Глава 17
Рассвет следующего дня был тусклым и хмурым. Как и предсказывал Спецци, снег не пошел, но небо словно набухло, и было лишь вопросом нескольких часов, чтобы огромные тяжелые тучи извергли бремя из своих чрев, окутав ландшафт туманной белизной.
Генри проснулся рано и разбудил Эмми.
— Дорогая, можешь кое-что для меня сделать? — спросил он.
— Что именно? — сонно поинтересовалась она.
— Встань, спустись в деревню, как только включат подъемник, и постарайся успеть на поезд в девять сорок до Имменфельда.
— До Имменфельда? — Взъерошенная и удивленная Эмми села в постели. — Зачем?
— Я хочу, чтобы ты попыталась узнать, что делал там Роджер в день убийства Хозера.
— Роджер? Но ведь он катался на лыжах с полковником…
— Полковник сказал, — вставил Генри, — что после ленча он осваивал местные спуски, пока Роджер ходил по магазинам. В Имменфельде не так уж много англичан, так что, если повезет, его вспомнят. Я хочу знать, что он делал, что купил и с кем разговаривал. И есть ли какой-нибудь значительный промежуток времени, на протяжении которого он вообще выпал из поля зрения.
— Ладно. — Эмми встала с постели и потянулась. — Не вижу в этом особого смысла, но для тебя — все что пожелаешь.
Они рано позавтракали, и Эмми отправилась к подъемнику, договорившись встретиться с Генри в «Олимпии» в половине первого.
Тем временем инспектор поднялся на верхний этаж и постучал в дверь Труди Книпфер.
— Войдите! — крикнула она. Девушка стояла перед зеркалом в лыжном костюме и закручивала свои толстые светлые косы в уродливые крендели над ушами. Увидев Генри, она смутилась. — О, это вы. Не вернете ли мой дневник?
— Боюсь, пока нет, — сказал Тиббет. — Он у итальянской полиции.
— Они не имеют права держать его у себя, — холодно произнесла Труди. — Я поговорю с капитаном. Ну а вы зачем пришли?
— Просто перекинуться с вами словечком, пока вы не ушли кататься на лыжах, если вы не возражаете, фройляйн.
— Давайте, — сказала Труди и снова занялась волосами.
— Должно быть, вы слышали, что вчера убили Марио.
— Мне сказали, что он умер, — равнодушно констатировала девушка.
— Эти две смерти — Хозера и Марио — связаны между собой, — продолжил Генри.
— Разумеется, — коротко произнесла Труди голосом, искаженным от обилия шпилек, зажатых между губ. Она извлекала их одну за другой и злобно втыкала в косы.
— Похоже, известие о смерти Марио не очень вас удивило, — продолжал инспектор.
Труди мрачным взглядом встретила взгляд Генри в зеркале.
— А вас? — спросила она.
— Очень, — ответил Тиббет. — Видите ли, старик хотел поговорить со мной вчера вечером.
— Да, Герда нам это сказала. Но, полагаю, ему не возбранялось передумать. Вероятно, он запаниковал.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, насколько я понимаю, он уже спускался на подъемнике, когда… когда умер. Так что, скорее всего, к тому времени он уже решил не встречаться с вами.
— Фройляйн Книпфер, — после небольшой паузы очень серьезно произнес Генри, — я уверен, вы знаете, кто убил Фрица Хозера.
Труди развернулась и посмотрела на него в упор.
— А вы знаете? — дерзко спросила она.
— Да, — ответил Тиббет. — Думаю, что знаю.
— Тогда вам не требуется ни моя, ни чья бы то иная помощь.
— Как вы считаете, — настаивал Генри, — может тот же самый человек быть ответственен и за вторую смерть?
— Но это очевидно, разве нет? — сказала Труди. — А теперь прошу меня извинить. Мне пора завтракать, иначе я опоздаю на урок.
В дверях она задержалась и сказала:
— Извините, герр Тиббет, но я удивлена, что с таким блестящим детективом, как вы, дело все еще не раскрыто.
Выдав намеренное оскорбление, девушка вышла из комнаты.
Генри медленно и задумчиво спустился вниз и нашел Россати в его кабинете.
