на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Семьдесят три

Я просыпаюсь.

Мои глаза сообщают мне, что мир вокруг наполнен дневным светом, и я понимаю, что лежу на постели. Я пытаюсь пошевелиться и обнаруживаю, что мои руки и ноги привязаны к четырем столбикам по углам кровати. Кое-как поворачивая голову, я обвожу взглядом комнату и с облегчением понимаю, что я тут, по крайней мере, одна. Разглядываю облупленные, в пятнах сырости, стены, грязный белый тюль, посеревший от плесени и старости, дряхлую деревянную мебель. Передо мной на стене висит выцветшее изображение Девы Марии, а на столике у кровати стоит металлическая фигурка Иисуса. Я узнаю эту комнату. Я нахожусь в Ирландии, в доме, где родилась. Далекий шум моря подтверждает мои догадки. Я не была здесь с пяти лет, но знакомые запахи переносят меня в прошлое, и мне кажется, что все это было вчера.

Возле кровати стоит комод, покрытый кружевной салфеточкой, а на нем – фотография в рамке. Это я в детстве, на мне белая блузка, красная юбка и белые колготки. Мои волосы собраны в два слегка несимметричных хвостика. На фотографии я радостно улыбаюсь, хотя не припоминаю, чтобы я была здесь особенно счастлива. Скорее всего, даже в возрасте пяти лет я уже умела позировать во время сьемки. На столике у кровати стоит зеркало, и, извернувшись так, как только позволяют путы, я вижу свое отражение. На мне белая блузка, красная юбка и белые колготки, совсем как на фотографии, только взрослого размера. Волосы расчесаны на пробор и забраны в хвостики. Губы и кожа вокруг губ щедро намазаны красной помадой, поэтому рот кажется в два раза крупнее, чем он есть.

Дверь моментально распахивается, и в комнату влетает мой брат. На нем мужская одежда, парик и косметика исчезли. Он снова стал Беном, но выглядит иначе.

– Тише, тише, все в порядке, малышка. Тебе просто приснился кошмар. – Он гладит меня по щекам, а я в ужасе рассматриваю его измененное лицо.

– Ой, извини, Мегги больше нет. Я переодевался женщиной, только чтобы сводить тебя с ума и прятаться от полиции. Почему ты так на меня смотришь? Из-за лица? Я хотел выглядеть как Джек Андерсон, я же видел, что ты считаешь его привлекательным и неотразимым. Тебе нравится? В наши дни врачи могут сделать почти что угодно. Просто покажи им фотографию из журнала, выпиши большой толстый чек – и вперед. Я еще собирался сделать себе красивые кубики на животе, совсем как у него, но жизнь вмешалась в мои планы. Боюсь, мы снова с тобой остались одни. Тебя это огорчает, малышка?

– Перестань меня так называть.

– Ты сказала, что Мегги так тебя называла. Я думал, тебе нравится. Я думал, что ты поэтому ушла и не вернулась. Я приготовил тебе завтрак.

Он подносит к моим губам голубую мисочку и ложку. Я сжимаю губы и отворачиваюсь.

– Ну, что ты. Не надо так себя вести. Это овсянка в твоей любимой мисочке. Ты помнишь, что я сказал тебе, когда от нее откололся кусочек? Немножко поврежденные вещи все равно могут быть красивыми.

– Пожалуйста, развяжи меня.

– Я хотел бы. Честное слово, хотел бы, но боюсь, что ты опять убежишь. Ты вообще помнишь тот день? После того как он заставил меня убить ту птицу, я вообще больше не мог есть курятину.

– Зачем ты меня так одел?

– Тебе не нравится? Если ты огорчилась из-за красных туфелек, то, увы, боюсь, теперь они тебе малы. Можно сказать, что ты сама себя переросла.

