Глава 3.
Скромная вилла, каких много в одном из тихих приморских городков Кипра…
Однообразные будни Кати и Кирилла состояли из купания в маленьком бассейне, бесед о жизни, учёбе, поглощения заморских фруктов и прочих экзотических вкусностей, каждодневного массажа, вечерних прогулок по набережной и томительного ожидания сообщений из Москвы…
Прогулки к бирюзовому морю, шелестящему крупным песком берега или колыхающему в других местах буро-зелёные водоросли на больших и мокрых, как гиппопотамы, камнях, были их любимым занятием.
Вопрос с видом на жительство на год решился, как и говорил отец, довольно просто – открытием кроме них никому не нужной офшорной компании, коих на Кипре великое множество…
Расторопный адвокат и бухгалтер за сравнительно небольшие деньги оформили всё по закону, и тогда другой закон давал им право пребывания в государстве ровно год, естественно, с правом продления. Такое же право получали и купившие здесь недвижимость.
Вот эти два закона, не считая свадьбы с местным гражданином, и использовали в основном иноземцы, подолгу тут обретающие, о коих автор сразу в предисловии и проинформировал читателя.
Мудрость этих и многих других местных законов, позволяющих бедному ресурсами государству иметь высокий уровень жизни своих граждан, восхищала не один пытливый русский ум, отчего становилось обидно за свою державу.
Редкие письма по e-mail от секретарши Германа были пока единственным по его просьбе средством сообщения. Судя по ним, дела его обстояли неплохо, и по их, по делам, закруглении он-де непременно присоединится к ним.
В один из тихих тёплых вечеров, когда они пили чай на уютной веранде и любовались быстрым закатом багряного солнца в тёмно-синее море, вдруг как-то особенно громко и надтреснуто затрезвонил Катин сотовый телефон.
И как гром среди ясного неба взволнованный голос секретарши:
– Взорвана машина мужа, по дороге в больницу он скончался, всё потеряно, не вздумай пока возвращаться, устраивайся там, рассчитывай на себя!!!
И всё…
Как?! Что?! После секундного замешательства Катя судорожно бросилась звонить по этому телефону – связи не было…
– Что, мам?! – с волнением от выражения её лица спросил Кирилл.
– Папа погиб… – дрожащим голосом только и смогла произнести Катя.
И тут же её пронзила мысль: «А ведь для Кирилла это известие во сто крат тяжелее!» Инстинктивно прижала его голову к груди и дала волю слезам…
Кирилл не плакал, но слёзы беззвучно текли сами: от горя, от обиды на судьбу, от жалости к матери.
Больней всего было чувство бессилия, что такой он не сможет заменить отца и станет для матери обузой и, конечно же, прощай, учёба…
Им обоим, прижавшимся друг к другу, вдруг подумалось, что, оказывается, в целом мире их только двое, только двое в этом огромном и безжалостном мире…
Спустя какое-то время страшное известие дополнилось растерянностью: что теперь делать?!
Возвращаться? К кому?! К чему?! И почему нельзя?! Катя была уверена, что какая-то дополнительная информация обязательно появится, а что пока…
Приятельниц своих холёных ей почему-то не хотелось подключать, из близких родственников в России у неё была двоюродная сестра, кое-какие отношения Катя с ней поддерживала.
Сестра бедовала где-то в подмосковном селе со своим мужем-чернобыльцем и, естественно, реально помочь им ничем не могла. А вот добыть информацию о случившемся, пожалуй, сможет.
Эта была первая рассудительная мысль, которая как-то сразу Катю мобилизовала. Здравомыслящая от природы, она тут же поняла: надо отвлечь Кирилла такими деловыми разговорами.
– Можно написать сестре, дать координаты и попросить что-нибудь узнать, после этого решать вопрос о возвращении – это первое. Второе: пока попробуем жить здесь.
– Как?! – спросил Кирилл. Приём сработал. – Ты же знаешь, все деньги со счёта забирать нельзя, иначе лишимся вида на жительство. Ну, можно попробовать продать марки…
– Нет, я пойду работать.
– Какая работа?! Тебе нельзя работать, ты что, забыла?!
– А я нелегально, я же умею делать массаж, я сильная. А за тобой дом и учёба… Попробуем… – уже утверждающим тоном закончила Катя.
Кирилл промолчал, сплошной гул в голове мешал собраться с мыслями…
Время было позднее, вскорости решили идти спать, как в детстве, уснули в одной кровати…
Проснулись раньше обычного. Позавтракав, сразу взялись за дела: Катя села писать письмо сестре, Кирилл делать объявления для мамы об услугах массажистки.
Ближе к обеду Катя пошла опустить письмо, в супер за продуктами и заодно в определённых местах повесила свои объявления.
Надо сказать, заботиться о своём здоровье среди иностранцев здесь было модно. Люди с деньгами, жизнь удалась, так что продлевать её любыми путями – значит продлевать себе удовольствие.
