11 июня

Пташка была у Mrs Getty. Последняя приняла её очень мило, поговорила с нею, а затем, сказав: «Now I will make you a treatment»^[165], закрыла глаза рукою и пробыла так в сосредоточенном состоянии минут десять. После этого сказала: «Вы будете здоровы».

Между тем я был у Дамроша. Старик был любезен и сказал между прочим: «Я слишком стар, чтобы лгать, и скажу вам прямо, что ваш 3-й Концерт мне не нравится, но «Семеро их» замечательная вещь, и я хочу их исполнить в Нью-Йорке». Я уже знал, что он не был на исполнении «Семеро их», были его дочки, которые и пришли в восторг. Старик потому и хвалил, что не слыхал. Мы расстались на том, что к нему заедет Эберг и поговорит об условиях найма материала.

Днём очень болела голова. Принял порошок - в последний раз, так как завтра пойду к Mrs Getty, а после того голова должна или больше совсем не болеть, или, если будет всё-таки побаливать, то надо быть честным и лекарств не пригашать. Голова прошла и вечером я был на Дягилеве. Опять «Биши». Мотивы на этот раз лезут в уши и напеваются, но это не есть тематическая изобретательность: он просто взял забытые танго, которые были одно время модны, а затем отложены в стороны за ненадобностью и пустопорожностью. Встретил Шимановского. Он был в Праге на музыкальных фестивалях, где, по его словам, наибольший успех имели скрипичные концерты, его и мой. На мой вопрос, как ему, приезжему человеку, нравятся парижские новинки, он ответил: «Я уже ничего не понимаю, но «Salade»^[166] Мийо, которая идёт в Pigale, ещё хуже». Пикассо добродушно говорит: «Я просто на все вопросы отвечаю: ах, очень мило». После «Biches» я не пошёл в зал на пляски «Игоря», а остался разговаривать с испанским художником Sert. Серт довольно известный и имеет связи и при испанском дворе. Дягилев над ним посмеивается, но иногда, ради этих связей, заказывает ему декорации. Женат он на Mme Edwards, большой покровительнице Дягилева, даме, которую я не люблю. Когда я высказал Серту моё мнение о «Biches», он сказал: «Точно такого же мнения Равель, который во время исполнения сидел рядом со мной». В дальнейшем разговоре он сказал: «Нет в искусстве ни передового, ни отсталого, а есть талантливое и неталантливое». Мы с ним разговаривали по душам и, прощаясь, он выразил желание чаще встречаться в будущем сезоне. А для меня мораль неожиданная: я почувствовал себя приятно в обществе людей отсталых. Не описываю ли я ту же эволюционную линию, что Метнер: новатор в двадцать лет, и закаменелый академист в тридцать-тридцать пять?