на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню



V

«Как Вам, должно быть, уже известно, во второй половине девяностых годов прошлого столетия я изучал провинциально-римскую археологию и антропологию в Инсбруке и был настолько увлечен избранной мною наукой, что не нуждался ни в комфорте, ни в деньгах. Все мои скромные доходы я тратил на книги, которые не мог отыскать в библиотеках, и снаряжение для археологических экспедиций, членом которых неизменно являлся. Каждое лето и начало осени я проводил в походах, был занят раскопками и исследованиями, а зимою не пропускал ни одной научной конференции на интересующие меня темы, проходившей в Европе. Впрочем, все это не так важно и прямого отношения к приведшим меня сюда обстоятельствам не имеет, однако Вы должны знать, что я, на основании своего опыта в поисках таинственного, не так уж слаб характером и душою, чтобы позволить всякого рода неожиданностям выбить меня из колеи и заставить бредить. То, что нам иной раз случалось находить в наших экспедициях, и трудности, которые пришлось преодолевать, сделали из меня человека скорее невосприимчивого к чудесам и скупого на фантазии. Потому я и настаиваю на том, что рассказ мой о событиях последних дней – чистейшая правда, а не болезненный симптом.

Извините, что отвлекся. Так вот, постепенно я угомонился, насытился дорожными приключениями и пришел к мысли, что пора устраивать и материальную сторону моей жизни, то есть позаботиться о достойном месте работы. Поскольку, как Вы сами понимаете, специальность моя достаточно редкая, я вряд ли имел шансы на так называемом «свободном рынке» и вынужден был искать свой хлеб при каком-нибудь научном учреждении. Однако хоть я и мог похвастать блестяще защищенной диссертацией, образцовой дисциплинированностью и достаточной для ученого скромностью, в Инсбруке мне места не нашлось: руководство университета предпочло не занимать единственную свободную вакансию иностранцем, и я вынужден был покинуть полюбившийся мне город, удовольствовавшись столь же горячими, сколь и лицемерными, заверениями моих бывших коллег-профессоров о готовности «дружить со мной научно и не терять контакта».

Некоторое время я был без работы и подумывал уже о переквалификации, когда мне повезло: в университете Вюрцбурга освободилось место в одной из антропологических лабораторий факультета культуры и географии, и тот, кто отвечал за набор сотрудников, наткнулся на мою анкету. Меня пригласили на собеседование, и неделей позже я уже состоял в штате, имея возможность не только снять квартиру поприличней, но и заняться тем, что меня интересовало.

Должен сказать, что во время раскопок и при изучении найденного более всего привлекали меня не вещи, характеризующие исследуемую эпоху, навроде наконечников от стрел или бесконечных осколков всяких там глиняных горшков, а человеческие останки, кости. Мысленно я всегда пытался представить себе внешность тех людей, черепа которых держал в руках, нарисовать образ того мужчины или той женщины, что когда-то, как и я, были жителями этой планеты, передвигались, разговаривали и заботились о ежедневных пустяках, а теперь вот служат своим любопытным потомкам материалом для исследований. Эти мысли полностью поглощали меня, я мог целую ночь напролет разглядывать какой-нибудь мало-мальски сохранившийся череп, гадая, какой формы были у этого человека уши, и имел ли он сросшиеся брови. Я стремился рассмотреть в мертвых костях прошлую жизнь, душою прочувствовать ту эпоху, к которой они принадлежали. Опасаясь недоумения со стороны сокурсников и ученой братии, я никому не рассказывал о своих мыслях – ну, разве только вскользь – и мечтал лишь об одном – получить возможность проводить серьезные исследования в этом направлении.

Не могу выразить, как рад я был выпавшей мне удаче! Работа в антропологической лаборатории позволяла мне заниматься именно тем, о чем я мечтал, и, даже если днем я должен был делать что-то другое, то вечера и ночи были в моем распоряжении, как и все оснащение нашей лаборатории. Начальник кафедры был человеком боязливым, но податливым и не воспрещал мне этого, так как работу свою я знал хорошо, нареканий не имел, а стремление к науке всегда приветствуется.

