Глава 10

  Тот же день, второго июля 1689 года от рождества Христова, на другом конце огромного евразийского континента. В стольном городе русского царства Москве, смутно и тягостно. Казалось все по милой сердцу старине, благообразно и чинно. Стрельцы и старообрядцы после показательной казни князя Хованского с сыном Андреем, присмирели. Даже разбойнички, шалившие не только в дремучих лесах вокруг Москвы, но и в самом городе, после нескольких публичных казней присмирели. Но что-то нехорошее и кровавое подспудно вызревало в удушливой атмосфере третьего Рима. Об этом украдкой шептались прожженные интриганы из боярской думы. Да что они! Это тайком обсуждала вся Москва. Оба царя и Иван и Петр вошли в возраст и в полную силу. Младшему, Петру незадолго до этого - 30 мая, исполнилось семнадцать. К этому времени он по настоянию матери женился на Евдокии Лопухиной, девке из захудалого, но весьма многочисленного дворянского рода и по обычаю стал совершеннолетним. Формальных поводов для регентства над малолетними царями у Софьи Алексеевны не оставалось, но она продолжала цепко удерживать в маленьких женских ручках бразды правления русским государством. Отдавать власть и возвращаться назад к Домострою, на женскую половину царских хором, Софья не горела желанием. Судьба царской дочери, которой два пути: в монастырь или угаснуть безвестно на женской половине дворца, ее категорически не устраивала. Лишь царевне одной продолжали подчиняться стрелецкие начальники и приказные чины. Назревало неизбежное противостояние. Царь Петр жаждал власти и пытался настоять на своих правах, но безрезультатно. Кремль и двор Петра в Преображенском, не без оснований подозревая друг друга в намерении разрешить противостояние силовым, кровавым путём, готовились к неизбежному столкновению...

  Горячее летнее солнце с любопытством заглядывало сквозь частые стекла окошечек, жарко било разноцветными лучами. В маленькой кремлевской светлице, в которую допускались только избранные, чистенько. В воздух ароматы засушенных трав. В дальнем углу изразцовая с лежанками русская печь. У одной стены - громада напольных часов, медленно верится расписанный розами циферблат. Рядом длинная лавка. В красном углу древние иконы, перед ними еле теплится неугасимый огонек лампадки. Напротив, книжный шкапчик. Книги довольно истрепаны, видно, что ими пользуются постоянно. Все по московской старине.

  У покрытого холстом стола на изящно сработанном стуле сидит царевна Софья, глаза полузакрыты, недавно вернулась с обедни, устала. Только и успела перекусить наскоро. Но она не спит, внимательно слушает стоящего напротив стола окольничего Федор Леонтьевича Шакловитого. Молодого красавца, убежденного сторонника и фаворита царевны. За семь лет регенства царевна постарела, подурнела. Думы, беспокойства и тревоги оставили заметный след на когда-то красивом и юном лице, но одевается царевна продолжала все еще по-девичьи пышно.

  - А еще матушка, - поднял на царевну умные и холодные глаза окольничий. После князя Василия Голицына, которого многие почитали за любовника царевны, он набрал наибольшую силу при московском дворе. Дождавшись едва заметного кивка, продолжил важным голосом читать присылаемые на царевнино решение челобитные и письма:

  - Жалоба на воеводу боярина Никиту Ивановича Примакова-Ростовского от купцов Астраханских. Торговлю разоряет поборами в собственный карман. Мзду берет со струга по алтыну, а с воза по шести копеек. Купца Ивашку Борзова безвинно томил в чулане от чего тот помер. И еще грозит коли станут жаловаться, всех купцов астраханских разорить.

  - Воруют, - по бабьи опершись на руку, тихо произнесла царевна, - да будут ли пределы алчности боярской?

  С каждым словом она все больше мрачнела, тяжело, по-мужичьи глядя на фаворита.

