XXVI

В половине шестого Времянкин и Двое вошли в кабинет Яна. Самого Яна внутри не оказалось, но дверь была не заперта. Эмиль включил свет и, пройдя несколько шагов, остановился в центре комнаты. Двое закрыли дверь и встали у стены.

– Прохладно, – констатировал Эмиль и принялся разминать пальцы. – Это будет не слишком… ммм? Не слишком… ммм… Не оскорбительно, не унизительно, нет. Хм… – не мог подобрать нужное слово Времянкин. – Короче говоря, это будет не слишком, если я попрошу кофе? Мааааленькую чашечку. В смысле, всего одну чашечку. Не маленькую, а обычную чашечку кофе, но всего разок. Это не слишком обидная просьба? Вас это не унизит? – обратился Эмиль к женщине.

Она перевела взгляд на мальчика.

– А знаете что? Не надо кофе. Я передумал. Мне очень неловко, что я вообще заговорил об этом. Вроде как бессовестно эксплуатирую вас. Как барин какой-то. Я, чтобы вы понимали, презираю феодализм. И крепостное право. Порабощение – преступление против гуманизма. Эти страницы человеческой истории меня просто бесят, откровенно говоря. Впрочем, и в наши дни подобное встречается сплошь и рядом. Чуть иначе с юридической точки зрения, но суть одна – подчинение. Закабаление.

Женщина подошла к парте, расстегнула молнию на куртке и вынула из-за пазухи чашку дымящегося кофе.

– Спасибо! – откашлявшись, произнес Эмиль.

Она поставила чашку на парту. Тряхнув кистями, Времянкин потянулся за кофе. Он сделал глоток. Потом еще.

– Кофе густой, насыщенный, как я люблю. За этот кофе я готов вам все простить. Мне, конечно же, не за что вас прощать – это просто устойчивое выражение. Вы же не виноваты в том, что вы такие. Лупите детей без разбору и всякое другое. Интересно, что сами по себе вы не опасны. Вот, даже кофе угостили. Это дружелюбный жест. Лишь выполняя чужие приказы, вы превращаетесь… Если, к примеру, собака покусает прохожего, вина будет на собаке или на ее хозяине? Впрочем, сравнение некорректное. У собаки больше свободы, чем у вас. Что-то я разговорился. Много болтаю.

Эмиль сделал еще глоток.

– Ммм-м. Я чувствую такой прилив сил, что могу, кажется, поднять фортепиано. Это кофе? Что-то добавили?

Женщина не ответила. Времянкин поставил чашку на стол и направился к инструменту, попутно засучив рукава рубашки. Он открыл клавиатурный клап и нажал ноту «до» в нижнем регистре: она прозвучала тревожно. Эмиль размял плечи и сел за инструмент. В ту же секунду из фортепиано как из пулемета полетели ноты. Это были очереди высокоскоростных гамм. Пальцы мальчика колотили по клавишам, выдавая ровный мощный звук, словно он орудовал десятью маленькими отбойными молотками. Времянкин чувствовал энергию. Много энергии. После десяти успешных проходов он беспрерывно перешел на вальс «Мефисто» Ференца Листа. Стекла в кабинете задрожали. Фортепиано будто вдавилось в пол – Эмиль выжимал из инструмента все соки. В кабинет заглянул Ян. Он медленно, стараясь не издавать звуков, вошел и закрыл за собой дверь. Его лицо выражало сосредоточенность. Глаза его были широко открыты и блестели от возбуждения. В них сверкали яркие образы будущего. Казалось, что Ян снова слышал успех. Казалось, что он вновь увидел перспективу, и все для него будто складывалось воедино. Ян, почти на цыпочках, подошел к женщине, показал ей короткую пантомиму, которую можно было бы назвать – «глоток из чашки», и снова переключился на Эмиля. Женщина вынула из-за пазухи чашку с кофе и протянула ее Яну. Но он даже не заметил этого. Расстегнув пиджак, он откинул полы назад и упер руки в бока. Ян кивал в такт музыки, покусывая нижнюю губу. Пальцы Времянкина двигались по клавишам, как диск циркулярной пилы, вырезая из дерева грандиозную мистическую скульптуру. Эмиль контролировал каждую клеточку своего организма. Все его движения были четко согласованы. Плечи, как маховики двигателя внутреннего сгорания, ритмично гоняли поршни. Казалось, что если Эмиль запнется на такой скорости, то полетит по инерции кубарем и больно врежется в тишину. Напряжение текло потом по его волосам. Румяное лицо мальчика морщилось от интенсивной работы мысли.

