Глава 27

Дневник

26 октября 1888 года

Скоро снова подойдет срок, поскольку в этом плане есть обязательные шаги, которые необходимо выполнять. Я отправился на поиски, тщательно используя то, что успел узнать: мне была нужна толпа, простые граждане, полицейские, проститутки, среди которых можно было раствориться. Мне нужно найти короткий путь к темным переулкам. Нужен, по крайней мере, один, а лучше два пути к отступлению. Нужно знать расписание патрулирования констеблей. Я должен оценить все эти факторы, взвесить их и найти идеальный баланс, памятуя о том, что задача неимоверно усложнилась, так как Уоррен выгнал на улицы такое огромное количество «синих бутылок», рассчитывая добиться успеха исключительно за счет числа людей в форме, а также приличного вознаграждения.

Он полный идиот. Во-первых, как это справедливо в отношении военных, полицейских и также инженеров – а Уоррен относится сразу ко всем трем категориям, – они готовятся к тому, что уже произошло, а не к тому, чего еще не случилось. Разгуливая по Уайтчепелу, я видел, что полицейские заполнили все те районы, где я уже наносил удар. Судя по всему, Уоррен вообразил, что я такой раб привычки (словно я остолоп, как и он), что буду и впредь делать одно и то же.

Не нужно было обладать гениальными способностями, чтобы, взглянув на карту, определить, что, кроме встречи с Долговязой Лиз Страйд, продиктованной особыми правилами, все остальные события произошли к северу от оси Уайтчепел – Олдгейт. Поэтому именно там мудрый Уоррен расставил основную часть своих войск. Нельзя было пройти по Уайтчепел-Хай-стрит в поисках кружки пива или яблока у уличного торговца, чтобы не наткнуться на констебля с позвякивающим фонарем и свистком на веревке. Их было так много, что они не видели вокруг никого, кроме самих себя!

Тем временем по мере продвижения на юго-восток ряды «фараонов» редели, рассеивались, и от квартала к кварталу расстояние между ними становилось все больше. Сперва я предположил, что это ловушка и где-нибудь в подвале на Степни-уэй или Клавел-стрит Уоррен спрятал в засаде сотню полицейских, готовых по свистку выскочить и начать охоту во всех переулках района. Однако у него не хватило на это ума. Неужели этот человек настолько туп? Быть может, он просто медленно соображает и со временем поймет собственную глупость; и все-таки ему не хватало гибкости и умения перестраиваться, что настоятельно необходимо для современного полицейского начальника. И кому, как не мне, это знать?

Таким образом, я перенес район своих действий с привычных мест вниз к реке. Для Джека эта территория была девственно нетронутой.

Однако выяснилось, что тут есть определенные отличия. Да, «куколки» и здесь предлагали свои услуги, но улица вела вниз к порту, где у причалов стояли огромные корабли, груженные награбленной на Востоке добычей, посему район стал не только более убогим, но и более насыщенным атрибутами морского дела. В воздухе висела речная сырость, своеобразная разбухшая влага, подобно занавесу опускающаяся на кривые улочки, а дух торговли был чуточку другим; питейные заведения для матросов носили такие названия, как «Русалка», «У боцмана», «К югу от Фиджи» и «Райские острова»; с ними соседствовали опиумные притоны (от одного только запаха у входа начинались галлюцинации) и лавочки, где татуировки наносились на руки, на грудь и, как я увидел у одного типа, на лицо. Если при свете дня взглянуть вдоль некоторых улиц, переулков и проходов между убогими зданиями, можно увидеть частокол мачт, рей и тросов, собранных парусов и марсовых площадок на самом верху этих колоссальных судов, стоящих у Западных доков в Уаппинге или даже еще дальше, у странного полуострова из сырых низин, болот и ручьев под названием Собачий остров, который выступает в Темзу, заставляя ее изогнуться вокруг себя и создавая бесчисленное количество мест для причаливания. В этих доках, именующихся Кэнери-Уорф, Ост-Индская компания, это чудовище, живущее обманом, вооруженным разбоем и беспощадной эксплуатацией, разгружает свои товары; отсюда пряности, шелка, фрукты, рис и что там еще отправляются на продажу простым английским беднякам за стоимость, в шестнадцать раз превышающую их цену в рупиях или иенах, а бедняки наивно считают, что совершают выгодную сделку. Это был главный движитель великого обманщика, на котором держалась наша маленькая прекрасная страна, который следил за тем, чтобы она оставалась, за исключением зловонных трущоб Уайтчепела и его собратьев, счастливой и зеленой, а ее граждане-жертвы пребывали в тупом блаженстве, подобно ассенизаторам.