  - Матушка, не велика шишка боярин Никиту Ивановича, а трогать нельзя. Царь Петр вошел в возраст, аки лев алчущий, добычи рыкает и требует власти. Пока нас поддерживают и Дума, и войско, а начнешь против шерсти их гладить? Мигом перебегут в Преображенское!

  Лицо Софьи посерело, ноздри ее раздулись:

  - Нарышкинское семя голову подняло! Забыли стрелецкий бунт! Того и гляди меня попросят от правления!

  Женская рука протянулась, подняла лежавший на столе зачитанный томик библии, нерешительно подержала в руке и вновь положила назад. После неудачного крымского похода скрытое недовольство правлением Софьи среди высшей аристократии и дворянства лишь усилилось и задевать их было откровенно боязно. Отвернувшись к стене, чтобы не было видно лица, царевна произнесла глухим голосом:

  - По челобитной отдать на приговор Думы.

  - Хорошо матушка, - участливо глянув на царевну, произнес Шакловитый.

  - Если что есть важное, давай своими словами. Остальное потом, устала я!

   Молодой стольник белозубо улыбнувшись и, отложив грамотки на стол, послушно продолжил после небольшой паузы:

  - Есть зело важное... Письмецо от Строганова Григория Дмитриевича. На границе с киргизцами, появился из ниоткуда город великий. Говорят, промышлением божьим он, перенося из 2011 года от Рождества Христова в наши времена, - с удивлением в голосе произнес стольник. Повернувшись к иконам, торопливо обмахнул себя крестом.

  - Охти мне! - прижала руки к пышной груди Софья и взглянула на фаворита с удивлением, тонкие дуги выщипанных в ниточку бровей приподнялись, в глазах непонимание:

  - Да может ли такое быть?

  - Промышлением божьим и не такое возможно, лишь бы он, - поднял глаза вверх стольник восхотел этого.

  Царевна оживилась, бледные щеки слегка покраснели, в глазах зажглись искры неподдельного интереса.

  - И какие дива у них есть?

  - Сказывают, что привезли они для торговли в Орел - городок кузнечную рухлядь, искусно сработанные топоры, пилы и лопаты железные. Еще зеркала не хуже веницейских и искусно сработанные шкафы холодильные, что в них не положишь, стоит долго, словно в погребе со льдом.

  - Ишь, ты, - восторженно выдохнула царевна, глаза ее горели восторгом, словно у ребенка услышавшего чудесную сказку. Город дивный из-за тридевяти земель, полный диковинок:

  - А живет там кто?

  -Люди православные, говорят по-русски, но немного чудно, но не это самое важное! - стольник остановился, дожидаясь реакции правительницы Русского царства.

  Дождавшись заинтересованного взгляда царевны, тонко и немного злобно усмехнувшись, продолжил:

  - Делают они мушкеты, стреляющие на версту и более, сказывают, точно попадают в любую цель. А Петр ходит по Коломенскому без опаски, да и кто сможет что понять, если за версту кто-то выстрелит?

  Глаза царевны сузились, она размышляла. Взгляд Софьи скользнул по красному углу, лик Христа с почерневшей от времени иконы кротко и укоризненно смотрел на царевну. А ведь вправду никто не поймет кто убил Нарышкинское семя. Один выстрел, и она навсегда избавится от волчонка, Иван болен и кроток, он проблем не принесет. Решено, отправить к пришельцам подсылов с заданием любой ценой нанять стрельца искусного и привести в Москву. А там посмотрим, что это за мушкеты и что за людишки появились на украине уральской.

  Когда Софья посмотрела на фаворита, тот стоял молча, лишь преданно смотрел на свою повелительницу.

  Молча поманив стольника к себе, царевна, обдавая жарким дыханием, зашептала советнику на ухо.