Я опущу в своем рассказе период бесплодных попыток добиться желаемой информации от костей и черепов, за который я перепробовал все возможное и исчерпал свою фантазию, изобретая все новые и новые способы исследования. Я с великим тщанием изготавливал зарисовки, малевал эскизы и делал слепки, надеясь получить первоначальный облик тех, чьи останки попадали мне в руки, однако никогда не был удовлетворен результатом. Определение расы и пола человека по форме его черепа давно уж было, что называется, «отшлифовано» и использовалось в различных областях знаний, начиная от истории и заканчивая криминалистикой, но не этого мне хотелось. Я надеялся изобрести способ восстанавливать точный облик персоны, в мельчайших его деталях. Мне мечталось получать слепки такого качества, чтобы возможным стало даже различать близнецов друг от друга, не говоря уж о просто похожих между собой особях. Пробившись несколько лет в бесплодных научных судорогах, я уже почти отчаялся, когда судьба пошла мне навстречу, развивая компьютерные технологии.

На одной из рождественских служебных вечеринок я, спасаясь от скуки, разговорился с молодым программистом по имени Жак, также горящим желанием сделать что-то необычное в своей профессии и не желающим подаваться в модные ныне компьютерные дизайнеры или хакеры. В свободное время он занимался созданием обучающих программ и интеллектуальных игр, на службе же трудился в отделе электронной обработки данных, создавая видимость собственной необходимости. Когда я, побужденный хмелем выпитого, поведал ему о своих разработках и трудностях, Жак очень воодушевился и сказал, что идея моя кажется ему интересной, и он с удовольствием поможет мне в ее реализации. На мой вопрос, каким образом он сможет это сделать, парень ответил, то основные компоненты требуемой компьютерной программы уже «засветились» у него в мозгу, и, как только он ее напишет, то даст мне знать. Итак, он дал мне новую надежду, и мой начавший было блекнуть энтузиазм разгорелся с новой силой.

Не стану утомлять вас подробностями разработки программы и доведения ее до зрелого состояния, равно как и нюансами моих дискуссий с руководством факультета по поводу финансирования некоторых «проблемных аспектов» моей идеи, как, к примеру, приобретение лазерного сенсора и заказ специальной камеры-шлема, в которую я собирался помещать исследуемые черепа. Важно лишь то, что я смог-таки убедить наших бюрократов в реальности и полезности нашего с Жаком изобретения, а поскольку требуемая сумма не была такой уж большой, я ее получил.

Когда я закреплял в камере-шлеме первый череп, я был вне себя от волнения, а после того, как на мониторе появился четкий, во всех деталях, портрет скуластого человека азиатской наружности, я просто обезумел от радости. Куда было моим глиняным слепкам до современных технологий! По мельчайшим, микроскопическим повреждениям черепа программа распознавала даже шрамы и следы фурункулов на лицах этих людей и, как мне показалось, даже выявляла и отображала наиболее частые их эмоции. Поскольку процесс создания изображений, по сути, напоминал изготовление посмертных масок, пусть и цифровых, Жак назвал свою программу просто «Слепки». Под этим названием он ее также запатентовал и выставил на рынок, однако, учитывая высокую специфичность изобретения, миллионером пока не стал. Криминалистическим лабораториям не хватало подтверждений действенности конструкции, и до получения оных они предпочитали воздерживаться от траты денег».


Тут Шписс попросил налить ему стакан воды из графина, а доктор Коршовски, воспользовавшись паузой, неожиданно подтвердил правдивость его повествования, рассказав, что читал статью об этом изобретении в одном из журналов по криминалистике. Автор статьи, правда, не упоминал имен изобретателей, но, быть может, Коршовски просто не обратил на них внимания. Напившись, антрополог поблагодарил практикантку и, отставив стакан, продолжил свой рассказ.