Я упоминаю об этом, потому что характер толпы несколько изменился – опять-таки отличительная черта. Здесь уже не было господства цилиндров и котелков, а вместо них раскинулось незнакомое море из всевозможных бескозырок и матросских беретов. Под этими головными уборами скрывались скитальцы со всего света, и можно было увидеть круглые глаза, голубые глаза, раскосые глаза, темную кожу, светлую кожу, большие головы, маленькие головы, волосы светлые, черные, рыжие и даже наголо обритые головы – я предположил, это были русские, любящие, чтобы голый череп контрастировал с отвислыми усами, что должно было вселять страх, поскольку все они были широкоплечими здоровяками. Напротив, все реже и реже встречались тупые квадратные симметричные лица коренных англичан. Мне показалось, в воздухе чувствуется запах заморских пряностей, и даже уличные торговцы предлагали фрукты из других уголков земного шара; некоторые из них были настолько необычными, что я сомневался в их принадлежности к нашей планете. Вавилонское смешение языков убеждало меня в том, что я уже не в Англии.

Остро чувствовалось, что здесь все по-другому и обычных мер предосторожности, скорее всего, будет недостаточно для обеспечения безопасности, поэтому я мысленно дал себе зарок осмотреться, затем снова осмотреться, потом осмотреться в третий раз, прежде чем совершать какое-либо действие. Ребята здесь покрепче и больше склонны к насилию, поэтому на мне лежала задача не возбудить толпу моряков, поскольку те могут учинить какое-нибудь грубое правосудие, от которого открестятся полицейские и такой ревностный блюститель закона, как Уоррен. И я запросто окончу свои дни, украшая нок-рею какого-нибудь судна, идущего на всех парусах на юг к острову Ява.

Наконец после долгих раздумий я выбрал квартал, который, возможно, находился уже в Уаппинге, точно так же, как Митр-сквер оказалась за пределами Уайтчепела; поэтому сюда прибудут следователи не из отдела «Эйч», в чьей юрисдикции находится Уайтчепел. Это будет просто замечательно, ибо новые ребята перемешаются со старыми, связь будет отвратительная, начнут выяснять, кто здесь самый главный, руководящая роль инспектора Эбберлайна окажется под сомнением, и все закончится бестолковой суетой в духе сэра Чарльза Уоррена.

Я выбрал улицу, которую можно было покинуть или направившись в одну или другую сторону, или пройдя между домами к соседней, идущей параллельно. Мой замысел заключался в том, чтобы объединиться с какой-нибудь девочкой, провести ее по Уильям в поисках обязательного темного закутка, прикончить ее там и превратить на день-два эту улицу в самую знаменитую улицу западного мира, после чего утром, как обычно, хладнокровно и непринужденно вернуться к цивилизации. Я сообразил, что названия улиц абсолютно ничего не значат; впрочем, этого и не следовало ожидать – они были одинаковыми, похожими друг на друга, крошечные улочки, застроенные убогими кирпичными зданиями, вытянувшимися длинными некрасивыми рядами, ощетинившиеся дымовыми трубами, естественно, плохо освещенные, населенные невидимыми жителями Лондона, которые жили, но чаще умирали в самых мрачных районах огромного города, и никому не было до них никакого дела. Уаппинг? Кто вообще слышал о таком месте? Определенно, никто в «Таймс», «Стар», «Атенеум» или Британском музее. Нелепое название, правда – Уаппинг? Не так ли поступают с непослушным ребенком, устраивая ему хорошую трепку^[45], чтобы тот закрыл рот?

Все шло замечательно до тех пор, пока не пошло наперекосяк.

Я ошибочно полагал, что найти шлюху будет проще простого, однако выяснилось, что это главная проблема. Было поздно, было темно, было пустынно. Думаю, днем, когда я проводил рекогносцировку, народу было больше, однако сейчас на улицах не было никого. Мой первый план выдохся, не успев начаться.

Я понимал, что, когда мне приходилось импровизировать, неприятности происходили с большей вероятностью, как это в очередной раз показало мое бегство с Митр-сквер, и все разумные частицы моего естества требовали отступить и попытать счастья завтра, когда обстановка станет более благоприятной. Однако порой я подобен крысе, возбужденной запахом крови, и, не обращая внимания на благоразумный голос рассудка, я упрямо шел вперед, надеясь на то, что в следующем квартале по направлению к порту меня будет ждать удача и я получу то, чего хочу.