  Смена заканчивалась и Иван Савелович мирно попивал чаек на скамейке в комнате отдыха. А почему бы не отдохнуть, если строительная лихорадка и штурмовщина, связанные с вводом в действие и первыми плавками экспериментальной мартеновской печи, уже закончилась? Неожиданно дверь распахнулась, забежал молодой, только устроился на работу, парень.

  - Главный инженер Вас срочно зовет в цех, - заполошно сообщил он, шмыгнул носом и, не дожидаясь ответа, юркнул назад.

  Не дают передохнуть, ворчливо подумал Иван Савелович поднимаясь со скамейки.

  Около ковша вокруг взъерошенного главного инженера собрались все 'аксакалы', имевшие опыт в металлургии.

  - Ковш требует ремонта, забито выпускное отверстие, а плавку не задержишь, что будем делать? - произнес тот и с выжидательным выражением на лице повернулся к окружившим его старым, опытным металлургам. Сам он хотя и имел высшее образование, но в сфере далекой от металлургии и сейчас лишь осваивал азы профессии. Впрочем, не один он здесь был такой, большинство рабочих и инженеров впервые увидели мартеновскую печь лишь после Переноса. Кадров металлургии в городе практически не было.

  - Что-что, - почесал затылок Иван Савелович, - спускаться нужно в ковш и ремонтировать!

  - Так не остыл он еще, раскаленный! - отрицательно покачал головой главный инженер.

  - Так Вы не сомневайтесь, Александр Петрович, - слегка снисходительно улыбнулся Иван Савелович, - остудим ковш водой и пробьем выпускное отверстие!

  Он оглянулся на стоящих рядом металлургов, большинство из которых было его возраста.

  - Да это можно! - дружно поддержали 'аксакалы'. Главный инженер нехотя согласился с Савелычем. А тот, как предложивший рискованную операцию, сам и вызвался ее реализовать.

  К ковшу, для охлаждения, подвели шланги со сжатым воздухом и водой. Тугая струя ударила во внутренности, в ответ оттуда повалили густые клубы пара, словно из извергающегося вулкана, заволокли все вокруг горячим туманом. Через несколько минут раскаленный докрасна огнеупорный кирпич внутренностей ковша потемнел, пара стало выходить гораздо меньше. И хотя жар еще оставался внутри кирпичей, времени дожидаться полного охлаждения не было, через час - плавка.

  Надев валенки, суконную спецовку, войлочную шляпу, рукавицы и защитные очки, Иван Савелыч бросил в горячий ковш лестницу. Улыбнулся. На глазах собравшейся около ковша молчаливой толпы спустился вниз. Шипели струи сжатого воздуха, сбивавшие жар внутри ковша.

  - Дын - дын - дын! - гулкие удары лома далеко разносились вокруг.

  За один заход сделать все не удалось. Передохнув, Иван Савелович облился с головы до ног прохладной водой и снова залез в ковш. До плавки оставалось немногим более получаса, когда он показался снова. Со спины его валил густой пар, а с обуглившихся краев спецовки летели искры.

  - Говорил сделаю, сделал! - сказал Иван Савелович хрипловато и, пошатываясь, пошел от печи.

  В конце рабочей смены Иван Савелович, негромко постучавшись, зашел в кабинет главного инженера и попросил разрешения завтра взять выходной. Тот, еще раз горячо поблагодарив старого металлурга, охотно разрешил. После работы и, вечерней поездки в больницу, Иван Савелович до ночи возился с уборкой в квартире. Жена она у него была чистюля и не терпела беспорядок.

