Глава 12

Несколько следующих дней вместили множество интересных событий, так что, предаваясь воспоминаниям, Мордекай Тремейн удивлялся краткости и насыщенности момента. Объяснение таилось, с одной стороны, в прекрасной погоде, благодаря которой и без того долгие летние дни казались еще длиннее, а с другой стороны – в бодрящей непредсказуемости новых знакомств.

В частности, судьба свела его с Чарлзом Пенроссом. Радуясь относительному спокойствию на службе, инспектор пользовался каждой удобной возможностью, чтобы навестить Джонатана Бойса. Нередко заходили разговоры, которые Мордекай Тремейн ценил особенно высоко: двое опытных полицейских вспоминали минувшие дни и преступления в различных областях криминального мира, разжигавшие неуемный аппетит детектива-любителя.

Беседы были очень приятными, поскольку Пенросс относился к Тремейну, как к равному. По рекомендации Джонатана Бойса подвижный маленький инспектор с неожиданно низким и сильным голосом с самого начала видел в скромном джентльмене коллегу-профессионала. Несколько раз, когда дискуссия касалась нашумевших убийств с неясными юридическими обстоятельствами, Пенросс интересовался мнением нового знакомого, и Мордекай Тремейн испытывал ни с чем не сравнимую гордость.

Он с энтузиазмом рассуждал о баллистике, отпечатках пальцев и судебно-медицинской экспертизе. Благодаря обширной и тщательно подобранной библиотеке по вопросам криминологии Тремейн знал о преступлениях все или почти все: глубина технической осведомленности поражала даже опытных сотрудников полиции. Если поначалу Пенросса удивляло столь близкое знакомство бывшего торговца табаком с миром криминала, то скоро он привык к его эрудиции и общался с ним так свободно, словно Мордекай Тремейн всю жизнь проработал в Скотленд-Ярде.

Потом ему довелось пообщаться с Льюисом Холденом. Встреча наедине состоялась на скалах через пару дней после ужина в особняке.

– Еще не успели запланировать на завтра что-нибудь особенное? – поинтересовался Холден своим обычным театральным тоном, заранее исключавшим возможность возражения. – Если нет, то почему бы вам не поехать вместе со мной в Сент-Моган? На машине доберемся быстро. Обещаю отличную рыбалку.

Опасаясь, что долгое сиденье в маленькой лодке закончится морской болезнью, Мордекай Тремейн попытался придумать вежливый повод для отказа, однако не успел. Холден весело, но настойчиво назначил время выезда. Попрощавшись, Тремейн обреченно подумал, что если надежды на спасение нет, остается одно: ограничиться минимальным, самым осторожным завтраком и положиться на милость погоды.

Холден жил на дальней окраине Фалпорта, в небольшом домике с зеленой крышей и окнами, обращенными к городскому парку. От холодных морских ветров строение пряталось за склоном холма. Холостяцкое хозяйство вела пожилая супружеская пара: садовник и экономка. Они следили за порядком, а во время длительных отлучек хозяина сдавали комнаты в аренду.

Льюис Холден увидел приближающегося Мордекая Тремейна, распахнул окно и жизнерадостно прокричал:

– Еще пару минут! Заходите и располагайтесь!

Дверь была открыта. Тремейн вошел и обнаружил, что комната, откуда обращался к нему хозяин, служила спальней. Льюис Холден надевал спортивную куртку. Освобождая гостю место, он сгреб со стула кучу рубашек и белья и бросил на кровать.

– Не обращайте внимания на мой вечный хаос. Экономка постоянно угрожает уволиться, если не исправлюсь, но, к счастью, просто пугает.

Мордекай Тремейн улыбнулся и устроился на краешке стула.

– Рассуждаете, как закоренелый холостяк, – заметил он. – Полагаю, ни одной коварной особе так и не удалось заманить вас в сети Гименея!

– Пару раз едва не попался, – сообщил Холден. – К счастью, в последний момент сумел выкрутиться.

Дожидаясь, пока хозяин соберется, Мордекай Тремейн с любопытством осмотрелся. Увидел на тумбочке возле кровати книгу и прочитал название. Речь шла о метафизике. Выбор не самый банальный, особенно на сон грядущий. Его взгляд скользнул к туалетному столу: крем после бритья, гель для волос, фотография в рамке. Судя по прическе, девушка позировала много лет назад. Милое круглое лицо с темными выразительными глазами. Назвать его красивым было бы преувеличением: рот великоват, да и нос далеко не идеален. Однако выражение доверчивой нежности нашло живой отклик в сентиментальной душе Тремейна. Внизу была какая-то подпись. Он поправил пенсне и прищурился, пытаясь прочитать, однако для слабого зрения буквы оказались слишком мелкими. Заметив, что Льюис Холден смотрит на него, тут же с виноватым видом откинулся на спинку стула.

