11
Понедельник, 19 июля 2010 года
Я вышла под палящую уличную жару и замерла: в голове у меня опять помутилось. Прислонившись к стене полицейского участка, я прижалась к ней для надежности, чтобы не свалиться на землю, и закрыла глаза. Слух цеплялся за автомобильные гудки. Не знаю, далеко ли гудела эта машина. Вероятно, это было заказанное мною такси. Надо бы взглянуть, но я понимала, что не стоит рисковать, пока в голове серела лишь вязкая мгла. Я не открывала глаз, пока не убедилась, что вернулась в реальный мир в нормальном состоянии. Самое ужасное в этих приступах то, что у меня искажалось зрение. Если не закрывать глаза, то возникало жуткое ощущение бесконечного падения, реальность ускользала из моих глаз, и я неотвратимо погружалась в искаженные глубины иного бытия.
– Конни! – донесся до меня чей-то голос, а потом опять раздались гудки клаксона.
Я узнала этот голос, но не могла вспомнить, кому он принадлежит. Я все еще опиралась на стену, не открывая глаз, когда почувствовала на своем плече чью-то руку.
– Конни, что с тобой?
«Голос сестры. Фрэн», – осознала я.
– Просто слегка голова закружилась, – удалось выговорить мне. – Еще минутка – и я приду в себя. А что ты здесь делаешь? Как ты узнала…
– Позвонила Киту, когда твой телефон сразу перешел в режим голосовых сообщений. Он сказал мне, что хорошо бы подвезти тебя домой.
Я разозлила его, вот он и оставил меня без денег.
– На самом деле пока мы домой не поедем. Пошли в машину, – сказала сестра.
Не поедем домой? А куда же тогда? Я открыла глаза. «Рейнджровер» Фрэн был припарковала на законном месте стоянки возле самого участка, хотя его багажник вылезал в запретную зону. Передние дверцы с обеих сторон были открыты. Их легкое покачивание вызвало у меня воспоминание о волшебной летающей машине из виденного в детстве фильма – его дверцы служили крыльями. Фрэн облачилась в свой излюбленный и единственный, по-моему, выходной наряд: выцветшие джинсы и оранжевая в белую полоску спортивная футболка. Иногда, бывая в ее доме, я видела, как эти вещи сохнут на вешалке, и меня так и подмывало стащить их и выбросить, хотя, в общем, выглядели они еще вполне прилично.
– Я заказала такси, – сообщила я, – надо подождать.
– Забудь про такси. Я позвонила Диане и попросила заменить меня, хотя у нее выходной. Мне необходимо поговорить с тобой… немедленно. Хочешь ты того или нет, тебе придется поехать со мной.
– Далеко ли?
– В чайную «Силсфорд-касл». Выпьем чайку и поболтаем, – с мрачной решимостью заявила сестра.
Ее тон не сулил ничего веселого.
Я позволила ей усадить меня в машину. Салон пропах чипсами и фирменными салфетками «Джонсонс беби» с ароматом алоэ, которыми она все еще пользовалась, несмотря на то, что Бенджи вырос и никаких младенцев в ближайшее время в ее семейной ветви не ожидалось. Я сознавала, что у меня нет никакого права раздражаться по этому поводу. Фрэн плюхнулась на водительское сиденье, перебросив свою сумочку мне на колени, и тронулась с места, не побеспокоившись накинуть ремень безопасности.
– Почему ты выбрала именно «Силсфорд-касл»? – спросила я – Ведь по пути домой множество разных кафе…
– Домой? Что же, интересно знать, ты считаешь домом? – повернув голову, Фрэн взглянула на меня, желая проверить, достаточно ли потрясли меня ее слова.
– Что же?.. – резко повторила я, чувствуя, как от острого страха у меня свело живот. – Что ты имеешь в виду?
Сестра тряхнула головой, словно говоря: «Забудь, неважно».
– У тебя выключен мобильник? – спросила она.
– Нет. Я включила его, когда…
– Выключи. Не спрашивай почему, просто выключи. Я не хочу, чтобы нас прерывали.
Я подчинилась этому распоряжению, осознавая, что, вероятно, мне следовало бы выразить протест, – так среагировало бы большинство людей. Может, со мной что-то неладно, раз мне легче делать то, что сказано, ни о чем не задумываясь?
Почему Фрэн спросила, что я считаю домом?
– Тебе нужно еще раз сходить к врачу, – заявила она, когда мы выехали из центра Спиллинга.
