18. Оратория

Я СПАЛА БЕСПОКОЙНО И НЕСКОЛЬКО раз вскакивала, чтобы перепаковать вещи. Я никогда не бывала в индейской резервации и понятия не имела, что мне может потребоваться. Я проснулась еще до сигнала будильника и пролежала оставшееся время, чувствуя усталость и жалея о том, что согласилась на поездку. Что вообще заставило меня принять это идиотское решение? Хотя нет, я прекрасно знала, зачем согласилась. Если честно, я просто хотела провести время с Сэмюэлем. И это было невероятно глупо. Он уедет, причем скоро, а я останусь здесь.

Я отбросила одеяло и отправилась в душ, надеясь прогнать сонливость. Я собралась раньше, чем подъехал Сэмюэль, и села дожидаться его на крыльце вместе с Яззи. Пес положил лохматую голову мне на колени, глядя на меня грустными глазами. Он понимал, что я уезжаю, но его с собой не возьму. Сэмюэль позвонил мне вечером и сказал, что Нетти согласна кормить кур и присматривать за Яззи, пока меня не будет. Меня немного смутило, что его бабушка в курсе нашей совместной поездки, хотя я была рада, что Сэмюэль позаботился о Яззи. Интересно, что подумала обо всем этом Нетти? Впрочем, я предпочитала оставаться в неведении. Я очень надеялась, что она не побежит всем рассказывать, хотя подозревала, что скоро о нашей поездке узнает весь город. Может, к тому моменту, как мы вернемся, это уже перестанет быть новостью. Я тяжело вздохнула, подумав о том, как на меня будут смотреть после этого небольшого «приключения».

Сэмюэль подъехал ровно в шесть. Когда он выключил зажигание и вышел из машины с легкой улыбкой на губах, мой пульс участился, как у влюбленной дурочки.

– Готова?

Я обняла Яззи, потерлась о его густую шерсть и сошла с крыльца с сумкой в руках. Пусть я не знала, что именно мне нужно взять с собой, однако понимала, что не стоит тащить в хоган Стеллы Яззи целый чемодан одежды и туалетных принадлежностей. Так что я упаковала лишь необходимый минимум.

Сэмюэль с одобрением взглянул на мою спортивную сумку и забрал ее у меня, бросив взгляд на мои поношенные джинсы. В качестве компенсации я надела полупрозрачную белую тунику и крупные серьги-кольца. Я просто не могла не добавить немного женственности в свой наряд. На ногах у меня были босоножки, однако я бросила на заднее сиденье пикапа старые ботинки, поскольку понимала, что без них мне не обойтись.

– Ну точно, стопроцентная девочка, – усмехнулся Сэмюэль.

– Эй, вообще-то я езжу верхом, умею чистить стойла и доить корову, а также не робею перед злющими курами, – с ехидством заявила я. – Мне просто нравится девчачья одежда. Я слишком много лет ходила в обносках братьев. Тебя что-то не устраивает?

– Нет, мэм. Меня определенно все устраивает, – ответил Сэмюэль, вдруг переключившись на серьезный тон.

Я сглотнула и постаралась спрятать улыбку.

Перед тем как заехать за мной, Сэмюэль успел завернуть на заправку. В подставке для напитков меня ждала диетическая кола, а на заднем сиденье лежал коричневый пакет, от которого распространялся божественный аромат.

– Это же булочки с корицей от Потной Полли! – опознала я по запаху.

– Как ты ее назвала? – Сэмюэль вскинул брови, захлопывая за собой дверь, и завел машину.

Я объяснила ему историю нелепого прозвища Полли, накинувшись на теплые сладкие комочки блаженства.

– Жаль, что я не знал об этом прозвище до того, как проглотил целых три булочки. – Сэмюэль содрогнулся в притворном ужасе.

– Если ты растерял аппетит, я не откажусь от последней, – заявила я, облизывая пальцы. – Можно что угодно говорить про Леван, но нельзя отрицать, что в нем есть свои плюсы. И один из таких плюсов – стряпня Потной Полли, несмотря на пот и все остальное.

– Если честно, я не могу сказать о Леване ничего плохого.

