Повествование

Я расскажу твоему высочеству о том, как после недавней войны в Романье^[288], вследствие того что состояние погоды препятствовало продолжению военных действий, обе державы отвели свои войска, кто в одно, кто в другое место, в зависимости от того, где им было удобнее; и в числе других местностей Пизанскому графству выпала на долю честь принять славного государя Альфонса, герцога Калабрийского, твоего достойнейшего супруга. Отправившись туда со своим непобедимым и могущественным арагонским войском, он разместил своих воинов по крепостям и окружным селениям, согласно тому, как это предписывалось военной наукой. Закончив это, он счел нужным самолично объездить множество могущественных итальянских городов и местностей, чтобы договориться о важных делах, касавшихся дел и интересов лиги^[289]. Во всех городах его принимали с великим торжеством и радостью и оказывали большой почет. И вот случилось, что в одном из упомянутых городов, называть который нет необходимости, герцогу захотелось задержаться долее, чем в других местах. И пока он проводил здесь время в приятных развлечениях и беспрестанных празднествах, случилось, что один весьма приближенный к нему рыцарь, славный благородством своего происхождения и личными доблестями, по имени Марино Караччоло, прогуливаясь однажды вечером для собственного удовольствия по городу, увидел одну прелестную, молодую и очень красивую даму, жену одного знатного горожанина; дама эта ему чрезвычайно понравилась, и он тут же на месте почувствовал себя настолько опутанным сетями любви, что не знал, какую дорогу избрать для возвращения домой. Он ежедневно стал прогуливаться около ее дома и вежливо ухаживать за нею, причем так старался, что заставил наконец даму полюбить также и его; и так как она по большей части награждала его любезными взглядами и мило отвечала на его поклоны, Марино был этим весьма доволен, надеясь впоследствии добиться еще большего счастья.

Однажды в честь упомянутого синьора герцога было устроено празднество, на которое явилось большинство дам этого города, в том числе и та дама, которую так любил и почитал Марино. Эта последняя была, замечена государем, как одна из первых красавиц, и весьма ему понравилась; и так как герцог вовсе не знал, что горячо любимый им Марино влюблен в эту даму, то он решил взяться за это весьма достойное предприятие и довести его до конца. Прелестная дама никогда раньше не видела упомянутого государя, хотя и слышала, как многие необычайно расхваливали его, уверяя, что он превосходит всех других государей своей мудростью, воспитанностью, предусмотрительностью, воинской доблестью, силою, мужеством и великодушием. Теперь же она убедилась, что в присутствии герцога слава его отнюдь не тускнеет и что по красоте и изяществу он является образцом и примером для всех мужчин. И, размышляя обо всех этих достоинствах герцога, она все время пристально глядела на него, моля богов даровать ему во всем удачу. Государь, которому, как сказано, дама эта чрезвычайно понравилась, также, гонясь по следу, все поглядывал на нее и убедился, что она, несомненно, влюбилась в него не менее, чем он в нее. Таким-то образом, оба они, прежде чем расстаться, получили явное подтверждение того, что одинаково влюблены друг в друга. Вернувшись домой, государь тотчас тайно разузнал все подробности о даме и стал обмениваться с нею посланиями и записками, а затем оба они, ввиду близившегося отъезда государя, сочли нужным поскорее перейти к последним ступеням любви и при посредстве одного посвященного в это дело человека сговорились встретиться в ближайшую ночь, ввиду того что муж дамы накануне выехал в Геную.

Между тем дама, имея в виду новое и более крупное предприятие, настолько лишила Марино своего расположения, что не только скупилась на обычные ласковые взгляды, но с каждым днем становилась к нему все более суровой, жестокой и враждебной. Марино был этим, как всякий может понять, чрезвычайно опечален, тем более что он, казалось, не дал никакого повода к такой необычайной перемене. Не находя себе покоя, он впал в столь великую скорбь, что совершенно изменился в лице и стал не похож на себя. Государь много раз спрашивал его о причине его недомогания, но Марино в ответ рассказывал ему одни небылицы. И вот случилось, что приблизился час, когда государь собирался отправиться к даме для ожидаемого наслаждения, и, не желая вступать на этот путь без Марино, он призвал его к себе в комнату и сказал следующее:

