Глава XX
Мистер Понд снисходительно поцокал языком.
Мисс Мерчисон оторвала взгляд от пишущей машинки и посмотрела на него:
— Что-то случилось, мистер Понд?
— Ничего не случилось, — раздраженно ответил старший клерк. — Так, глупое письмо от глупой представительницы вашего пола.
— Обычное дело.
Мистер Понд насупился, почувствовав в тоне подчиненной неуместную дерзость. Взяв письмо и остальное содержимое конверта, он пошел в кабинет мистера Эр карта.
Мисс Мерчисон тут же подлетела к его столу, на котором лежал распечатанный конверт от заказного письма. Судя по почтовому штемпелю, отправлено из Уиндла.
“Как удачно, — отметила про себя мисс Мерчисон. — Мистер Понд в качестве свидетеля даже лучше меня. Хорошо, что это он распечатал конверт”.
Мисс Мерчисон вернулась на место. Через несколько минут вернулся сдержанно улыбающийся мистер Понд.
Вскоре мисс Мерчисон, которая сидела нахмурившись над своими стенографическими записями, встала и подошла к старшему клерку.
— Вы умеете читать стенограммы, мистер Понд?
— Нет, — ответил он. — В мое время считалось, что это ни к чему.
— Никак не разберу вот эти значки, — сказала мисс Мерчисон. — То ли “стоит согласиться с”, то ли “стоит согласовать с”. А это ведь большая разница.
— Несомненно, — сухо отозвался мистер Понд.
— Наверное, лучше не рисковать, — сказала мисс Мерчисон. — Письмо нужно отправить сегодня же утром. Пожалуй, спрошу у начальника.
Мистер Понд в который раз недовольно фыркнул, возмущенный небрежностью машинистки.
Мисс Мерчисон решительно прошла через общий офис и без стука распахнула дверь в кабинет; при виде подобной бесцеремонности мистер Понд вновь заохал.
Мистер Эркарт стоял у каминной полки спиной к двери. Он резко обернулся, прикрикнув на мисс Мерчисон:
— Сколько раз вам говорить, мисс Мерчисон: прежде чем войти, стучитесь!
— Прошу прощения. Я забыла.
— Постарайтесь, чтобы впредь это не повторялось. Что там у вас?
Он не вернулся к своему столу, а так и остался стоять, прислонившись к каминной полке. Его голова с гладко зачесанными волосами четко вырисовывалась на фоне светло-коричневых панелей и была чуть запрокинута, как будто он пытался кого-то заслонить или с вызовом смотрел на противника.
— Я тут не могу разобрать стенограмму вашего письма к “Туку и Пибоди”, — объяснила мисс Мерчисон, — поэтому решила, что лучше спросить у вас.
— Мне бы хотелось, чтобы вы сразу записывали текст разборчиво, — отчеканил мистер Эркарт, не отрывая от нее взгляда. — Если я диктую слишком быстро, так и скажите. По крайней мере, это избавит нас от дальнейших неприятностей.
Мисс Мерчисон вспомнила свод правил, который лорд Уимзи (и в шутку, и всерьез) однажды составил в качестве руководства для сотрудниц “кошачьего приюта”. И сейчас ей особенно вспомнилось правило № 7: “Никогда не доверяйте тому, кто смотрит вам прямо в глаза. Он хочет, чтобы вы чего-то не заметили. Ищите это”.
Под пристальным взглядом начальника она принялась осторожно осматривать кабинет.
— Еще раз прошу прощения, мистер Эркарт. Больше такое не повторится, — пробормотала она.
Прямо за головой адвоката у края панели обнаружилась странная темная линия, как будто панель не совсем плотно прилегала к рамке. Раньше мисс Мерчисон этого не замечала.
— Ладно, что вы там не можете разобрать?
Мисс Мерчисон задала свой вопрос, выслушала ответ и удалилась. Уходя, она успела быстро взглянуть на стол — завещания не было.
Она вернулась к работе и допечатала письма. Когда мисс Мерчисон принесла их на подпись, она украдкой еще раз взглянула на ту самую панель. Темная линия исчезла.
