Глава 5

— Мы сегодня поработали совсем неплохо, — сказал Кори Монтейн, — гораздо лучше, чем обычно.

Он обращался к группе человек в сорок, состоявшей исключительно из его приверженцев. Слушатели одобрительно, но как-то не совсем уверенно загудели. Было довольно необычно, что Монтейн созвал общее собрание в столь поздний час. Все понимали — предстоит что-то серьезное. Собравшиеся сидели плотным кругом в углу шатра. Все входы были задернуты и застегнуты. Шатер освещала единственная лампа, висевшая под самым потолком и усугублявшая ощущение темноты в дальних углах огромной палатки. Атмосфера таинственности усиливалась тем, что Монтейн сидел в центре круга слушателей и говорил очень тихо, так, чтобы снаружи его нельзя было услышать, даже приложив ухо к брезентовой стене шатра.

— Мы собрали сегодня почти шестьсот орбов, — продолжал Монтейн. — Это вполне приличная сумма. Особенно по сравнению с нашими прежними заработками. Но теперь нам нужно гораздо больше денег, чем раньше. Гораздо больше.

Он замолчал и мрачно обвел слушателей глубокими темными глазами. Эти сидевшие перед ним мужчины и женщины так различались между собой, но он любил их всех. Некоторые, как, например, электротехник Петра Дэвис или старик Джок Крейг, присоединились к нему, предложив свое профессиональное мастерство, другие же пришли, ничего не имея за душой, кроме готовности делать все, что угодно. Но всех их объединяла вера в его миссию, преданность и доверие.

И вот настал час, когда эти качества должны быть проверены.

— Вы уже слышали сегодняшнюю новость — наш мир переместился в какую-то неизвестную часть пространства, в место, столь удаленное от прежнего, что астрономы не способны обнаружить даже Местную Систему — двадцать галактик, расположенных по соседству с нашей. Это событие — доказательство всего того, что я говорил людям последние шесть лет. Но как ни печально, люди по-прежнему не верят моим словам. Они, как и прежде, слепы.

Но мы-то не слепы. Мы знаем, что стальные челюсти дьявольского капкана дрогнули и вот-вот захлопнутся.

Я признаю, что все эти годы проявлял преступное благодушие. С начала переселения землян на Орбитсвилль прошло два столетия. Для человека это огромный срок, но для Бога и для дьявола лишь краткий, незаметный миг. Двухсотлетний срок жизни на Орбитсвилле успокаивал меня, я утешал себя мыслью, что в нашем распоряжении еще много времени, гораздо больше, чем оказалось в действительности. Я начал свою миссионерскую деятельность, строя грандиозные планы; я мечтал собрать огромные средства и построить флот космических кораблей. Но деньги поступали медленно, гораздо медленнее, чем я думал. И я смирился с этим. Я уверял себя, что даже в самом худшем случае успею основать фонд и умру спокойно, сознавая, что рано или поздно армада космических кораблей устремится к новому Эдему, пускай даже без меня.

Монтейн горько улыбнулся.

— Но сегодняшняя новость изменила все. Она должна изменить и нас. Теперь я готов ограничиться одним кораблем, одним ковчегом, который сохранит семена для новой поросли человечества. Наш ковчег, наш космический корабль, должен быть построен как можно скорее. Может случиться так, что нам не хватит времени и мы не успеем завершить его строительство, но мы обязаны сделать эту попытку. Это наша единственная надежда обрести спасение, и поэтому мы должны напрячь все наши силы.

До этого дня мы вполне довольствовались сбором небольших сумм денег, но это время прошло, теперь нам надо искать новые пути. Мы должны отбросить наши моральные принципы, мы должны заглушить голос нашей совести. Мы обязаны приложить все усилия, чтобы добыть необходимые деньги, даже если способы, к которым придется прибегнуть, покажутся нам грязными и отвратительными.

Я не очень люблю вспоминать самые мрачные эпизоды из истории человечества, но сейчас этого не избежать!

Монтейн умолк.

В шатре повисла напряженная тишина. Ее нарушил Мейс Винник, тощий человек с маленьким сморщенным лицом. В свое время он отбыл срок в исправительной колонии. Винник откашлялся и спросил:

— Кори, вы говорите о воровстве?

Монтейн отрицательно покачал головой.

— Нет, не о воровстве. Его я исключаю, но не из-за моральных соображений, а из-за большой вероятности быть пойманным.

В шатре опять повисла тишина. Слушатели с тревогой и интересом смотрели на Монтейна, они словно впервые видели этого человека. Наконец повар Ди Смерхерст, пухлая и розовощекая женщина почтенной наружности, подняла руку.

— Можно подумать… — ее лицо страдальчески скривилось, — можно подумать, что вы разрешаете…

Разрешаете проституцию.

Монтейн старательно избегал смотреть в сторону тех женщин, что были еще достаточно молоды и привлекательны, чтобы зарабатывать неплохие деньги таким способом. Среди них выделялись Дани Фартинг, Кристин Макгиверн и Одри Лайтфут.

— Да, я дам благословение на проституцию, женскую или мужскую, если она поможет нам построить корабль.

— Кори Монтейн!

Ди Смерхерст поджала губы и повернулась к остальным, всем своим видом показывая — позже она не преминет высказать все, что думает по этому поводу.

Монтейн подумал, что он рискует потерять некоторых своих последователей. Что ж, придется смириться. Он слишком охотно давал приют тем, кто оказался на обочине жизни. Пришло время положить этому конец. Всякий, кто не готов пожертвовать всем для достижения высокой цели, должен рассматриваться отныне как ненужный балласт.

— Я уточню свои слова, — сказал Монтейн. — Я был бы готов допустить обычную проституцию, если бы она могла решить наши проблемы. Но пятьдесят или даже сто орбов в день, я не слишком сведуща панельных расценках, являются слишком крошечным шагом в нужном направлении. Однако я бы только приветствовал стратегическую проституцию, когда клиент решается присоединиться к нашему движению или хотя бы поддержать его материально, продав свое имущество и передав вырученные деньги в наш фонд.

Я не люблю высокопарных слов, но сейчас их не избежать. На карту поставлены наши бессмертные души. Само будущее человечества поставлено на карту!

Помолчав, Монтейн предложил слушателям высказаться. В спорах они провели больше часа, эмоции то разгорались, то затухали. Наконец, почувствовав, что сильно устал, Монтейн оставил паству и в темноте направился к своему прицепу. Войдя внутрь довольно просторного помещения, он не стал включать верхний свет, ограничившись небольшой настольной лампой на письменном столе. В теплом сиянии матового стеклянного абажура он заварил чай, чашку которого всегда выпивал перед сном. Мысли его беспорядочно перескакивали с одного на другое. Он попытался обдумать все происшедшее в этот знаменательный день, но чувство крайней усталости подсказывало проповеднику — что лучше побыстрее лечь в кровать. Сегодня у него, похоже, не будет особых проблем со сном.

Допив чай, Монтейн разделся, почистил зубы, выключил настольную лампу. На пути к кровати он задержался у серебристого гроба, стоявшего в центре комнаты. Положив ладони на холодную металлическую поверхность, Монтейн закрыл глаза и тихо прошептал:

— Прости меня, Милли, за то, что все так складывается, но когда-нибудь мы оба обязательно обретем покой.