– Какой смысл? Он не обнаружил у меня никаких заболеваний.
– Да, ты не позволила ему копнуть поглубже, – проворчала сестра.
Дальше мы ехали в молчании. Когда Фрэн поставила машину на одном из пяти парковочных мест, выделенных для инвалидов на булыжной мостовой перед «Силсфорд-касл», я не удержалась и сказала:
– Тебе ведь не разрешено здесь останавливаться.
– А мне плевать на разрешение. С точки зрения морального кодекса, всё в порядке, поскольку со мною ты, – пояснила она. – Если твой выход из полицейского участка в полуобморочном состоянии не считается инвалидностью, то я вообще не знаю, кого считают инвалидом.
Мне стало неловко от ее слов, и я в смятении подумала, что случится, когда я выйду из «Рейнджровера». Вернется ли приступ головокружения? Вдруг поблизости не окажется стены, к которой я смогу прислониться?
Фрэн не спросила меня, что произошло в полиции. Должно быть, она знала, зачем я туда приехала.
Выйдя из машины на залитую послеполуденным солнцем парковку, я почувствовала себя прекрасно. Следовательно, выход из помещения на улицу не провоцирует мои приступы, так же как и смена сидячего положения на стоячее. После месяцев самоконтроля мне удалось лишь установить, что приступ головокружения может случиться в любой момент, при любых обстоятельствах – и нет никакой возможности предугадать его. Или предотвратить.
В чайных залах «Силсфорд-касл» царили ароматы корицы, имбирного печенья и роз – они помнились мне с детства. У здешних официанток не изменились и переднички с оборочкой – все такие же голубые с россыпью крошечных розовых бутонов. Не поинтересовавшись моими предпочтениями, Фрэн заказала две чашки лавандового «Эрл Грея» и направилась к круглому столику в углу возле окна. Именно к нему всегда прямиком направлялась мама, приводя нас, детей, на «субботнее угощение», как она называла чаепитие, после нашего утреннего захода в библиотеку.
«Вот и славно, девочки… не хотим ли мы, пока нам готовят шоколадные тортики, вытащить библиотечные книжки и почитать?»
– Зачем ты привезла меня сюда? – спросила я Фрэн.
– Это все из-за Бенджи? – прищурив глаза, она пристально взглянула на меня. – Должно быть, да.
– При чем тут Бенджи?
– Причина твоего раздражения.
– Он меня вовсе не раздражает.
– Если тебе не хочется сидеть с ним по вторникам, то и не надо… только скажи. По правде говоря, нам с Антоном это не нравится даже больше, чем тебе. Не слишком приятно осознавать, что наш сын поступает в твое временное пользование. Чаще всего нам и по вторникам хочется жить своей семьей, но мы не можем… как будто решено и подписано, что по вторникам именно ты должна сидеть с Бенджи; по крайней мере, так иногда кажется. – Фрэн вздохнула. – Сколько раз я подходила к телефону, собираясь позвонить тебе и спросить, не возражаешь ли ты, если на сей раз он останется с нами, и всегда трусливо отступала, боясь обидеть тебя. Смехотворная ситуация. Почему я боялась быть честной с тобой? Всегда боялась.
Я не могла понять, на кого она злится, на себя или на меня.
«Наш сын поступает в твое временное пользование», – эту фразу сестра явно придумала заранее. Они с Антоном наверняка брюзжали, перемывая косточки нам с Китом, вероятно, не меньше, чем мы с ним перемывали их.
После того как я первый раз забрала к себе Бенджи, наша мама радостно заявила: «Это может стать хорошей традицией. Вы с Китом могли бы забирать его вечером по вторникам на всю ночь, давая Фрэн и Антону передышку… к тому же, у вас будет возможность получше узнать его, не говоря уж о практической пользе для воспитания ваших собственных будущих детей». Не имело значения, что думали по этому поводу я или Фрэн: как мама хотела, так и должно было быть.
Но не затащила же меня Фрэн сюда, чтобы обсудить присмотр за ребенком?
– Мне все равно, – сказала я ей, – я с удовольствием готова забирать Бенджи каждый вторник, или забирать его иногда, или никогда этого не делать – меня устраивает любой вариант. Решать вам с Антоном.