В половине пятого мисс Мерчисон поспешно покинула контору. Ей показалось, что болтаться поблизости будет неосмотрительно. Она быстро прошла по Хэнд-корт, свернула направо, на Холборн, затем опять направо — быстро пройдя Фезерстоун, сделала крюк по Ред-Лайон-стрит и вышла на Ред-Лайон-сквер. Спустя пять минут она уже прогуливалась по обычному своему маршруту — вокруг площади и туда-сюда по Принстон-стрит. Вскоре она издалека заметила тощую, сутулую фигуру — мистера Понда; он зашагал по Бедфорд-роу в сторону станции “Чансери-лейн”. Через некоторое время появился и мистер Эркарт. Он чуть помедлил на пороге, посмотрел по сторонам, а затем перешел улицу и направился прямо к мисс Мерчисон. Сначала она подумала, что он ее заметил, и нырнула за стоявший на краю тротуара фургон. Под таким прикрытием она незаметно проскользнула к мясной лавке на углу улицы и стала внимательно изучать витрину с новозеландской ягнятиной и охлажденным пивом. Мистер Эркарт подошел еще ближе. Его шаги становились все слышнее — и вдруг затихли. Мисс Мерчисон принялась пожирать глазами кусок мяса с пометкой “4,5 фунта — 3 шиллинга, 4 пенса”. Над ухом у нее раздался голос:
— Добрый вечер, мисс Мерчисон. Подбираете кусочек к ужину?
— А, мистер Эркарт, добрый вечер! Стою тут и думаю, как жаль, что Провидение не слишком заботится о том, чтобы и для одиноких людей находился подходящий кусочек.
— Вы правы, говядина и баранина могут надоесть.
— А от свинины бывает несварение.
— Совершенно верно. Пора бы положить конец вашему одиночеству, мисс Мерчисон.
Она хихикнула:
— Но, мистер Эркарт, это так неожиданно…
Лицо мистера Эркарта, покрытое странными пятнышками, залил румянец.
— Доброй ночи, — резко и очень холодно сказал он.
Мисс Мерчисон усмехнулась про себя, глядя ему вслед.
— Это его немного приструнит. Нечего фамильярничать с подчиненными. Они могут использовать это против вас.
Она подождала, пока мистер Эркарт скроется из виду на другом конце площади, затем вернулась по Принстон-стрит на Бедфорд-роу, перешла через дорогу и вновь вошла в контору. Сверху как раз спускалась уборщица.
— Миссис Ходжес, а это снова я! Мне нужно зайти в офис — вы не возражаете? Представляете себе, потеряла лоскуток шелка. Наверное, оставила в столе, а может, обронила где-нибудь. Вы его, случайно, не находили?
— Нет, мисс, я в вашем офисе еще не убирала.
— Тогда придется мне самой все обыскать. А я хотела попасть в “Борн” до половины седьмого. Какая досада!
— Ваша правда, мисс. Да еще в автобусах начинается такая толкотня. Заходите.
Она открыла дверь, и мисс Мерчисон влетела внутрь.
— Помочь вам поискать, мисс?
— Спасибо, миссис Ходжес, не беспокойтесь. Я уверена, ткань где-то здесь.
Миссис Ходжес взяла ведро и пошла за водой на задний двор. Как только мисс Мерчисон услышала тяжелые шаги вверх по лестнице на второй этаж, она поспешила в кабинет мистера Эркарта.
— Я обязана проверить, что там за этой панелью. Дома на Бедфорд-роу, высокие, симметричные, с плавными хогартовскими линиями [110], напоминают о блеске былых времен. Изящество деревянных панелей в кабинете мистера Эркарта не могли испортить даже многочисленные слои краски; над камином красовалась гирлянда из цветов и плодов (для того периода, пожалуй, даже слишком пышная), окружавшая перевязанную лентой корзину. Если панель выдвигается с помощью тайной пружины, скорее всего, нужно нажать на какой-то выступ в украшениях. Мисс Мерчисон придвинула к камину стул и принялась шарить руками по декоративной гирлянде, нажимая на каждый выступ и внимательно прислушиваясь, не идет ли кто.
Профессионал с этой задачей справился бы в два счета, но мисс Мерчисон все свои знания о тайниках почерпнула из сенсационных романов [111], и механизм никак ей не поддавался. Спустя четверть часа она была на грани отчаяния.
На лестнице послышались шаги миссис Ходжес. Мисс Мерчисон так резко отпрыгнула от панели, что стул покачнулся, и ей пришлось ухватиться за какой-то выступ, чтобы не упасть. Спустившись вниз, она поставила стул на место, обернулась — и увидела, что панель над камином отошла от стены.
Сначала она решила, что это чудо, но тут же поняла, что, падая, сдвинула рамку панели. Небольшой деревянный фрагмент отошел в сторону, открыв спрятанную панель с замочной скважиной посредине.
Она слышала, что миссис Ходжес возится где-то в дальних комнатах, но ее уже охватил азарт — и какая разница, что подумает уборщица. Мисс Мерчисон подперла дверь тяжелым стулом, чтобы никто не смог войти быстро и бесшумно. Мгновение — ну нее в руках отмычки Вилли Виртуоза: какое счастье, что она не успела их вернуть! И как удачно, что мистер Эркарт положился на скрытую панель, не позаботившись даже оснастить свой тайник английским замком!
Минута-другая возни с отмычками — и замок поддался. Мисс Мерчисон потянула на себя маленькую дверцу.