– Простите, ради бога! Восхитительное фото. Лицо такое… беззащитное.

Льюис Холден взял в руки фотографию.

– Да, – медленно сказал он. – Она была беззащитной.

– Была?

Холден кивнул:

– Она… умерла. Давно и далеко. В Сан-Франциско.

– А как ее звали?

– Маргарет.

Холден произнес имя с особенным выражением. Мордекай Тремейн решил, что собеседник настроен на откровенность, и осмелился проявить постыдное любопытство.

– Ваша сестра? – уточнил он.

Льюис Холден улыбнулся:

– Нет, не моя сестра. – Он поставил фотографию на место. – Впрочем, слушать чужие воспоминания неинтересно. И без того продержал вас слишком долго.

Мордекай Тремейн почувствовал себя разочарованным и одновременно заинтригованным. Несмотря на беззаботные манеры викинга, фотография много для него значила. Не в ней ли кроется разгадка холостяцкого одиночества Холдена? Тремейн отогнал размягчающее влияние «Романтических историй» и мужественно изменил течение своих мыслей.

Вскоре на первый план выступили иные заботы. Льюис Холден хорошо вел машину, однако чрезмерно увлекался скоростью. В результате поездка прошла для Мордекая Тремейна между философской покорностью судьбе и молитвой об избавлении. А в тот момент, когда Холден снизил показания спидометра, чтобы вписаться в узкие улочки Сент-Могана, Тремейн несколько отстраненно удивился тому, что до сих пор жив. На окраине рыбацкой деревушки его внимание привлекли несколько отелей. Ряд небольших частных домов зазывал постояльцев объявлениями об аренде комнат с завтраком или полным пансионом. Сам же Сент-Моган тянулся вдоль бухты и представлял собой беспорядочное скопление аккуратно покрашенных строений с черепичными крышами.

Конечной целью Льюиса Холдена был прибрежный паб – приземистое старое здание мрачного вида. Наверное, за долгие десятилетия в его стенах разыгралось немало драм, связанных с контрабандой. В подвалах несомненно хранилось намного больше французского бренди, чем позволялось знать налоговым инспекторам.

Викинг поддерживал дружеские отношения с хозяином заведения – плотным обветренным местным жителем, чье загорелое, покрытое морщинами лицо доказывало, что он часто покидал бар и отправлялся бороздить морские просторы.

– Иногда ночую здесь, чтобы не мотаться в Фалпорт и обратно – объяснил Холден. – К тому же, Трегарвен относится ко мне с особым уважением. – Он многозначительно подмигнул. – У хитреца больше хорошего виски, чем подозревают обычные клиенты, а среди местных фермеров есть несколько заботливых друзей, которые исправно пополняют запасы продовольствия.

Возле каменного мола была пришвартована моторная лодка – далеко не новая, но просторная, ухоженная и даже недавно покрашенная.

– Неплохо выглядит, правда? – спросил Льюис Холден с гордостью рачительного хозяина. – Купил развалюху, но Трегарвен способен творить чудеса – достаточно предоставить ему полную свободу.

– Отличная работа, – одобрил Мордекай Тремейн.

Несмотря на упрямое нежелание желудка мириться с морской стихией, его всегда привлекал и вид сопротивляющегося ветрам суденышка, и характерный для побережья запах соли, снастей, дегтя и рыбы, а морской бриз заставлял по-мальчишески волноваться в предвкушении новых приключений. К счастью, беспокойство было безосновательным. Море вело себя мирно, и день прошел безмятежно. Когда на закате Холден искусно завел лодку в бухту, Мордекай Тремейн почувствовал себя старым морским волком, всю жизнь качавшимся на волнах. Да и аппетит разыгрался волчий. Помимо физического благоденствия рыбалка подарила ему редкую умственную свежесть. Ничто так не возбуждает взаимное доверие, как долгое сидение в лодке вдали от берега. Теперь Льюис Холден казался добрым старым приятелем.

Среди прочего Мордекай Тремейн упомянул и о Картхэллоу:

– Вы производите впечатление близких друзей.

– Мы с Адрианом находим общий язык, – подтвердил Холден. – Конечно, не всегда, но и серьезных разногласий не испытываем. По крайней мере…

Он замолчал, и Тремейн посмотрел на него с надеждой. Через пару мгновений, не отрывая взгляда от воды, Холден добавил:

– В последнее время я волнуюсь за него. Он загоняет себя. Человек не может жить в постоянном напряжении.