Наконец я дошел до Сент-Джордж, и от Лондона уже почти ничего не оставалось между мной и водой, где стояла на якоре пиратская флотилия, иначе известная как британский торговый флот. Клянусь, я услышал завывание натянутых канатов и скрип дерева. Впрочем, возможно, это была чистая игра воображения. Я не спеша прошел вверх по Сент-Джордж, широкой улице, пропитанной морским духом, и обнаружил, что она запружена яркими образчиками бороздящей океан братии, в беретах и тельняшках. Я быстро сообразил, что резко выделяюсь в своем более цивилизованном одеянии, а это в ремесле убийства является огромной ошибкой.

Она была не старше и не моложе остальных «птичек». Не привлекательнее и не уродливее. Она просто была здесь, фигура с бытового полотна под названием «Вечная уличная женщина», попыхивая сигаретой, прислонившаяся к фонарному столбу, провокационно выставив бедро. Как это, похоже, принято здесь, шею и плечи я увидел несколько больше обычного. Я также подумал, что девушкам законом запрещено стоять неподвижно, однако эта бесстрашная Бесси не выказывала страха перед «синими бутылками». Она рассматривала потенциальных клиентов, а те рассматривали ее, в первую очередь грудь, куда мужчины, вероятно, из коллективного чувства материнской ностальгии, жаждут погрузиться с головой. Ее грудь была огромна и глубока. К счастью, я устроен иначе, и женская грудь, кормящая или уже пересохшая, меня не интересует. С виду она была крепкой, и когда я приблизился, она сосредоточила на мне свой взгляд, а я на ней – свой, и через несколько шагов я оказался рядом, но не около нее. То есть я стоял близко, но красноречиво развернувшись от нее, неопределенно покачиваясь подобно большим кораблям у причала, всего в нескольких десятках шагов отсюда, за темными переулками.

– Ну, дорогуша, как насчет того, чтобы немного повеселиться? – наконец первой нарушила молчание она.

– Возможно, мадам, – ответил я. – В настоящий момент у меня как раз соответствующее настроение.

– Тогда подойдите, чтобы Ивлин смогла на вас взглянуть.

– Охотно, – сказал я и, сдвинувшись с места, выполнил сложный ритуал хождения вокруг нее, чтобы она смогла изучить мои достоинства.

– Вы не похожи на Дерзкого Джеки, – сказала она. – Сейчас девочкам приходится быть осторожными.

– Я полагал, Джек работает дальше по улице.

– Быть может, он, как и вы, спустился сюда, чтобы поглазеть на трущобы. Благородные господа к нам заглядывают нечасто. Здесь по большей части одни матросы.

– Я бы не стал называть мои похождения «глазением на трущобы», дорогая. Для меня все женщины одинаково красивые и одинаково желанные, но, увы, не одинаково доступные.

– Тогда, думаю, это ночь доступности, а не красоты или желания, – сказала она.

Бойкая девчонка, такая за словом в карман не полезет!

– Хорошо сказано, дорогая. В миле отсюда тариф три пенса. А какова цена ближе к Матери Темзе?

– Не могу сделать вам скидку из-за долгого пути пешком, – сказала она. – Не моя вина, что сейчас там наверху все кишит «фараонами». У нас в Уаппинге тоже есть своя честь.

– Значит, три пенса, и мы оба будем счастливы.

– Согласна.

– Идем. Я следую за вами.

Оторвавшись от фонарного столба, она выбросила окурок, и тут я увидел, почему она предпочитала стоять на якоре: она хромала – какое-то искривление в области бедра, вероятно, что-то трагическое из русского романа, о чем я не хотел слышать. Она прошла далеко не щегольской походкой квартал, затем другой и, наконец, свернула между двумя стоящими рядом кирпичными зданиями, откуда мы попали на другую улицу, узкую и темную, и пошли дальше. Еще через несколько шагов я увидел мягко покачивающиеся корпуса двух больших судов, стоявших у причала.

Вокруг было темно, и если не считать вздохов и скрипа отдыхающих кораблей, я ничего не слышал и ничего не видел. Мы находились в проходе между стенами двух больших складов, на брусчатке вдали от оживленного движения. Место было идеальное.

Она обернулась, точно так же, как обернулась Полли, точно так же, как обернулась Энни, точно так же, как обернулась Лиз, точно так же, как обернулась Кейт, и этим поворотом открыла мне свою длинную голую шею. Моя правая рука скользнула в карман сюртука и нащупала шеффилдскую сталь; я увидел нежную кожу, мышцы, сухожилия и определил, где именно нужно нанести удар для наибольшей эффективности.

– А теперь, господин хороший, – сказала она, – если ничего не имеете против, я хочу получить свои деньги.

И в этот самый момент кто-то сильно ударил меня по затылку, и перед глазами у меня разом вспыхнули все звезды неба.