Сестра укоризненно покачала головой, словно я сказала не то, что полагалось. Порой мне кажется, и это происходит все чаще и чаще, что я говорю на языке, недоступном пониманию моих родственников. А пояснительный перевод с каждой стороны добавляет нотку провокации, налет обиды, которых и в помине не было в оригинале.
– Тот дом в Кембридже, дом одиннадцать по Бентли-гроув… ты ведь говорила, по-моему, что вы не собираетесь покупать его? – сменила тему Фрэн.
С чего вдруг она так ехидно торжествует, словно уличила меня в чем-то предосудительном?
Я уже открыла рот, собираясь напомнить ей, что не могу позволить себе дом стоимостью в миллион с лишним фунтов, но она опередила меня.
– Вы ведь продаете его.
– Что?
– Брось, Конни, не пудри мне мозги! Это ваш дом. Вы им владеете, ты и Кит. И именно вы выставили его на продажу.
Ничего более абсурдного я еще не слышала за всю свою жизнь. Я даже повеселела слегка и начала смеяться, но умолкла, заметив, что к нам направляется официантка с сервировочной тележкой. Пока она накрывала столик, обеспечивая нас ложками, чайными фильтрами, чашками с блюдцами, молочником и сахарницей, я чувствовала, что Фрэн словно излучает поток нетерпения: ей хотелось поскорее услышать ответ.
– Итак? – продолжила она, как только официантка удалилась.
– Я впервые услышала столь безумное предположение. С чего тебе взбрела в голову такая мысль?
– Не лги мне, Кон. Не знаю, как укладывается в эту историю та уткнувшаяся носом в лужу крови женщина… Может, ты и выдумала ее, хотя не могу понять, зачем тебе понадобилось…
– Не хочешь ли ты заткнуться и выслушать меня? – резко бросила я. – Я ничего не выдумывала; я рассказала вам только то, что сама видела. Неужели ты думаешь, что я ради забавы, не имея никакой серьезной причины, провела целое утро в полицейском участке? Мне плевать, веришь ты мне или не веришь, – я говорила правду. И дом одиннадцать по Бентли-гроув принадлежит вовсе не мне. Его владелица – доктор Селина Гейн. Спроси в полиции, если не веришь мне.
– Тогда зачем тебе посреди ночи просматривать сайт «Золотая ярмарка», если он тебе не принадлежал и ты не могла позволить себе купить его? – спросила Фрэн. – Не прикидывайся, будто ты просто просматривала его ради удовольствия. У вас с Китом определенно есть какая-то заинтересованность в этом доме.
– Откуда тебе знать?
«Черт ее побери! – мысленно выругалась я, – Должна ли я признаться, что она права? А ведь она так и думает, судя по торжествующему блеску в ее глазах. Почему я не умею ловко врать?»
– С чего вдруг такой интерес к дому одиннадцать по Бентли-гроув? – с горечью произнесла я. Проще ведь сердиться на Фрэн, чем на себя. – В субботу, блин, тебя он ничуть не волновал! Я спрашивала тебя, не думаешь ли ты, что мне это могло привидеться… и помнишь, что ты промямлила в ответ? «Не знаю. Не обязательно. Возможно», – вот она, общая сумма твоего отклика, прежде чем все твое внимание вновь поглотил процесс кормления Бенджи ужином.
Фрэн налила нам обеим по чашке чая. Я ждала, как она попытается защитить себя, но сестра лишь пожала плечами.
– А что мне следовало сказать? Я не знала, что думать… Откуда я могу узнать, действительно ли ты видела какую-то мертвую женщину на сайте «Золотая ярмарка»? Мама с папой набросились на тебя с разных сторон… и я, прикинув, что тебе и так досталось от них, решила отойти на второй план, – поставив чашку, она пристально взглянула на меня. – Немного позже тем вечером, уложив Бенджи спать, я сама подключилась к этой «Золотой ярмарке». Пока ты кипятилась из-за моего равнодушия и наверняка охаивала меня перед Китом, я просматривала фотографии дома одиннадцать по Бентли-гроув. Только этим и занималась целый вечер, хотя изображения ничуть не менялись. Вот откуда взялся мой интерес.
«Что-то побудило ее связать этот дом со мной и Китом», – подумала я, с трудом проглотив набранный в рот чай.
– Что ты там увидела? – дрогнувшим голосом спросила я. – Скажи мне!