  На следующий день, третьего июля, Иван Савелович вышел из подъезда гораздо позднее обычного и на миг зажмурил глаза от яркого солнца. Небосвод безоблачный, впрочем, как обычно. Даже зимней порой на территории города дни с хмурым небом, можно было пересчитать по пальцам. На улице безлюдно. Лишь соседка этажом ниже, сухая, словно вобла, пенсионерка Светлана Яковлевна, занимала излюбленный боевой пост на скамейке у подъезда. Кое-кто называл ее большой сплетницей, но сама себя она считала всего лишь слегка любопытной и даже более того не равнодушной к людям. Южноуральские пичуги, невидимые, под защитой веток и листьев, выводили звонкие рулады. Мужчина Он широко улыбнулся. Настроение у него было таким же солнечным, как и утро. Сегодня он забирал из больницы жену - Аннушку. Налетевший с севера прохладный ветерок, заставил его зябко поежится и торопливо застегнуть повыше молнию ветровки. При виде Ивана Савеловича женщина, оживившись, торопливо поздоровалась:

  - Доброе утро Иван Савелович!

  - Доброе, - кивнул мужчина.

  Машину Иван Савелович еще вечером пригнал к подъезду. За прошедшее после Переноса время автомобиль оснастился уродливой нашлепкой газогенератора. Бензин на заправках для частников исчез на следующий день после Переноса, поэтому скрипя сердце, мужчина решился на реконструкцию своей 'ласточки', иных способов оставить ее в строю он не видел. Открыв топку газогенератора, он щелкнул зажигалкой на древесном спирту. Их полукустарное производство недавно освоило одно из мелких частных предприятий, во множестве появившихся в городе. Огонь стремительно побежал по заранее заготовленным щепкам. Вытащив из багажника несколько хорошо высушенных дровишек, Иван Савелович подкинул их в разгоравшуюся топку. Теперь оставалось подождать минут двадцать, прежде чем автомобиль сможет начать движение.

  Захотелось курить, но сигареты в магазинах давно закончились. Массовое появление даже деревенского самосада ожидалось не раньше, чем через несколько лет, так что приходилось терпеть. На рынке из-под полы куревом еще торговали, но просили за него уж совсем дикие цены. В первое время у Ивана Савеловича болела и даже кружилась голова - синдром курильщика, но постепенно он привык обходится без сигарет. Сглотнув тягучую слюну, он досадливо махнул рукой. Присев на скамейку напротив соседки, задумался.

  Светлана Яковлевна окинула мужчину пытливым взглядом. Не выдержав пытки любопытством, поинтересовалась вкрадчивым голосом:

  - Что так поздно вышел? На работе сейчас с опозданиями строго!

  Настроение у Иван Савелович было прекрасное и он охотно поддержал разговор:

  - Отпросился я на сегодня, за Аннушкой поеду. Забирать. Выписывают ее из больницы.

  - Вот и молодцы, молодцы, - торопливо закивала пенсионерка покрытой платком головой. В последнее время женщина, до этого не замеченная в религиозном пыле, рьяно соблюдала все мыслимые православные законы и вбила себе в голову что без платка выходить на улицу неприлично. После переноса и храмы, и единственная мечеть города, никогда не пустовали, а рьяных приверженцев православия и мусульманства стало в разы больше.

  Они еще немного поговорили, обсудили дефициты и то, что в последнее время со снабжением города продуктами, стало получше. Заработало пригородное тепличное хозяйство и построенные ударными темпами птицефермы. На ранее пустынных полках магазинов в изобилии появились первые овощи и фрукты, куриные яйца, а также мясо, от говядины с бараниной до курятины. Заработавший свинокомплекс обещал в новом году насыщение рынка свининой. Наконец Иван Савелович решил, что пора ехать и попрощавшись со словоохотливой соседкой сел за руль машины.

  Еще через пятнадцать минут он остановился на железнодорожном переезде. Перед машиной медленно опустился шлагбаум. Иван Савелович затормозил и нетерпеливо застучал пальцами по рулю, время на часах без пятнадцати десять. В больнице его просили приехать в десять утра. Опаздывать он не любил, предпочитая приехать лучше пораньше, чем опоздать всего на минуту, а на переезде можно и пять минут простоять и все двадцать, кто его знает, когда пойдет поезд! На этот раз повезло и ждать пришлось недолго. Позади успело собраться всего несколько автомобилей, когда по окрестностям разнесся протяжный звук гудка. Из-за поворота вначале показалась бронеплатформа, дальше - длинная вереница открытых вагонов, доверху наполненных жирно сверкающим на солнце углем. Ежедневно, утро м и вечером по одному эшелону проходили в сторону электростанции. Наконец длинная гусеница состава прошла, прозвучал послышался звонок, шлагбаум дрогнул и начал подниматься вверх.