Внутри лежала связка бумаг. Мисс Мерчисон быстро их просмотрела, затем еще раз, с озадаченным видом. Расписки о получении ценных бумаг, акционерные сертификаты, трест “Мегатерий”… знакомые названия, только где она могла их слышать?..
Мисс Мерчисон вдруг сделалось нехорошо, и она резко села, держа в руках пачку бумаг.
Она внезапно поняла, что случилось с деньгами миссис Рейберн после того, как та доверчиво передала управление собственностью в руки мистера Эркарта, поняла, почему так важно было завещание. У нее голова пошла кругом. Мисс Мерчисон схватила со стола лист бумаги и принялась стенографическими значками записывать детали различных финансовых операций, засвидетельствованных в этих документах.
В дверь постучали.
— Вы тут, мисс?
— Одну минутку, миссис Ходжес. Кажется, я где-то здесь обронила лоскут.
Сильно пнув тяжелый стул, она надежно забаррикадировала дверь.
Нужно торопиться. В любом случае она уже записала достаточно, чтобы убедить лорда Питера поподробнее разузнать о делах мистера Эркарта. Мисс Мерчисон аккуратно положила бумаги в шкафчик. Там же сбоку лежало и завещание. Она внимательно посмотрела — в глубине шкафчика лежало что-то еще. Мисс Мерчисон протянула руку и вытащила таинственный предмет. Это оказался белый бумажный пакетик с ярлычком иностранной аптеки. Один край был надорван и снова загнут. Мисс Мерчисон разорвала пакетик — внутри обнаружилось около двух унций мелкого белого порошка.
Не считая спрятанных сокровищ и таинственных документов ничто не вызывает больше скандальных предположений, чем пакетик с неизвестным белым порошком. Мисс Мерчисон взяла еще один лист бумаги, отсыпала туда немного порошка, положила пакетик обратно в шкаф и заперла дверцу отмычкой. Дрожащими руками она задвинула на место деревянную панель, надавив на нее до упора, чтобы нечаянно не оставить тонкой щели.
Оттащив от двери стул, она радостно крикнула:
— Нашла, миссис Ходжес!
— Ну наконец-то! — сказала появившаяся в дверях миссис Ходжес.
— Вы только вообразите! — продолжала мисс Мерчисон. — Я рассматривала образцы тканей, когда меня позвал мистер Эркарт, — видимо, один лоскуток зацепился за платье, а в кабинете упал на пол.
Она с торжествующим видом показала уборщице шелковый лоскут. Еще днем она оторвала кусок от подкладки своей сумки (между прочим, очень хорошей сумки), что могло бы служить доказательством ее преданности своему делу, хотя доказательства тут были излишни.
— Боже ты мой, — воскликнула миссис Ходжес, — как же хорошо, что вы его нашли, правда, мисс?
— Я уже было отчаялась, — ответила мисс Мерчисон, — но оказалось, он лежал тут в темном углу. А теперь мне нужно бежать, иначе магазин закроется. Доброй ночи, миссис Ходжес.
Но задолго до того, как любезные гг. Борн и Холлингсворт закрыли свой магазин, мисс Мерчисон позвонила в дверь на третьем этаже дома на Пикадилли, 1100-А.
Совещание было в самом разгаре. Мисс Мерчисон увидела приветливого Фредди Арбатнота, встревоженного старшего инспектора Паркера, сонного лорда Питера и Бантера, который, сообщив о ее приходе, незаметно отошел в сторону и замер с почтительным видом.
— Ну что, мисс Мерчисон, принесли нам новости? Если да, то вы явились вовремя — орлы уже собрались [112]. Мистер Арбатнот, старший инспектор Паркер, мисс Мерчисон. А теперь давайте все присядем, и будет нам счастье. Хотите чаю, мисс Мерчисон? Или, может, желаете перекусить?
Мисс Мерчисон отказалась от угощения.
— Хм! — сказал Уимзи. — Пациентка отказывается от еды. В глазах дикий блеск. Во взгляде волнение. Губы приоткрыты. Пальцы теребят застежку сумки. Все симптомы указывают на острый приступ общительности. Рассказывайте, мисс Мерчисон, не щадите нас.
Гостья не заставила себя упрашивать. Она поведала о своих приключениях, с первого слова захватив внимание аудитории, которое не ослабевало до самого финала. А когда мисс Мерчисон достала завернутый в бумагу белый порошок, слушатели были так поражены, что разразились овацией, к которой даже осторожно присоединился Бантер.
— Вам этого достаточно, Чарльз? — спросил Уимзи.