Почему я сама этого не заметила, что бы то ни было? Ведь я разглядывала его так долго…
– Какая трогательная печаль, Конни, – прозаично произнесла Фрэн, игнорируя мой вопрос. – Копаешься в себе, думая обо всех самое плохое, прячешь свои тайные обиды и негодования, раздуваешь всякие глупости до чудовищных проблем и зацикливаешься на них, вечно стараясь не проговориться о том, что мучает тебя на самом деле… Ты же не даешь никому ни единого шанса показать, что окружающие не так плохи, как ты решила.
– Что ты увидела, Фрэн?
– Ты вздрагиваешь всякий раз, как мама открывает рот, словно она дьявол в кухонных рукавицах. Да, она бывает несносной, но тебе следовало бы поступать так же, как мне: говорить ей, что все поняла, и продолжать делать по-своему, пропустив мимо ушей ее нравоучения. Так же и с папой. Говори уж, если хочешь, что мы тебя бесим, но будь честной, ради бога!
Да, моя сестра хитроумна. По ее словам, у нас нормальная семья, все мы покладисты и уступчивы. Слушая ее, я готова почти поверить, что клан Монков совершенно безвреден, что, при желании, его членам позволено покидать Литтл-Холлинг и они не испытают никакого враждебного воздействия, если предпочтут проявить волю к свободе.
– Скажи мне, что ты увидела, – опять повторила я.
– Сначала ты расскажи мне, – парировала Фрэн, подавшись в мою сторону. – Все расскажи. Что за история с этим… домом одиннадцать по Бентли-гроув? Черт побери, Кон, мы с тобой сестры или чужие люди? Поделись со мной, и я тоже поделюсь! Сделай свой выбор.
– Да. То есть выбора у меня нет?
Сестра ждет, что я откажусь. Похоже, придется удивить ее. Ей хочется узнать все, поэтому я и выдам ей все: не только голые факты, но и малейшие перемены вариантов, все мои метания между разными версиями событий, которые я меняла раз по десять или двенадцать на дню. Повествуя о них, я начинаю испытывать удовольствие. По моему печальному опыту последних шести месяцев я точно осознала, что рассказываемая мной история не приносит ни малейшего вербального удовлетворения, только ставит ряд неразрешимых проблем. Пусть же Фрэн испытает всю глубину моего смятения, пусть приобщится к этим нескончаемым ночным кошмарам. Может, она даже сможет уловить нотки садистской радости в моем голосе, когда я проверяю, не упустила ли я для нее какой-то мелкой подробности?
Когда я наконец умолкла, окончательно выложив всю историю, то обнаружила, что мои надежды смутить слушательницу вовсе не оправдались. Она не выглядела ни потрясенной, ни даже просто удивленной.
– Так ты позвонила ему? – спросила она.
– Кому?
– Стивену Гиллигану… тому адвокату под инициалами «С.Г.», с которым предположительно встречался Кит тринадцатого мая. Ты позвонила его секретарше, таинственной Джоанн?
– Джоанн Бисс. Нет. Я собиралась позвонить, в такси по дороге домой, но потом появилась ты, и мы…
Фрэн уже не слушала. Она выудила свой мобильный телефон и занялась поисками номера Лондонской банковской компании в справочном бюро Кэнэри-Уорф[37]. Я закрыла глаза и в ожидании задумалась о словах Элис, намекавшей, что на самом деле мне не хочется узнать правду о Ките. Права ли она? Хотела бы я позвонить Стивену Гиллигану, если б в итоге оказалась обманутой? Не случился ли у меня приступ головокружения при выходе из полицейского участка только потому, что мне хотелось уклониться от возможности звонка этому Гиллигану?
– Будьте добры, Джоанн Бисс, – сказала Фрэн. – Отлично. С удовольствием подожду.
– Я и сама могла бы позвонить, – заметила я ей, – приехав домой.
Сестра стрельнула в меня скептическим взглядом. Могу себе представить, что именно она подумала.
– Зачем тратить деньги на частного детектива, если я сама могла проследить за квартирой Кита в Лаймхаусе бесплатно? – точно оправдываясь, пояснила я.
– Неужели могла? – бросила Фрэн.
Я ездила туда по вечерам два или три раза, сидела втихаря поблизости. Кит никогда не закрывает шторы в гостиной, а эта квартира на первом этаже. Я звонила ему с ближайшей парковки, притворяясь, что звоню из дома. Я видела его в окне. Разговаривая со мной, он попивал красное винцо – такое же, какое пьет дома. И никто к нему туда не заходил.