Сэмюэль оперся предплечьями на руль. Впереди была долгая дорога.

– Правда? – Меня это немного удивило. Я ведь помнила слова его бабушки, сказанные у меня на кухне. – Ты бы хотел остаться здесь жить? – Как только я произнесла это, то отчаянно пожалела. Какой жалкой и навязчивой я, должно быть, выгляжу! Как будто уже строю планы на свадьбу и присматриваю новый дом. Я ведь совсем не это имела в виду.

Сэмюэль некоторое время смотрел в окно, а потом перевел на меня серьезный взгляд, слегка нахмурив брови.

– Нет, Джози. Жить здесь я бы, пожалуй, не хотел, – мягко произнес он.

Я на мгновение задумалась, не стоит ли мне открыть дверь и выброситься на дорогу. Я с трудом сдержала желание объясниться. Что бы я ни сказала, сделаю только хуже. Я доела последнюю булочку, не чувствуя вкуса, и выпила полбанки колы. Неловкое молчание растянулось на много миль. Утреннее солнце тем временем лениво поднималось над холмами, протягивая руки-лучи к спящей долине по левую сторону от пятнадцатой межрегиональной автомагистрали, по которой мы ехали. Еще девяносто миль, а потом мы свернем на семидесятую и направимся на восток, к Моабу, чтобы пересечь Долину монументов и попасть в штат Аризона.

В итоге мы достаточно расслабились, чтобы снова завести разговор. Сэмюэль начал рассказывать истории из армейской жизни. Я попыталась вспомнить забавные события, произошедшие в Леване. Мы очень по-разному прожили эти годы, однако почему-то я не чувствовала, что разница в опыте создает между нами пропасть, как было раньше, когда я читала письма Сэмюэля. Мне просто хотелось узнать как можно больше, чтобы лучше его понять.

После полудня мы остановились в Моабе, поскольку нужно было пообедать, однако уже через пятнадцать минут снова были в машине, захватив еду с собой. Сэмюэль рассчитывал добраться до бабушкиного жилища, пока не село солнце, а впереди было еще много часов пути. Ландшафт постепенно становился суровей и зрелищней. Огромные плато и отдельные скалы возвышались над равнинами, напоминая гигантские з'aмки, облицованные красным камнем. Интересно, что почувствовали мормоны, когда их предводитель объявил, что долина Соленого озера станет их домом? Они проделали такой долгий путь, перенесли такие страдания лишь затем, чтобы остановиться в пустой долине без деревьев и влаги. Должно быть, их сердца вздрогнули и переполнились отчаянием. Но вопреки всему они достигли процветания. Потом я задумалась о том, как древним индейским племенам удавалось жить в этой пустынной местности. Какими бы красивыми и величественными ни были эти виды, здешняя природа оставалась крайне негостеприимной. Должно быть, я случайно озвучила эту мысль, потому что Сэмюэль, покрепче сжав руль, всмотрелся в окружавший нас ландшафт, а потом сказал:

– У хопи есть интересная легенда о том, как они оказались на этих землях.

– Хопи? – переспросила я.

– Индейцы хопи живут в районе Четырех углов, в основном на пустынном плато на северо-востоке Аризоны. Со всех стороны их окружают земли навахо. Хопи придерживаются пацифизма, само их название означает «мирный и мудрый народ». И эта легенда как раз показывает традиционное для хопи смирение. Так вот, хопи верят, что, когда первые люди выбрались в этот мир из-под земли, птица пересмешник встретила их с початками кукурузы разных цветов и размеров. Она велела каждому племени выбрать себе початок, который предскажет их судьбу. Навахо, например, выбрали желтый початок, что означало, что у них будет полная удовольствий, но короткая жизнь.

Сэмюэль сделал паузу и бросил на меня печальный взгляд.

– Не могу сказать, что моя жизнь полна удовольствий, так что буду надеяться, что вторая половина предсказания тоже ко мне не относится. Так вот, все племена кинулись разбирать початки. Хопи же стояли и смотрели, как все дерутся за лучшую долю, но сами не лезли. В итоге им остался маленький синий початок, который никто брать не захотел. Он означал, что племя будет бесконечно и тяжело трудиться, однако их жизнь будет долгой и насыщенной. Вождь хопи взял синий початок и принял судьбу, отведенную его народу. Они отправились искать место, где поселиться, и наконец пришли к трем холмам в пустыне. Этой землей владел Масауву, Бог смерти. Он разрешил племени хопи остаться. Хопи осмотрелись и решили, что жить здесь будет непросто, зато никто не захочет отнять у них землю.