— Должен признаться, я потрясен, — ответил Паркер. — Нужно, конечно, провести анализ порошка…
— Так и сделаем, мой осмотрительнейший друг, — сказал Уимзи. — Бантер, пожалуйста, подготовьте штатив и микрометрический винт. Бантер брал уроки, чтобы научиться проводить пробу Марша [113], и достиг больших высот. Вы ведь тоже неплохо в этом разбираетесь, Чарльз?
— В общих чертах, — ответил тот.
— Тогда за дело, дети мои. А мы пока подведем итоги. Бантер удалился, а Паркер, делавший до этого записи в блокноте, откашлялся.
— Насколько я понимаю, — начал он, — дело обстоит так. Вы утверждаете, что мисс Вэйн невиновна, и беретесь ее оправдать, выдвигая обоснованное обвинение против мистера Нормана Эркарта. До сих пор все ваши доказательства касались мотива и подкреплялись свидетельством того, что мистер Эркарт пытался ввести в заблуждение следствие. Вы говорите, что ваше расследование достигло этапа, на котором в дело может и должна вмешаться полиция. Я склонен согласиться. Но хочу вас предупредить: вам все еще необходимо найти доказательства относительно способа преступления и возможности его совершить.
— Знаю я, знаю. Расскажите что-нибудь другое.
— Хорошо. Как вам угодно. Итак, у миссис Рейберн, или Креморны Гарден, богатой дамы с огромным состоянием, которое должно было кому-то отойти, оставались всего два родственника — Филипп Бойз и Норман Эркарт. Много лет назад миссис Рейберн поручила управление своими делами отцу мистера Эркарта, так как из всей семьи лишь с ним она сохранила добрые отношения. После смерти отца эти обязанности перешли к мистеру Эркарту, а в 1920 году миссис Рейберн по доверенности передала ему все свое имущество в единоличное управление. Кроме того, она составила завещание, далеко не поровну разделив наследство между двумя внучатыми племянниками. Филипп Бойз получал недвижимость и 50 тысяч фунтов, а Норману Эркарту, который назначался единственным душеприказчиком, доставались какие-то остатки. Когда вы спросили Эркарта о завещании, он намеренно вам солгал, сказав, что большая часть денег отходит ему, и даже предоставил документ, который якобы являлся черновиком завещания. Этот черновик датирован более поздним числом, чем завещание, обнаруженное мисс Климпсон, но нет сомнений, что Эркарт составил этот черновик в течение последних трех лет, если не в последние несколько дней. Более того, Эркарт мог добраться до настоящего завещания, но так его и не уничтожил, следовательно, оно не отменялось никакими последующими завещательными распоряжениями. Кстати, Уимзи, почему он все-таки просто не уничтожил документ? Как единственный живой наследник, он бы автоматически все получил.
— Возможно, ему это не пришло в голову. Или оставались в живых еще какие-то наследники. Помните, дядя в Австралии?
— Точно. В любом случае завещание он не уничтожил. В 1925 году миссис Рейберн разбил паралич, и она впала в детство. Значит, она уже не могла бы ни поинтересоваться состоянием дел, ни внести изменения в завещание.
Как нам сообщил мистер Арбатнот, примерно в то же время Эркарт пустился в рискованные спекуляции. Он ошибался, терял деньги, старался выкарабкаться, но увязал все глубже. Сильно пострадал от чудовищного краха треста “Мегатерий”. Потерял он гораздо больше, чем мог себе позволить; благодаря изысканиям мисс Мерчисон, о которых, кстати, мне бы очень не хотелось упоминать в официальном отчете, мы знаем, что Эркарт долгое время злоупотреблял полномочиями доверенного лица, пользуясь средствами миссис Рейберн для своих финансовых спекуляций. В качестве обеспечения больших займов он предоставлял ее земельную собственность, а добытые таким образом деньги вкладывал в “Мегатерий” и прочие рискованные предприятия.
Пока миссис Рейберн жива, ему, казалось бы, ничего не грозило — выплачивай только необходимую сумму на содержание дома и домочадцев. Как ее поверенный, он оплачивал все счета, все расходы по хозяйству, он же выдавал жалованье слугам, и, пока деньги регулярно приходили, никто не смел совать нос в управление капиталом. Но сразу же после смерти миссис Рейберн ему пришлось бы отчитываться перед вторым наследником, Филиппом Бойзом, за растраченные средства.
И вот в 1929 году — примерно в то же время, когда между Филиппом Бойзом и Гарриет Вэйн произошел разрыв, — у миссис Рейберн случился тяжелый приступ; казалось, она не выживет. И хотя опасность миновала, положение ее было нестабильным. Почти сразу после этих событий Эркарт сближается с Бойзом и даже приглашает его пожить в своем доме. За время, что Бойз провел там, у него было три приступа, которые доктора объяснили гастритом, хотя подобные симптомы наблюдаются и при отравлении мышьяком. В июне 1929 года Бойз уезжает в Уэльс, и здоровье его поправляется.
