2
Восемь часов.
Звонит звонок. Триста детей устремляются в школьное здание. У нас сегодня на первом уроке Хорек. Латынь. Около лестницы меня перехватывает Геральдина. Теперь мне уже от нее не увернуться.
— Что с тобой?
У нее влажные губы. Я вижу, как поднимается и опускается ее грудь. Она идет рядом со мной.
— Со мной? Ничего! С чего ты взяла?
— Почему ты прячешься от меня? Почему мы больше не встречаемся?
— Геральдина, я…
— У тебя другая!
— Неправда.
— Правда!
— Нет!
— Да! И если я разузнаю, кто она такая, то закачу грандиознейший скандал. Какого свет не видел. Я никому не позволю отнять тебя у меня! Понятно? Никому!
В ее голосе появляются визгливые нотки. Мальчишки и девчонки останавливаются, прислушиваются, ухмыляются, шепчутся.
— Геральдина… Геральдина… тише…
— Ах, да что там — тише!
— Я сказал — тише! Я требую, чтобы ты говорила тише.
Она вдруг как-то сразу надламывается, горбится, а на глазах у нее выступают слезы.
— Я… я не хотела… Я не то сказала.
— Ладно, ладно.
Ну и ну!
— Я, правда, не хотела… — теперь уже она послушно говорит шепотом. — Я не сплю по ночам. Я лежу и вспоминаю, как все было в овраге и той ночью… Я люблю тебя, Оливер… Я так тебя люблю…
До помещения нашего класса еще десять метров. Какими долгими они кажутся!
— Ты меня тоже любишь?
— Конечно.
Она сжимает мою руку.
— Когда мы увидимся?
— Еще не знаю.
— В три, в овраге?
Сегодня отличная погода. По голубому небу скользят прозрачные белые облачка, а с деревьев один за другим облетают яркие разноцветные листья.
— Нет, сегодня не выйдет.
— Почему?
— Я… под домашним арестом, — вру я.
— А завтра?
— Завтра — может быть.
Может быть, до завтра Ханзи что-нибудь придумает!
Она крепко-крепко сжимает мою руку своей потной ладонью.
— Тогда я буду думать только о завтрашнем дне. Тогда я буду жить только ради завтрашнего дня. Буду радоваться только завтрашнему дню. И ты тоже?
— Да, и я тоже.
Почему все это свалилось на меня? Почему?
Мимо нас проходит фройляйн Хильденбрандт. Слегка придерживаясь рукой за стену. Мы здороваемся с ней. Она отвечает нам доброй улыбкой. Я уверен, что она нас не узнала. Она не знает, кто мы такие. Еще она не знает, что в этой школе ей суждено оставаться еще всего лишь двадцать четыре часа. И я этого тоже не знаю. Этого не знает никто. Хотя, впрочем, один человек, возможно, и знает — Ханзи.