– А-а-а-а-а-а-а, – вырвалось из него под конец композиции.

Точка. Эмиль уронил руки на колени и расслабил спину. Ян рассмеялся. Он согнулся от смеха и несколько раз хлопнул себя ладонью по ляжке.

– Фух, – выдохнул Ян.

Он выпрямился, вытер слезу под глазом, взял у женщины кофе и сделал глоток.

– Есть руда, Эмилечка! Вот она, наша драгоценная жила.

Из коридора послышались голоса. Присутствующие обернулись на дверь. Снаружи постучали. Ян передал чашку женщине и направился к двери.

– Стой, – сказал Времянкин.

Ян остановился.

– Скажи, чтобы подождали.

– Почему?

– Скажи.

– Минуту, – громко откликнулся Ян на очередной стук в дверь.

– Срочно спрячь Двоих.

– Что?

– Убери Двоих в Суму. Потом объясню.

Эмиль был встревожен. Ян, очевидно, решил, что нужно сделать так, как он говорит.

– Отвернись! – полушепотом потребовал ментор.

Времянкин отвернулся к инструменту. Он только услышал, как Ян скомандовал тихим голосом: «Полезайте в Суму». А сразу за этим ментор сделал пару шагов до двери и открыл ее. Эмиль повернулся. Двоих в помещении уже не было. Кто стоял за дверью, он не видел, но слышал разговор.

– Да, – начал Ян.

– Ян Валерьевич, прости, дорогой, что прерываем. Вот мужчина из полиции. Хочет поговорить с Эмилем, – звучал хриплый женский голос.

По ощущениям Времянкина, обладательнице голоса было лет пятьдесят, не меньше. Ему представилась худая седоватая женщина в растянутом свитере.

– Это срочно? – недовольно спросил Ян и начал поигрывать скулами.

– Вообще-то да, – ответил мужской голос.

– Разве это не должно происходить в присутствии старших родственников?

– Ну, это все-таки не допрос. Пострадал ребенок, мы ищем нападавших. Мы опрашиваем всех, кто может знать хоть что-то. Эмиль может помочь нам. Поверьте, мне совсем не хочется отвлекать вас от важных дел, но поиск преступников не терпит отлагательств.

Ян взглянул на ученика. Тот одобрительно кивнул.

– Вам ведь не нужно мое согласие? Не так ли? – уточнил Ян.

– Вообще-то не нужно, – ответил голос.

«Интересный тембр, – подумал Времянкин. – Редкий экземпляр. Он звучит глубоко и открыто. От таких голосов вибрируют стены в помещениях. Он полный, скорее всего. За сорок. Вежливый, но напористый. Опытный тип. Как бы он меня не раскусил».

– Проходите.

Держась за ручку двери, учитель отступил от порога. В кабинет стремительно вошел светловолосый подтянутый мужчина лет сорока, в сером костюме и в больших очках в металлической оправе.

– Думаю, ваше присутствие здесь необязательно, – сказал Ян женщине, которая привела полицейского, и, не дожидаясь ответа, закрыл перед ней дверь.

Мужчина прошел к парте. Его черные туфли блестели, будто только из-под щетки. Через его левую руку было перекинуто пальто, в правой он держал черный портфель. Он осмотрелся, отодвинул от парты стул, поставил на него кейс, а сверху положил пальто. Затем он поправил ремень на брюках, повернулся к присутствующим и улыбнулся.

– Моя фамилия Веселов, – начал он. – Я положил вещи здесь. Ничего? – обратился мужчина к Яну, указав на стул.

– Конечно, так и надо было, – успокоил полицейского Ян и махнул рукой.