— Видя тебя, мой милый Марино, все эти дни таким невеселым и будучи не в состоянии допытаться о причине этого, я решил не беспокоить тебя чем-либо наперекор твоему желанию. Вот почему я не сообщил тебе, единственному поверенному всех моих тайн, о своей новой чрезвычайно пылкой любви и о победе, которая, как я ожидаю, последует через несколько часов. Итак, прошу тебя, во имя того повиновения, которым ты мне обязан, и любви, которую ты ко мне питаешь, открой мне тотчас же свою подлинную тайную страсть и, кроме того, прогони хоть отчасти свою тоску и печаль и постарайся стать возможно более веселым, ибо без тебя я неохотно пущусь в этот путь.

Когда Марино услышал столь ласковые слова, он решил, что нанес немалое оскорбление своему государю, скрывая от него так долго свою любовь. Он принес ему ряд надлежащих поспешных извинений и подробно рассказал все с самого начала о своей любви: и кто такая любимая им женщина, и все то хорошее и плохое, что ему пришлось при этом испытать. Выслушав этот рассказ, который по многим причинам пришелся ему не особенно по душе, государь несколько призадумался; но затем, оценив силу страсти своего слуги и рассудив, что, чем выше его собственный сан и душевное величие, тем большую щедрость он должен проявлять, герцог тотчас же почувствовал, что ему будет несравненно приятнее доставить радость другу, чем удовлетворить свою чувственность. Потому он сказал ему:

— Мой милый Марино, ты знаешь, конечно, лучше кого-либо другого, что с самого нежного возраста у меня никогда не было ни одной ценной вещи, которой бы друзья мои не могли пользоваться так, как если бы она им принадлежала. Поэтому ты можешь быть уверен, что если бы вещь, которую ты так любишь, могла принадлежать одновременно нам обоим, то я бы поступил теперь не иначе, чем всегда поступал в других подобных случаях. И хотя доселе я пылко любил эту женщину, словно зеницу своего ока, и хотя мы оба ожидали с величайшим вожделением сегодняшней ночи, чтобы соединиться, и хотя я избрал тебя моим провожатым к ней, однако я решил — и хочу, чтобы так было, — победить себя и отказаться от своего желания, дабы не видеть, как ты чахнешь от тоски и погибаешь от неразделенной любви. И потому, если ты желаешь угодить мне своей любовью, отгони от себя всю минувшую твою скорбь, постарайся развеселиться и приготовься отправиться сейчас к ней вместе со мною, потому что я буду теперь думать только об одном — как бы доставить тебе обладание женщиной, которую ты так желаешь.

Марино был потрясен, услыша такую новость. Убедившись, сколь велика щедрость, которую желал проявить к нему государь, он устыдился принять ее и, воздав ему должную благодарность, какую только был в состоянии выразить, заявил, что скорее умрет, чем хотя бы в помыслах своих, не то что на деле, запятнает женщину, на которую устремил взор его государь. Герцог посмеялся этому и сказал, что хочет без всяких возражений лично привести в исполнение это дело. Он взял Марино за руку, и они тотчас же двинулись в путь. Подойдя к дому прелестной дамы, герцог оставил свою свиту для большей безопасности в соседних улицах, сам же в сопровождении одного лишь Марино вошел в дом и был проведен служанкой в комнату, где они нашли даму, которая радостно ожидала государя и, выйдя к нему навстречу, торжественно его встретила. И хотя она отлично заметила, что ее прежний поклонник присутствует при этой сцене, она сделала вид, что обращает на него не больше внимания, чем на любого чужеземца, которого государь привел бы с собой. После множества нежных поцелуев и ласковых приветствий государь счел своевременным привести в исполнение то, что привело его сюда; и, взяв даму за руку, он сказал ей:

