вопить.

— А что, если он попытается наставить на меня пистолет? — поинтересовался Роман.

— Если ты сожмешь его покрепче, он забудет об этом.

— Если вы готовы, то я готов, — сказал Роман.

— О’кей, — сказал Эд Гроб. — Мы собираемся подъехать поближе и остановиться у следующей двери. Если ты услышишь, как я сигналю — один длинный гудок и два коротких, тут же выходи наружу.

— Да, сэр, но я надеюсь все же увидеть до этого мистера Барона.

— Мы тоже, мы тоже, — сказал Эд Гроб.

Могильщик перегнулся назад через сиденье, отомкнул наручники на запястьях Романа и снял их.

— Хорошо, иди, — сказал он. — Но только помни одну вещь. Ты можешь убежать, но спрятаться ты не сумеешь.

— Я не собираюсь бежать, — сказал Роман.

Они наблюдали, как он своей переваливающейся морской походкой подошел к бронзовой двери и остановился, глядя на дверной молоток, словно не зная, что с ним делать. Они увидели, как он стучит в дверь костяшками пальцев.

— Он, должно быть, никогда не покидал своего корабля, — заметил Эд Гроб.

Могильщик хмыкнул.

Они увидели, как дверь открылась, мгновением позже он вошел вовнутрь, и дверь закрылась. Эд Гроб завел мотор и отогнал машину назад.