– Пахнет кофе. Аромат невероятный! У вас здесь кофеварка? – принюхавшись, поинтересовался Веселов.

– Нет. Я приношу кофе из дома. В термосе. К сожалению, не могу вам предложить. Закончился.

– Сами варите?

– Ага.

– Такой же запах был в одной итальянской кофейне. Я даже запомнил. Хотя прошло уже лет пять, наверное. Там варили лучший кофе, что мне доводилось пробовать.

– Сочту за комплимент.

– Безусловно.

Веселов перевел взгляд на Времянкина. Тот сидел, поджав губы, и смотрел в пол.

– Эмиль, верно?

– Да.

Мальчик взглянул на полицейского.

– Это ты сейчас играл? Мы не стучались, ждали, когда музыка закончится. Почти всю композицию прослушали.

– Да, это он играл, – вмешался Ян.

– Прекрасно. Просто прекрасно. Столько мастерства в твоем возрасте. Это ж какую волю надо иметь, и усердие, и дисциплину, чтобы прийти к таким результатам.

Веселов демонстрировал искреннюю заинтересованность. Он говорил и подергивал плечами, поправляя манжеты рукавов рубашки.

– Мне сказали, ты знаменитость. Я, к своему стыду, не слежу за культурной жизнью города. Честно говоря, не успеваю. Хотя классическую музыку очень люблю. У меня мама скрипачка.

Веселов расплылся в улыбке и посмотрел на реакцию Яна. Тот улыбнулся из вежливости и покивал головой.

– Не так уж я и знаменит, – ответил Эмиль. – Участвовал в нескольких концертах. И только.

– О тебе говорят как об исключительном молодом человеке. И я понимаю почему. С такой игрой достаточно и одного выступления, чтобы прославиться. Правильно я говорю?

Обратился Веселов к учителю. Ян не ответил. Вместо этого он начал потирать пальцем лоб. Мужчина вернулся к Эмилю.

– В школе сказали, что тебя воспитывает двоюродная сестра?

– Да. Это так. Моих родителей нет в живых.

– М-да. Это печально. Сочувствую. Твоя стойкость достойна восхищения. В столь раннем возрасте остаться без родителей, должно быть, тяжело?

Времянкин пожал плечами.

– При этом ты сохраняешь самообладание. Ты отлично справляешься. Учителя тебя хвалят. Это характер! Я восхищен, правда. И я еще не сказал про музыку. Без дела не сидишь. Прямо машина. Давно играешь?

– Ммм… – растерялся Эмиль.

– Вы правы, – подхватил Ян. – Эмиль настоящая сенсация. Вскоре ему предстоит защищать честь страны на международном конкурсе. Это очень ответственное мероприятие. За подготовкой мальчика следят несколько министерств. Мы не можем тратить время на светские беседы, простите – это роскошь для нас. Каждая минута на счету. У нас действительно много работы.

– Понимаю, понимаю. Мы быстро.

Веселов задумался и прижал к губам кулак. Он словно концентрировался перед выступлением. Неожиданно мужчина опустился на одно колено перед Эмилем. Времянкин посмотрел на Яна, чтобы убедиться, что тот тоже видит это. От удивления Ян свел брови. Глаза Эмиля и Веселова оказались на одном уровне. Мальчик отвел взгляд. Он смотрел на размытое отражение Веселова в лакированной поверхности нижней панели фортепиано.

– Эмиль, ты ведь знаешь, что произошло с Алешей Замятиным? – начал Веселов тихим басом. – Ты был там, верно?

Времянкин положительно покивал в ответ.

– Ты видел, что произошло? Можешь сказать мне. Бояться нечего.

Эмиль снова покивал. Он робко реагировал на доверительный тон сыщика, чтобы тот чувствовал себя ведущим. Времянкин осознавал, что ему предстоит врать. И врать убедительно. Чтобы с первого раза снять все вопросы. «Он сказал: «бояться нечего». Возможно, это подсказка. Ребенок в моей ситуации должен чего-то бояться. Иначе, зачем Веселову такой вкрадчивый тон. Он пытается нивелировать страх, которого во мне нет. Чего должен бояться невинный ребенок после случившегося?» – думал Эмиль.

