на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


«Бичи»

Перед самым обедом из города является Эдик.

— Привет! Уродуетесь? Ну-ну…

На нем брюки-клеш, «капитанская» фуражка с лаковым козырьком надвинута на глаза. Эдик протягивает всем по очереди свою ладонь. Потом останавливается около Володи и небрежно сдвигает фуражку на затылок, выставляя для всеобщего обозрения заплывший глаз и запекшуюся корку крови на лбу.

— Неплохо тебя угостили, — усмехается Володя.

— Пуйки[2] здоровые попались, — довольный произведенным впечатлением, цедит Эдик. — А вы тоже хороши мариманы! Бросили кирного кореша и ухиляли на полусогнутых…

Он спешит осчастливить нас своими мемуарами о вчерашнем вечере. Если перевести его рассказ на нормальный русский язык и освободить от многоэтажных украшений, однообразных и назойливых, подобно колоннам эпохи архитектурных излишеств, то смысл его оказывается весьма прозаичным.

Изрядно подвыпив, Эдик присоединился к Василию, Алику и Володе и отправился с ними на танцы в Дом культуры рыбаков «Зимельблазма» («Северное сияние»). Уповая на приятелей и, в особенности, на чугунные кулаки Василия Тимошевича, он подставил во время танцев ножку кому-то из колхозных рыбаков-латышей и сказал пакость его девушке. Эдика культурно попросили выйти «для переговоров». Когда же он стал упираться, вынесли под руки на улицу. Остальное написано на его физиономии.

— Еще хорошие пуйки попались, — мечтательно говорит Володя. — А то приполз бы на карачках.

Эдик пытается выстроить очередную многоэтажную колонну, но тут на палубу выходит старпом.

Пуговицы на его кителе блестят, щеки надраены бритвой до синевы. Он брезгливо оглядывает перекошенное лицо Эдика, его грязную тельняшку, торчащую из-под распахнутого ворота.

Эдик отводит глаза и говорит примирительно:

— Ну, задержали фараоны! Ясно, старпом?

— Ясно. Документы получите в отделе кадров. Там же — повестка из военкомата.

Старпом поворачивается к нему спиной и уходит по направлению к столовой. Эдик пожимает плечами, подмигивает Тимошевичу и вразвалку отправляется вслед за старпомом. Свои права он знает хорошо: обедом-то его, во всяком случае, должны накормить.

«Бич-коммер» или попросту «бич» — так на английском морском жаргоне называют спившихся с круга, списанных с корабля безработных матросов, которыми кишат зарубежные порты. На первых порах они со стыдом принимают помощь товарищей. Но быстро теряют надежду, опускаются. Начинают заниматься мелкой контрабандой, за небольшую мзду «рекомендуют» новичков на суда. Превращаются в беззастенчивых эксплуататоров широкой морской души.

В Риге уже сорок лет не знают безработицы. Но в рыбацком порту до недавнего времени «бичи» водились в изобилии. В отличие от портового начальства, они встречали каждый траулер, независимо от его производственных показателей. Первыми взбирались на борт, чтобы поздравить с благополучным прибытием, отметить большой улов или утешить в случае неудачи. Оказывали мелкие услуги, бегали за водкой, подменяли на разгрузке матросов, спешивших на берег после многомесячной отлучки.

«Бичи» не получали ежемесячного оклада за культурно-массовую работу. Они, так сказать, «сидели на сдельщине», взимали процент с каждой души. И поэтому с профессиональным интересом взирали на лица. Особым вниманием «бичей» пользовались новички, так называемые «салажата», над которыми они издевались с особой изобретательностью, если те, в нарушение всех традиций, не желали пить и «веселиться» вместе с ними.

Татуированные, в тельняшках и обязательных «капитанках», эти профессиональные бездельники специализировались на спекуляции морскими традициями. Если иные руководители Управления экспедиционного лова интересовались только «планом», то «бичи» понимали, что человеку, в особенности молодому, не прожить без поэзии. И коли он сам не умел найти поэзии настоящей, ловко подсовывали ему свой заплесневелый суррогат «морской романтики».

Когда я только еще знакомился с портом, инспектор отдела флота пригласил меня пообедать в «Корее». «Что ж, — подумал я, — неплохое название для портового ресторана». Но это был не ресторан, а скромная номерная столовая самообслуживания, с белыми скатертями и цветами на столиках.

Однако не так давно столовая эта славилась не шницелями и кефиром, а баснословным перевыполнением плана продажи водки и грандиозными побоищами между рыбаками-колхозниками и рыбаками Госморлова, рыбаками русскими и латышскими, между портовиками и плавсоставом, моряками и простыми смертными. В память об этих культурно-массовых мероприятиях «бичей», которые достигли наибольшего размаха во время войны в Корее, портовая столовая и получила свое неофициальное, но общеупотребительное название.

«Корея» была для «бичей» и началом конца. За них взялись наконец всерьез. Так что Эдик — это уже ходячая реликвия. Но в то же время и свидетельство живучести «бичевого» духа. Надо полагать, что армейским воспитателям, под начало которых попадет теперь Эдик, удастся внушить ему иные представления о товариществе и традициях. Ведь Эдик и в море-то сходил раза три — ему всего 21 год.


Добытчики | Да здравствуют медведи! | Последняя ночь