  В больницу Иван Савелович успел почти вовремя, часы показывали две минуты одиннадцатого. Мужчина торопливо вошел в приемный покой, в руке у него трехлитровая пластиковая канистра, сама по себе после Переноса немалая ценность. В нос ударили знакомые запахи больницы: хлорки и еще чего-то столь-же неприятного. До боли знакомые, слегка облупленные стены, примерно до середины крашенные ядовито-зеленой краской, а дальше белой водоэмульсионной. Вверху плакат: Куришь, пьешь? Быстро умрешь! Жена, уже не в больничный халат, а переодетая в заранее привезенные повседневные джинсы и блузку и с пухлым пакетом с немудреными пожитками в руке, поджидала на скамейке у входа. Время раннее и больше никого в помещении не было. При виде мужа лицо женщины расцвело облегченной улыбкой, напомнив мужчине ее такой, какой она была четверть века тому назад. Торопливо поднявшись и поцеловав мужа в подставленную щеку, она торопливо шепнула:

  - Подожди здесь, я сейчас, - оставила пакет, а сама нырнула куда-то внутрь больницы. Иван Савелович огляделся, вздохнул и уселся на скамейку. Обратно она вышла через пару минут в сопровождении лечившего ее хирурга. Юрий Соломонович, в белом докторском, но изрядно мятом халате, невысокий и с уже намечающимся брюшком, считался в железнодорожной больнице одним из лучших хирургов. Из кармана торчит краешек непонятного медицинского приспособления. После перевода из реанимации, он был лечащим врачом женщины. Стрела кочевника задела толстый кишечник, что привело к осложнениям - перетониту и сепсису. Женщине еще повезло, что Иван Савелович вовремя доставил ее в больницу и, что антибиотиков поначалу хватало на всех больных. Несмотря на все усилия докторов, она больше двух месяцев пролежала на больничной койке.

  Иван Савелович поднялся. Доктор, отыскав чуть навыкат, грустными глазами, в которых казалось собралась вся скорбь иудейского народа, супруга пациентки, подошел к Ивану Алексеевичу, вяло пожал протянутую руку.

  - Здравствуйте! Берегите супругу и не подставляйте ее больше под стрелы кочевников. Слава богу, что стрела - дура и, жизненно важные органы не задела. Хорошо? - слегка лукаво и насмешливо произнес доктор.

  - Юрий Соломонович! - возмутился мужчина, - Вы же знаете, что все получилось случайно!

  Лечащего жену доктора Иван Савелович знал уже больше месяца и уважал за заботу о пациентах и профессионализм.

  - Шучу, я шучу, - вяло и устало отмахнулся доктор, - все я знаю, но берегите ее. Она у Вас умница, антибиотики под конец ее лечения закончились, но она сумела выкарабкаться, Молодец.

  Доктор бросил профессиональный и одобрительный взгляд на женщину, от чего та засмущалась и потупила глаза.

  - Милочка, не забудьте диета и дробное питание!

  - Я поняла, Юрий Соломонович, - кивнула женщина.

  - И купите жене компрессионные чулки ей. Как-никак больше двух месяцев она у нас в больнице пролежала, - доктор упер строгий взгляд на Ивана Савеловича.

  - Хорошо, - согласно наклонил голову мужчина;

  - Доктор это Вам, - он протянул канистру хирургу.

  - Что это?

  - Первак, сам гнал...