— Я хочу знать, синьор Россати, — сказал он, — что вы делали вчера вечером между четвертью шестого и без четверти шесть.
— Я? Это не секрет, синьор Тиббет. Я был здесь, писал кое-какие письма. Дверь была открыта, меня все должны были видеть.
— Кого вы подразумеваете под словом «все»?
— Синьора Джимми и двух молодых леди. И еще Книпферов.
— Где они находились?
— В баре, пили чай, — ответил владелец отеля. — Первыми вошли трое Книпферов… вскоре после четверти шестого. Затем, приблизительно в половине шестого, спустился синьор Джимми с двумя молодыми дамами. Они тоже вошли в бар.
— Спасибо, — поблагодарил Генри и отправился на поиски Анны, которая подтвердила, что подавала чай Книпферам и троим англичанам. Потом инспектор переговорил с герром Книпфером, который сидел с женой на террасе.
— Конечно, все так и было, — подтвердил тот. — Мы все вшестером были в баре.
— Кто-нибудь выходил оттуда? — спросил Генри.
— Разумеется, нет. Мы все еще находились там, когда явился капитан Спецци и подверг нас обыску.
«Ну вот, кажется, и все», — подумал инспектор.
Он поднялся к себе, чтобы надеть анорак, и заметил на туалетном столике коробку шоколада, которую Пьетро принес для Марии Пиа. В суматохе предыдущего вечера он совсем забыл о ней.
Взяв коробку, он спустился на второй этаж и постучал в дверь баронессы.
— Смотрите, Генри, — приветствовала она его. — Я уже встаю.
Баронесса действительно больше не лежала в постели, а сидела в кресле у окна; ее закованная в гипс нога неуклюже торчала из-под оборок лимонно-желтого пеньюара.
— Я рада, что вы пришли меня навестить, — сказала она. — Герман отправился погулять, дети катаются на лыжах, а я из-за этого снегопада чувствую себя очень грустной и одинокой.
Тиббет выглянул из окна. Снег падал мелкими тусклыми хлопьями, и все вокруг казалось унылым и непривлекательным.
— Я кое-что принес, это должно вас взбодрить, — сказал Генри. — Подарок. — И протянул ей коробку шоколада.
— О, Генри, не стоило…
— Не от меня, к сожалению, — прервал ее инспектор. — Это от Пьетро. С добрыми пожеланиями и сочувствием от всей деревни. Он сам хотел вас навестить вчера, но ему не позволили.
— О, бедный Пьетро… Генри, я ужасная женщина, эгоистка. Я так обрадовалась тому, что с Франко сняты все подозрения… — Она с волнением посмотрела ему прямо в глаза. — Они ведь сняты, да? Почему его не выпускают?
— Скоро выпустят, — заверил Тиббет.
— Слава богу, — просто сказала баронесса. — Но это все равно меня не оправдывает. Я почти перестала думать о бедном Марио… о Розе и Марии, о Пьетро. А он вот передал мне подарок, и мне стыдно. Должно было бы быть наоборот. Ведь это он сейчас нуждается в сочувствии.
— Да, — согласился Генри. Пододвинув поближе стул, он сел рядом с ней. — Какая трагическая судьба у их семьи. Сначала Джулио, теперь Марио. Словно кто-то насылает на них несчастья. Но я нередко замечал, что за некоторыми семьями — безо всякой видимой причины — несчастье как будто ходит по пятам.
— В данном случае причина, вероятно, есть, — сказала Мария Пиа.
— Что вы имеете в виду?
— У всех Веспи есть какая-то дикая жилка. Не у Розы, конечно, она — словно Мать-земля. Но мужчины в этой семье всегда были безумцами. Вы знаете, что отец Марио погиб в горах? Это местная легенда. Кажется, какие-то богатые придурки-англичане заключили с ним пари, что он не взберется на Альпийскую розу в кромешной тьме. На кону стояла довольно крупная сумма — то есть для него крупная — и ничто не смогло его остановить. Веспи добрался до вершины и оставил там свой ледоруб в качестве доказательства, а потом сорвался. Когда его нашли, он был еще жив, и единственное, что его интересовало, — это то, что он выиграл пари. «Перестань распускать сопли, — сказал отец Марио, которому тогда было лет пятнадцать, — иди и забери деньги». А когда Марио вернулся от англичан с чеком, то сказал сыну: «Скажи им, что я предпочитаю золотые соверены», — и умер. Марио не раз рассказывал мне эту историю. В деревне говорят, никто из Веспи никогда не заканчивал жизнь в своей постели. Ну, можно сказать, что отец Марио закончил — но отнюдь не в общепринятом смысле.