– Алексею сломали два ребра, выбили три зуба. Синяки по всему телу. Сейчас ему лучше, но бедняга сильно напуган, – с досадой констатировал Веселов.

Ян слушал и постепенно менялся в лице.

– Меня беспокоит, что те, кто сделал это с ним, могут навредить кому-то еще. Их необходимо найти. Понимаешь? – спросил Веселов, приложив ладонь к груди.

Эмиль снова покивал.

– Прекрасно. Ты просто молодчина!

Полицейский похлопал мальчика по плечу. Несмотря на всю серьезность ситуации, Эмилю хотелось рассмеяться от вида дознавателя, но он сдерживался. Все усилия Веселова, нацеленные на завоевание расположения со стороны ребенка, были слишком очевидны. Он продолжал задавать вопросы, полные глубокого лукавства, надеясь, что Эмиль попадет в расставленные им ловушки и проболтается. Как и все простодушные люди, он, вероятно, не без гордости считал себя тонким дипломатом и видел в своих наивнейших замыслах чудеса ехидного коварства. «Сначала похвалил, потом опустился до моего уровня. Сейчас он будет мягко выуживать из меня информацию, боясь спугнуть. Толсто работает. Знал бы он, что я не ребенок и что его стратегия ошибочна, возможно, не был бы настолько доволен собой. Если он хочет говорить с ребенком, может быть, стоит ему подыграть?» – думал Эмиль.

– Знаешь, родители Алеши сильно переживают. По их словам, Алексей скромный, тихий мальчик, который и мухи не обидит. Они не понимают, что могло послужить причиной такой реакции. Что он мог такого сделать? Ведь били только его. Верно?

Эмиль кивнул.

– Никого больше не трогали? Почему напали именно на него? Послушай, дружочек, а можешь рассказать, что произошло?

Времянкин снова кивнул и после короткой паузы начал:

– Мы разговаривали.

– Кто мы? Ты и эти люди? Не спеши. Поподробнее, если можно.

– Я и Замятин. Там были еще и другие ребята из школы. Мы стояли на углу. Парни там…

Эмиль прервался и посмотрел на Яна. Времянкин делал вид, будто сомневается, говорить или нет, чем именно занимались ребята на углу школы.

– Смелее, дружочек. Не бойся, – поддавливал Веселов.

– Они там курили, в общем.

Мальчик вместил во фразу из четырех коротких слов две длинные паузы. Он говорил будто нехотя.

– И Алексей? – уточнил Веселов и взглянул на часы на запястье.

Эмиль кивнул. Он понимал, что взрослого человека вряд ли удивит тот факт, что подростки курят. Он мог и не упоминать о курении. Данная деталь никак не влияла на дальнейшую историю, но Времянкин начал с нее. Он, очевидно, стремился изменить отношение Веселова к жертве. А его ложные сомнения будто говорили: «Не хочется закладывать товарищей, но раз это нужно для дела, я расскажу, как все было на самом деле». Эмилю казалось, что Веселов правильно воспримет его притворные метания. Он считал, что именно такого поведения от него и ожидал полицейский.

– Так. А ты что там делал?

– Я увидел их, когда направлялся домой. И подошел, чтобы поговорить.

– Поговорить? О чем? Не спеши.

– Ну, у нас был неприятный случай. Неделю назад. Алексей и его товарищи ради шутки толкнули меня. Я больно упал. Вот, у меня даже царапины на руках остались, не зажили еще.

Времянкин развернул ладони и показал их Веселову.

– Я подошел к ним, чтобы объяснить, что меня не устраивает такое отношение. И что я не намерен больше терпеть тычки и прочие оскорбления.

– Просто подошел к обидчикам и сказал, что тебя это не устраивает?

– Да.

– Смело. Они ведь старше тебя лет на пять.

– На шесть.

– Тем более. Лбы здоровенные. И ты не испугался, подошел?

– Ну да. Я верю в силу слов. В силу аргументов. Думал, что с разумными людьми всегда можно договориться. Я и сейчас так думаю, но с ними договориться не удалось.

– Оказались неразумными? – усмехнулся Веселов.

