Джонти Джек взял себе за правило ближе к вечеру ходить в город, чтобы раздобыть там ведро коровьей мочи. К этому времени ему необходимо было прогуляться, а руки у него просто отнимались от работы с молотком, резцом и деревом.

В этот день он надежно спрятал свой лучший набор резцов позади кучки деревяшек — он видел в городе иностранную машину из Кейптауна, за рулем сидела городская девушка в солнечных очках. Джонти Джек не мог запереть дом, потому что ключа не было; не мог он и передвинуть куда-нибудь Спотыкающегося Водяного, потому что тот прочно врос в землю.

Джонти был убежден, что девушка — журналистка; один такой уже слал ему письма несколько месяцев подряд и ныл, чтобы Джонти согласился на интервью. Так что приехавшая женщина, вероятно, хочет порасспрашивать его. Он потер глаза. Как я хочу убраться отсюда! — подумал он. Может, нужно взять фургон и смыться в Кару Убийц, пока чужая машина не уедет? Чего они все от меня хотят? Неужели не могут понять, что я не делал этой скульптуры?

Прежде, чем пуститься в путь, он посмотрел в телескоп, установленный так, что Джонти мог разглядывать в него Йерсоненд. Веранды, ворота, ветряные мельницы, играющие ребятишки… Желтого «Пежо» нигде не было видно.

Может, она уже уехала, понадеялся Джонти, взяв ведро и тронувшись в путь. Высоко над головой два орла кружили над скалами. Они меняли курс, только заметив внизу добычу. К этому времени с гор в теплом воздухе струились ароматы, которые в течение всего дня удерживались под кустарниками, а теперь с вечерним ветерком свободно плыли над равниной. В такие минуты Джонти чувствовал, что гора движется: распрямляет члены и стряхивает с себя гнетущую дневную жару. У горы было тело, как у человека, Джонти точно знал это, и по запахам можно было прочитать ее настроение.

Он спустился вниз с Кейв Горджа и замер перед воротами: желтый «Пежо»-универсал стоял около каменного коттеджа Сальвиати. Джонти нырнул за куст. Сегодня днем, подумал он, машина появилась рядом со мной так неожиданно, что я даже не успел испугаться. Она проехала мимо быстрее, чем Джонти успел ее толком рассмотреть. Когда машина скрылась из виду, он тут же сменил курс, направившись к горе, причем дошел до дома по старой козьей тропе — крутой каменистой тропинке, которой обычно избегал. Всю вторую половину дня Джонти просидел перед своим домом, погрузившись в раздумья, он то брал резец в руки, то ронял его в опилки под ногами, снова поднимал и снова ронял. Когда солнце опустилось за Гору Немыслимую, Джонти яростно набросился на новый кусок дерева и работал до тех пор, пока не онемели руки, а тогда решил, что делать нечего — придется спуститься вниз и принести коровьей мочи.

Может быть, думал Джонти, стоя за толстым деревом и глядя на каменный коттедж, назад в город меня толкает любопытство. Он знал себя: одна часть хотела убежать, как и в прошлый раз, вверх по козьей тропе, а другая, любопытная, хотела больше узнать о других художниках и о мире искусства в большом городе. Да только когда между этими двумя половинами начиналось перетягивание каната, побеждала непременно козья тропа, на этот счет у Джонти не было никаких иллюзий.

Каменный коттедж не подавал никаких признаков жизни. Но едва Джонти сделал шаг, как из-за угла вышла Инджи с распущенными волосами. Она находилась довольно далеко от Джонти, и он не мог как следует разглядеть ее. Похоже, она была полностью поглощена собственными мыслями, и шла, обхватив себя руками. Вот она посмотрела на гору, прикоснулась к каменной стене, наклонилась и сорвала цветок Потом обошла универсал, как следует пнув по очереди каждое колесо. Без солнечных очков она не производила на Джонти такого пугающего впечатления, как раньше, и показалась ему моложе.

Он подождал, пока она не скроется внутри дома, и стал пробираться кругом, сквозь кустарник. Пройти сквозь ворота-гармошку Джонти не мог — она могла его увидеть. Поэтому и пришлось прокладывать себе путь сквозь кусты.

Он прошел мимо дома лавочника. Тот сидел на веранде и пил молоко. Джонти приветственно поднял руку, но лавочник окликнул его:

— Джонти! Стой, приятель! — Казалось, что его прямо распирает от какой-то новости. — Ты уже поговорил с ней?

— С кем? — спросил Джонти, и по его спине под жилетом потек пот. Вот оно, подумал он, прислонившись к садовым воротам и глядя, как лавочник вытирает тыльной стороной руки белую полоску над верхней губой. Они были какими-то дальними родственниками, но Джонти не собирался тратить много времени на одного из самых больших сплетников города. Более того, именно этот человек был одним из тех немногочисленных жителей Йерсоненда, кто однажды попытался напрямую спросить Джонти об участии его отца в истории с пропавшим золотом.

— Крошка из Кейптауна, — сказал лавочник.

— Какая еще крошка?

— Девочка, приятель. Хорошенькая, а?

Джонти сделал вид, что не заметил подмигивания.

— Нет, не видел я никаких девочек. А кто она такая?

— Она на неделю остановилась в старом итальянском доме.

— А-а. — Джонти пожал плечами. — Понятно, — добавил он. — Ну ладно, я пошел.

— Как ты думаешь, чего ей нужно?

Джонти еще раз пожал плечами и отвернулся. Но, шагая по улице, Джонти Джек не сомневался — ей нужен именно он. И это знание наполняло его странным смешанным чувством страха и предвкушения.

Лавочник что-то крикнул вслед. Джонти обернулся и прислушался.

— У нее к машине прицеплен здоровый трейлер. Она приехала за Спотыкающимся Водяным — можешь биться об заклад на собственную жизнь!

У Джонти закружилась голова. Он протянул руку, чтобы схватиться за что-нибудь и удержаться на ногах, но рука схватилась лишь за жаркий воздух, встревоженный ветром и издевательским смехом лавочника. Джонти показалось, что время повернуло вспять, и вот он снова мальчишка-подросток, бредет по улицам Йерсоненда с только что законченной скульптурой, и все смотрят на него с неодобрением или смеются над его странной привычкой целыми днями играть с глиной. Остальные дети пляшут вокруг него, взвизгивают, кто-то скручивает ему за спиной руки, выхватывает статуэтку, и они убегают с ней.

Он поставил ведро за деревом и побежал, сначала медленно, и никто не смотрел в его сторону, потому что все привыкли к тому, как Джонти бегает трусцой вокруг квартала, чтобы поддерживать себя в форме для тяжелой работы резчика. Пот заливал ему глаза, тревога возрастала, Джонти бежал все быстрее, быстрее и быстрее, работал локтями, грудь его высоко вздымалась, он заворачивал за углы, и дети и собаки кидались врассыпную, чтобы убраться с его пути.