— Интересно, а что стало с теми деньгами? — спросил Генри.
— О, сейчас они почти ничего не стоят, — ответила Мария Пиа. — Думаю, там было около сотни фунтов. Насколько я знаю Марио, он хранил их, как скупец, многие годы, а потом отдал сыновьям. Рискну предположить, что большая часть досталась Джулио.
— Похоже, Джулио был весьма богатым молодым человеком, — сказал Генри. — Как вы думаете, откуда у него были деньги?
— Ну… — Мария Пиа широко развела руками. — Вы же понимаете, как бывает в таких деревнях. Все молодые инструкторы… — Внезапно она осеклась. — Герман идет.
Генри выглянул из окна и сквозь метель разглядел барона, поднимавшегося по тропе.
— Вам теперь лучше уйти, — сказала Мария Пиа. — Передайте Пьетро мою благодарность и соболезнования, скажите, что я его люблю… и еще дайте ему вот это…
На столике рядом с ней стояла большая ваза с красными розами. Баронесса вынула одну и вручила ее инспектору.
— Герман купил их для меня вчера в Монтелунге, — сказала она. — Одному богу известно, сколько они стоят. Я хотела бы все их отослать Розе и Пьетро, но не посмею. Возьмите хоть одну. И скажите, что я буду молиться за них.
— Все сделаю, — пообещал тронутый до глубины души Генри. Нетрудно было понять, почему люди любят Марию Пиа. — А пока я прощаюсь с вами. Скоро снова вас навещу.
— Да, пожалуйста, приходите. И если вы увидите Франко…
— Я передам ему все полагающиеся слова от вас, — серьезно пообещал Тиббет.
Он покинул комнату как раз вовремя, потому что, когда спустился в холл, барон был уже там. Генри, чувствуя себя персонажем французского фарса, поспешно спрятал розу в карман и пошел в сарай за лыжами.
Он медленно скользил сквозь вихрящийся снег, который валил все гуще, ухудшая видимость. Спустившись в деревню, Генри первым делом пошел в «Олимпию», полагая, что Эмми уже ждет его там. Однако, войдя, с удивлением увидел, что на часах над баром только без четверти двенадцать, — стало быть, спуск занял у него меньше часа. Поэтому, оставив лыжи на специальной подставке у входа в кафе, он направился к дому Веспи. Магазин не работал, все ставни были закрыты, группа замерзших репортеров слонялась вокруг под метелью, проклиная свою долю. Появление инспектора наконец предоставило этим несчастным созданиям повод хоть чем-то заняться, поэтому журналисты моментально окружили его. Тиббет с трудом протиснулся сквозь толпу, игнорируя все их мольбы сделать какое-нибудь заявление, и постучал в дверь.
Поначалу ответом ему была мертвая тишина. Генри отступил на шаг назад и, подняв голову, посмотрел наверх как раз вовремя, чтобы заметить маленькое бледное личико, выглядывавшее из-за кружевной занавески в одном из окон верхнего этажа. Вскоре после этого послышались шаркающие шаги, скрежет отодвигаемой щеколды, и дверь со скрипом приоткрылась, явив обладательницу личика — Марию, младшую дочь Розы.
— Что вы хотите? — шепотом спросила девушка.
— Мне очень неловко вас беспокоить, — ответил Генри, — но, боюсь, мне необходимо повидать вашу матушку.
— Входите, — сказала Мария и приоткрыла дверь еще на дюйм — ровно настолько, чтобы инспектор смог проскользнуть внутрь, — после чего захлопнула ее снова перед репортерами испытывавшими танталовы муки.
