на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Глава вторая

Офис Оррина располагался на Тридцать первой Восточной улице в старом восьмиэтажном особняке из песчаника, который, насколько я мог судить, вмещал порядочное количество солидных контор.

Возле стойки регистрации меня встретил помощник Оррина, он же и проводил меня на третий этаж, который практически весь занимала фирма «Оррин, Мердок и компаньоны». Как только часы в приемной пробили десять, меня сопроводили в офис с обтянутыми кожей стенами и паркетом из экзотического дерева.

Оррин встал, и мы обменялись рукопожатием. Это был мужчина средних лет, высокий и лысый. Стена за его громадным столом была увешана дипломами в рамочках, а в застекленном шкафчике было выставлено несколько трофеев с турниров по гольфу.

Обстановка была именно такой, какую ожидаешь увидеть в подобных офисах, и это обстоятельство совсем не вдохновляло. Я даже почувствовал некоторое разочарование: тон письма Джошуа Флейшера намекал на тайны и загадки, которые мне, возможно, предстояло разгадать.

Оррин категорически запретил помощнику беспокоить нас в ближайшие полчаса, тем самым не впрямую обозначив временные рамки нашей встречи. После того как я отказался от предложенных напитков, мы сели в кресла у кофейного столика.

– Как я понимаю, вы приняли предложение мистера Флейшера, – начал Оррин, а сам при этом внимательно меня изучал.

– В принципе, да, – ответил я. – Но поскольку я до сих пор не в курсе, о чем конкретно идет речь, надеюсь, вы меня просветите и таким образом поможете принять окончательное решение.

У адвоката слегка опустились уголки рта.

– Увы, доктор Кобб, я не могу предложить вам никакой информации сверх той, что вы уже получили от мистера Флейшера. В данном деле моя роль заключается в следующем: я должен гарантировать мистеру Флейшеру, что с юридической точки зрения никакая информация ни о нем, ни о третьих лицах, с которыми вы можете вступить в контакт во время вашего визита к нему, не станет публичной в любой возможной форме. Проще говоря, мы заключаем с вами соглашение о неразглашении информации. Мистер Флейшер обратился ко мне, потому как мой офис базируется в Нью-Йорке, а он хочет быть уверен в том, что все будет урегулировано до того, как вы отправитесь в Мэн. Мы с мистером Флейшером знакомы более десяти лет.

– Как вам, вероятно, известно, в моей профессии существует строгий этический кодекс. Без согласия клиента я не имею права оглашать или использовать любую информацию, которую могу получить во время терапевтических сеансов. Ну и без ордера, естественно.

– Конечно же, мне об этом известно. Но мы ведь даже не знаем, будет ли это дело решено с помощью терапевтических сессий. Вы согласны?

Оррин достал из дорогой кожаной папки контракт – несколько скрепленных зажимом листов.

– Мы экологичная компания, и все наши контракты подписываются в электронном виде. Вы получите свою копию сегодня. Это будет первый контракт, он оговаривает медицинские услуги, которые вы будете оказывать мистеру Флейшеру. Боюсь, звучит грубовато, но такое определение – его выбор.

Оррин передал мне контракт, и я очень внимательно перечитал каждую страницу.

Согласно договору, я должен был оказывать мистеру Флейшеру медицинские услуги неконкретного характера в течение оговоренного срока, то есть шести дней. Мистер Джошуа Флейшер, в свою очередь, брал на себя обязательство выплатить мне аванс, который исчислялся пятизначным числом. Эта сумма была гораздо больше моих обычных гонораров, о чем я и сказал адвокату.

Он только пожал плечами:

– Сумма вознаграждения – решение мистера Флейшера, так что этот пункт договора я не комментирую. Если вы согласны с тем, что ваши услуги стоят таких денег, тем лучше для вас. А теперь – соглашение о неразглашении конфиденциальной информации.

Оррин передал мне второй контракт, который был куда подробнее первого. Он был составлен таким образом, чтобы исключить утечку любой, самой незначительной информации, которую я получу за время оказания медицинских услуг, оговоренных в первом контракте.

И тем не менее, согласно одному из пунктов, я мог использовать отдельные сведения в своих будущих научных публикациях, но только при условии, что сочту эту информацию крайне важной с научной точки зрения, а также изменю имена всех, кого касается эта информация, и никогда не придам их огласке.

