Всё это время Келлер молчал за моей спиной — и. И клянусь, комментарии тут были бы лишними.

Граф прекрасно понимал ситуацию, а потому, вместо слов успокоения или жалости, начал вещать Николаю сухим и спокойным тоном:

— Все пулевые отверстия, обнаруженные нами в комнате, Государь, принадлежат двум пистолетам. Один — крупного калибра, вероятно, системы «Кольт», длинноствольный, американского производства. — системы «Наган» второй, исходя из количества выстрелов, похоже, «Маузер». Что странно: судя по расположению отверстий, стрелял сначала один человек, затем, после короткой борьбы — другой.

Относительно прочих подробностей расстрела мне удалось выяснить следующее, Ваше Величество.

После ареста Вашей Семьи, охраной дворцового комплекса руководили назначенный Думой комендант Царского села некто штаб-ротмистр Коцеба, а также назначенный начальником караула гарнизонный полковник Кобылинский. Помимо этих господ, в день штурма Царского моими войсками, появился некий господин Милославский, делегат Думскдумского комитета от партии эсеров, личность, до того совершенно неизвестная.

Согласно показаниям нескольких задержанных лиц, ближе к вечеру, а именно, около семнадцати часов по полудни, депутат Милославский примчался ко дворцу на автомобиле. Ворвался во флигель к Кобылинскому и, размахивая какими-то бумагами, стал кричать, что Дума дала ужасный приказ: царскую семью — расстрелять, причем срочно, до приближения правительственных войск!

Келлер передохнул, лицо его вдруг стало бледным как штукатурка на стенах там, где нае доставали обоиотштукатуренные стены вокруг. Однако, сделав над собой усилие, он продолжиал:

— Даже для потерявших надежду мятежников приказ был безумным, Ваше Величество, учитывая приближение карательных войск и скорое подавление революции. Поэтому, ни штаб-ротмистр Коцеба, ни, тем более, полковник Кобылинский выполнять его, учитывая обстоятельства, не собирались. Между прочим, в бумагах во флигеле мы впоследствии рылись и никаких телеграмм с указанием Думы о расстреле Семьи не нашли. Известия о скором приближении карателей и о захвате Петрограда флотским десантом к тому времени уже разлетелись по Царскому селу, и солдаты революционного караула начали разбегаться. Снимались не просто единицы, — бойцы уходили целыми отделениями и взводами. Из почти ста человек, охранявших семью Вашего Величества, накануне событий, к вечеру того же дня осталось человек двадцать, а на утро, вероятнее всего, не осталось бы никого. Странным, Ваше Величество, явилось то, что рабочие дружинники оказались более дисциплинированными, чем солдаты гарнизона. В результате, последним отрядом, охранявшим Вашу супругу, Дочерей и Наследника были именно революционные пролетарии.

Милославский объявил, что арестованных необходимо казнить до прибытия правительственных войск. Кобылинского, отказавшегося приводить в исполнение страшный приговор, немедленно отстранили. Коцеба — сбежал сам. Вооруженная охрана Дворца, таким образом, осталась без руководства. Махая мандатом, Милославский заявил, что возлагает охрану дворцового комплекса на себя и потребовал от оставшихся рабочих дружинников немедленно учинить расправу над царицей согласно предписанию Думы.

Посовещавшись, рабочие отказались. Особой ненависти к царской семье мастеровые не испытывали, хотя одобряли революцию и ненавидели войну. Однако ненавидеть войну — одно, а убивать беззащитных женщин и детей — совсем другое. Кроме того, в условиях, когда бунт в столице был, очевидно, подавлен, всех пугала ответственность за расправу.

Тогда Милославский, вытащив огромный гражданский «кольт» вытащив огромный гражданский «кольт» и забрав «маузер» штатный армейский «наган» у одного из дружинников, сам вошел к царской Семье один. По его словам — чтобы переговорить с Государыней. Выполнять приказы безумного «уполномоченного» никто не собирался, однако и останавливать не решились.

В комнате раздались выстрелы, затем крики.

Не выдержав, дружинники бросились к двери, начали стучать, но помещение оказалосьставалось заперто изнутри.

Уже через минуту возня завершилась. Криков больше не было, но внутри по-прежнему звучали выстрелыстрелял револьвер стреляли — размеренно, с остановкой. По тому, как звучали выстрелы, караульщики догадались, что кто-то ходит по комнате, добивая раненных из пистолета. Наконец, прогремел последний выстрел и все затихло.

К этому времени, взломав дверь, дружинники ворвались внутрь.

Картина, представшая их взору, выглядела ужасно, Ваше Величество.

Милославский лежал на полу, с простреленной головой. Самым страшным казалось то, что ««кольт» маузер» из которого прострелили голову депутата, находился не в его в руках, а в руках одной из княжон. Рабочий Сазонтов, — один из дружинников, которого мы впоследствии арестовали, — утверждает, что княжной была, по всей видимости, Анастасия, остальные дружинники ничего сказать по этому поводу не могут.

Все это значит одно, Ваше Величество: не смотря на револьвер пистолет в каждой руке, уполномоченный не смог застрелить шестерых человек в узкой комнате, хотя это были женщины и маленький мальчик. Вероятно, после первых выстрелов началась борьба, одна из Великих княжон бросилась на убийцу и вырвала пистолет оружие из рук. Что произошло потом — сказать сложно. Насколько можно судить по характеру огнестрельного ранения, после убийства Милославского, Анастасия выстрелила себе в сердце. Но тогда остается неизвестным, кто добивал Семью Вашего Величества размеренными выстрелами из пистолета… Если говорить откровенно, Государь, то еще более странным является другое. Один из рабочих, которого Сазонтов лично знал по работе в цеху, и который никогда не высказывался против Семьи государя Императора, перевернув винтовку прикладом вверх, принялся докалывать ружьем лежащих, вонзая тупой арсенальный штык под женские корсеты. Сазонтов попытался остановить сумасшедшего, но бесполезно. Он прекратил этот ужас, только когда прошелся по всем…

Когда Келлер закончил рассказ, я ещё долго стоял молча и неподвижно. Картина бойни проплывала перед глазами. Рабочий, в толстом зимнем тулупе идет по телам, перешагивая валенками через точеных красавиц-аристократок, и деловито тыкает в них штыком. Женский корсет тормозит тупой штык, но прокручиваясь, тот вгрызается в холеное тело. Еще живая «принцесса», то ли кричит, то ли стонет от жуткой, нечеловеческой боли. Но корсет порван — и следует короткое движение внутрь. Металлический штырь морозит теплое девичье тело, затем гулко втыкается в пол. Меня, похоже, начинало сильно тошнить.

— Где находится этот человек? — хрипло спросил я Келлера хрипло, стараясь не дышать слишком глубоко.

— Сазонтов?

— Нет, рабочий, что добивал мою семью штыком?

— Мы нашли только труп. Кто-то из дружинников или солдат гарнизона пристрелил поддонка. Сейчас уже невозможно выяснить кто. Тело найдено примерно в трех километрах от Царского, на дороге с пулевым отверстием в голове. Сделать это мог любой вооруженный боец, как наш, так и мятежник. Все винтовки, которые приходили через Царское село в этот день проверить невозможно.

Я кивнул и чтобы подавить головокружение, оперся на подоконник. Кто именно совершил эти убийства, я, кажется, догадывался без подсказок.