Красивая ленточка – орден Почетного легиона

Награждение орденом Почетного легиона женщины, работающей в области моды, – событие нечастое, первой его получила Жанна Пакен в 1913 году. Но Ланвен тогда была известна еще организаторскими и деловыми качествами, талантом руководителя. Пресса подчеркивала это, сравнивая кутюрье с ресторатором и владельцем гостиниц Эженом Корнюше. «Ах! Этот Корнюше! (sic.), – писала герцогиня де Клермон-Тоннер в мемуарах. – Он был словно воплощением тех лет. В своей области он был гением. Сначала простой посудомойкой, затем одолел путь от кухни до кабинета управляющего, работал метрдотелем в Maxim, прекрасно знал психологию тех, кто приходит тратить деньги, знал предпочтения и мании тех, кого обслуживал. Его значение для города можно сравнить с прекрасной богатой Аргентиной в его собственных передвижениях по миру. Он знал своих клиентов, как финансист – ставки на бирже! Каждый вечер и каждое утро он управлял своими ресторанами и казино»^[462].

Жанна Ланвен в своем кабинете, 1930-е годы

Жанна никогда не стремилась скрыть свое простое происхождение, без особого раздражения реагировала на анонимные письма, «восхвалявшие» ее яростное «желание вырваться вперед». Хотя не было необходимости хвалить известное и успешное предприятие, но министр торговли все-таки упомянул в отчете, прилагавшемся к досье мадам Ланвен – кавалера ордена Почетного легиона, что она открыла ясли для детей работниц и создала фонд финансовой помощи бывшим сотрудникам. Правда, Мадлен Вионне тоже открыла в здании своего собственного Дома по адресу: авеню Монтэнь, 50, медицинский пункт и зубоврачебный кабинет, где оказывались бесплатные услуги ее персоналу. Но Жанну превозносили, прежде всего, за коммерческий размах предприятия и за ту важную роль, что она сыграла в организации Выставки декоративного искусства.

С награждением ее поздравляли поистине великие коллеги: Шеруи, Пакен, Преме, Гастон, Редферн, Ворт, Руфф. Эти знаки уважения и симпатии не могли не тронуть кутюрье, она всегда была чувствительна к тому, как выглядела в глазах других.

Впрочем, если речь шла о том, чтобы возглавить «класс» одежды на выставке 1925 года и заправлять всем в павильоне «Элегантность», то она шла на риск вызвать недовольство большинства забытых и неприглашенных собратьев по цеху.

Среди лавины поздравительных открыток и телеграмм на ее адрес одно скромное послание выделяется из множества себе подобных совершенно особым, искренним взглядом на происходящее: «В воздухе витают хорошие вести. Я не буду ждать, когда они обретут земные формы, а сразу скажу Вам, как сильно я аплодировал. Я всем сердцем разделял радость и восторги Ваших друзей, когда Вас наградили орденом Почетного легиона.

Наконец-то можно заставить замолчать Ваших завистников, о которых Вам не стоит думать ни секунды. Верьте, преданно Ваш Поль Пуаре».

Горячая искренняя симпатия. Но маловероятно, что зависть к славе и титулам утихает после того, как ее объект награжден еще одним орденом. Жанна знала людей и гордилась своей наградой тем больше, что там, где она ожидала битву, были устроены торжества.

Профессионалы, которые отстаивали в самых разных областях то же высокое французское качество, как и сама Жанна, не вступая при этом с ней в прямую конкуренцию – мастера ремесел, банкиры, юристы, рекламщики и антрепренеры, – это всего лишь часть всех тех, кто разделял с нею радость.

По случаю награждения Жанна получала поздравления от тех людей, чье одобрение было для нее крайне важно, это имена правящих в деловом мире и в сфере услуг класса люкс, их можно читать как справочник знаменитостей. Тут и самые знаменитые ювелиры того времени – Жорж Фуке, Ван Клиф и Арпельс, Раймонда Темплие; производители лучших тканей – братья Дормей и Луи Бракние; владелец фабрик по изготовлению товаров для путешествий – Гастон Луи Вюиттон; Жанна Маргейн-Лакруа, придумавшая легендарный бюстгальтер «Сильфида» без корсета; изготовитель манекенов Сигел, рисовальщик Жорж Лепап, фотографы Поль Надар и Анри Мануэль. Архитекторы, финансисты, адвокаты, представители промышленных синдикатов и ремесленных палат… Представители модной прессы тоже в этом списке: Альбер Фламен, колумнист газеты Les Modes; Рене Бониер; «мадемуазель Жавель» из New York Herald; Рамон Фернандез из Vogue и даже американский владелец Vogue, лично Конде Наст; издатели Арсен Александр и Люсьен Вогель.