Мне показалось, что это разумно и соответствует моей профессиональной этике, так что я без колебаний дал свое согласие.

Оррин убрал контракт в папку.

– Что ж, это хорошая новость для мистера Флейшера, – сказал он. – Осталось еще несколько моментов, которые нам надо урегулировать. Счет в банке, на который вы предпочли бы получить гонорар. Я этим займусь. И электронный адрес, на который мы могли бы переслать вам контракты на подпись.

Я передал Оррину свою визитку и банковские реквизиты, после чего подумал, что наша встреча подошла к концу, но адвокат продолжал сидеть в кресле, так что и мне приходилось оставаться на месте. Оррин погладил пальцами папку с контрактами и глубоко задумался, глядя куда-то в пустоту. На правом запястье у него был медный браслет, такие носят, чтобы облегчить ревматические боли.

– Как я уже говорил, – наконец произнес он, – я имею удовольствие быть знакомым с мистером Флейшером около десяти лет. И все это время не перестаю удивляться его колоссальной способности творить добро. Встречались люди, которые пользовались его добротой, а потом причиняли ему боль. Но, насколько я могу судить, мистер Флейшер никогда ни на секунду не пожалел о выбранном пути. И сейчас я счастлив, что способен оказать ему услугу, которая, принимая во внимание состояние его здоровья, может быть последней.

Я не стал комментировать этот пассаж, и Оррин продолжил:

– Я в курсе, что вас ценят в научных кругах. Вы вправе наслаждаться уважением своих коллег, но не стану скрывать: пару недель назад, когда мистер Флейшер посвятил меня в свои планы, я по своей инициативе провел небольшое расследование.

Всегда неприятно сознавать, что кто-то сует нос в твои дела, но мне было нечего скрывать, о чем я и сказал Оррину.

Он кивнул и продолжил:

– И я обнаружил нечто, что… заставило меня задуматься. Тем более что эта информация освещалась в прессе, скажем так, крайне скупо.

Я сразу понял, к чему он клонит, но не стал перебивать.

– Три года назад, если быть точным, летом, одна ваша клиентка, мисс Джули Митчелл, покончила жизнь самоубийством в своей квартире в Бруклине.

– Это случилось вечером двадцать третьего июня, – пояснил я. – Пятью годами ранее у мисс Митчелл диагностировали биполярное расстройство, и она трижды предпринимала попытки покончить с собой еще до того, как мы начали проводить сеансы терапии.

– И тем не менее родители мисс Митчелл подали на вас иск за преступную небрежность врача, – гнул свое Оррин.

– Ее родители были раздавлены горем. Их жизнь долгие годы была похожа на кошмар, и они поддались на манипуляции нечистоплотного адвоката, извините за выражение. Офис окружного прокурора отклонил иск. Это ужасно, но подобное случается. Практикующий терапевт должен принимать во внимание подобный исход в определенных случаях. У меня большой клинический опыт, мистер Оррин. Я не из тех, кто открывает свой кабинет в Верхнем Ист-Сайде сразу после университета и консультирует богатых вдов, покуривая трубку. Я родился и вырос в рабочей семье в маленьком городке в Канзасе. Что вы предлагаете?

– Я не хотел вас расстраивать, – заверил меня Оррин. – Это всего лишь один вопрос, оставшийся без ответа, и…

– В жизни любого человека достаточно нерешенных вопросов. Это и отличает людей от роботов.

– Похоже, я вас все-таки расстроил.

– Пожалуйста, не льстите себе. Вы не сделали ничего подобного. Вероятно, вы пытались отговорить мистера Флейшера от заключения контракта со мной из-за одного-единственного трагического инцидента.

В глазах адвоката мелькнула искра злости.

– Мой долг – информировать клиента о том, с кем он планирует вступить в договорные отношения. И я совсем не уверен в том, что слово «инцидент» уместно, когда речь идет о жизни молодой женщины. Кроме того, согласно моей информации, все гораздо сложнее, чем вы изложили. Насколько я могу судить, доктор Кобб, нет абсолютной уверенности в том, что мисс Митчелл совершила самоубийство. Офис окружного прокурора расследовал это дело, вы давали показания на слушаниях перед комиссией коллег. И вас дважды допрашивали в полиции.

