XI

Отец Вышонок даже боялся, как бы после второго пробуждения не охватил Юранда бред и не отнял у него надолго сознания. Но он обещал княгине и Збышке, что даст им знать, когда старый рыцарь заговорит, а после их ухода сам отправился отдохнуть. И в самом деле, Юранд проснулся только на второй день праздника, перед самом полуднем, но зато был в полном сознании. В комнате в это время находились княгиня и Збышко, а потому Юранд, сев на ложе, взглянул на нее, узнал и проговорил:

— Милостивая госпожа… Боже мой, да я в Цеханове?

— И проспали праздник, — ответила княгиня.

— Меня снегом занесло. Кто меня спас?

— Вот этот рыцарь: Збышко из Богданца. Помните, в Кракове…

Юранд с минуту посмотрел на юношу здоровым своим глазом и сказал:

— Помню… А где Дануся?

— Да ведь ее с вами не было? — с беспокойством спросила княгиня.

— Как же ей было ехать со мной, когда я к ней ехал?

Збышко с княгиней переглянулись между собой, думая, что это еще устами Юранда говорить бред, потом княгиня сказала:

— Опомнитесь, ради бога! Не было ли с вами девочки?

— Девочки? Со мной? — спросил с удивлением Юранд.

— Люди ваши погибли, но ее между ними не нашли. Почему же вы ее оставили в Спыхове?

Но он, уже с тревогой в голосе, повторил еще раз:

— В Спыхове? Да ведь она у вас, милостивая госпожа, а не у меня!

— Да ведь вы же прислали за ней в лесной домик людей и письмо!

— Во имя Отца и Сына, — отвечал Юранд. — Я за ней вовсе не посылал. Княгиня вдруг побледнела.

— Что такое? — сказала она. — Вы уверены, что говорите в полном уме?

— Ради бога, где Дануся! — вскакивая, закричал Юранд.

Услышав это, отец Вышонок поспешно вышел из комнаты, а княгиня продолжала:

— Слушайте: прибыли вооруженные слуги и принесли от вас письмо в лесной дворец, чтобы Дануся ехала к вам. В письме было написано, что вас во время пожара ударила балка, что вы наполовину ослепли и что хотите видеть дочь… Они взяли Данусю и уехали…

— Горе! — воскликнул Юранд. — Как Бог свят — ни пожара не было в Спыхове никакого, ни я за Данусей не посылал.

В это время ксендз Вышонок вернулся с письмом и подал его Юранду, спрашивая:

— Это не ваш ксендз писал?

— Не знаю.

— А печать?

— Печать моя. А что написано в письме?

Отец Вышонок стал читать письмо. Юранд слушал, хватаясь за волосы, а потом сказал:

— Письмо подделано… печать тоже… Горе мне! Похитили мое дитя и погубят его…

— Кто?

— Меченосцы.

— Боже мой! Надо сказать князю. Пусть шлет к магистру послов! — вскричала княгиня. — Господи Иисусе Христе, спаси же и помоги…

И сказав это, она с криком выбежала из комнаты. Юранд соскочил с ложа и стал лихорадочно натягивать одежду на свою гигантскую спину. Збышко сидел, точно окаменев, но через минуту его стиснутые зубы стали зловеще скрежетать.

— Откуда вы знаете, что ее похитили меченосцы? — спросил ксендз Вышонок.

— Я в этом поклянусь страстями Господними.

— Постойте… Может быть, они приезжали в лесной дворец жаловаться на вас… Хотели вам мстить…

— И они ее похитили! — вскричал Збышко.

Сказав это, он побежал из комнаты, бросился на конюшню и велел запрягать сани, седлать лошадей, сам не зная, как следует, зачем он это делает. Он понимал только то, что надо спешить на помощь к Данусе, немедленно, в самую Пруссию, и там или вырвать ее из вражеских рук, или погибнуть.

Потом он вернулся в комнату сказать Юранду, что оружие и лошади сейчас будут готовы. Он был уверен, что и Юранд поедет с ним. В сердце его кипел гнев, но в то же время он не терял надежды, потому что ему казалось, что вдвоем с грозным рыцарем из Спыхова они смогут сделать все и что они могут напасть хотя бы на всех меченосцев сразу.

В комнате, кроме Юранда, отца Вышонка и княгини, он застал также князя и рыцаря де Лорша, а также Миколая из Длуголяса, которого князь, узнав о случившемся, призвал на совещание; делал он это во внимание к уму Миколая и к его знакомству с меченосцами, у которых тот пробыл много лет в плену.