«Так вот, все это была лишь предыстория, рассказанная мною для того, чтобы Вы могли себе представить, какими возможностями я обладал, когда все это случилось. Система, состоящая из камеры-шлема с лазерным сенсором и программы обработки полученных данных, работала без перебоев, позволяя мне получать отличные результаты. Наигравшись вдоволь, я перешел к серьезным работам по антропологии и опубликовал несколько статей в научных журналах, но это к делу не относится.

Субботним утром, несколько дней назад, в моей квартире раздался звонок. Я только что проснулся и был удивлен столь ранним визитом, так как никого не ждал, а время было неподходящим даже для посыльных и почты. Мое удивление возросло, когда в динамике домофона я услышал голос одного моего приятеля, Лукаса Барлоу, с которым играл время от времени на бильярде и встречался на вечеринках. Он трудился инженером на какой-то фирме и был, в общем, неплохим парнем. Я ничего не имел против того, чтобы выпить с ним чашку кофе или бутылку пива в субботу, однако предпочел бы, чтобы встреча состоялась в подходящее время и после телефонного звонка, а не ранним утром, когда я еще стою в трусах и лишь подумываю о душе. Вы понимаете меня?

Люк был не один. Когда я открыл дверь, то увидел за его плечом Карин, его подругу, с которой они собирались пожениться. До этого я видел ее лишь несколько раз, но девушка, помнится, произвела на меня большое впечатление как своей манерой держаться, так и зрелыми рассуждениями на довольно необычные для слабого пола темы. Она работает не то психологом, не то психиатром в одной из клиник и могла бы быть вашей коллегой. Помню, Лукас очень хвастался успехами своей невесты, но мало обращал на нее внимания, что для него характерно. Как я уже упоминал, он неплохой парень, но довольно эгоистичен и чересчур увлечен собою.

Впустив гостей в квартиру, я предложил им пройти в гостиную и выпить чего-нибудь, пока я привожу себя в порядок. Увидев мою взъерошенную голову, Лукас несколько смутился и попросил прощения за ранний визит, сказав, что никогда не позволил бы себе такой бестактности, если бы не важность и срочность дела, которое он ко мне имеет. Это заинтриговало меня, и спустя десять минут я присоединился к молодой паре, сварив кофе и поздравив их с состоявшимся несколько дней назад бракосочетанием, о котором они мне только что поведали. Я шутливо пожурил их за то, что не был приглашен на свадьбу, и они, смеясь, ответили, что непременно сделают это в следующий раз.

Установив таким образом непринужденную атмосферу, я принялся потчевать гостей шоколадными кексами и «Сникерсом», в ожидании того момента, когда Лукас соизволит заговорить о своем срочном деле. От меня не укрылось, что оба они – Карин в большей степени, чем ее муж – покрыты отцветающими синяками и ссадинами, которые они пытались скрыть под одеждой или слоем пудры. Это обстоятельство усилило мое любопытство, но я терпел и ничего не спрашивал. Наконец, вздохнув и переглянувшись с женой, Барлоу поведал мне об их неудавшемся свадебном путешествии и тех испытаниях, что выпали на их долю в Альпах. Маленький самолет, на котором они вылетели из Фильсхофена на один из горных южнотирольских курортов, стал жертвой непогоды и потерпел крушение. Какое-то чудо спасло их, позволив отделаться ссадинами и ушибами, и Карин, улыбаясь, рассказала мне, как, оставшись без обуви, обматывала свои ноги обрывками брезентовой куртки пилота, тело которого так и не было ими обнаружено. Израненные, они брели всю ночь и половину следующего дня по снегу, ориентируясь на видимый вдалеке клочок зелени, и даже провалились в какое-то ущелье, второй раз чудом выжив. Теперь они говорили о своих приключениях с ноткой веселости в голосе, подтрунивали друг над другом, вспоминая свой тогдашний страх, и произвели на меня неизгладимое впечатление своей выдержкой и умением бороться. Эти-то качества и позволили им в конце концов достичь цивилизации – изможденные и едва стоящие на ногах, они достигли той зеленой долины, что служила им ориентиром, и единственного расположенного там горного пансионата, откуда и была вызвана помощь. Карин все время теряла сознание, и врачам пришлось изрядно повозиться с ней, Лукас же, который чувствовал себя несколько лучше, заботился, по собственному признанию, о том, чтобы не потерять свою завернутую в тряпичный узел находку. На мой вопрос, о какой находке он говорит, парень рассказал мне о найденных ими в одном из ущелий останках самолета, потерпевшего крушение – судя по ржавчине и находящимся в нем скелетам – несколько десятилетий назад и до сих пор ни кем не обнаруженного. С помощью супруги он постарался описать мне самолет во всех деталях, и я смог подтвердить его предположение, что речь идет, скорее всего, о частной прогулочной машине, и уж во всяком случае, не о военном аппарате времен второй мировой войны. Я также в полной мере разделил его точку зрения о прискорбности того факта, что родственники погибших так и не узнали об их судьбе и не смогли похоронить тела. Я был согласен с тем, что ритуал прощания с умершим позволяет внутренне «закрыть тему» и жить дальше, в случае же неясности мысли об этом никогда не покидают близких, а порою и мучают.

