I

Рыбаки вернулись из дальнего плавания с богатым уловом. Ловили они рыбу у берегов острова Сольскель и у острова Хравниста, что возле Земли Наумудаль. И далее на север плавали и видели в море льдины — правда, не очень большие.

Изведали они и штиль, когда вода — что на блюдце, и в бурю шли, когда валы нависали над палубой точно скалы.

Кари выказал себя человеком смелым: твердо держал рулевое весло, когда это поручали ему, и не единожды спасал парус, цепко удерживая его за канат или отпуская канат, чтобы ловко приноровиться к ветру, пытавшемуся изорвать парус в клочья. Словом, Кари вдруг обернулся человеком незаурядных качеств морехода. Может, по наследству от отца.

Плавание, как обычно, не обошлось без беды. Ивар, сын Семунда, из местечка Зеленое Болото был смыт морской волной и пошел ко дну. Объяснить это можно только чистой случайностью, ибо это был муж опытнейший, не раз ходивший на север.

Долгое время вялили и солили рыбу, заготовляя ее на зиму. Кари помогал отцу все дни и ночи, пока улов, приходящийся на долю его семьи, не был должным образом обработан.

Скегги, отец Гудрид, который плавал по своим делам и достиг Халогаланда и жил там у друзей — торгового люда, приходил посмотреть, что делается в доме Гуннара. И очень хвалил он тех, кто плавал в северные моря и целым-невредимым возвращался с добычей. Потом они говорили об Иваре, сыне Семунда, которого смыло волной в сильнейшую бурю.

— Мы сказали ему, — объяснял Гуннар, — чтобы покрепче держался, а еще лучше — привязался бы за носовой штевень, потому что в это время был он за впередсмотрящего. Но он упорно полагался на себя.

— Нельзя упорствовать, — сказал Скегги, — когда имеешь дело с морем. С ним надо уметь ладить. Ведь оно часто походит на человека, потерявшего разум.

— Это так, — согласился Гуннар.

— Иной раз приходится и глотку надорвать, чтобы спасти неразумного или слишком самонадеянного.

— Я это пытался делать, — сказал Гуннар в свое оправдание.

— А то и силу надо применить: ведь море не любит шуток.

— Дело до этого не доходило.

— Что случилось, то случилось, — сказал Скегги. — Видно, так решил сам Один… Приятно, что Кари выказал и смекалку и смелость.

— Какую? — спросил Гуннар, словно первый раз слышал об этом.

— Да все говорят…

— Ничего особенного. Так положено в его годы.

— И все-таки — он молодец!

Гуннар промолчал: ведь не очень-то удобно своего собственного птенца хвалить. Пусть лучше об этом другие говорят.

Гуннар поинтересовался тем, что делается в Халогаланде и удачной ли была поездка Скегги.

— Уж куда лучше! — сказал Скегги. — Мне надо было повидать неких купцов, торгующих русскими шапками. Мы ударили по рукам — и много шапок принял я на свой корабль и отправил его в землю Халланд. Там они идут прекрасно.

— Да, пожалуй, ты поступил правильно.

— Так говорят все.

Когда ушел Скегги, напившись браги, Гуннар сказал сыну:

— Этот Скегги явился неспроста.

Кари ничего не ответил. Лишь покраснел. Гуннар не стал донимать сына расспросами или смеяться над его застенчивостью. Он только сказал:

— Ты в море смелее, чем на глазах у Скегги.

— При чем здесь Скегги?

— Нет, я просто так… — Потом отец сделал вид, что озабочен чем-то. И сказал: — Хорошо ли знаешь ты Гудрид?

— Какую Гудрид?

— Дочь Скегги.

Как ответить отцу? Сказать — нет? Сказать — да? Отец есть отец: решающее слово во всяком деле — за ним. Правда, мать тоже не бессловесна. И при всем упрямстве отца почему-то очень многое часто происходит по ее хотению. И отец, кажется, в иное время говорит ее устами.

Кари ответил так, как ответил бы скальд Тейт:

— Разве можно до конца узнать человека, особенно девушку?

— Можно, — решительно ответил отец.

— Тебе виднее, отец. Однако я слышал и кое-какое другое мнение.

— И это мнение тоже верно! — Отец рассмеялся и хотел было на этом закончить разговор. Но, видимо, передумал. И сказал, уже на самом деле озабоченно:

— К нам заходил Эгиль, брат Фроди. Они живут за Форелевым ручьем. Тебе что-нибудь говорят эти имена?

Кари представил себе битву на Форелевом ручье… Алую кровь на воде… Умирающего Ана… Звон мечей и рычание берсерков…

— Это берсерки, отец, — сказал Кари. — Бешеные.

— Верно. Я тоже так думаю.

— Я видел, как они бились…

— Да, да, помню. Может, и ты бился с ними?

— Нет. Я следил издали, из-за укрытия. Вместе с Тейтом. Ведь я рассказывал тебе.

Отец теребил бороду. Нахмурил брови.

— Мне Эгиль не понравился. И слова его не понравились… Он явился, чтобы предупредить… Но я не стал его слушать…

— Что же ему надо было?

— Ничего особенного… Он сказал, что не стоит тебе ходить на лужайку и встречаться с этой маленькой Гудрид…

— Она вовсе не маленькая!

— Возможно, Кари. Но я полагаю так: не думаю, что пришла пора жениться тебе. И еще: может, эта Гудрид способна морочить голову молодым людям?

— Никогда, отец!

— Ты слишком уверен…

— Гудрид мила и добра.

— Возможно. Но отчего же она назначает свидание Фроди на той же самой лужайке?

И отец зашагал к дому, не пожелав дослушать, что скажет сын. Только песок хрустел под его ногами да учащенно и гулко — на весь берег! — билось сердце Кари. А глаза застилала непонятная пелена — темная, противная…