— Надо действовать быстро, но так, чтобы не наделать ошибок и не погубить девушку, — сказал пан из Длуголяса. — Надо сейчас же жаловаться магистру, и если ваша милость даст мне к нему письмо, то я поеду.

— Письмо я дам, и вы с ним поедете, — сказал князь. — Мы не дадим ребенку погибнуть, клянусь Богом и святым крестом. Магистр боится войны с королем польским, и ему хочется войти в соглашение со мной и с моим братом Семком… Похитили ее, конечно, не по его приказу, и он велит отдать ее.

— А если по его приказу? — спросил ксендз Вышонок.

— Хоть он и меченосец, но в нем больше честности, чем в других, — отвечал князь, — и как я вам уже сказал, он теперь предпочел бы угодить мне, чем рассердить меня. Сила Ягеллы — не шутка… Эх, донимали они нас, пока могли, а теперь поняли, что если еще и мы, мазуры, поможем Ягелле, то будет плохо…

Но пан из Длуголяса стал говорить:

— Это верно. Меченосцы попусту ничего не делают; поэтому я думаю, что если они похитили девушку, то для того только, чтобы вырвать меч из рук Юранда и либо получить выкуп, либо обменять ее на кого-нибудь.

Тут он обратился к пану из Спыхова:

— Кто у вас теперь в плену?

— Де Бергов, — отвечал Юранд.

— Это кто-нибудь важный?

— Кажется, важный.

Де Лорш, услышав имя де Бергова, стал о нем расспрашивать и, узнав, в чем дело, сказал:

— Это родственник графа Гельдернского, великого благодетеля ордена; он происходит из рода, весьма заслуженного у меченосцев.

— Верно, — сказал пан из Длуголяса, переведя прочим его слова. — Де Берговы занимали высокие должности в ордене.

— А ведь Данфельд и де Леве все время на него напирали, — сказал князь. — Только и говорили о том, что де Бергов должен быть освобожден. Как Бог свят — они похитили девушку для того, чтобы получить де Бергова.

— После чего и отдадут ее, — сказал князь.

— Но лучше бы знать, где она, — сказал пан из Длуголяса. — Положим, магистр спросит: кому мне приказывать, чтобы ее отдали? А что мы ему ответим?

— Где она? — глухим голосом сказал Юранд. — Наверно, не держат они ее у границы, боясь, чтобы я ее не отбил, а увезли ее в какие-нибудь отдаленные привислинские или даже приморские области.

Но Збышко сказал:

— Мы найдем ее и отобьем.

Однако гнев, который князь долго сдерживал, прорвался наружу:

— Эти собаки украли ее из моего дворца и тем опозорили меня самого, а этого я им не прощу, пока жив. Довольно их предательств, довольно бесчинств. Лучше жить по соседству с дьяволами. Но теперь магистр должен покарать этих комтуров и вернуть девочку, а ко мне отправить послов, чтобы просить прощения. Иначе я соберу войско.

Он стукнул кулаком по столу и прибавил:

— Еще бы! За меня встанет брат в Плоцке, и Витольд, и король Ягелло. Довольно им потакать! Тут и святой потеряет терпение. С меня довольно!

Все примолкли, ожидая, пока утихнет в нем гнев; Анна Данута обрадовалась, что князь принимает так близко к сердцу дело Дануси, потому что знала, что он терпелив, но тверд, и если возьмется за что-нибудь, так уж не остановится, пока не добьется своего.

После этого заговорил ксендз Вышонок.

— Некогда была в ордене дисциплина, — сказал он, — и ни один комтур не мог без разрешения капитула и магистра предпринять ничего. Потому-то Господь и отдал в их руки такие обширные земли, что возвысил их почти над всеми земными государствами. Но теперь между ними нет ни послушания, ни правды, ни честности, ни веры. Ничего, только жадность да злоба, такая, словно они волки, а не люди. Как же им слушаться приказаний магистра или капитула, если они и Божьих велений не слушают? Каждый сидит в своем замке, точно удельный князь, и один другому помогают творить всякое зло. Мы пожалуемся магистру, а они отопрутся. Магистр велит им отдать девушку, а они не отдадут, а то скажут: "Нет ее у нас, потому что мы ее не похищали". Он велит им поклясться, они поклянутся. Что нам тогда делать?