В отсутствие Бойза у миссис Рейберн случается очередной приступ, и Эркарт спешит в Уиндл, при печальном исходе планируя, возможно, уничтожить завещание. Однако миссис Рейберн остается жива, и он едет в Лондон, где встречается с только что вернувшимся из Уэльса Бойзом. В тот вечер Бойз заболевает — симптомы те же, что и прошлой весной, только гораздо сильнее. Через три дня он умирает.
Эркарт теперь в безопасности. Как наследнику имущества, очищенного от долгов и завещательных отказов, после смерти миссис Рейберн ему отойдет все, что первоначально завещано Бойзу. Конечно, денег он не получит — их он уже давно присвоил и потерял, — но зато никто не потребует у него отчета об этих деньгах, а значит, его мошенничество останется в тайне.
Доказательства, касающиеся мотива, неоспоримы и гораздо более убедительны, чем те, что содержатся в деле мисс Вэйн.
Но остается одна неувязка, Уимзи. Когда и где мог он отравить Бойза? Мы знаем, что у мисс Вэйн был мышьяк, а также возможность без свидетелей дать его потерпевшему. У Эркарта для этого был один-единственный шанс — во время ужина с Бойзом, и если в этом деле и можно хоть что-то сказать наверняка, так это что мышьяк Бойзу дали не за ужином. Все, что Бойз съел или выпил, попробовали также Эркарт и/или слуги — за исключением бургундского, но экспертиза показала, что оно совершенно безвредно.
— Знаю, — сказал Уимзи, — это как раз и подозрительно. Вы когда-нибудь слышали, чтобы обыкновенный ужин окружали такими предосторожностями? Это же абсурд, Чарльз. Херес из свежеоткупоренной бутылки наливает служанка, затем суп, рыба и тушеная курица — блюда, которые можно отравить разве что целиком, но не после разделения на порции, далее омлет, как нарочно, приготовленный жертвой собственноручно, вино — бутылку, заметим, запечатывают и подписывают, — кроме того, все блюда доедают на кухне слуги. Такое ощущение, будто кто-то из кожи вон лез, пытаясь устроить ужин, способный рассеять любые подозрения. Вино — это последний штрих, который делает картину абсолютно неправдоподобной. Сами посудите: неужели в самом начале болезни, когда ни у кого еще не возникает подозрений и когда любящий кузен должен с ума сходить от беспокойства за своего занемогшего родственника, невиновному человеку придут в голову мысли о возможных обвинениях в отравлении? Если сам он был невиновен, значит, кого-то подозревал. А если подозревал, тогда почему не рассказал врачу, чтобы тот сделал необходимые анализы? С чего бы ему вообще пытаться оградить себя от обвинений, когда его никто и не думает обвинять, если только он не предполагал, что позже для этого найдутся веские причины? И потом, есть еще показания медсестры.
— Да. У нее-то были подозрения.
— И если бы Эркарт о них знал, то наверняка попытался бы их опровергнуть. Но думаю, он о них не догадывался. Здесь я полагаюсь на то, что вы сегодня нам рассказывали. Полиция снова побеседовала с медсестрой, мисс Уильямс, и та подтвердила, что Норман Эркарт прилагал все усилия, лишь бы не оставаться с больным наедине и не давать ему ни еды, ни лекарств — даже в ее присутствии. Не кажется ли вам, что это указывает на нечистую совесть?
— Вы не найдете юриста или присяжного, который в это поверит, Питер.
— Пусть так, но разве это не странно? Вот послушайте, мисс Мерчисон. Как-то раз медсестра что-то там делала в комнате Бойза, а лекарство стояло на каминной полке. И в ответ на какое-то замечание Бойз сказал: “Ну что вы, сестра, лекарство мне может дать и Норман, я не возражаю”. И что, думаете, тот ответил “Конечно, дружище!”, как сказали бы вы или я? Нет, он ответил: “Пусть лучше это сделает сестра. Я боюсь что-нибудь напутать”. Как-то неубедительно, правда?
— Многие люди чувствуют себя неуверенно, ухаживая за больными, — заметила мисс Мерчисон.
— Да, но почти все способны перелить жидкость из бутылочки в стакан. Бойз ведь еще не был при смерти — он говорил вполне разумно и так далее. Эркарт специально старался себя обезопасить.
— Возможно, — сказал Паркер. — И все-таки, старина, когда же он, по-вашему, его отравил?
— Может быть, даже не за ужином, — предположила мисс Мерчисон. — Вы ведь сказали, что предосторожности слишком очевидны. А вдруг Эркарт хотел таким образом привлечь все внимание к ужину и отвлечь следствие от чего-то еще? Вот, к примеру, он пил виски — перед уходом или когда вернулся?