Он смеется собственной шутке и, кажется, ожидает, что я тоже рассмеюсь. Но я молчу, и тогда улыбка исчезает с его губ, и все его лицо как-то темнеет и искажается:

– Если тебе не нравится одежда, которую я выбрал, я всегда могу ее снять. – Он грубо задирает на мне юбку и начинает стягивать белые колготки.

– Нет, не надо! Пожалуйста!

– Что случилось? Когда-то тебе нравилось, когда я тебя раздевал. Ты постоянно твердила, что хочешь от меня ребенка, хотя я и говорил тебе, что это плохая идея. Теперь ты понимаешь почему? Кроме того, чего я там раньше не видел? – Он стягивает колготки с моих бедер, кладет руку мне между ног и медленно ведет ею по бедру вверх. – Как будто я не видел каждую часть твоего тела, не пробовал тебя на вкус, не был внутри тебя. Ни один человек на земле не знает тебя лучше, чем я. Я знаю, кто ты. Кто ты на самом деле. И, несмотря на это, тебя люблю.

Его рука продвигается выше, и я отворачиваюсь.

– Ты, конечно, можешь притворяться, что сейчас этого не хочешь, если так тебе легче. Но мы оба знаем, что раньше ты хотела. Я внутри тебя… кажется, только это могло тебя успокоить, когда ты нервничала. Перед важным интервью, перед очередной глупой киношной церемонией…

– Я не знала, кто ты такой…

– Не знала, разве?

Я молчу.

– Неужели я так сильно изменился за те годы, что мы не виделись? Смотри, какие у тебя сиськи, кудри, какие огромные прекрасные глаза. Ты могла выбрать любого, но выбрала меня. Своего брата.

– Чего ты хочешь от меня?

– Я просто хочу, чтобы мы были вместе. Я всегда хотел только этого, но тебе всегда этого было недостаточно, ты была слишком увлечена флиртом со своими режиссерами и актерами, такими, как Джек Андерсон. Ну вот, а теперь мы наконец будем вместе, «пока смерть не разлучит нас». У нас, может быть, не так много времени. Я болен.

Он забирается на кровать и укладывается вплотную ко мне, обвив меня руками и ногами. Его пальцы переплетаются с моими, его голова лежит у меня на груди, так что я чувствую запах его волос и вижу розовую кожу намечающейся лысины. Меня просто сплющивает под весом его тела, но я молчу. Я лежу абсолютно смирно и тихо, пока он не погружается в сон.

Когда он начинает тихо похрапывать, я слышу голос в своей голове, и этот голос принадлежит не мне, а Мегги.

Пока ты сама помнишь, кто ты на самом деле, актерский дар – это твое спасение.

Лежа без сна, я повторяю про себя эти слова. Я нянчу эту мысль в своей голове, аккуратно ее укачиваю, стараясь не разбудить ни ее, ни его, стараюсь думать потише, словно боюсь, что кто-нибудь может подслушать мои мысли и помешать мне их осуществить. Сейчас это единственное, что я могу предпринять. Мой страх оттаивает и превращается в ненависть, и я осмеливаюсь искать выход из создавшегося положения, надеяться на конец, но не на мой конец. Я повторяю роль и в воображении разыгрываю следующую сцену. Жизнь похожа на шахматную партию: нужно просто разыграть ее от конца к началу и заранее продумать ходы, которые нужно сделать, чтобы попасть туда, куда тебе нужно.

Ветер на улице набирает силу, и печальное завывание пронизывает старый дом насквозь. За окном я вижу дерево, по которому лазала в детстве. Оно выглядит мертвым. Его ветви качаются на ветру, скрипят от натуги, и их корявые пальцы стучат по стеклу, словно почерневшие кости.

Тук. Тук. Тук.

В комнате темнеет раньше, чем снаружи, и к тому моменту, когда темнота сгущается окончательно, я уже точно знаю, что должна говорить и что делать.


Семьдесят два | Я знаю, кто ты | Семьдесят четыре