Я рассмеялась.

– Пожалуй, это можно назвать оптимистичным взглядом на жизнь.

– Ну, в чем-то они оказались правы. Однако хопи были фермерами и нашли способ выращивать урожай даже в этих тяжелых условиях. Поэтому юты, апачи и навахо постоянно совершали на них набеги, стремясь отнять кукурузу.

– То есть никому не нужна была их земля, зато нужен был урожай?

– Вроде того.

После этого мы долго молчали, погруженные в размышления.

– Мне нравится, что ты знаешь историю не только своего народа, но и других племен. Для меня ты как личный гид по коренным американским традициям.

– Если присмотреться, легенды многих племен – это вариации одних и тех же историй. Мы рассказываем их немного по-разному, порой со своей точки зрения, но истории все равно похожи, особенно у соседних племен. Хопи и навахо довольно схожи в религиозном отношении. И для тех и для других большое значение имеют церемонии. В центре наших верований находится понятие гармонии, равновесия, для нас важно, чтобы в сердце человека было добро, которое в свою очередь достигается через примирение с окружающими тебя людьми и обстоятельствами.

– Х'oж'o, – вспомнила я.

Сэмюэль удивленно уставился на меня, а затем кивнул.

– Да, х'oж'o. Откуда ты знаешь это слово?

– Я помню, как мы с тобой говорили о гармонии много лет назад. С тех пор я не раз вспоминала это слово. Оно даже записано на моей Стене слов.

– Подумать только, маленькая девочка в Леване, штат Юта, написала у себя на стене слово из языка навахо.

– Да, удивительно, – согласилась я. – Слушай, Сэмюэль…

– Да?

– Так ты нашел его?

– Кого?

– Равновесие, гармонию, х'oж'o… Как хочешь назови. За то время, что тебя не было, ты сумел его обрести?

Сэмюэль на секунду задержал на мне взгляд, а потом снова перевел его на дорогу.

– Это бесконечный процесс, Джози. Нельзя просто найти его, и все. Это как держать равновесие на велосипеде: любая мелочь может лишить тебя баланса. Но я понял, что для меня гармония во многом связана с наличием цели. И еще мне пришлось отпустить свои гнев и горечь. Когда мы познакомились много лет назад, меня переполняла злость. Но мое сердце смягчилось, и я начал меняться.

– Что же смягчило твое сердце? – тихо спросила я.

– Хорошая музыка и добрый друг.

Глаза защипало, и я отвернулась, смаргивая подступившие слезы.

– Музыка обладает невероятной силой.

– Как и дружба, – искренне произнес Сэмюэль.

– Ты тоже был для меня замечательным другом, – поспешила ответить я.

– Неправда. С тобой мне не сравниться. Но как бы жестоко и грубо я себя ни вел, ты никогда не держала зла. Я никак не мог тебя понять. Ты просто продолжала любить меня, несмотря ни на что. Я не понимал такой любви. Но потом я пережил опыт, который стал для меня уроком. Ты же помнишь, что я взял с собой отцовскую Библию, когда отправился на службу. Время от времени я ее читал, открывая наугад, выхватывая отрывки, периодически забрасывая чтение. По-моему, я не рассказывал тебе про этот случай. Разве что в одном из тех писем, что я тебе отдал. Я был в Афганистане, в районе, где, по некоторым сообщениям, прятался большой отряд талибов, в том числе один особо опасный боевик. Ходили даже слухи, что там прячется Усама бен Ладен. Меня и еще одного снайпера – мы всегда ходили на задания по двое – отправили в разведку, чтобы проследить за возможным выходом из системы пещер, где предположительно прятались террористы. Я три дня провалялся на брюхе, часами вглядываясь сквозь прицел. Я был злым и усталым, мне хотелось просто взорвать всю эту богом забытую страну и вернуться домой.