«И улыбался он той же самой нежной улыбкой, какой улыбается, когда знает, что я смотрю на него», – мысленно добавила я, будучи не в силах поделиться с сестрой этой подробностью. Его улыбка важна для меня, и я не хотела доверять этого Фрэн.
– Два или три раза еще ничего не доказывают, – пренебрежительно возразила она.
– Кроме того, я часами торчала в машине на Бентли-гроув, дожидаясь, что он выйдет из этого одиннадцатого дома. Но он так и не вышел. – Почему я пытаюсь убедить сестру, что все хорошо, сознавая, что на самом деле все плохо?
Она подняла руку, предупреждая меня о молчании, и приложила телефон к уху. Я слышала, как Фрэн представилась Джоанн Бисс, назвавшись новым сотрудником «Нулли», и спросила о встрече Кита со Стивеном Гиллиганом во вторник тринадцатого мая – состоялась ли она или же была отменена? Она не стала объяснять, зачем ей нужна такая информация, но ее голос звучал с уверенной убедительностью человека, которому нет нужды что-либо пояснять. Мне никогда не удалось бы выдать столь требовательный официальный тон: я стала бы нервничать и фальшивить, и меня, наверное, спросили бы, с какой стати я интересуюсь встречей двухмесячной давности. Немного погодя Фрэн поблагодарила Джоанн и пожелала ей всего наилучшего.
– Кит говорил правду, – разочарованно сообщила она, кладя телефон на стол, – они со Стивеном Гиллиганом встретились во вторник, тринадцатого мая, в три часа дня.
Мне вдруг показалось, словно начал рассеиваться густой туманный мрак.
– Кит мог, конечно, звякнуть Джоанн Бисс и сообщить ей, что надо ответить, – заметила Фрэн. – Времени у него было предостаточно. И даже если он не звонил, даже если инициалы «С.Г.» в его ежедневнике относятся к Стивену Гиллигану, это не означает, что он не крутит роман с Селиной Гейн.
– Это означает, что, возможно, не крутит, – впервые за долгое время с воодушевлением добавила я. – Возможно, их ничего не связывает, совсем ничего – за исключением того, что ее адрес в его навигаторе назван «Дом». И возможно, все-таки не он запрограммировал его. Может, кто-то другой сделал это…
«Продолжай, выскажи все, что думаешь», – мысленно приказала я себе и добавила вслух:
– Ведь и ты могла сделать это. Или Антон.
Как же трудно избавиться от подозрений, если они поселились в твоих мыслях! Гораздо легче переключиться на что-то другое, чем уничтожить их совсем.
– Я даже не собираюсь утомлять себя ответом на эту глупость, – раздраженно бросила Фрэн. – Я или Антон, – проворчала она. – Чего ради, скажи на милость?
Просто из зависти. Потому что мы получаем больше денег, потому что Кит, в отличие от Антона, преуспевает.
– А почему ты так охотно подумала о Ките самое плохое? – напористо продолжила я свою атаку, прежде чем Фрэн успела додуматься обвинить меня в лицемерии. – Почему не сообщила мне, что ты там увидела?
Разве не сказала бы она мне сразу, если б действительно увидела что-то важное? Разве она не достаточно умна и не достаточно лжива, чтобы придумать хитроумный план разрушения моей семьи и психики, столь сложный и изощренный в выборе средств план, что мне не под силу даже догадаться, каков он на самом деле?
Черт побери, Конни, – она же твоя сестра! Ты знаешь ее всю жизнь. Успокойся, не сходи с ума, держи себя в руках!
Фрэн не сумела бы устроить появление женского трупа на экране моего компьютера. Она не имела никакой связи с домом № 11 по Бентли-гроув. Она никогда не бывала в Кембридже: все ее передвижения ограничивались конторой «Монк и сыновья», школой Бенджи, супермаркетом и родительским домом.
– Ты не могла разглядывать фотографии дома одиннадцать по Бентли-гроув более тщательно, чем я, – с дрожью в голосе заявила я. – На тех изображениях нет ничего, связанного с Китом, ничего, что могло бы показать его связь с Селиной Гейн. Ничего. Даже сам дом абсолютно не в его вкусе. Кит не мог бы назвать такое жилье «домом» – это современный, лишенный индивидуальности типовой коттедж, окруженный себе подобными клонами, такими же типовыми современными коттеджами.