В магазине было темно, как в могиле. Пока Мария задвигала щеколду, Генри стоял, ожидая, когда глаза привыкнут к сумраку, потом последовал за ней по проходу между бочонками пасты и чечевицы, выстроившимися позади прилавка, в гостиную. Здесь ставни тоже были закрыты, но от двух оплывших свечей на каминной полке исходил дрожащий свет, отчего лицо Джулио на фотографии то исчезало, то появлялось вновь, словно в захудалом кинотеатре крутили пленку. Это придавало изображению тревожный эффект подобия жизни, и у Генри вдруг возникло ощущение, что юноша пристально за ним наблюдает. Но красивое лицо было по-прежнему загадочным, своих секретов оно не выдавало.
— Я скажу маме, что вы пришли. — И Мария убежала наверх.
С тяжелым сердцем Тиббет достал из кармана узелок с убогими пожитками Марио и розу — теперь немного потрепанную, — которую дала ему Мария Пиа. Спустя минуту на лестнице послышались медленные тяжелые шаги, и появилась Роза Веспи. Генри потрясли произошедшие в ней изменения. Веселое круглое лицо стало белым и осунувшимся, а черные глаза в тусклом свете были полны боли и отчаяния.
Голосом, который после шепота Марии показался пугающе резким, Роза спросила:
— Чего вы теперь хотите? Почему не оставите нас в покое?
— Прошу простить, синьора, — ответил Генри, — и принять мои глубочайшие соболезнования. Я принес вам это. От баронессы фон Вюртбург. Она просила передать, что молится за вас.
— Очень любезно с ее стороны, — произнесла Роза без малейшего выражения, взяла цветок и положила его на каминную полку.
— А также, — продолжил инспектор, — я хотел вернуть вам вот это.
Он положил на стол узелок из носового платка и развязал, продемонстрировав вдове его жалкое содержимое.
Роза мельком взглянула на кучку предметов.
— Значит, они все же решили его не грабить, да? Мы должны быть за это благодарны.
В ее голосе звучала горечь.
— Никто не собирался грабить его, синьора, — мягко возразил Генри. — Мы лишь надеялись, что среди принадлежностей Марио найдется что-нибудь, что поможет раскрыть убийство.
— Какое это теперь имеет значение? — безнадежно вздохнула Роза и тяжело опустилась на стул. — Он мертв. Какая разница, кто его убил?
Генри ничего не ответил на это, но поднес два ключа поближе к Розе так, чтобы она могла видеть их в мерцающем свете свечей.
— Синьора Веспи, — сказал он, — вы узнаете эти ключи?
Роза безразлично взглянула на них.
— Конечно. Это — ключ от магазина, а другой — от радио.
— От радио?
— Попробуйте сами, если хотите. Марио гордился этим радио и носил ключ от него с собой.
Инспектор прошел к радиоле, вставил маленький ключ в замочек и попробовал повернуть против часовой стрелки. Ничего не вышло. Тогда он повернул ключ по часовой стрелке, тот повернулся легко, но, когда Генри попытался поднять крышку, та не сдвинулась с места.
— Радиола не была заперта, — сказал он. — Я думал, Марио держал ее под замком.
— Может, и не заперта, — равнодушно согласилась Роза. — У Пьетро тоже есть ключ.
Генри снова отпер замочек и откинул крышку. В мерцании свечей показалась металлическая ручка и звукоснимающая головка. Он снова закрыл крышку и положил ключи на стол вместе с остальными пожитками Марио, а сам сел на стул напротив Розы.
— Синьора, — сказал он, — боюсь, я должен задать вам несколько вопросов. Я понимаю, как тяжело это для вас, но, уверен, вы так же, как и мы, хотите найти преступника.
По-прежнему безучастно вдова повторила:
— Какое это теперь имеет значение?
Но, по крайней мере, она не отказывалась отвечать, поэтому Генри продолжил:
— Прежде всего, вы не знаете, были ли у Марио враги?
— Враги? — Роза медленно подняла голову и посмотрела на инспектора. — Марио все любили. Все — вся деревня. Вы же это знаете, синьор.
— Да, — ответил Генри, — знаю. Но полиция считает, что ваш муж был застрелен, так как знал имя убийцы герра Хозера, и он собирался вчера вечером прийти ко мне и назвать это имя. Скажите, он хоть как-то намекал вам, кто это мог быть?
Роза начала тихо плакать.