Лукас выразил радость по поводу того, что я его понимаю и перешел к изложению своей просьбы. Поскольку-де он человек сердобольный и желал бы помочь родственникам несчастных погибших избавиться от мук неизвестности, он просит меня произвести исследование принесенных им черепов на «том аппарате, о котором я ему рассказывал» и получить электронные слепки, а проще говоря – портреты жертв катастрофы, с тем, чтобы потом разместить эти изображения во всех мыслимых средствах массовой информации, где они смогут быть опознаны членами их семей. С этими словами он осторожно вынул из большой полотняной сумки (такой, знаете, с которыми хозяйки обычно ходят на крестьянский базар) два прекрасно сохранившихся человеческих черепа, каждый из которых был обернут тряпицей, и поставил их передо мной на стол. Заметив, что я заинтересовался его историей и разглядываю черепа с видимым любопытством, он расслабился и откинулся на спинку дивана.

Знал бы ты, чего мне это стоило, Алекс! Жена мне всю плешь проела из-за того, что я все же решился забрать черепа, – он протянул руку и весело потрепал Карин по плечу. – Я же объяснил ей, что, невзирая на наше собственное невзрачное положение, наш долг – разгадать загадку той авиакатастрофы и установить личность погибших. Думаю, теперь и она не жалеет о том, что я тогда оказался непреклонен и взял их с собой. Не правда ли, зайка?

«Зайка» кивнула, но вид у нее был почему-то нерадостный: то ли потому, что муж прибег в обращении с ней к зоологическому термину, то ли ситуация в целом ей не нравилась. Сцепив пальцы обеих рук, она похрустела суставами и уставилась куда-то в угол. Меня же, признаться, уже захватил азарт исследователя, и я предпочел бы сейчас же отправиться в лабораторию и начать процесс идентификации Лукасовых находок, нежели продолжать болтать с ним о всяких пустяках. Мне кажется, что гость мой понял это и, одним глотком допив свой кофе, начал благодарить меня за отзывчивость и прощаться. Мы условились, что я сразу же дам ему знать, как только получу результаты, и он без промедления займется размещением снимков в газетах. Мне показалось, что его собственная роль во всей этой истории занимает Лукаса куда больше, нежели возможность кому-то помочь, и ему доставляет истинное удовольствие употреблять по отношению к себе слова «сердобольный» и «заботливый», но меня это никаким образом не задевало. Парнем он был неплохим, а его просьба совпадала с моими собственными интересами, так что я искренне поблагодарил его за находку и, проводив, тут же начал собираться.


предыдущая глава | Рыдания усопших (сборник) | cледующая глава