– Что за детский лепет, Конни, опомнись! – оборвала меня Фрэн. – Если он воспылал любовью к женщине в том доме, то не будет терзаться из-за нехватки изящных карнизов и потолочной лепнины. Уж не забыла ли ты состояние любовного пыла? – Она притворно ухмыльнулась. – Я уже практически забыла, хотя не совсем еще. И готова тебя заверить: если б я по уши втюрилась в кого-то, то жила бы с этим человеком в любом сарае. В любой бывшей муниципальной квартирке Брикстона или в любом не менее унылом жилище – типа тех отвратительных высоток, – она сморщила нос от отвращения.
Я едва не расхохоталась. Большинство жителей Брикстона сочли бы себя несчастными, если б им пришлось провести даже полчаса в Литтл-Холлинге. За четверть часа они вкусили бы все, что он может им предложить, и, удивившись, почему его обитатели не сбежали еще из этого смертельно-тоскливого зеленого болота, взяли бы курс на ближайший шумный город на скорости сто миль в час.
– Все равно этот адрес в навигатор Кита мог записать любой другой человек, – упрямо заявила я сестре. – Может, кто-то из магазина, как он и говорил.
Неужели я верю собственным словам или готова отказаться от всего, кроме желания победить на сей раз? А если бы Фрэн бросилась защищать Кита, то я, возможно, настаивала бы, что он – изменщик и лжец?
– Если ты не можешь доказать, что он лгал мне… – продолжила я спорить.
– Не могу, – удалось вставить моей сестре. – Слушай, мне показалось, что я увидела кое-что на вебсайте «Золотая ярмарка», только и всего. Может, я ошибаюсь, не знаю. Но я не могу не заметить, что ты не спешишь выяснить, что же это.
– Ох, Фрэн, я вовсе не отрицаю его возможной вины. Просто я взываю к собственному здравому смыслу – пытаюсь спасти мой брак, который последние шесть месяцев старательно разрушала своими обвинениями и сомнениями, – я шмыгнула носом, пытаясь загнать обратно навернувшиеся на глаза слезы. – Я долго мучила Кита… это не преувеличение, поверь мне. Постоянно допрашивала его, не подпускала его к себе в постели… А он вел себя так терпеливо, так понимающе… любой другой на его месте уже бросил бы меня. Знаешь, что я учудила на днях? Вернулась домой из магазина и обнаружила, что он заперся в ванной. Раньше он никогда не запирался на задвижку. И я заставила его открыть дверь. Сначала он отказывался, заявив, что принимает ванну, но я знала, что он врет. Я слышала, как он ходит по ванной комнате. И настояла. Сказала, что уйду от него, если он немедленно не откроет дверь. Подумала, что он заперся там, чтобы позвонить ей – Селине Гейн, хотя тогда я еще не знала ее имени. Когда он повернул ручку и открыл дверь, я ожидала увидеть, что он стоит с виноватым видом и мобильником в руке или пытается смыть его в чаше унитаза, или еще куда-то спрятать. Мне думалось, что я наконец-то завладею его телефоном и обнаружу там ее имя и номер, получив желанное доказательство. Раньше я уже проверяла его телефон и ничего не нашла, но подумала, может, на сей раз… – Я невольно умолкла в растерянности.
Трудно описывать ход мыслей, казавшийся теперь столь чуждым. Все равно что описывать поведение кого-то другого, какого-то безумца.
– Сердце у меня в груди так колотилось, что, казалось, готово было взорваться. И вот возле его ног я увидела сверток оберточной бумаги с надписью: «Счастливого дня рождения» – и фирменный пакет. А еще – скотч и ножницы… – Я закрыла лицо руками. – Бедняга пытался тайно завернуть подарок к моему дню рождения, и никакого мобильника я не увидела. Он хотел сделать мне приятный сюрприз, а я все испортила. Испортила своей же подозрительностью, как уже испортила всю нашу жизнь. Если б кто-то устроил мне подобную сцену, я пришла бы в ярость, но Кит повел себя совсем по-другому. Он старался успокоить меня, настаивал, что все хорошо, что мой подарок по-прежнему остался тайным сюрпризом.
«Ты узнала лишь, что пакет от фирмы “Чонгололо”, – сказал он тогда, – но даже не представляешь, что может быть в свертке. А может, пакет вообще даст тебе ложную подсказку. Ведь на самом деле тебе неизвестно, что может быть в нем спрятано».