— К сожалению, нет. Бантер обхаживал Ханну Вестлок с таким старанием, что чуть не дошло до нарушения брачного обещания, и она утверждает, что открыла Бойзу дверь, когда тот приехал, после чего он сразу направился в свою комнату; Эркарта же в то время вообще не было дома — он явился за четверть часа до ужина, так что впервые за день кузены встретились в библиотеке за пресловутым бокалом хереса. Раздвижные двери из столовой в библиотеку были открыты, Ханна все время суетилась неподалеку, накрывая на стол, и она уверена, что Бойз пил только херес, и ничего, кроме хереса.
— И даже никаких таблеток для улучшения пищеварения?
— Ничего.
— А после ужина?
— Когда они доели омлет, Эркарт предложил выпить кофе. Бойз посмотрел на часы и сказал: “Прости, дружище, мне некогда — пора собираться на Даути-стрит”. Эркарт сказал, что вызовет такси, и вышел из комнаты. Бойз свернул салфетку, встал и пошел в холл. Ханна Вестлок последовала за ним и подала ему пальто. Подъехало такси. Бойз укатил и с Эркартом так и не встретился.
— У меня складывается впечатление, — сказала мисс Мерчисон, — что показания Ханны Вестлок очень важны для алиби мистера Эркарта. Вам не кажется — и мне самой неприятно делать такое предположение, но все же — вам не кажется, что Бантер позволяет чувствам влиять на свои суждения?
— Он говорит, что Ханна, по его мнению, очень религиозная девушка, — ответил лорд Питер. — Он сидел рядом с ней в церкви и делил с ней сборник духовных гимнов.
— Но все это может оказаться обыкновенным лицемерием, — сказала мисс Мерчисон довольно мягко, так как сама была воинствующей рационалисткой. — Не доверяю я этим елейным особам.
— Я и не говорю, что это свидетельствует о ее добродетельности, — ответил Уимзи. — Я говорю, что это доказывает беспристрастность Бантера.
— Да ведь он сам похож на дьякона.
— Вам не приходилось видеть Бантера не при исполнении служебных обязанностей, — зловеще проговорил Уимзи. — А вот мне приходилось — и могу вас заверить: сборник гимнов способен смягчить его сердце не больше, чем неразбавленный виски — англо-индийскую печень. Нет уж, если Бантер утверждает, что Ханна говорит правду, она действительноговорит правду.
— Тогда ужин и напитки придется исключить, — сказала мисс Мерчисон, которая так и не согласилась с лордом Питером, но старалась смотреть на вещи широко. — А как насчет бутылки с водой в спальне?
— Черт! — вскричал Уимзи. — Вы молодец, мисс Мерчисон. О бутылке мы даже не подумали. Так, бутылка с водой… очень любопытно. Помните дело Браво, Чарльз, когда обозлившийся слуга подсыпал в бутылку кристаллы рвотного камня? А, Бантер, вот и вы! В следующий раз, держа Ханну за руку, не могли бы вы у нее спросить, пил ли мистер Бойз из бутылки в спальне перед тем самым ужином?
— Прошу прощения, милорд, но мне в голову уже приходила подобная версия.
— Серьезно?
— Да, милорд.
— Бантер, вы что же, никогда ничего не упускаете?
— Всегда к вашим услугам, милорд [114].
— Тогда будьте добры, не разговаривайте, как Дживс. Меня это раздражает. Так что там с бутылкой?
— Как раз когда прибыла эта дама, милорд, я собирался отметить, что выяснил один небезынтересный факт, связанный с бутылкой воды.
— Вот это уже что-то, — сказал Паркер, разглаживая очередную страницу в блокноте.
— Я бы не стал этого утверждать, сэр. Ханна сообщила мне, что, когда мистер Бойз вернулся из путешествия, она проводила его в спальню и, как положено, удалилась. Не успела она дойти до лестницы, как мистер Бойз выглянул из-за двери и позвал ее. Он попросил ее, чтобы она налила воды в бутылку. Это ее немало удивило, так как она хорошо помнила, что наполняла ее, когда приводила комнату в порядок перед приездом мистера Бойза.
— Не мог ли он сам ее опустошить? — увлеченно спросил Паркер.
— Он никак не мог ее выпить, на это просто не хватило бы времени. Да и стакан явно не использовался.
Более того, бутылка не просто была пуста, она успела высохнуть изнутри. Ханна извинилась за это недоразумение, быстро сполоснула бутылку и налила в нее воды из-под крана.
— Да, любопытно, — сказал Паркер. — Но ведь вполне возможно, что она просто забыла ее наполнить.
— Прошу прощения, сэр, но Ханну так удивило это обстоятельство, что она даже рассказала о нем кухарке, миссис Петтикан, которая тут же ответила, что помнит, как та утром наливала воду.