– Это стандартная процедура, что абсолютно нормально в подобных обстоятельствах. Мисс Митчелл съехала от своих родителей за несколько месяцев до самоубийства, жила одна, и свидетелей не было. В отличие от предыдущих случаев, она не оставила посмертной записки. Но окончательный вывод таков: мисс Митчелл добровольно приняла смертельную дозу снотворного и умерла в результате кардиореспираторной остановки. После слушаний не было вынесено обвинений в преступной небрежности врача, а полиция рекомендовала обвинению отклонить иск, что и было сделано. Что-нибудь еще?

– Еще я узнал, что концентрация снотворного в крови мисс Митчелл в два раза превышала смертельную дозу, но в желудке его следов не обнаружили. Из чего следует, что жертве могли ввести смертельную дозу внутривенно.

– Повторная экспертиза все прояснила. Первый результат был ошибкой, вызванной человеческим фактором.

– Вы производите впечатление циничного и жесткого человека, – заключил адвокат и сильно прижал папку к столу, будто боялся, что я могу ее отобрать.

Я встал, и Оррин тут же последовал моему примеру.

– Буду ждать контракты, но вы можете считать, что они уже подписаны, – сказал я и вышел, не дожидаясь, пока меня проводит помощник Оррина.

Адвокат пробормотал что-то мне вслед, но я не разобрал слов.


Спустя пару часов на мою электронную почту пришли оба контракта. Я их подписал и отослал обратно. Ближе к вечеру мне позвонил Флейшер. Первым делом он поблагодарил меня за то, что я согласился на его условия.

– У меня сложилось впечатление, что ваш адвокат пытался заставить меня передумать, – сказал я.

Мой собеседник вздохнул:

– Что ж, доктор Кобб, похоже, все богатые люди раньше или позже оказываются окружены прихлебателями, или идиотами, или теми, кто сочетает в себе оба этих качества. Не знаю, как и почему так получается, но я давно понял, что это так и ничего с этим не поделаешь. В последние годы Ричард пытается стать для меня больше чем адвокатом, он хочет быть кем-то вроде наперсника или советчика, тут вы сами можете подобрать определение. А теперь он злится, потому что я не посвятил его в детали дела, из-за которого решил вас пригласить. Разумеется, я не посвящал его в эту историю. Могу я звать вас Джеймс?

– Да, конечно.

– Благодарю, и зовите меня Джош. Итак, Джеймс, вы предпочитаете лететь самолетом или доберетесь на машине?

– Предпочту на машине. Если выехать рано утром, к вечеру буду на месте, с учетом остановки на ланч.

– Тогда вам следует поехать по Девяносто первой автостраде, а потом по Восемьдесят четвертой, и не выезжайте на первую трассу вдоль побережья – движение ужасное, да и смотреть там не на что. А на ланч можете остановиться в Портленде, там как раз у дороги есть ресторан «Сьюзанс фиш энд чипс». Рекомендую заказать лобстера. Когда планируете выехать?

– Послезавтра, так что буду на месте в среду вечером.

– У вас есть какие-нибудь особые пожелания? Например, относительно питания?

– Нет, спасибо, никаких особых пожеланий нет. Но я хотел бы сказать, что оговоренная в контракте сумма, на мой взгляд, завышена.

Джош рассмеялся:

– До сих пор на это никто не жаловался. Обсудим все детали при встрече. Как по мне, так сумма приемлемая. Если вы считаете ее завышенной, всегда можете отдать часть денег на благотворительность.

– Как ваше самочувствие?

– Я отказался от всех видов лечения, принимаю только легкие болеутоляющие. По счастью, особой боли я не испытываю, так что пью лекарства редко и нахожусь в здравом уме и твердой памяти. Последнюю перфузию цитостатических агентов я проходил месяц назад. Прошу отметить, это я договорился с докторами, что больше таких процедур не будет. В любом случае, я уверен, у меня достаточно сил, чтобы довести задуманное до конца. И знаете, получив ваше согласие, я обрел второе дыхание.

– Рад помочь.

– До встречи в среду, Джеймс. Приятного вам путешествия. Еще раз спасибо, что приняли мое приглашение.


Перед тем как лечь спать, я думал о Джули.