– Трудно сказать. Но наш разговор закончился очередной злой шуткой. Леша снова толкнул меня, я упал. Все смеялись. Кроме меня, естественно.

– М-да. Ситуация неприятная. За что же они с тобой так? В чем причина?

– Вот… – Эмиль пожал плечами. – Мне тоже хотелось бы знать. Очевидных причин я не вижу. Просто не нравлюсь, наверное. Какое-то иррациональное проявление.

– А люди-то эти откуда взялись? Мужчина и женщина в темных очках.

– Я упал, а когда поднялся, увидел, что они бегут к нам.

– Ты их знаешь?

– Я видел их раньше, но не знаю, кто они. Они были на моем концерте. Я запомнил их из-за очков как раз. Однажды встретил их около своего дома. Они подарили мне шапку. Вот, собственно, и все.

– Подарили шапку? Зачем?

– Я ходил без шапки. Они, видимо, заметили это и подарили. Сами связали, наверное. Я не знаю.

– Не понимаю, с чего бы им дарить тебе подарки, если вы не знакомы.

– Мне иногда дарят подарки незнакомые люди. Поклонники. Мягкие игрушки, открытки. Всякое такое.

– Ага. То есть они из числа почитателей твоего творчества?

– Наверное. Но точно не скажу, ведь я с ними даже не разговаривал. Они немного странные.

– Да уж, странностей немало. Ты хочешь сказать, что они оказались неподалеку, увидели, как ребята обижают тебя, и поспешили на помощь?

– Похоже, что так. Сказать наверняка не могу. С их версией я не знаком.

– Забавно.

– Что?

– Как ты говоришь, строишь фразы. Словно со взрослым говорю.

– Эмилю часто говорят нечто подобное, – прокомментировал Ян.

– Неудивительно. Слишком рано столкнулся с реальностью. Видимо, пришлось быстро взрослеть, – предположил Веселов.

– Наверное, – согласился Ян.

«Я идиот. Надо себя контролировать. Я должен быть ребенком. Сейчас это важно. Я ребенок», – думал Эмиль.

– Итак, прибежали твои поклонники, – сказал Веселов и рассмеялся. – Прости, – произнес он сквозь смех. – Звучит смешно. Прибежали поклонники. Ох, простите.

Веселов перестал смеяться, собрался, настроился на прежний лад и продолжил разговор.

– Итак, они прибежали. – Он снова усмехнулся. – Что было дальше?

– Я сказал Замятину, чтобы он убегал.

– Почему ты так сказал?

– Ну, эти двое были настроены решительно. Как будто заряженные на взбучку. Мне так показалось. И они смотрели на Алексея. Глаз было не видно из-за очков, но они точно смотрели на него. И приближались. Быстро. Не знаю. Сработало что-то. И я сказал ему бежать.

– А он?

– Он побежал. Двое за ним. Я побежал следом.

– А остальные ребята?

– Остальные не побежали.

– Так. Алексея догнали.

– Да. Потом его отнесли во внутренний дворик школы.

– Отнесли?

– Да. Мужчина взял его за ногу и понес. Я шел за ними и упрашивал отпустить парня.

– Ага.

– Они не слушали. Будто не замечали меня. Пришли во дворик: женщина начала лупить Лешу, я хватал ее за куртку, хотел оттащить, но толку не было. В итоге мужчина поднял меня за шкирку и сунул под мышку. Я ничего не мог сделать. Дальше мне оставалось только висеть. И все.

– Подожди, я слышал, что тебе все-таки удалось их остановить.

– Ну.

Эмиль развел руками.

– Давай по порядку. Там ведь еще была учительница.

– Это дела не меняет. Я не знаю этих людей.

– Я понял, понял. Татьяна… Татьяна…

Веселов пытался вспомнить отчество Татьяны. Времянкин хотел обойтись без упоминания Татьяны при Яне.

– Да, она, – быстро подтвердил Эмиль.

– Елки-палки, час назад с ней разговаривал. Какое у нее отчество?

– Я не помню. Не посещаю ее уроки.