Поэтому в течение недели у Кати набралось достаточно клиентов, чтобы денег хватало на аренду жилья и на питание, ещё и репетитором английского предлагали.
Денег хватало, а сил хватит? Пациенты, как правило, все с крупными телами, и больные, и капризные. Выматывали изрядно, а отдыхала она, носясь по городку от одного к другому. Добросовестность и сострадание (в стройотрядах матерью Терезой звали) не позволяли халтурить, забирали силы и добавляли авторитет…
Месяца через три такой жизни пришло письмо от сестры, на удивление сколь толковое, столь и безразличное. Богачей-фирмачей она ненавидела, маята с больным мужем изрядно поистрепала ей нервы…
Из письма следовало, что по слухам трагедия с мужем – дело рук его ближайшего конкурента. Он же сделал всё так, что и дом, и фирма перешли к нему, так что теперь Катя такая же нищая, как и она…
А лето, мол, дождливое, и в огороде всё помокло, и чем скотину кормить – ума не приложит, и льготы чернобыльцам опять сволочи урезали – это Катя уже читала как беллетристику. Да и события с мужем, как и погода в России, оригинальностью не отличались…
Кирилл с остервенением налёг на учёбу, не зная пока, как и где будет сдавать экзамены на аттестат зрелости. Дом, участок, бассейн он содержал в образцовом порядке. Крутился на коляске то со шваброй, то со щёткой, юношеской энергии в нём было явно на обе половины тела…
Появился у него друг местный – шалопаистого вида Гунька – от слова гундосый, как он сам разъяснял, а вообще Гена, спрятанный на Кипр от армии заботливым и не бедным папой, правда, в настоящий момент пребывающим под следствием в камере предварительного заключения, как все не сомневались, временно.
Личностью Гунька был колоритной: худой, как велосипед, в пёстрой и очень просторной одежде, которая, трепеща, неслась за ним по ветру, когда он, ссутулившись и вцепившись в руль, стрекотал по городку на своём мотороллере.
Не исключено, что папа Гунькин был нефтяным магнатиком, что, однако, не мешало самому Гуньке, лихости и крутизны ради, заправлять свой мотик, сливая по вечерам остатки бензина из шлангов на заправках самообслуживания.
Бак два литра набирался запросто.
Большие Гунькины губы говорили о его влюбчивости, а крупные очки и соответствующий жаргон выдавали в нём знатока ПК и прочей оргтехники. По его же словам, местный Интерколледж по нём просто обрыдался. Толковый, в целом, парень…
Беседы ребят были насыщенны, разносторонни и явно доставляли им обоим немалое удовольствие. Гунька, конечно, хотел знать, что же с Кириллом произошло, но он тактично дожидался, пока Кирилл сам захочет об этом рассказать.
– Да ничего особенного, поспорили с ребятами, а можно ли проглотить пряник, если висеть на перекладине вниз головой.
– Ну и что, проглотил?
– Проглотил, только потом вдруг ноги с перекладины сорвались…
– И чё?!
– Чё-чё… Я и воткнулся головой в пол, вот чё, очнулся в больнице вот такой…
– Ни фига себе, пряник, что ли, перевесил?
– Скорее мозги дубовые…
После пятисекундного обалделого представления картины:
– А почему пряник-то?!
– Почему-почему, потому что супа под рукой не оказалось!
– Во дела…
– Твой-то папашка что, народные богатства разворовывает?
– Почему разворовывает? Он вкалывает по-чёрному, работу даёт, налоги кое-какие платит, благотворительностью занимается – хозяин он, в любом деле должен быть хозяин.
– А в тюрьме почему?
– Дык, из власти кто-то и хочет у него чего-нибудь оттяпать и тоже стать хозяином, когда из властей попрут. Отобрать же легче, чем заработать. Да выпустят его скоро, куда они денутся, кто-то ж должен работать… Не, папанька у меня клёвый. Тока штрафует люто.
– Кого штрафует?
– Да всех подряд, кто проштрафится, и меня в том числе. Вот перед отъездом подарил мобильник крутой с фотиком, а потом отобрал, видишь вот, с каким старьём теперь хожу…
– И чего утворил?
– Да пошутил неудачно. Достал там меня men один по телефону: звонит и звонит – кур, говорит, отправлять? Ошибка, говорю, уважаемый, не туда попали; через некоторое время опять: кур отправлять? Каких, говорю, кур? Номер внимательно набирай! И так десять раз на день! Ну, и достал: отправляй, говорю… На следующий день факс домой пришёл: куры отправлены, о получении сообщите… Папашка вечером прочитал, зенки вытаращил: какие куры?! Вот и я, говорю, у него всё спрашивал: какие куры? А уж когда он всё узнал, тут мой крутой Sonik со мной и расстался… Ладно, полетел я, а то мотик мой замёрзнет…