Когда мы познакомились, ей было двадцать восемь, и, как мне казалось, она была самой красивой женщиной из всех, что я встречал в своей жизни. Мы начали сеансы терапии в феврале, а на следующий год, в июне, она покончила с собой.

В предыдущие три попытки она дважды пила снотворное и один раз резала вены. Принято считать, что самоубийцы редко меняют свои методы. Их попытки покончить с собой – либо репетиция ухода из жизни, либо крик о помощи. Из чего следует, что человек, решившийся на такое, одинок, чувствует себя несчастным и жаждет внимания, пока еще не слишком поздно.

Но Джули не подходила под это описание.

До самого конца я скептически относился к диагнозу – биполярное расстройство. Бывали дни, когда она вела себя как самая уравновешенная женщина в мире, легко устанавливала вербальный контакт и даже не без удовольствия рассказывала о себе.

Джули не была асоциальной, она окончила Колумбийский университет по специальности «антропология» и магистратуру в Корнеллском университете. Работала копирайтером в солидном рекламном агентстве, хорошо зарабатывала, и коллеги ее любили. Джули редко бывала в плохом настроении и, даже когда грустила, могла объяснить причину своей грусти и трезво ее оценить.

Она не знала своих биологических родителей. Только на восемнадцатый день рождения приемные родители рассказали Джули, что удочерили ее в годовалом возрасте. Но больше не дали никакой информации. Они упрямо твердили, что сами ничего не знают, мол, такова была политика приюта, из которого они ее взяли. Приемные родители даже не рассказали ей, где именно находился тот приют.

На втором курсе Джули смогла скопить достаточно денег, чтобы нанять хорошего детектива. Но он ничего толком не раскопал и только подсовывал ей разную ложь, лишь бы вытянуть еще немного денег. У Джули не было никаких зацепок, ни имен, ни адреса, ничего. Часто, когда родителей не было дома – они жили где-то на Бруклин-Хайтс, – Джули пыталась отыскать какую-нибудь подсказку, но так и не нашла даже клочка бумаги, который бы указал ей верное направление поисков. Она даже сумела подобрать комбинацию к сейфу под столом отца, но ничего, кроме свидетельства о собственности, ценных бумаг и ювелирных украшений, там не обнаружила.

Тогда, по словам Джули, она и предприняла вторую попытку самоубийства. Ее мать страдала от бессонницы, и доктор прописал ей сильные снотворные таблетки. Пузырек с таблетками хранился в аптечке в ванной комнате, никто и не подумал их спрятать. Джули высыпала таблетки в кружку, залила молоком и выпила, а потом пошла в свою комнату и забралась в постель. Родители забеспокоились только наутро, когда Джули не вышла к завтраку. Поднявшись в комнату дочери, они обнаружили, что она лежит без сознания, с белой пеной на губах.

Принудительная терапия, которую Джули называла кошмаром, и диагноз были слишком суровыми для девушки, которая, вероятнее всего, переживала постпубертатный кризис. А потом все начали выражать ей свое сочувствие. По словам Джули, это сочувствие давило на нее, как смирительная рубашка. Она чувствовала, как любопытные взгляды сверлят ее затылок, чувствовала замешанную на вежливости легкую обеспокоенность коллег, а родители все больше отчаивались и «сдували с нее пылинки».

– А вы сами можете сказать, почему это сделали? – спросил я. – Я про таблетки. Почему вы их выпили? Насколько я понял, вы приняли двадцать восемь таблеток. Если бы у вас были проблемы с сердцем, пусть даже незначительные, такая доза легко отправила бы вас на тот свет. Это не крик о помощи, Джули. Вы играли в русскую рулетку.

– Разве не вы должны это выяснить? – вопросом на вопрос ответила Джули с этой своей улыбкой, которой освещала мой кабинет вне зависимости от того, когда появлялась. – Разве не для этого я здесь?

– Все верно. Но я хочу узнать ваше мнение.

– Мое мнение не имеет значения, мистер, – сказала Джули. – Вы объясните мне, зачем вам это знать. Вы мой врач, а не учитель.


Я лежал на диване в гостиной при тусклом свете телевизора с выключенным звуком. И в тот момент у меня появилось предчувствие, что место, куда мне предстояло отправиться на следующий день, окружено темной, зловещей энергией. Как сырой, заваленный старым хламом подвал, напичканный опасными секретами.


Глава первая | Дурная кровь | Глава третья