Мордекай Тремейн вспомнил о двух студиях, до отказа заполненных картинами, этюдами и набросками.

– Да, творческая энергия художника удивляет. Однако Картхэллоу вовсе не производит впечатления изможденного человека. Скорее он наслаждается работой.

– Действительно наслаждается, – согласился Холден, – но здесь-то и таится опасность. Адриан готов гнать себя – или, если угодно, следовать за вдохновением – до тех пор, пока внезапно не разразится кризис. Может случиться так, что все будет нормально и вдруг… хлоп! Что-то сломается, и поправить уже не удастся.

– Почему бы вам не попытаться убедить друга сбавить темп?

Льюис Холден печально усмехнулся:

– Я пытался. Но едва не лишился головы. Адриан не склонен прислушиваться к советам со стороны, пусть даже самым тактичным. По-моему, он просто не в состоянии расслабиться. Человек привыкает к определенному стандарту и даже расходы свои непроизвольно увеличивает, когда доходы растут. Адриан весьма успешен, но ему нравится ощущать финансовую свободу, несмотря на большие запросы. Кроме того, художественный рынок вполне может попасть в черную полосу, и поэтому Адриан стремится как можно больше взять от нынешнего благополучного расклада. Фактически…

Холден внезапно замолчал и притворился, будто возится с леской. У Мордекая Тремейна сложилось впечатление, что его собеседник боится переступить границу откровенности, дозволенной новой дружбой. Он так и не закончил начатой фразы и к разговору об Адриане Картхэллоу больше не вернулся. Напротив, проявил готовность обсуждать любые другие темы. И все-таки Мордекай Тремейн сумел добавить в свой мысленный реестр еще одну интригующую подробность. Рассуждения Холдена в значительной степени соотносились с реакцией самого Картхэллоу на шутливое замечание о безопасности в стенах окруженного водой «Парадиза».

«Кроме налогового инспектора!» – так ответил Картхэллоу. Тогда его слова прозвучали ироничной отговоркой, однако сейчас возникло сомнение. А если художника терзали серьезные опасения?

Возможно, именно поэтому уже на следующий день Мордекай Тремейн вспомнил о любезном приглашении Хелен Картхэллоу воспользоваться пляжем и шезлонгом. Момент был не самым удачным, поскольку художника дома не было. Хелен выслушала просьбу с некоторой неуверенностью в темных глазах, но согласилась проводить Тремейна и показать ему пещеру, где хранились шезлонги.

– Мы оставляем их здесь, чтобы не таскать постоянно вниз и вверх, – объяснила она. – Мало кто из отдыхающих добирается до этого края, и уж тем более вряд ли кому-либо придет в голову прихватить на память пляжную мебель.

Мордекай Тремейн поблагодарил хозяйку и осмотрелся, выбирая место, где можно было бы насладиться солнцем и в то же время укрыться от морского бриза.

– Простите, что убегаю, – сказала Хелен на прощание. – Жду одного человека. – Она убрала с лица непослушный локон. – Должен зайти Лестер Имлисон. Вы видели его на обеде.

– Да, – кивнул Мордекай Тремейн. – Мы с ним познакомились. Очень приятный молодой человек.

Хелен улыбнулась, однако на провокацию не поддалась. Она прошла по песку, поднялась по извилистой тропинке и уже через несколько секунд пересекла мост. А Мордекаю Тремейну внезапно захотелось понять, что у нее на уме. Что она думает о муже и что муж думает о Лестере Имлисоне?

Был теплый день, солнце светило мягко и дарило умиротворение. Постепенно его мысли начали тонуть в тумане и вскоре исчезли.

Проснулся Мордекай Тремейн от шепота волн и боли в затекшей от неудобного положения шее. Он открыл глаза, посмотрел по сторонам и пригляделся к камням у подножия скал примерно в пятнадцати ярдах от него. На них лежали пляжные халаты и полотенца. Тремейн взглянул чуть дальше и за камнями – там, где берег изгибался – увидел границу воды. Из моря вышли мужчина и женщина. Женщина сняла купальную шапочку, встряхнула волосами и превратилась в Хелен Картхэллоу, а спутником ее оказался Лестер Имлисон. Держась за руки, они побежали по пляжу, словно веселые дети.

Потом Мордекай Тремейн признавал двойственность поступка, однако в тот момент он снова закрыл глаза и притворился спящим. Вскоре стали отчетливо слышны голоса.

– Прости, Лестер. Правда, не могу, – произнесла Хелен Картхэллоу.