Веселов тяжело выдохнул, пошлепав по-конски губами. Неожиданно он громко хлопнул в ладоши.

– Татьяна Евгеньевна! Вспомнил, наконец. Учительница музыки.

– Окна ее класса выходят в этот двор. У нее шел урок. Тан…тьяна…

Эмиль споткнулся на слове и остановился. «Чуть не назвал Татьяну Таней. Опасно», – подумал он.

– …Евгеньевна увидела, что происходит. Открыла окно и потребовала прекратить. Потом она выбралась на улицу.

– Через окно?

– Да. Она попыталась прорваться к Алексею, но мужчина сдерживал ее. У Татьяны не было шансов Евгеньевны. У Татьяны Евгеньевны. Что ж такое?

– Не волнуйся.

– Не было шансов. Мужчина этот – настоящий великан. Метра два роста, не меньше.

Ян, играя скулами, направился к окну.

– Тебя он уже отпустил? – не останавливался сыщик.

– Он поставил меня на землю. Я попытался воздействовать на него физически. Толкался, пинался. Все было без толку. Как для слона дробина. Или даже песчинка.

– Ну, понятно.

– Все зашло слишком далеко: Алексей кряхтел и стонал, женщина вешала ему оплеухи, Татьяна Евгеньевна кричала. Вышли другие дети. Они тоже могли пострадать. В общем, нужно было что-то предпринять.

– Так.

– Я подумал, что если они с таким фанатизмом вступились за меня, то возможно, угроза моему здоровью их остановит. Это сработало.

– Да уж. Верно сообразил, выходит. Молодец! И вовремя. Иначе неизвестно, чем бы все это закончилось для Алексея. М-да. Понятно. То есть они твои фанаты?

– Другого объяснения у меня нет.

– Прямо одержимы тобой, ходят по пятам. И все-таки, как ты думаешь, они следили за тобой или случайно оказались рядом?

Эмиль пожал плечами.

– Еще мне кажется странным, что поклонники классической музыки способны на такую жестокость. Как с цепи сорвались.

– Ничего странного, – вмешался Ян.

Веселов обернулся к нему. Учитель стоял у окна, прислонившись поясницей к подоконнику. Он сложил руки на груди и уставился в пол.

– После двух мировых войн общество, к своему изумлению, обнаружило, что искусство, высокое искусство – а академическая музыка, безусловно, возглавит список этого наследия – не способно удержать людей от совершения самых ужасных зверств. В очередной раз возникли споры о назначении искусства. Теории прошлого основывались на том, что искусство призвано смягчать нравы и воспитывать в человеке гуманизм, и чем оно рафинированнее – тем эффективнее. Обо всем этом много писали. Возник парадокс, связанный с диссонансом привычных значений «высокого искусства», восходящих еще к Платону с Аристотелем – добро, красота и прочее, – и преступных побуждений личности, которым эти значения ничуть не мешают. Это сложная структура отношений искусства и реальности. Так что нет здесь ничего удивительного.

– Ничего себе. Вы много об этом знаете. Пожалуй, вы меня убедили. Что там в чужой голове творится…

– В общем, да. Если у вас больше нет вопросов к Эмилю…

– Да. Это все. Спасибо.

Веселов встал с колена. Он поднимался с усилием, его лицо покраснело.

– Нога затекла. Ой, – сказал он и, прихрамывая, направился к стулу, на котором лежали его вещи. – Ой, ой, ой. Колет как неприятно. А. Сильно затекла.

Мужчина ущипнул себя за ногу и вдохнул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Что собираетесь предпринять? – спросил Ян.

Веселов взял портфель и пальто.

– Будем искать нашу загадочную пару. Будем искать.

Он задумался на мгновение и почесал висок.

– М-да.

Эмиль и Ян переглянулись. Веселов возвратился из дум, улыбнулся и начал прощаться.

– Эмиль, ты очень помог. Спасибо! На этом все. Кстати, ты ведь недавно в этом городе. Откуда ты?

– Ну… Это небольшая деревня. Ммм…

Времянкин судорожно вспоминал название места, из которого он якобы приехал.

– Забыл название? Всего несколько месяцев как уехал.