— В последние дни муж был странным, — сказала она, — но ничего мне не говорил. Он изводился от тревоги, особенно когда арестовали синьора ди Санти. А вчера сказал мне: «Роза, теперь я знаю, что мне делать…»
Тиббет даже вздрогнул, узнав фразу из дневника Труди Книпфер: «Теперь я знаю, что мне делать…»
— Но имени он не называл?
— Нет, синьор, ни разу.
Роза стала разговорчивее, словно находила облегчение в том, чтобы облекать свою боль в слова.
— Но вчера… вчера после обеда он долго разговаривал с Пьетро, здесь. Я была на кухне и слышала их голоса. Потом муж пришел ко мне и именно тогда сказал это: «Теперь я знаю, что мне делать, Роза. Мне нужно сегодня вечером увидеться с синьором Тиббетом. Не жди меня к ужину». А потом поцеловал меня и ушел, и больше я его не видела, пока…
Ее голос сорвался на рыдания.
Генри мягко, но настойчиво продолжил:
— Значит, что-то, сказанное Пьетро, заставило его принять решение? Вы спрашивали сына, о чем они говорили?
Роза кивнула.
— Конечно… Я пришла сюда прямо из кухни. Пьетро стоял возле радио, смотрел в окно, и я видела, что сын расстроен. Он сказал, что Марио много говорил о герре Хозере, спрашивал о том, что происходило в день убийства. И еще он сказал: «Это из-за того что ты рассказала папе, что синьор Тиббет приходил сюда сегодня утром, ему пришла в голову эта безумная идея»… Видите ли, я за обедом рассказала Марио, что вы приходили ко мне. «Если папа что-то знает, — сказал Пьетро, — ему опасно идти в полицию». А я сказала: «Пьетро, ты должен его остановить. Если он знает что-то плохое, он должен забыть об этом и никому ничего не рассказывать, иначе с ним может случиться беда». И Пьетро попытался его уговорить, синьор, но было слишком поздно.
— Да, — согласился Генри, — слишком поздно.
— Пьетро, — повторяла Роза со слезами в голосе. — Сумасшедший Пьетро… сумасшедший Марио… сумасшедший Джулио… скоро я останусь совсем одна…
— Ну-ну, синьора, — попытался успокоить ее инспектор. — Вы пережили ужасные трагедии, но Пьетро еще…
— Он сумасшедший, синьор, сумасшедший — как и остальные. — Роза посмотрела на него. — Вы слышали, что он сделал?
— Нет, — ответил Генри.
— Сегодня утром… когда отец еще не похоронен… я услышала, как он очень рано спустился по лестнице, гораздо раньше, чем обычно. Я пошла за ним, просила его не делать этого, но он ответил, что должен. Это пари, сказал он. Я умоляла, но он сказал, что отец хотел бы, чтобы он поступил именно так, и дед тоже. Я не смогла его остановить, так что он это сделал.
— Сделал — что? — спросил Тиббет.
— Галли, синьор. — Теперь Роза говорила едва слышно. — Карло и остальные инструкторы… они заключили с Пьетро пари, что он не спустится с Галли сегодня утром, до начала занятий. А вчера вечером они пришли сюда и сказали, что пари отменяется. Но Пьетро не согласился, сказал: «Пари есть пари». Вот и отец Марио сказал то же самое, перед тем как умереть.
— Но Пьетро не умер.
— С ним будет то же самое, что и со всеми Веспи, — устало проговорила Роза. — Они не умирают в своей постели.
Генри был рад покинуть гнетущую трагическую атмосферу гостиной Розы Веспи и выйти на ярко-белую от снега улицу. Метель ослабла, видимость улучшилась. Генри направился на другой конец деревни в «Олимпию». С Эмми они встретились прямо на пороге.
— Вот это чувство времени, — бодро заметила она. — Я голодна как волк. Давай поедим.
— Я смотрю, ты прямо лопаешься от удовольствия. Раскопала что-то интересное?
— Все расскажу, когда закажем еду, — сохраняя интригу, ответила Эмми.
Они уселись за столик в углу и заказали зеленые тальятелле[33] — здешнее фирменное блюдо — и бутылку соаве[34]. Когда официант удалился на кухню, Генри сказал:
— Ну, давай рассказывай!