– Но почему? – возразил Имлисон. – Я оставил машину в укромном месте. Уверен, что никто не увидит, как мы уедем. Успеем прокатиться до вересковой пустоши и вернуться к обеду.

Голос Хелен звучал разочарованно, но твердо:

– Ничего не получится, Лестер. Я пообещала Адриану позировать в течение часа. Он вернется с минуты на минуту.

– Почему бы ему не подождать для разнообразия? Он пишет портрет вовсе не по доброте душевной. Тебе это отлично известно. Если ему так уж необходимо создать чей-то образ, могу прислать Роберту. Она-то точно будет счастлива.

– Адриан – мой муж.

– Незачем об этом напоминать! Какого черта ему не хватает порядочности дать тебе развод? Подлец просто издевается над нами обоими. Он…

Лежа с закрытыми глазами, Мордекай Тремейн не увидел предупреждающего жеста Хелен, однако понял, что такой жест был. Имлисон понизил голос и сообщил:

– Все в порядке. Спит.

Мордекай Тремейн разрывался между несколькими непреодолимыми желаниями. Веки сами собой пытались подняться. Шея и плечо требовали свободы, как требует свободы тело, заточенное в смирительную рубашку. Ну и, разумеется, неудержимо хотелось чихнуть – оглушительно и громко. Он терпел, пока хватало сил, а потом все-таки сдался: пошевелился и открыл глаза. Вздохнул с облегчением: халаты и полотенца исчезли. Осторожно, будто возвращаясь из глубокого сна, потянулся и поднялся. Ведущая наверх тропинка пустовала; на мосту никого не было.

Мордекай Тремейн сложил шезлонг и убрал на место, в пещеру. Прилив стремительно наступал, но еще оставалось время вернуться домой по пляжу, прежде чем вода отрежет следующий мыс по направлению к Фалпорту. Можно было бы подняться по тропинке – вряд ли по пути ему встретились бы Хелен Картхэллоу или Лестер Имлисон, – однако рисковать не следовало, чтобы случайно не выдать себя.

В другое время Тремейн непременно заглянул бы в каждую из множества пещер, но сейчас детская забава его не привлекала. Ситуация, случайным свидетелем которой он только что стал, была слишком взрослой.

В дом Тайнингов Мордекай Тремейн вернулся в несвойственном ему состоянии депрессии и обрадовался, услышав, что заботливый хозяин купил на вечер билеты в «Павильон». Возможно, удастся отвлечься от нескончаемых неприятных мыслей.

Он ожидал увидеть второсортное представление с участием некогда симпатичной певицы, чьи голос и фигура неисправимо пострадали в безжалостной борьбе со временем, и вульгарного комика, повторяющего избитые шутки со страниц старых низкопробных журналов. Вместо этого искрометное шоу приятно удивило разумным подбором материала и профессиональным исполнением. Хор вступал вовремя, а большинство номеров могли бы претендовать на более престижные залы. Забыв о Хелен Картхэллоу и любовном треугольнике, не без основания названном вечным, Мордекай Тремейн с удовольствием погрузился в новые впечатления примерно на сорок пять минут.

Среди мужской половины труппы Тремейн углядел невысокого человека в смокинге, делавшем его квадратным. Он участвовал в первом номере программы, и уже тогда у Тремейна возникло тревожное ощущение дежавю: фигура казалась знакомой. Затем артист исчез со сцены, а мимолетное воспоминание утонуло в восторге, порожденном исключительно элегантным представлением песни «Мой герой» из мюзикла «Шоколадный солдат» – тем более трогательным, что исполняла ее молодая и привлекательная певица.

Однако через тридцать пять минут после открывших концерт вступительных тактов пианиста квадратный актер вновь предстал перед публикой. Уверенно подошел к рампе и продемонстрировал несколько пародий на знаменитых киноактеров и дикторов. Зал наградил его мастерское выступление долгой овацией. Мордекай Тремейн аплодировал немного рассеянно и озабоченно. Он узнал пародиста и не сомневался, что на сцене стоит тот самый потрепанный человек, который разговаривал с Адрианом Картхэллоу в темном переулке Ист-Энда. Необычная форма головы исключала ошибку.

Как только в зале вспыхнул свет, Тремейн прочитал программку. Отыскать нужного участника представления не составило труда, поскольку каждое из выступлений имело порядковый номер. Мортон Уэстфилд. На отдельной странице, предназначенной для фотографий членов труппы, среди прочих улыбалось и его лицо, подтверждая сходство.

Мордекай Тремейн счел совпадение чрезвычайно любопытным.

Если это, конечно, было совпадением.