Мэр Ле Везине, муниципальный советник VII округа Парижа; генеральный советник Эро; супруга бывшего президента Республики, мадам Александр Милльеран; Жозеф Пти, мэр Биаррица, выступили со стороны политиков. Люди театра, оперетты, представители аристократии и крупной буржуазии; семейства Фоше-Маньян и Фоше-Делавинь; граф и графиня Шарль де Польньяк; герцог и герцогиня Ланца-ди-Камастра Палермские; неминуемая Миса Серт, подруга Шанель; промышленник Жюль Пек и даже ветеринар, наблюдавший собачек кутюрье, доктор Мери, чей кабинет находился на улице Асторг, в трехстах метрах от улицы Фобур, 22.

Кроме сотрудников из главного ателье и филиалов, Жанну лично поздравляли ближайшие соратники и коллеги, например Жан Лебюскьер, он полностью посвятил себя делам Дома моды после закрытия La Gazette de Bon Ton: «Я в первую очередь думаю о моей Патронессе на все времена». Мастерицы, самая старшая из которых работала у нее уже двадцать восемь лет, в складчину преподнесли ей подарок – крест, украшенный бриллиантами, Жанна надела его 23 января на банкет в Palais d’Orsay. Меню было классическое, достойное и Корнюше, и Пуаре: закуски по-парижски, камбала в соусе Дюгреле^[463], жареный цыпленок а-ля Palais d’Orsay, страсбургский паштет фуа-гра, салат, королевское мороженое, вафли, фруктовая корзинка, конфеты. Все это сопровождалось винами из Бордо, Медока и Грава, бургундским из Бона и шампанским «фраппе»; затем следовали кофе и ликеры.

В альбоме внушительных размеров, посвященном этому событию, который она всегда хранила в шкафу у себя в директорском кабинете, Жанна собрала все поздравления, присланные ей в конце 1925 года: нескольких тысяч почтовых открыток, писем и телеграмм от близких, соседей, партнеров, конурентов, старых знакомых и постоянных клиентов. Они встретили ее триумф с восхищением, уважением и нежностью, а она достойно приняла их поздравления, посылая в ответ благодарственные письма, часто написанные собственноручно, как показывают отметки на конвертах: «От.», «Ответил такой-то…» или «Ответила сама». В этой лавине поздравлений мы нашли только две маленькие странички от самых близких. Первая – страничка номера газетки Aux ecoutes^[464] от 31 января 1926 года, где в нескольких строчках, написанных для рубрики «Вокруг света», сообщается, что, «находясь на пароходе, направляющемся в Нью-Йорк, граф и графиня Жан де Полиньяк с радостью узнали, что их мать и теща, мадам Жанна Ланвен, только что получила орден Почетного легиона». Другая написана от руки 30 декабря 1925 года. Это письмо от матери Жанны – стандартные поздравления, словно потрескивающие звуки со старой пластинки, напоминали о тех временах, когда миллионерша была еще маленькой ученицей, о детстве, которого у нее было так мало:

Неудивительно, что Софи-Бланш, несмотря на цветущее здоровье, не присутствовала на церемонии вручения ордена своей дочери, и эта маленькая ложь была необходима, чтобы оправдаться. После смерти в ее бумагах нашли рукопись речи, которую произнес Жан Лабюскьер в тот день, с посвящением: «Мадам Софи-Бланш Ланвен – моя скромная история великой жизни, с уважением Ж.Л.». Здесь он играет схожестью собственных инициалов и начальных букв имени своей начальницы. В конце четырех страниц идет очевидно хорошо продуманный текст, тем не менее смысл его совершенно прозрачен, и в нем – суть отношений между двумя этими женщинами:

«Очень жаль, что на этом празднике не смогла побывать старенькая мама, почтенный возраст которой не позволил приехать. Но сегодня, как и в печальные дни прошлого, она ждет вашего возвращения. Дорогая дочь когда-то послушно приносила в дом свои двадцать пять франков – жалованье мидинетки, теперь осветила его лучами своей славы»^[466].