• 25 •
Парфен Терентьев находился под неусыпным взором городового Рагулина, оставленного за всех в участке. В другой день дворник такому обстоятельству был бы не рад. Чего хорошего, когда на тебя зыркает постовой? И так околоточный всю душу вынимает: кто живет, с кем живет, какими делами занимается. Так еще городовой норовит свою власть показать. Хорошо, что у них в Нарвской части строгости помягче. Вон, знакомый дворник, что служит в доме на Невском проспекте, рассказывал, какие там порядки заведены. Чуть не в каждую бумажку рылом тычут. А тут ничего, жить можно…
Только сегодня Парфен старался держаться как можно ближе к полицейским. После пережитого ему в горло и водка шла. А ведь предложили из казенных запасов[9], для успокоения души. Но Парфен отказался. Сидел в участке и ждал, пока за ним домовладелец Кукин не явится, а он ему требование закатит: дескать, после всего, что он со страху чуть разума не лишился, добавить к жалованью рубль, не меньше. Надо пользоваться моментом.
Время было позднее, и дворник справедливо полагал, что Кукин сломается и прибежит его упрашивать. Но вместо жадного хозяина в участок влетел господин, при виде которого городовой встал, отдал честь и отошел в сторонку. Дворник смекнул, что барин непростой, но виду не показал. Парфен и не таких на своем веку провел за нос.
А молодой, по мнению дворника, господин сел напротив него, осмотрел его внимательно, будто ощупал, и вдруг шлепнул ладонью по колену.
– Вот что, Терентьев, время позднее, мне с тобой душевные разговоры разводить сил нет, – сказал он. – Рассказывай, что видел, и иди себе с миром.
– А вы кто такой будете? – поинтересовался Парфен, валяя дурака. Все он прекрасно понял.
– Сыскная полиция, – последовал ответ, такой неприятный, будто ножом по стеклу поскребли. – Если будешь мне тут ваньку валять, предупреждаю: убийца будет охотиться и за тобой. Я не смогу тебя защитить. Я жду…
Парфен прикинул, что барин-то шутить не будет. Но какая ему выгода – вот так взять и все вывалить? Испугался-то натуральным образом…
– Так, это, и передать не могу, какого страху натерпелся… – с жалобным вздохом проговорил он.
– Да какой там страх, – ответил Ванзаров. – Больше неожиданность. Ну, наткнулся на человека в черном плаще и черной треуголке, ну, вместо лица у него черное пятно. Что тут такого?
Вот тебе и жалованье на рубль выросло! Натерпелся страху – считай, задаром.
– Откуда знаешь? – мрачно спросил Парфен, с расстройства забыв о чинопочитании.
– Призрак из квартиры князя выходил? – словно не слыша, спросил Ванзаров.
– Так ведь я, как тело приметил… Тут он, значит, на меня и дунул… А холод от него такой, что мороз по коже пробирает…
– Значит, из квартиры не выходил. Кого еще видел? Соседа? Гостя?
Одного призрака – что же, мало? Да Парфену теперь, может, по ночам ходить боязно. Водка в горло не лезет.
– Только это, кошмар этот…
– Ну, раз только одного призрака видел, иди домой и ничего не бойся, – сказал Ванзаров, вставая.
– Как – домой? – опешил Парфен. Хотел про рубль спросить, но постеснялся.
– Иди-иди. Там тебя домовладелец разыскивает, обещает, как я слышал, выгнать в шею. Ты же убийцу в дом пустил.
– Да как же такое возможно! – Парфен подхватил шапку. Тут уж не рубль, место теплое спасать надо.
– Я за тебя словечко замолвлю. Только при одном условии…
Парфен был готов такому доброму барину что хочешь сделать. Только бы домовладелец сжалился. Куда ему идти-то.
– Вспоминай, хорошо вспоминай: к князю в гости приходил господин, ростом с меня, пальто новое, шляпа чистая, спина прямая, как у офицера. Смотрит строго, будто приказ отдает. Сегодня во сколько он приходил?
Парфен задумался. Крепко задумался. Как для себя.
– Не было такого, – наконец сказал он.
– А не врешь?
– Да что вы, господин хороший, разве можно?.. Вот вам и все скажут: Парфен – честная душа! – Дворник смахнул слезинку.
Ванзаров сказал, что поверил, и обещал приструнить Кукина, если тот посмеет выкинуть Пафена на улицу. А вот добавку к жалованью обещать не стал. Все равно дворник решил, что человек он хороший. Из полиции – а хороший. И так, значит, бывает…