  Весь путь домой Анна не отрывала удивленного взгляда от проплывавшего за окном пейзажа. Она беспрерывно болтала, стараясь узнать у мужа городские новости, пораженно охая и удивляясь изменениям, произошедшим, пока она лежала в больнице. Иван Савелыч понимал ее эмоции, внутренне посмеивался, но как мог удовлетворял ее любопытство. Телевизор не давал понять масштаб произошедших перемен. Знакомый казалось до последней черточки город, неузнаваемо изменился. Вроде все те-же, окруженные заборами одноэтажные дома частного сектора и панельные пятиэтажки, дороги и трубы ГРЭС на горизонте, но впечатление город производил совсем другое чем раньше. Он стал собранее и суровее. Словно досужий гуляка переоделся в строгую военную форму. Прежде всего женщине бросилось в глаза отсутствие на улице праздношатающихся. В рабочее время можно было увидеть только стариков и детей, да вооруженные патрули милиции вперемежку с военными. Машин, особенно легковых, на дорогах гораздо меньше, большинство из них изуродовано таким-же горбом газогенератора как у их жигулей. Вдоль улиц стоят свежевырытые колодцы и машины водовозки, благо водоносные слои, с достаточно качественной водой, в районе города совсем неглубоко. Горожане набирают в ведра и канистры воду. Реагенты для очистки на водозаборе давно закончились, и, хотя ее продолжали обеззараживать, благо добывать хлор уже научились, но в пищу она была не пригодна. На многие годы вперед, для питья станут использовать только колодезную или привозную воду.

  Через четверть часа машина скрипнула тормозами и остановилась около дома. Иван Савелович вышел из машины и открыл жене дверь. На скамеечке у подъезда на 'боевом' посту сидела Светлана Яковлевна. При виде соседки она обрадовалась.

  -Охти! Аннушка! С выздоровлением! - совершенно искренне воскликнула, подымаясь со скамейки, Светлана Яковлевна.

  Женщины ранее не были особо близки, но сейчас они обнялись и прослезились. А еще через пару минут дверь подъезда шумно захлопнулись за счастливыми супругами.

  К девятнадцати часам вечера в ресторан Степные Дали собрались только свои. Приватный зал забит высокопоставленными людьми. На почетных местах - руководители администрации города. Вместе с ними, по особому списку пригласили доверенных и приближенных к главе города директоров предприятий и бизнесменов. Совсем недавно именно они привели Соловьева к победе на выборах градоначальника. Собравшиеся негромко переговаривались между собой, гадая о причине, из-за чего их собрали. Никто этого не знал и, им оставалась лишь ждать. После суда и конфискации ресторан у главы заговора Романова, его передали на баланс комитета по ЖКХ и создали отдельное муниципальное предприятие по управлению им. Но как он был лучшим, а теперь еще и единственным в городе, так им и остался.

  Ровно в семь вечера дверь открылась, в зал вошел мэр города - Соловьев, вслед за ним охранник. После покушения градоначальник всюду передвигался в сопровождении телохранителей. У дверей он на миг остановился, чтобы цепким взглядом пройтись по собравшимся за длинным столом. Вроде бы все. Окна открыты настежь, на улице прекрасное и теплое лето. Свежий ветер гуляет по просторному залу, треплет длинные, до пола, портьеры. Из скрытых динамиков негромко лилась зарубежная музыка из покинутого и недостижимого двадцать первого века. На столе в изобилии - дорогие и изысканные блюда, разнообразные закуски. Красуются, поблескивая импортными этикетками, многочисленные вина, дорогие коньяки и водки. Соблазнительно пахнет мясными и рыбными блюдами. Словно, и не было Переноса, карточной системы и до сих пор по многим позициям пустых полок магазинов. Далеки еще до исчерпания хранящиеся на оптовых складах запасы... только доступны они, далеко не всем.

  - Здравствуйте, - куда-то в пространство проронил Соловьев и, не глядя ни на кого проследовал на оставленное ему место во главе стола. Охранник, оглядев настороженным взглядом зал, уселся на заранее приготовленный стол у входной двери.