– Ради бога, прекрати укорять себя! – взмолилась Фрэн. – Дай-ка я покажу тебе, что увидела на сайте «Золотой ярмарки». И увидев это, ты сама решишь, захочешь ли продолжать верить Киту. Пойдем. – И она встала из-за стола.
– Далеко ли мы собрались? – спросила я, машинально последовав ее примеру.
– Рядом, в библиотеку. Там мы сможем выйти в Интернет.
«Это хорошо, – мысленно сказала я, когда мы направились вниз по спиральной каменной лестнице и вышли из чайной “Касла”. – Пусть Фрэн разыграет свою козырную карту, какой бы она ни была. Я-то уверена, что на тех изображениях дома одиннадцать по Бентли-гроув нет ни малейшего признака связи с Китом, поэтому мне нечего бояться».
Мне не верилось, что Фрэн с такой готовностью согласилась с его изменой. Как она посмела?!
«Неужели мы вернемся в наш стеклянный дом с сумкой, набитой камнями?» – подумала я, сделав свой вывод из популярной пословицы[38].
– Кстати, о «Чонгололо»: где сейчас твое розовое пальтишко? – спросила сестра, пока мы пересекали мостовую, следуя к библиотеке.
– Пальто? – удивилась я. – Сейчас же тепло, на случай, если ты не заметила.
– Так где оно?
– Понятия не имею. Вероятно, в моем гардеробе.
– Оно же ярко-розовое, Кон! Если б оно висело в твоем гардеробе, ты видела бы его каждый день… оно бросалось бы в глаза.
– Может, оно висит на крючке ближе к задней двери… С чего вдруг такой интерес?
– Мне захотелось одолжить его у тебя, – с наигранной небрежностью сказала Фрэн.
– В июле?
– Ты уже сто лет не надевала его, – настаивала сестра, не глядя на меня. – Может, даже успела выбросить.
– Нет, не успела… Ах, вспомнила, где оно, – в машине Кита, за задними сиденьями, положено за подголовники! Оно лежит там уже пару лет. Я вытащу его для тебя, если хочешь. Но мне казалось, тебе не нравится розовый цвет.
Фрэн с застывшим выражением лица вошла в библиотеку. Мне хотелось еще поспрашивать ее, но она уже деловито пыталась привлечь внимание библиотекаря. Справа от главного входа стояли четыре прямоугольных серых стола, сдвинутые вместе, чтобы за ними могло поместиться больше народу. Вокруг них сидели двадцать с лишним человек – в подавляющем большинстве женщины среднего и пожилого возраста и один молодой мужчина с невероятно, на мой взгляд, крошечной бороденкой. Все они пили ярко-оранжевый чай из пластиковых чашек и наперебой болтали друг с другом. Должно быть, это было собрание читательского клуба. На столах были разложены экземпляры одной и той же книги в пластиковых обложках под названием «Если никто не говорит о замечательных вещах»[39].
Мне хотелось бы вступить в читательский клуб, но не в Силсфорде. Возможно, в Брикстоне.
В детской секции суетилась компания мамашек, призывающих к тишине своих хихикающих и визжащих малышей. Когда мама приводила сюда нас с Фрэн, мы умолкали с момента вхождения в эти стены и не раскрывали ртов до момента выхода на улицу. Общались мы жестами и кивками, пребывая в ужасе от того, что библиотекари выгонят нас, если мы посмеем открыть рты. Должно быть, мама постаралась как следует запугать нас. Помню, как другие дети с восторгом перешептывались о том, какие книги Энид Блайтон[40] они уже прочитали, а какие еще нет, и я обычно удивлялась, почему же они настолько неустрашимы.
Фрэн поманила меня к себе. Сознавая, что мне вновь предстоит увидеть дом № 11 по Бентли-гроув, я с трудом заставила себя подойти к монитору. На один безумный момент мне вдруг представилось, что из-за книжных полок выходит Селина Гейн и уличает меня в виртуальном преследовании: «Почему вы по-прежнему разглядываете мой дом? Почему никак не оставите меня в покое?»
Собравшись с духом, я встала за спиной Фрэн, ожидая, когда она щелкнет по кнопке виртуальной экскурсии. Но вместо этого сестра выбрала соседнюю кнопку: «Обзор улицы». Она щелкнула по изображению еще раз, и увеличенная картина заполнила весь экран. Изображение выглядело слегка размытым – видимо, потому что снимали из движущейся машины.
– Это другой номер, – сказала я. – Дальше, на другой стороне улицы… возможно, двадцатый дом.