Веселов улыбнулся.

– Да нет. Не забыл. Это в Ярославской области…

– Печкино, – неожиданно ответил Ян.

– Печкино. Спасибо! Хотел еще адрес спросить и номер прежней школы. Ну да ладно, посмотрю в личном деле. На этом точно все. Не стану вас больше задерживать.

Мужчина кивнул Яну. Тот кивнул в ответ.

– До свидания, – ответил Эмиль.

Полицейский подошел к двери, приоткрыл ее и остановился на пороге. Он посмотрел через левое плечо на Времянкина.

– Удачи на конкурсе, Эмиль! С этого момента буду следить за тобой. За твоими успехами, я имею в виду.

Веселов вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Какое-то время Ян и Эмиль молча смотрели друг на друга. На лице учителя застыла паническая улыбка, Времянкин закусил губу. Ян подошел к двери и прислушался. Затем, выглянул в коридор, убедился, что там никого нет, и закрыл дверь.

– Адреналин. Бр-р-р.

Ян встряхнулся. Взмокший от испуга Времянкин таращился на своего педагога.

– Он сказал, что будет следить за мной. Ты это слышал?

– Будет следить за твоими успехами. Сказал же.

– Ты понимаешь, что создал мне проблемы?

Эмиль повысил тон.

– Я? – удивился Ян.

Времянкин слез со скамейки, подошел вплотную к учителю и начал выговаривать ему, тыча указательным пальцем.

– Ты их ко мне приставил. На кой хрен?! О чем ты думал? Они чуть не забили до смерти пацана этого. Моя репутация пострадала хуже некуда. Теперь у меня еще и проблемы с законом. Зачем ему мой прежний адрес? – громко возмущался Эмиль.

Он был вне себя. Ян, выпучив от неожиданности глаза, смотрел сверху вниз на грозного мальчугана.

– Тише, тише. Давай-ка успокойся, друг, – прервал его ментор. – Не забывайся, – добавил он.

Ян подошел сбоку к пианино и положил руку на крышку инструмента.

– Держи себя в руках. Не хватало еще, чтобы нас услышали.

Опустив голову, Эмиль вернулся на скамейку.

– Ты должен был сидеть дома. Зачем ты вообще поперся в эту школу?! Кто тебя просил? Не на урок же музыки ты ходил?

– Делать мне больше нечего.

– Утром мне понадобилась помощь Двоих. Я вызвал их ненадолго. Думал, они успеют вернуться, пока ты спишь. М-да. Стоило ненадолго оставить тебя без присмотра, и ты натворил дел.

– Я?

– Ну а кто?

– Бля.

– Таня перепугалась, наверное.

Ян цокнул и закрыл ладонью глаза.

– Еще бы. Хотя держалась она очень смело. Отважная девушка.

– Бедненькая. Вот ведь. Ну хорошо, что мы имеем? Ты в порядке. В относительном порядке. Таня тоже. Двоих они могут искать сколько угодно. Не найдут.

Ян выдохнул и провел ладонью по щеке. Потом улыбнулся:

– А ты отменный враль. Поклонники – это хорошо. Хах. С ходу сообразил?

– Я ожидал, что будут вопросы. Подготовился. А парня жалко все же. Досталось ему по полной программе.

– На Вмятина этого начхать.

– Он Замятин.

– На Замятина. Плевать, он сам виноват. Такому идиоту легкий мордобой пойдет на пользу. Короче говоря, забудь как о страшном сне. И о следователе тоже забудь. Если он будет тебя беспокоить, мы найдем способ его усмирить.

– Что?

– Что?

– Ты это серьезно?

– Ладно, ладно. Шутка это. Скерцо. Просто забудь. Давай лучше вернемся к музыке.

Ян начал медленно прохаживаться по кабинету, глядя то в пол, то на Эмиля.

– «Мефисто» был идеален. Просто блестяще. Лучше и быть не может. Приятно думать, что я имею к этому отношение, чувствовать себя твоим наставником.

– Так и есть.

– Мы оба знаем, что я бы не смог научить тебя такой игре. Ни за такой срок. Да ни за какой срок не научил бы. Это твой багаж. Если ты детскими пальцами такое вытворяешь, как же ты играл до превращения?