— Тогда получается, что Эркарт или кто-то еще вылил воду и высушил бутылку, — сказал Паркер. — Только вот зачем? Что мы обычно делаем, когда видим, что в бутылке закончилась вода?
— Звоним, — тут же ответил Уимзи.
— Или просим кого-то помочь, — добавил Паркер.
— Или, — сказала мисс Мерчисон, — если мы не привыкли, чтобы за нами ухаживали, берем воду из кувшина в спальне.
— Точно!.. Бойз ведь привык вести более или менее богемный образ жизни.
— Но это уж очень идиотские уловки, — заметил Уимзи. — Зачем вообще подсыпать яд в кувшин, если можно просто отравить воду в бутылке? Зачем намеренно создавать трудности и таким образом привлекать к средству убийства лишнее внимание? Да и потом, нельзя было знать наверняка, что жертва воспользуется водой из кувшина, чего, кстати, и не произошло.
— Но его все-таки отравили, — заметила мисс Мерчисон. — И значит, яда не было ни в кувшине, ни в бутылке.
[115]Теннисон.
— Зато этот эпизод меня убеждает, — сказал Паркер. — Слишком все гладко. Уимзи прав, не может алиби быть таким безупречным.
— Боже мой, мы убедили самого Чарльза Паркера, — обрадовался Уимзи. — Теперь дело в шляпе. Он ведь твердолобее любого присяжного!
— Так и есть, — скромно согласился Паркер. — Правда, я гораздо больше полагаюсь на логику и не впадаю в раж от речей прокурора. Я бы предпочел более объективные доказательства.
— Будет вам объективность. Вам подавай настоящий мышьяк. Как успехи, Бантер?
— Аппарат готов, милорд.
— Прекрасно. Посмотрим, сможем ли мы дать мистеру Паркеру то, что он хочет. Ведите нас.
В небольшой комнате, оснащенной раковиной, лабораторным столом и горелкой Бунзена (обычно помещение использовалось Бантером для занятий фотографией), стоял аппарат для проведения пробы Марша. Дистиллированная вода в колбе уже начинала закипать; Бантер приподнял небольшую стеклянную трубку, которая нагревалась над горелкой.
— Как вы можете заметить, милорд, — сказал Бантер, — все инструменты абсолютно чистые.
— Что-то я вообще ничего не вижу, — пожаловался Фредди.
— Как сказал бы Шерлок Холмс, так и должно быть, когда видеть нечего [116], — великодушно пояснил Уимзи. — Чарльз, прошу вас подтвердить, что ничто не содержит мышьяка: вода, колба, трубка — и старый Джим Коббли и я [117].
— Подтверждаю.
— Обещаешь ли ты любить, лелеять и беречь ее, в болезни и здравии… а, нет, извините, забежал на пару страниц вперед! Где там этот порошок? Мисс Мерчисон, вы можете засвидетельствовать, что этот запечатанный пакетик — тот самый, что вы принесли из конторы, и что в нем содержится загадочный белый порошок из закромов мистера Эр карта?
— Да.
— Поцелуйте Писание. Спасибо. А теперь…
— Постойте, — прервал его Паркер. — Вы не проверили сам конверт.
— Действительно. Всегда можно что-то упустить. Мисс Мерчисон, у вас, случайно, нет при себе еще одного конверта из конторы?
Мисс Мерчисон покраснела и принялась рыться в сумке.
— Ну, я сегодня днем черкнула пару слов подруге…
— В рабочеевремя, да еще на бумаге работодателя, — сказал Уимзи. — Как прав был старик Диоген, когда с фонарем искал честную машинистку! Ничего страшного. Давайте сюда конверт. Цель оправдывает средства.
Мисс Мерчисон достала из сумки конверт и вытащила из него записку. Конверт положили в ванночку, Бантер порезал его на мелкие кусочки и поместил их в колбу. Вода забурлила, но на стеклянной трубке не появилось ни пятнышка.
— Когда уже что-нибудь начнется? — поинтересовался мистер Арбатнот. — По-моему, вашим фокусам не хватает зрелищности.
— Сидите тихо, или я вас выведу, — приструнил его Уимзи. — Продолжайте, Бантер. С конвертом все ясно.
Бантер открыл второй конверт и аккуратно высыпал белый порошок в широкое горлышко колбы. Пять голов склонились над аппаратом. И вскоре в трубке — там, где ее касалось пламя горелки, — волшебным образом появился тонкий серебристый налет. С каждой секундой пятно темнело и разрасталось — и вот уже засияла металлическая сердцевина, окаймленная черно-коричневым ободком.
— Прекрасно, прекрасно, — одобрительно пробормотал Паркер с радостью профессионала.
— Кажется, у вас горелка чадит, — заметил Фредди.