  Зашуршали отодвигаемые стулья, чины администрации и муниципальные директора дружно поднялись из-за стола, стоя приветствуя мэра. Приглашенные бизнесмены, кто со слегка обалдевшим выражением лица, кто с непроницаемой физиономией игрока в покер, через пару секунд ступора последовали их примеру. Соловьев присел за стол и все также в пространство проронил:

  - Садитесь.

  Пока приглашенные молча рассаживались, сам наклонился к сидевшему справа заместителю по промышленности и планированию - Никите Ивановичу. Как обычно, тот был в неизменном костюме - тройке. Выслушав произнесенный тихим голосом доклад, Соловьев кивнул. Подождав пока официанты разольют по рюмкам напитки и удалятся, повернулся к гостям. За прошедший месяц после заговора Романова и гибели жены, он сильно сдал внешне. Одутловатые мешки под глазами, нездоровый цвет лица. Если раньше ему давали всего лишь пятьдесят с хвостиком, то сейчас он выглядел шестидесятилетним пенсионером. Только прищуренный взгляд остался таким-же, жестким и цепким. Неторопливо выровняв лежавшие перед ним тарелку и столовый прибор, он поджал губы и поднял загоревшийся лихорадочным возбуждением взгляд на собравшихся за столом. С момента похорон жены он сильно изменился и внутренне. Вначале он зациклился на желании отомстить Романову, а когда тот бесследно исчез, его разум захватило стремление перегнуть через колено Русь. По его мнению, город как самая цивилизованная и технически развитая часть Руси должен стать ее центром. А возглавлять его, и стало быть всю Русь, будет он, Соловьев. Это казалось ему логичным и соответствующим интересам и горожан, и остальной Руси. Он пока еще не самовластный правитель города, к сожалению, и нуждается в поддержке единомышленников. Поэтому, поговорим. Ему нужны разделяющие его цели люди.

  - Делу время, потехе час! Пить водку будем после, - произнес Соловьев, внимательно оглядывая притихших и насторожившихся бизнесменов и чиновников.

  - Уважаемые соратники! Я называю Вас именно так потому, что только при Вашей поддержке, мы смогли благополучно пройти первые, самые трудные месяцы после Переноса. У нас была единственная цель выжить в страшном и диком семнадцатом веке. Сейчас мы можем с уверенностью сказать, что это у нас получилось! Благодаря нашей общей работе город сумеет самостоятельно прокормить себя и сохранит подавляющее техническое превосходство над остальным миром.

  Успехи, это было правдой, и аудитория довольно загудела, да и одобрительные слова мэра пришлись собравшимся по душе. Переждав эмоциональную реакцию чиновников и предпринимателей, градоначальник продолжил:

  - Из школьных уроков мы знаем ход истории. Нравится нам то, что происходило? Революции, кровавые войны, вонючая дикость и варварство?

  Градоначальник, отвечая на собственный вопрос, покачал головой:

  - Нет. Можем мы, выходцы из цивилизованного двадцать первого века не допустить все это? Я считаю - да! В этом жестоком мире, куда мы попали все решает сила, а она у нас есть! Оружейники и химики произвели первые партии патронов, сконструированы и успешно опробованы в реальном бою минометы. Маленькое экспедиционное подразделение, отправленное в помощь казахам, сыграло решающую роль в разгроме нашествия джунгар. А с ними в нашей истории казахи боролись многие десятилетия.

  В дверь постучались, не дожидаясь ответа она открылась. Взгляды собравшихся скрестились на вновь прибывшем. Появившегося в проеме скандального блогера и журналиста областной газеты, а ныне работника грэсовской малотиражки - Сергея Иваненко знали, наверное, все присутствующие. Обликом он напоминал не к ночи помянутого Егора Гайдара, такой же гладкий и плешивый, эфимерно добродушный. Но внешность обманчива. Журналист был из тех акул пера, кого скорее можно было назвать гиенами. Ради красного словца, он, наверное, и мать родную не стал бы жалеть.