— Учитывая, что у меня было всего два часа, — начала Эмми не без самодовольства, — полагаю, я неплохо справилась.
— Но что…
— Не торопи меня. Я хочу все рассказать по порядку.
— Ладно, только приступай уже.
— Так вот, начала я с того, что на станции расспросила про местные рестораны; оказалось, что из приличных там всего один. Туда я и направилась. Мне очень повезло: местная официантка запомнила их — отчасти потому, что они пришли довольно поздно для ленча, отчасти потому что Роджер спросил ее, где здесь лыжные магазины. Она думает, что ресторан они покинули около трех.
— Похоже на правду, — согласился Генри. — Полковник сказал, что в Имменфельд они приехали к двум.
— Там два лыжных магазина, — продолжила Эмми, — я проверила оба. Первый расположен по соседству с рестораном, поэтому я решила, что туда он обязательно заходил. И действительно, там его тоже запомнили. Сказали, что англичанин интересовался лыжными палками, но ничего не купил.
— Ты спросила у них про время?
— Разумеется, — ответила Эмми. — Они полагают, это было сразу после трех.
— Хорошо. Что ты сделала потом?
— Потом… — начала было она, но прервалась, так как официант принес дымящееся блюдо. Когда они от души наложили себе в тарелки вкуснейших ленточек тальятелле с маслом, Эмми с полным ртом продолжила свой рассказ: — После этого я проверила все магазины, расположенные на главной улице. Это не заняло много времени, местечко-то небольшое. Набор типичный — продуктовые магазинчики, спортивные и обычные туристские заведения, все как здесь.
Она немного поела молча, потом снова заговорила:
— Я выяснила, что Роджер заходил и в другой лыжный магазин — чтобы ему натерли лыжи, сказал, что забыл взять с собой мазь. Время там запомнили очень приблизительно, где-то в середине дня.
— Ну, скажем, этим он занимался до половины четвертого, может, чуть дольше. До отхода поезда остается еще почти час.
— Похоже, он купил еще сигареты — женщина в лавке определенно сказать не могла, но вроде бы смутно припомнила англичанина в синем анораке. Но есть еще один магазин, куда он заходил определенно, и там он купил… пари держу, ты не догадаешься — что.
— Сдаюсь, — нетерпеливо сказал Генри. — Продолжай.
— Так вот, там есть нечто среднее между магазином канцелярских товаров и хозяйственным, где продают также газеты, открытки, сувениры, карты и кое-какие книжки, — ну ты знаешь, тут возле церкви тоже есть такой.
Генри кивнул.
— Итак, он туда зашел, провел очень много времени, разглядывая открытки, книжки и прочее, и в конце концов купил одну книгу, девушка-продавщица запомнила, какую именно.
— Не говори, сам догадаюсь, — перебил ее Генри.
— Да! — победно воскликнула Эмми. — Это была «Cara Teresa» Ренато Лучиано!
После ленча инспектор сказал:
— Теперь я пойду в лыжную школу. Надо повидать Пьетро.
— Хочешь, чтобы я еще что-нибудь сделала для тебя? — спросила Эмми.
— Иди катайся на лыжах, — ответил Генри. — Увидимся в отеле за чаем.
В конторе лыжной школы, однако, его ждало разочарование. Погода с утра была настолько плохая, что Пьетро решил отменить занятия, назначенные на половину двенадцатого. Он вернулся со своими подопечными в «Белла Висту» на ранний ленч, имея в виду, что, если снег и туман рассеются, группа встанет на лыжи в два часа и будет долгое занятие. Звонок отель подтвердил, что так они и сделали.
Генри поинтересовался, с ними ли Роджер, но ему ответили, что они с Гердой уехали рано утром, прихватив сухой паек.
Расстроенный, он пошел по деревенской улице в полицейский участок. Там он нашел Спецци, весьма воодушевленного заключением экспертизы по пистолету.
— Это пистолет Хозера, никаких сомнений, — сообщил он. — По номеру удалось отследить, где пистолет был куплен. И обе пули выпущены из него. Разумеется, никаких отпечатков. Их и ожидать не следовало — в такую погоду все ходят в перчатках.