– Нормально играл.

– Что ты сделал со своей жизнью, Эмиль? Имея такие способности, ты не смог состояться. Что ты делал не так?

– Не знаю.

– Не хотелось никому ничего доказывать?

– Наверное. Не было стимула, энергии. Постоянные метания, сомнения. Неуживчивый характер. Как-то так. Все вместе.

– Но сейчас-то у тебя есть стимул?

– Сейчас есть.

– Есть мотивация? Ты уверен?

– Я уже столько сделок с совестью совершил – назад пути нет.

– Нет, дорогой мой. Это не мотивация. Это чувство вины. Ты свои рефлексии засунь поглубже. Они нам здесь не помогут. Я не хочу, чтобы ты сломался в пути.

– Чего ты от меня хочешь?

– Я хочу, чтобы ты получал удовольствие. Потому что это и есть первопричина, твой мотив. Ты хочешь любви, обожания, комфорта. Это удовольствия. Ты готов врать всем подряд, лишь бы тебя не лишили этого.

– Удовольствие. Я понял.

– Ну, так давай, вперед за удовольствиями! Мы испытаем их в полной мере. Если ты сыграешь на конкурсе так же, как сегодня, – это слава. Всемирная. Вот это удовольствие!

– К чему эти разговоры? Сломаешься – не сломаешься. Делаю все, что требуется. Чего еще надо-то?

– Надо, чтобы ты не сошел с ума. Чтобы крыша у тебя на месте оставалась.

– Слушай, что-то я устал. Давай закончим на сегодня.

Ян молча смотрел на Эмиля.

– День был неудачный. Ты и сам это знаешь. Завтра я буду в порядке.

Учитель достал из кармана брюк платок и снял с головы кепку. Эмиль заметил, что вместо лысины у Яна колосились юные всходы пересаженных волос. Под коротким покровом на коже головы проглядывалась симметричная сетка из красных точек – воспаленная схема посадки волосяных луковиц. Ян аккуратно промокнул платком сначала лоб, потом макушку.

– Фух. Пересадил волосы, на свою голову. Еще месяц ходить в этом.

Учитель бросил кепку на крышку пианино.

– Взмок, – сказал он и убрал платок в карман.

Ян хотел было снова надеть кепку, но остановился.

– Не буду надевать, ты не против? Это выглядит безобразно, наверное. К конкурсу воспаление должно пройти.

На мгновение Ян вновь предстал перед Эмилем таким, каким он был раньше. До того, как завладел Сумой. Времянкин увидел прежнего, застенчивого Яна, и ему стало жаль учителя: он был слишком слаб и не имел над новым Яном никакой власти. Просто блик, который скоро зарастет вместе с лысиной.

– Выглядит нормально, – вяло подбодрил наставника Эмиль.

– Да? Ты думаешь?

Ян вынул из кармана пиджака зеркальце и посмотрел на свое отражение.

– Ужас. Обещали, что скоро заживет. М-да.

Он убрал зеркальце в карман и надел кепку.

– Устал, говоришь?

Мальчик кивнул.

– Будь по-твоему. Иди, но я дам тебе кое-что.

Учитель достал из внутреннего кармана пиджака сложенную нотную тетрадь и протянул ее Эмилю.

– Возьми с собой.

– Что это?

– Это моя мотивация. Заключительная композиция твоей конкурсной программы.

Времянкин хотел открыть тетрадь, чтобы взглянуть на произведение, но Ян остановил его.

– Нет. Сейчас не надо. Дома посмотришь.

– Кто автор?

– Увидишь.

– Сам, что ли, написал?

Ян покраснел. Он явно не ожидал от Эмиля такой проницательности.

– Там стоит мое имя. Да.

– Ну ладно.

– Тебе понравится эта вещь.

– Хорошо.

– Это моя лучшая работа. Моя «болдинская осень». Опус магнум, так сказать.

– Понятно. Я пойду.

Эмиль слез со скамьи и направился к выходу.

– До завтра, – сказал Ян.

Времянкин вышел из кабинета.