Интерлюдия

Салукемай

Семейный ужин в доме Таффралов. Во главе стола — патриарх семьи, Глен. Слева от него — Уэбб, старший из двух братьев, широкоплечий, с округлым животиком и коротко подстриженными, как у отца, волосами. Справа — младший, Дэв, чуть ниже ростом, худощавый и растрепанный.

Все молчат, но тишину нарушают громкий скрежет ножей по тарелкам, стук ложки о миску, скрип ножек стульев о деревянный пол старого фермерского дома. Снаружи в стеблях свистит ветер и доносятся крики летящих на восток птиц.

— Передай бобы, — подает голос Дэв. Уэбб бросает на него взгляд. — Пожалуйста.

Уэбб берет тарелку и уже начинает протягивать ее, как замирает и тут же ставит обратно. Челюсти его двигаются туда-сюда, перемалывая на зубах семечки.

— Поверить не могу, что ты вернулся, — бросает Уэбб, словно выплевывая слова. — Ты, немытый любитель поцеловать гуаламью задницу.

— Что, не можешь прямо сказать, как ты ко мне относишься? — фыркает Дэв.

Глен молчит, словно бесстрастный судья, глядя на них через стол.

— Что ж, скажу. Получай. Уйдя из дома и связавшись с повстанцами, этими проклятыми террористами, ты предал семью. Как будто они какие-то борцы за свободу, а не… а не преступники, которыми на самом деле являются!

Дэв со звоном бросает вилку и нож:

— Они не террористы. Они начинали как движение сопротивления, но теперь они законное правительство, Уэбб. И реальная сила на их стороне. — Он вытирает губы салфеткой. — Дни Империи сочтены.

Внезапно Уэбб вскакивает, опрокинув стул:

— Следи за своим языком. То, что ты только что сказал, — измена.

— Это ты следи, — возражает Дэв, оставаясь сидеть. — Да и какое тебе дело до Империи? Тебя выгнали из Академии, а до этого над тобой издевались как могли.

Уэбб выпячивает грудь:

— Благодаря им я стал лучше.

— Благодаря им ты превратился в злобное ничтожество.

— И этот слизняк еще смеет называть себя моим братом?

С этими словами Уэбб бросается к Дэву через стол. Но он уже основательно набрался коджа-рома, а его брат трезв как стеклышко. Дэв ловко отскакивает, и Уэбб врезается в стену, повалив пустой стул.

Но даже пьяный, Уэбб все равно опасен. Он замахивается на Дэва, и оба падают, осыпая друг друга ударами и ругательствами. Наконец Глен откашливается, берет миску с овощами и с размаху швыряет ее об стену. Миска с грохотом падает на пол, по стенам и потолку разлетаются листья салата.

Братья поднимают головы, словно застигнутые врасплох свистосвиньи.

— Сядьте, оба, — командует Глен, откидываясь на спинку стула. — Живо.

Его дети послушно подчиняются.

— Папа, он первый начал… — начинает Дэв.

— Не слушай эту вероломную обезьяну, папа, — прерывает его Уэбб.

— А ну тихо! Похоже, вам крайне необходимо преподать урок. Я уже стар, и вы оба появились на свет позже, чем мне бы хотелось. Я считал себя одиночкой, простым фермером, пока не встретил вашу мать — да упокоят звезды ее душу. — Он прикладывает ладонь к сердцу и закрывает глаза. — Так что я кое-что повидал на своем веку.

— «Мне пришлось ползти к зданию академии на четвереньках сквозь грязь и колючки, а горные медведи отгрызли мне обе ноги…» — издевательски бормочет Уэбб.

Глен направляет на него нож:

— Хватит нести чушь, парень, пока я не исполосовал твою шкуру сухим стеблем!

— Извини, папа, — бурчит Уэбб.

— А теперь слушайте. На круги своя возвращается то, что мы уже проходили. Прежде миром правила Республика, и так будет снова. На какое-то время наступит всеобщая радость, и все будет тип-топ, но потом кто-то опять решит, что знает, как лучше. И Новая Республика — или Самая Новая Республика, или Республика Этой Недели — будет жестоко их подавлять, а те, с лучшими, по их мнению, идеями, станут отважными повстанцами, Республика превратится во врага, и все повторится в очередной раз. — Глен потирает глаза. — Я достаточно стар, чтобы помнить те времена, когда Республика погубила себя сама. Ее не захватила Империя — она сама стала Империей, медленно и постепенно, не за одну ночь, но за годы и десятилетия. Спелый плод всегда вкусен, но он не может оставаться таким вечно. Любой плод сгниет на ветке, если провисит достаточно долго. Не забывайте об этом.

— Папа, — говорит Дэв, — в этот раз все будет иначе.

— Он выбрал свою сторону, — заявляет Уэбб. — А я — свою.

— В том-то и проклятая проблема! — Глен ударяет кулаком по столу. — Вы оба выбрали свою сторону, хотя вашим выбором должна стать семья. Всегда и при любых обстоятельствах. Но вы сидите и ссоритесь, словно стая птиц из-за первого и последнего червяка. Помните Локвейнов? Старик Кат сражался во время Войн клонов. Он понял истину: ни одна из сторон в войне не может быть правой. И он поступил так, как следовало, — остепенился, завел семью и ни во что больше не ввязывался. Но вы двое…

Раздается вой двух СИД-истребителей.

Имперцы здесь просто так не появляются. Дэв внезапно все понимает.

— Ты меня выдал, — в ужасе шепчет он, глядя на брата.

— Империя хорошо платит за повстанческую мерзость, — пожимает плечами Уэбб, но слова его звучат уже не столь уверенно — к ним примешиваются стыд и чувство вины.

Неожиданно раздается выстрел. В воздухе вспыхивает голубой оглушающий разряд, и Уэбб, вскрикнув, падает лицом в миску с пюре из кореньев. Дэв в страхе таращится на него.

— Папа…

— Ты веришь в то, что делаешь, Дэв?

— Да… верю.

— Прекрасно. Меня это вполне устраивает. Надеюсь, ты прав. — Глен вздыхает. — А теперь лучше беги, через заднее окно. Возьми в сарае мотоспидер.

— Папа… спасибо.

— Иди.

— А ты?

Отец пожимает плечами:

— Скажу им правду, что ты выстрелил в меня и бежал.

Он направляет на себя парализатор и нажимает на спуск. Разряд отбрасывает старика на спинку стула, и он со стоном падает.

Сморгнув слезы, Дэв подбегает к нему, хватает оружие и выпрыгивает в заднее окно в то самое мгновение, когда с треском ломается входная дверь.