  - Здравствуйте, - небрежно поздоровался Иваненко и попытался прошмыгнуть к столу, но не тут-то было! Охранник торопливо встал и загородил журналисту дорогу.

  Градоначальника вначале перекосило от удивления, через миг он покраснел от сдержанного гнева и приподнялся со стула:

  - А ты что здесь делаешь?

  - Почему Вы мне тыкаете? У нас свободная пресса! Я имею право присутствовать! - журналист попытался возмутится и обойти телохранителя, но не тут-то было!

  - Ничего ты не имеешь! - рыкнул Соловьев, - Не стой в дверях, не стесняйтесь-иди отсюда нахрен!

  Мэр кивнул охраннику, дескать убирай журналиста. Виктор Александрович сам немало пострадал от статей Иваненко, а сейчас такая великолепная возможность немного посчитаться! Охранник выволок журналиста из зала, возмущенные вопли того еще несколько секунд слышались пока его тащили по коридору. Наконец наступила относительная тишина, лишь в дальнем углу шепотом обсуждали происшествие. Многие из присутствующих в свое время пострадали от статей Иваненко, так что желающих заступиться за репортера не оказалось. Скупая улыбка пробежала по губам градоначальника. Наконец можно не сдерживать себя перед подобными журналюгами. Соловьев открыл бутылку с минералкой, налил в стакан, выпил.

  - Продолжим. Я уже говорил, что сила у нас есть, - обвел взглядом вновь притихших чиновников и предпринимателей Соловьев. Зал притих, внимая откровениям мэра.

  - Южнее нас казахские степи. Малонаселенный и бедный регион, там проживают люди, чуждые нам по религии и менталитету. Стало быть, развиваться нужно взаимодействуя с русским государством, но как? Если пытаться договариваться с царской властью, пойти на уступки - посчитают слабаками и неминуемо нападут. Попытаются стать частью 'единой и неделимой' - опять же сядут на шею. Станут требовать все больше и больше, начнут навязывать свои порядки, по незнанию развалят хозяйство - а обратного пути уже не будет. И постепенно все скатится к тому, что посадят нам на шею воеводу, который станет драть с нас по три шкуры во благо царя и дворянства.

  Градоначальник замолчал, еще раз выравнивая столовый прибор. Стояла тишина, столь полная, что было слышно жужание мухи, залетевшей в зал.

  - Виктор Александрович, - поднявшись с места, обратился к Соловьеву директор городского водоканала, - так как городу себя вести с Москвой, все-таки они нам не чужие.

  - В политике это не важно, чужие, не чужие, - досадливо отмахнулся градоначальник, - с русским царством необходимо говорить с позиции силы. Иначе деградация города неизбежна. И силу мы скоро покажем! Для города существуют две возможности. Первая, или они нас признаете независимыми - и тогда получат выгоду за счет торговли - или приобретут очень большие проблемы. Вторая - воссоединение с остальной Россией.

  Градоначальник замолчал, оглядел притихший зал. Бояться со всей Россией связываться, подумал он, трусы! Хмыкнув про себя, он продолжил:

   -Это возможно только с позиции силы и под нашим руководством. В Москве вместо 'аборигенного' царя должен сидеть человек из попаданцев, а все противящиеся этому должны гнить в земле. Чтобы мы навязывали патриархальной и варварской России свой образ жизни, а не она нам. Все со мной согласны?

  Соловьев обвел внимательным взглядом собравшихся. Многие прятали глаза, но возразить не решился никто. Ну что же, и это для начала неплохой результат, подумал он и решительно поднял запотевшую рюмку с налитой и кристально чистой водкой:

  - За город! - провозгласил он. За город! Дружно откликнулся зал. Мэр лихо опрокинул в рот полную рюмку.