— Дорогая мадонна, во имя той истинной любви, которую ты решила подарить мне, прошу тебя не гневаться на мою речь, ибо, чем неприличней будет моя просьба, тем более сильной покажется мне твоя любовь, если ты ее исполнишь. Скажу правду, что когда я в последний раз расставался со светлейшим и могущественным королем, моим отцом и государем, то в числе других данных им мне приказаний и правил он предписал мне, где бы я ни находился и как бы я сильно ни был охвачен любовью, не вступать в сношения с женщиной ранее, чем я ее не испытаю на ком-либо из моих приближенных, потому что блаженной памяти могущественный король Ланцилао был отравлен женщиной в этой стране как раз во время такого занятия. И хотя я не сомневаюсь, что ты предпочла бы тысячу раз умереть, чтобы только сохранить мне жизнь, однако, желая нерушимо следовать приказаниям светлейшего государя, отца моего, я принужден предварительно попросить тебя, чтобы ты с веселой и радостной душой разрешила исполнить эту обязанность моему лучшему другу и вернейшему слуге, которого я, можно сказать, считаю другим своим «я»; а затем я буду твоим постоянным и единственным возлюбленным.

Дама, будучи весьма смышленой и разумной, сразу поняла, припомнив все прежнее, цель этого желания государя, как если бы он прямо рассказал ей всю правду. И хотя в глубине души она была огорчена, видя себя презренной и отвергнутой столь достойным и прекрасным государем, соединения с которым она, не без основания, ожидала с немалым вожделением, однако, считая, что в таком положении необходимость предписывает ей жертву, она, посоветовавшись сама с собою, скрыла, насколько могла, свою сильную страсть и ответила государю с притворно веселым лицом:

— Доблестный мой государь, хотя моя любовь к вам и ваша необычайная красота в соединении со столькими необыкновенными и изумительными доблестями привели меня к нынешнему положению, когда моя добродетель должна будет подвергнуться испытанию, однако, прежде чем сообщить вам мое решение, я хочу убедить вас, что не настолько возомнила о себе, чтобы не понять несовместимость вашей любви с моею; тем не менее, заметив по ряду очевидных признаков, что моя особа вам понравилась, я имела тем больше оснований полюбить вас. Теперь же я слышу, что вы желаете иного, и, хотя я от этого еще более восхищаюсь вашей всем известной добродетелью и редкостным великодушием, побуждающим вас, столь достойного государя, сына такого благородного, могущественного и превосходного короля, отказаться от своих королевских прав и, желая удовлетворить страсть другого человека, добровольно превратиться в честного посредника, предпочтя наслаждение своего вернейшего слуги моей и вашей сердечной радости, я все же нахожу, что такой поступок есть нарушение всех законов любви. Тем не менее, не желая прекословить вам или чем-либо помешать вашей столь великой щедрости, я решила без долгих колебаний послужить вам, любезный и превосходный государь мой, и всем сердцем постараюсь быть приятной моему благороднейшему прежнему возлюбленному. Таким образом, не теряя вас, я с особым удовольствием и радостью приму его и буду не менее щедрой в любви к нему, чем вы в вашем к нему расположении.

И, взяв Марино за руку, она попросила герцога не отказать в любезности немного подождать и удалилась с Марино в другую комнату. Здесь после многих пылких объятий, сладких поцелуев и нежных речей Марино, вышедший на желанную охоту с соколом более храбрым, чем сильным, с немалым трудом схватил одну куропатку, а затем, заняв прежнее положение, попытался повторить свой натиск; но, хоть он и пустил в ход собак и всякие другие уловки, ему не удалось захватить вторую и он вернулся к герцогу только с первой. Вслед за ним явилась и дама, веселая и любезная, с зажженным канделябром в руках и шутливо сказала герцогу:

— Государь, испытание, которому подверг меня ваш добрый слуга, было таково, какого следовало ожидать от лучшего оруженосца вашего высочества, ибо ему показалось вполне достаточным только отведать кушанья.

Герцога это весьма позабавило, и после этого они провели большую часть ночи в других весьма изящных и любезных разговорах. Когда же герцог нашел, что уже пора возвращаться домой, он подарил даме много весьма богатых и дорогих драгоценностей за то, что она проявила столь прекрасную щедрость, весьма этим обязав его, и удалился вместе с рыцарем. А о том, вернулся ли к ней Марино для продолжения охоты или удовольствовался этой встречей, сам он мне ничего не рассказывал.