— Это ведь мышьяк? — выдохнула мисс Мерчисон.
— Надеюсь, — ответил Уимзи, осторожно снимая трубку и поднося ее к свету. — Или мышьяк, или сурьма.
— Позвольте мне, милорд. Добавив немного раствора гипохлорита кальция, мы разрешим этот вопрос.
В напряженной тишине Бантер провел тест. Под воздействием обесцвечивающего раствора пятно растворилось и исчезло [118].
— Значит, это мышьяк, — сказал Паркер.
— Еще бы! — небрежно бросил Уимзи. — Конечно, это мышьяк, я же вам говорил.
Голос его чуть дрогнул от плохо скрываемого торжества.
— И это все? — разочарованно протянул Фредди.
— А разве этого недостаточно? — удивилась мисс Мерчисон.
— Не совсем, — ответил Паркер, — но мы значительно продвинулись вперед. Теперь доказано, что у Эркарта был в распоряжении мышьяк; можно отправить запрос во Францию и попытаться узнать, успел ли он приобрести пакетик к прошлому июню. Нужно также отметить, что это обыкновенная белая мышьяковая кислота без примеси темно-серой краски или индиго, что вполне согласуется с результатами аутопсии. Это хорошо, но будет еще лучше, если нам удастся доказать, что у Эркарта была возможность дать мышьяк потерпевшему. Мы же успели доказать только то, что Эркарт не мог отравить Бойза за ужином, а также до или после него, чтобы прошло достаточно времени для проявления симптомов. Я признаю, что сама невозможность это сделать слишком уж обстоятельно подтверждается фактами, но чтобы убедить присяжных, мне потребуется что-нибудь посерьезнее довода credo quia impossibile [119].
— Вот вам загадка — кто разберет? [120]— невозмутимо ответил Уимзи. — Мы просто что-то упускаем, вот и все. Скорее всего, что-то очевидное. Как только мне подадут положенные сыщику домашний халат и унцию табаку, я в два счета расщелкаю эту задачку. А вы пока, я надеюсь, приложите все усилия, чтобы законными и трудоемкими методами собрать те же доказательства, что наши друзья блестяще добыли методами менее традиционными, и приготовитесь арестовать нужного человека, когда придет время.
— С удовольствием, — ответил Паркер. — Не говоря уже о личных соображениях, вместо любой женщины мне будет приятнее увидеть на скамье подсудимых этого прилизанного типа. Если полиция допустила ошибку, то чем раньше мы все исправим, тем лучше.
В тот вечер Уимзи допоздна засиделся в своей библиотеке, где черный цвет оттеняли бледно-желтые тона, а с полок снисходительно смотрели высокие фолианты. В них воплощались поэтические красоты и веками накопленная мудрость, не говоря уже о тысячах потраченных фунтов. Но все эти советники молчаливо стояли на полках. На столах и стульях лежали алые тома — “Самые громкие уголовные процессы Британии”; знаменитые отравители, использовавшие мышьяк: Палмер, Притчард, Мейбрик, Седдон, Армстронг, Мадлен Смит, — соседствовали с мировыми авторитетами в области судебной медицины и токсикологии.
Хлынувшие из театров толпы разъехались по домам в седанах и такси, фонари освещали опустевшую широкую Пикадилли, изредка было слышно, как неторопливо грохочут по асфальту ночные грузовики; постепенно длинная ночь отступила, и слабый зимний рассвет нехотя пополз по прижавшимся друг к другу лондонским крышам. В своей маленькой кухне сидел Бантер, молчаливый и встревоженный, варил на плите кофе и раз за разом перечитывал одну и ту же страницу “Британского журнала фотографии”.
В половине девятого из библиотеки позвонили.
— Милорд?
— Приготовьте ванну, Бантер.
— Хорошо, милорд.
— И кофе.
— Сию минуту, милорд.
— И поставьте на место все книги, кроме вот этих.
— Да, милорд.
— Теперь я знаю, как он это сделал.
— Правда, милорд? Примите мои поздравления.
— Но мне еще нужно это доказать.
— Второстепенная задача, милорд.
Уимзи зевнул. Через пару минут Бантер принес кофе, но Уимзи уже спал.
Бантер тихо расставил по местам книги и с интересом посмотрел на те, что лорд Питер оставил на столе. Это были “Дело Флоренс Мейбрик” [121], “Судебная медицина и токсикология” Диксона Манна, книга с немецким названием, которое Бантер прочитать не смог, и “Шропширский парень” А. Э. Хаусмана.
Некоторое время Бантер задумчиво смотрел на книги, а затем тихо хлопнул себя по ноге.
— Ну конечно! — почти беззвучно прошептал он. — Какими же мы были безмозглыми баранами!
Он осторожно дотронулся до плеча лорда Питера:
— Ваш кофе, милорд.