— Что ж, я рад, что это установлено. — И Генри, в свою очередь, рассказал капитану о том, что поведала ему Роза Веспи.
Спецци мгновенно заинтересовался.
— Вы преуспели больше, чем я, — с сожалением признал он. — Я заходил туда рано утром, когда тело бедного Марио только перевезли из морга домой. По этой причине, а также из-за того состояния, в котором пребывала Роза из-за выходки Пьетро, как вы догадываетесь, я не добился ничего кроме истерики. Я собирался вернуться туда днем, но вы уже сделали за меня эту работу. Значит, принять решение Марио заставило что-то, что сказал ему сын? Вы виделись с Пьетро?
— Пытался, — ответил Генри, — но до вечера не получится. Давайте поговорим с ним вместе, когда он вернется.
— С удовольствием, — согласился капитан. Он позвонил в контору лыжной школы и оставил сообщение для Пьетро, чтобы тот сразу по возвращении явился в полицейский участок.
Затем Тиббет поведал капитану об открытии, сделанном Эмми в Имменфельде, и это произвело на Спецци большое впечатление.
— Отличная работа, — прокомментировал он. — То, что вы об этом подумали, — просто вдохновение. Книга — важное вещественное доказательство.
— Возможно, — сказал Генри, — но меня в рассказе жены больше заинтересовало другое.
Капитан пристально посмотрел на него.
— А меня занимает книга. Этот ваш мистер Стейнз… он постоянно лжет. Но скоро мы выясним правду. И все же, несмотря ни на что, я уверен, что виновница — девушка. Должна быть.
— Вы еще не составили свою таблицу? Хронологию? — Генри очень хотелось сменить тему.
— Только что закончил. — Спецци указал на стопку отпечатанных на машинке листков, лежавших на столе. — Подождите, я добавлю информацию, которую вы мне только что сообщили.
Он взял авторучку и, быстро записывая что-то на экземпляре, находившемся сверху, спросил:
— Можете назвать точное время событий, о которых поведала вам синьора Веспи?
— Даже пытаться не буду, — ответил Генри. — Но если вспомнить, что Марио всегда после обеда садился на подъемник без четверти два, можно восстановить остальное.
Через несколько минут капитан вручил коллеге лист бумаги, который тот внимательно изучил.
9.00—9.30 Лыжники покидают «Белла Висту». Пассденделл и мисс Уиттакер под руководством Пьетро упражняются на спуске номер один. Стейнз и полк. Бакфаст — на спуске номер три.
10.30 (прибл.) Стейнз и Бакфаст отправляются на Альпийскую розу, где к ним присоединяется фройляйн Герда.
12.30 Группа Пьетро возвращается в «Белла Висту» на ленч. Марио останавливает подъемник и едет на лыжах вниз.
12.45 (прибл.) Марио приезжает домой на обед.
12.55 Стейнз, Бакфаст и Герда прибывают в «Олимпию».
13.15—13.40 В этот промежуток времени Роза слышит, как разговаривают Марио и Пьетро.
13.40 Марио сообщает Розе, что намерен встретиться с инспектором Тиббетом, и уходит из дома.
13.45 Марио садится на подъемник. Роза разговаривает с Пьетро.
13.59 Стейнз, Бакфаст и Герда покидают «Олимпию».
14.00 Пьетро садится на подъемник, за ним — трое остальных.
14.25 Лыжники достигают верхней станции. Пьетро говорит с отцом; это слышит Стейнз, который рассказывает об их разговоре остальным.
14.30 Инспектор Тиббет садится на подъемник на нижней станции. Бакфаст возвращается в отель за очками.
14.40 Лыжники отправляются по маршруту номер три.
14.55 Инспектор Тиббет достигает верхней станции подъемника. Марио просит его встретиться с ним вечером после работы.
15.00 (прибл.) Трое лыжников отправляются на Альпийскую розу.
16.30 Барон фон Вюртбург на машине возвращается из Монтелунги и идет в «Олимпию». (N. B. Время, когда барон спустился на подъемнике и отбыл в Монтелунгу, неизвестно, но, поскольку ленч он ел в отеле, можно предположить, что уехал вскоре после 14.00)
16.35 (прибл.) Пьетро, Пассденделл и мисс Уиттакер садятся на подъемник в «Белла висте».