— Что делать? — сказал пан из Длуголяса. — Пускай Юранд едет в Спыхов. Если они похитили ее ради выкупа или для того, чтобы обменить ее на де Бергова, то они должны дать знать и дадут знать не кому другому, как только Юранду.

— Похитили ее те, которые приезжали в лесной дворец, — сказал князь.

— Так магистр отдаст их под суд или велит им сразиться с Юрандом.

— Сразиться! — воскликнул Збышко. — Они должны сразиться со мной, потому что я прежде их вызвал.

Юранд отнял руки от лица и спросил:

— А кто был в лесном дворце?

— Был Данфельд, старик де Леве и еще два брата: Годфрид и Ротгер, — отвечал ксендз. — Они жаловались и хотели, чтобы князь велел им выпустить из неволи де Бергова. Но князь, узнав от де Фурси, что немцы первые напали на вас, выбранил их и отправил обратно ни с чем.

— Поезжайте в Спыхов, — сказал князь, — они туда явятся. До сих пор они не сделали этого потому, что оруженосец Збышка вывихнул руку Данфельду, когда возил им вызов. Поезжайте в Спыхов, а как только они вступят с вами в переговоры, дайте мне знать. Они вернут вам дочь за де Бергова, но я после этого мстить не забуду, потому что они оскорбили и меня, похитив ее из моего дворца.

Тут гнев снова стал овладевать им, ибо меченосцы действительно исчерпали всякое его терпение, и, помолчав, он прибавил:

— Эх, дули они, дули на огонь, а все-таки в конце концов обожгут себе морды.

— Отопрутся, — повторил ксендз Вышонок.

— Если они объявят Юранду, что девушка у них, так уж не смогут отпираться, — с некоторой досадой ответил Миколай из Длуголяса. — Я верю, что они не держат ее возле границы и что, как справедливо думает Юранд, увезли ее в более отдаленный замок или к морю, но когда будет доказательство, что это они, так уж перед магистром они не отопрутся.

А Юранд стал повторять каким-то странным и вместе с тем страшным голосом:

— Данфельд, Леве, Готфрид и Ротгер…

Миколай из Длуголяса посоветовал еще раз послать в Пруссию опытных и бывалых людей, чтобы они разузнали в Щитно и в Инсборке, не там ли дочь Юранда, а если там ее нет, то куда ее увезли; после этого князь взял посох и ушел, чтобы дать должные распоряжения, а княгиня обратилась к Юранду, желая ободрить его ласковым словом.

— Ну как вы себя чувствуете? — спросила она.

Он некоторое время не отвечал, точно не слышал вопроса, а потом сказал:

— Точно мне кто старую рану разбередил.

— Надейтесь на милосердие Божье: Дануся вернется, как только вы отдадите им Бергова.

— Я бы собственной крови не пожалел.

Княгиня подумала, не сказать ли ему сейчас о свадьбе, но, подумав немного, нашла, что лучше не прибавлять нового огорчения к несчастьям Юранда, и без того уже тяжелым, а кроме того, ее охватил какой-то страх. "Будут они со Збышкой искать ее, пусть Збышко и скажет при случае, — подумала она. — А теперь он совсем может лишиться рассудка". И она предпочла заговорить о чем-нибудь ином.

— Вы нас не вините, — сказала она. — Приехали люди в цветах вашего дома, с письмом, скрепленным вашей печатью, и в письме говорилось, что так как глаза ваши угасают, то вы хотите еще раз взглянуть на своего ребенка. Так как же было противиться и не исполнить отцовского приказания?

Юранд обнял ее ноги.

— Я никого не виню, милостивая госпожа.

— И знайте, что Бог вернет вам ее, ибо Он хранит ее. Он ниспошлет ей спасение, как ниспослал на последней охоте, когда свирепый тур на нас бросился, но Господь внушил Збышке защитить нас. Сам он чуть не поплатился жизнью и долго потом болел, но Данусю и меня защитил, и за это князь дал ему пояс и шпоры. Вот видите… Рука Господня хранит ее. Я думала, что она с вами приедет, что я увижу ее, голубушку, а между тем…

И голос ее задрожал, а из глаз потекли слезы; отчаяние, которое Юранд до сих пор сдерживал, вдруг прорвалось наружу, стремительное и страшное, как вихрь. Он схватил руками длинные свои волосы, а головой стал биться об стену, стеная и повторяя хриплым голосом:

— Господи! Господи! Господи…

Но Збышко подбежал к нему и, изо всей силы схватив его за руки, закричал:

— Нам надо ехать! В Спыхов!