– Звучит ужасно, – сочувственно произнесла я.

– Оно и было ужасно. – Сэмюэль издал невеселый смешок и покачал головой. – Перед тем как отправиться на задание, я читал притчу о блудном сыне. Она меня разозлила. Мне стало обидно за старшего сына, который не бросил отца и оставался рядом, однако в итоге младший брат легко потеснил его. Я думал, что понимаю, чему учит эта притча: что Господь порицает грех, но не грешника, и что он простит нас, если мы вновь обратимся к нему и позволим ему исцелить нас. Я был согласен с этим, но все равно не мог забыть о том, как это неправильно и несправедливо, что отец не ценил «хорошего» сына. Я даже думал, что Иисус подобрал плохой пример, что он мог бы найти более подходящую историю. И вот я лежу в засаде, усталый, раздраженный, а в голове все крутится притча о блудном сыне. В этот момент я вижу, как к выходу из пещеры приближается человек, похожий на нашу цель, в сопровождении еще двоих мужчин. Меня охватывает воодушевление, я думаю: «Наконец-то хоть кто-то получит по заслугам!» Представляешь? Я дошел до того, что мысленно критикую Иисуса и готовлюсь снести кому-то башку. Я взволнован, у меня приказ «стрелять на поражение», и вдруг мой напарник говорит: «Это не он». – «Это он, – возражаю я. – Точно он! Давай!» Я продолжаю настаивать, даже когда начинаю понимать, что это не наша цель. – Голос Сэмюэля, да и все его тело выдавали напряжение. Он упрямо помотал головой, словно в это мгновение был не со мной, а там, в засаде между скал, в далекой стране. – Я уже готов нажать на курок, но вдруг из ниоткуда раздается голос, так ясно, как если бы мой товарищ сказал мне что-нибудь на ухо.

Сэмюэль сделал паузу. Его лицо исказилось под влиянием эмоций.

– Но только это не он. Мой товарищ продолжает лихорадочно шептать, что это не наша цель. А голос, который обратился ко мне, слышал лишь я один. Он произнес: «Сколько должен ты Господину моему?»

В салоне установилась звенящая, мучительная тишина. Хотя я не знала, что значит этот вопрос, я догадывалась, что Сэмюэль его понял, поэтому просто ждала, пока он справится с чувствами и объяснит все мне. Он сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и продолжил хриплым, надтреснутым голосом:

– Читая притчу о блудном сыне, нужно помнить о грехах не только младшего брата, но и старшего. – Сэмюэль взглянул на меня, но я лишь молча ждала продолжения. – В тот день в горах Афганистана я слишком увлекся мыслью о том, что каждый должен получить по заслугам, и чуть не убил человека, который не был нашей целью. Он, может, искал пропавшую козу. А надо бы спросить себя: чего заслуживает каждый из нас? На что мы можем рассчитывать? Слова, которые я услышал, – из притчи Иисуса о неверном домоправителе в Евангелии от Луки. Я прочитал ее сразу после истории о блудном сыне, но мое внимание настолько захватили мысли о несправедливости в первой притче, что я не обратил внимания на вопрос, заданный во второй: «Сколько должен ты Господину моему?» Сколько? Сколько я должен? Мне никогда не вернуть этот долг. Никогда. Мы всем обязаны Богу. Этот долг нельзя измерить. Я не меньше в долгу перед Господом, чем человек, которого я едва не лишил жизни. «Хороший» сын был не меньше в долгу, чем блудный. Каждый из нас всем обязан Иисусу Христу. И все же в конце притчи отец говорит разгневанному старшему сыну: «Сын мой! ты всегда со мною, и все мое – твое». Вот это истинная любовь. Оба сына ее не заслуживали, и все же отец принял их обоих. В тот день милостивый Отец напомнил мне, что я тоже недостоин его любви. И все равно Он спас меня. И тогда я наконец понял.

Я отстегнула ремень безопасности и подвинулась поближе к Сэмюэлю. Я положила голову ему на плечо и сжала его правую руку в своих ладонях. Так мы просидели много миль, со слезами на глазах, держась за руки, понимая друг друга без слов.