На изображение накладывались знаки белых линий со стрелками, показывающие направления увеличения и уменьшения номеров домов. Они скрывали номер самого дома, но я практически не сомневалась, что обзор дошел до двадцатого дома. Типичные клоны домов на Бентли-гроув мог различить только тот, кто проводил в их компании почти каждую пятницу на протяжении полугода: я знала там узор каждой занавески и бисерные украшения каждой шторы.
– Так давай развернем картину и найдем одиннадцатый номер, – предложила Фрэн, ловко управляя мышкой. Я следила за тем, как начала кружиться Бентли-гроув.
Кружащаяся дорога, кружащаяся гостиная… Кружащаяся мертвая женщина в луже крови.
Вцепившись в спинку стула сестры, я мысленно приказала своему головокружению прекратиться, не мешать мне сейчас. К моему удивлению и облегчению, приказ сработал. Теперь мы видели нужную сторону.
– Немного левее, – сказала я Фрэн, хотя она не нуждалась в моих указаниях.
Должно быть, сестра отрепетировала показ еще дома. Она щелкнула по белой стрелке, и мы перенеслись к дому под номером девять. Входная дверь была открыта. В проеме – размытые силуэты пушистых седых волос и красного домашнего халата: там, на пороге своего дома, стоял тощий сгорбленный старик. В руках у него была прогулочная трость. По-моему, без нее ему не удалось бы сделать и пары шагов. Мне часто приходилось видеть его там во плоти… вернее, в том, что от нее осталось, учитывая, что он выглядел лет на сто пятьдесят. Еле ковыляя, старик вечно брел к своим многочисленным мусорным контейнерам, которые вздымались кругом, подобно Стоунхенджу, посреди его палисадника. Все прочие обитатели Бентли-гроув, без исключения, держали свои контейнеры в гаражах.
Я ждала, когда Фрэн вновь щелкнет по белой стрелке, чтобы показать следующий дом, но она не стала этого делать. Обернувшись, взглянула на меня.
– Это же номер девять, – заметила я, – а не номер одиннадцать.
– Забудь ты про тот дом. Взгляни на машину, припаркованную возле тротуара. Номерной знак выглядит размытым, досадно, но даже при этом…
Во рту у меня вдруг появился противный кислый привкус. Мне хотелось сказать Фрэн, что она смехотворно подозрительна, но я не могла говорить. Мне необходимо было собрать все силы, чтобы подавить заполнившие меня страх и ужас.
Нет. Она ошибается.
– Едва разглядев номер машины, – заявила Фрэн, – я подумала: «Они смотрели этот дом. Держу пари, даже предложили свою цену». Потом я вспомнила, как ты торжественно заверила маму с папой, что вы не собираетесь покупать его, и подумала, не потому ли, что вы уже его купили. Должно быть, теперь вы продавали его… и поэтому ты так заинтересовалась этим конкретным домом. Признаюсь, меня занесло. Я решила, что вы с Китом давно стали тайными миллионерами, скрывая это от всех нас.
Фрэн изрекла последнюю фразу с небрежной заносчивостью. Неужели она радовалась?
– Конечно, если б это был ваш дом, то вы припарковались бы на подъездной дорожке, а не на улице, – добавила она. – Не знаю, почему я сразу не додумалась до этого. У всех домов на Бентли-гроув вполне широкие подъездные дорожки. Почему же Кит не захотел припарковаться прямо перед входной дверью одиннадцатого дома?
Скажи ей. Скажи, что она говорит ерунду, что ты больше не желаешь слышать об этом.
– Он бы не сделал этого, если б ему не полагалось быть там, – продолжила сестра, выпаливая слова, как из пулемета. – Ему не хотелось, чтобы кто-то мог уличить его в связи с Селиной Гейн. Вот он и подъехал к тротуару возле ближайшего дома…
– Это еще ничего не значит, – умудрилась вымолвить я, прежде чем в голове у меня помутилось, и все мои мысли растаяли в вязком тумане.
Пусть они исчезнут, пусть все прекратится!
Серое облако накрыло меня и потянуло вниз. В полной беспомощности я поняла, что приказ не сработал. Я осознала то, что отчаянно хотела выкинуть из головы: образ машины Кита возле тротуара на Бентли-гроув, и через заднее ветровое стекло отчетливо видно мое розовое пальто от фирмы «Чонгололо», лежащее за подголовниками кресел задних сидений.