16.50 (прибл.) Стейнз, Герда и полковник прибывают в «Олимпию».
17.00 Пьетро и его класс прибывают в «Белла Висту».
17.20 Барон уходит из «Олимпии».
17.25 Остальные трое уходят из «Олимпии». Барон отъезжает на подъемнике.
17.30 Герда садится на подъемник, за ней полковник и Стейнз. Пьетро покидает «Белла Висту» и отправляется в деревню на лыжах.
17.32 Карло звонит Марио.
17.38 Марио садится на подъемник. Сын Карло приносит отцу кофе.
17.45 Пьетро прибывает в Санта-Кьяру и разговаривает с Карло.
17.50 Барон прибывает на верхнюю станцию подъемника.
17.55 Трое лыжников достигают верха.
18.03 Марио, застреленный, достигает нижней площадки подъемника.
Минут десять Генри провел в молчаливом и внимательном изучении документа. Наконец поднял голову и улыбнулся Спецци.
— Ах, эти ваши хронологические таблицы! — сказал он.
— Что вы имеете в виду?
— Из первой было совершенно ясно, кто убийца, — ответил Генри. — Но вот эта делает второе убийство абсолютно невозможным.
— Невозможным?
— Смотрите сами. Сразу видно, что никто из упомянутых в этой таблице людей не мог убить Марио. А никто другой и близко не подходил к месту преступления. Вы не думали, что это могло быть самоубийство?
— Вы шутите, друг мой, — откликнулся капитан со смешком, который не мог скрыть его замешательства.
— Да, шучу, — серьезно ответил Генри. — Но как бы мне хотелось, чтобы это было правдой.
— Однако, говоря, что второе убийство невозможно, вы…
— У всех безупречное алиби, — перебил его Тиббет. — На первый взгляд. Но поскольку Марио явно застрелен, в одном из этих алиби должна быть протечка, только вот разрази меня гром, если я ее вижу.
— Но те, кто ехали на подъемнике…
— Взгляните на свою хронологию, — сказал Генри. — Ваши люди нашли пистолет под пилоном на нижней половине пути. Если вы посмотрите на указания времени в своей таблице, то увидите, что никто из четверых ехавших наверх не мог встретиться с Марио, пока не перевалил на верхнюю половину. И как же кто-то из них мог выбросить оружие до того, как застрелил старика?
Спецци, глядя в таблицу, сказал:
— У нас нет неопровержимых доказательств, что они сели на подъемник именно в половине шестого.
— Вы пришли сообщить мне о смерти Марио в половине седьмого, — сказал Генри. — К тому времени, когда мы с вами спустились в холл — скажем, минуту спустя, — барон и Герда уже поднимались по лестнице, а Роджер и полковник стояли в холле. Всем им перед тем пришлось пешком пройти от подъемника до отеля и поставить лыжи в сарай. Чтобы встретиться с Марио до того, как они достигли половины пути, они должны были бы сесть на подъемник самое раннее в семнадцать сорок, а это значит, что никто не смог бы доехать до верхней площадки к половине седьмого.
Спецци мрачно поразмыслил, потом спросил:
— А что насчет остальных?
— Джимми и Каро были уже в отеле, — ответил Тиббет. — Так же как и троица Книпферов — я проверял, и Анна подтвердила: все они пили чай в баре. Пьетро уже приближался к основанию первого маршрута, когда Марио сел на подъемник. Россати писал письма у себя в кабинете — он видел тех, кто сидел в баре, а они видели его.
— Про миссис Бакфаст ничего не известно, — вдруг вспомнил капитан.
— Знаю, — согласился Генри, — но она, конечно же, находилась в отеле. Я это еще проверю. Но в целом я абсолютно не сомневаюсь, что решил загадку, несмотря на то, что второе убийство меня озадачило. А первое — совершенно очевидно.
— Первое очевидно? — потрясенно повторил Спецци. — Что вы имеете в виду?
— Я вам объясню, — сказал Генри. — У вас есть при себе первая хронологическая таблица и протоколы допросов? Отлично. Если вы их внимательно сравните, то поймете, что все должно было произойти вот как…