ГЛАВА 12

Когда Уимзи состарился и стал еще более разговорчивым, чем прежде, он любил рассказывать, что воспоминания об этом Рождестве, проведенном в доме его матери в Денвере, являлись ему в кошмарах каждую ночь целых двадцать лет. Возможно, он приукрашивал; однако нет никаких сомнений, что он подвергся тяжелому испытанию. Уже начало праздничного вечера не предвещало ничего хорошего, когда за чайным столом раздался высокий безапелляционный голос миссис Димсуорти:

— Это правда, дорогой лорд Питер, что вы защищаете эту ужасную отравительницу?

Вопрос произвел эффект пробки, выстрелившей из бутылки с шампанским. Едва сдерживаемый доселе интерес к делу Вейн тут же вырвался наружу.

— Я не сомневаюсь, что это сделала она, и не сужу ее строго, — сказал капитан гвардии Томми Бейтс. — Отвратительный парень! Я видел фотографию на обложках его книг — этакий выскочка. Поразительно, на каких негодяев клюют ученые дамы. Всех их надо травить как крыс. Вы только посмотрите, какой вред они приносят стране.

— Он был замечательный писатель, — возразила миссис Фезерстоун, дама тридцати с небольшим, чей туго стянутый корсетом стан свидетельствовал о том, что она питается соответствовать первой части своей фамилии, а не второй ^[103]. — Его книги по-галльски дерзки и сдержанны. Сама по себе дерзость не редкость, но точная выдержанность стиля — это дар, который…

— Это грязь, — довольно грубо перебил ее капитан.

— Я бы не стала так говорить, — возразила миссис Фезерстоун. — Конечно, он откровенен, и здесь ему этого не простят. Вот они, плоды нашего национального ханжества! Оценить красоту его творений можно лишь на более высоком уровне.

— Ну, я в своем доме такую макулатуру не потерплю, — твердо заявил Бейтс. — Я однажды застал Хильду за чтением его книги и сказал: «Ты немедленно отошлешь ее обратно в библиотеку». Я не хочу ни во что вмешиваться, но где-то надо поставить точку.

— А откуда вы знаете, о чем он писал? — с невинным видом поинтересовался Уимзи.

— Мне хватило статьи Джеймса Дугласа в «Экспрессе», — ответил Бейтс. — То, что он цитировал, говорит само за себя, это грязь.

— Ну что ж, хорошо, что мы все ее прочли, — заметил Уимзи. — Предупрежденный вооружен.

— Да, мы в огромном долгу перед нашей прессой, — промолвила вдовствующая герцогиня, — это так любезно с их стороны снимать для нас все сливки, чтобы мы не утруждали себя чтением, не так ли? А какая это радость для бедняков, которые не могут позволить себе купить книжку за семь с половиной шиллингов. Хотя, если человек умеет быстро читать, эта радость ненадолго. Я спрашивала свою горничную, она такая замечательная девушка и так стремится к образованию, гораздо больше, чем многие из моих друзей, несомненно — благодаря бесплатному обучению, так что, подозреваю, она даже голосует за лейбористов, — я, конечно, не выведывала, а если бы» спросила, то все равно, наверное, ничего бы не узнала.

— И все же я думаю, эта особа убила его не из-за этого, — промолвила ее невестка. — В любом случае она не лучше его.

— Ты серьезно так думаешь, Элен? — спросил Уимзи. — Она же пишет детективы, а в детективах всегда побеждает добродетель. Ничего нравственнее детективов не бывает.

— Дьявол всегда с готовностью цитирует Писание, когда ему это выгодно, — ответила молодая герцогиня. — К тому же, я слышала, книги этой несчастной идут нарасхват.

— А по-моему, — сказал мистер Харрингей, — всю эту историю затеяли из коммерческих соображений, только у них что-то сорвалось. — Он был полнеющим общительным человеком, невероятно богатым и занимающимся делами в Сити. — Никогда не знаешь, на что могут решиться ради рекламы.

— Ну это уже напоминает историю о зарезанной курице, которая несла золотые яйца! — громко рассмеялся Бейтс. — Если только Уимзи не собирается выкинуть какой-нибудь очередной трюк.

— Надеюсь, он это сделает, — промолвила мисс Титтертон. — Обожаю детективные истории! Я бы приговорила ее к длительному тюремному заключению, обязав каждые полгода писать по роману. Это гораздо полезнее, чем щипать корпию или шить почтовые мешки.

— Не слишком ли вы спешите? — спокойно поинтересовался Уимзи. — Ей еще не вынесен обвинительный приговор.

— В следующий раз вынесут. Нельзя спорить с фактами, Питер.

— Конечно, — поддержал ее Бейтс. — Полиция знает, что делает. Просто так людей не сажают за решетку.

Это был крупный промах, так как не прошло и нескольких лет с тех пор, как сам герцог Денверский был ложно обвинен в убийстве. Повисла гнетущая тишина, которую прервала герцогиня.

— Что вы говорите, Бейтс! — холодно промолвила она.

— А? Нет, конечно, я знаю, иногда случаются ошибки, но эта женщина совсем другое дело, у нее нет никаких моральных устоев, и вообще.

— Выпейте чего-нибудь, Томми, — добродушно предложил лорд Питер, — ваша обычная тактичность сегодня вам явно изменяет.

— Ну расскажите нам о ней, лорд Питер! — воскликнула миссис Димсуорти. — Вы с ней разговаривали? По-моему, у нее довольно приятный голос, хотя сама она проста как блин.

— Приятный голос? Ну уж нет, — возразила миссис Фезерстоун. — Я бы сказала, довольно зловещий. У меня прямо мурашки побежали по коже. Но если ее как следует одеть, она будет очень красива с этими ее странными глазами. Из разряда роковых женщин. Она не пыталась вас загипнотизировать, Питер?

— Я читала в газетах, — сообщила мисс Титтертон, — что ей все время предлагают руку и сердце.

— Из одной петли в другую, — громко рассмеялся Харрингей.

— Не представляю себе, как можно жениться на убийце, — промолвила мисс Титтертон, — особенно когда она такая специалистка в детективных расследованиях. Всю жизнь потом будешь настороже, не странный ли вкус у твоего кофе.

— О, они все не в себе, — отрезала миссис Димсуорти. — Они все страдают от болезненной жажды славы. Знаете, сумасшедшие иногда признаются в преступлениях, которых не совершали.

— Отчего же, убийца может оказаться прекрасной женой, — заметил Харрингей. — Вот, например, Мадлен Смит — она, кстати, тоже пользовалась мышьяком — вышла замуж и счастливо прожила до старости.

— А дожил ли до преклонного возраста ее муж? — поинтересовалась мисс Титтертон. — Это гораздо существеннее.

— Я считаю, человек, убивший раз, навсегда останется убийцей, — сообщила миссис Фезерстоун. — Это становится непреодолимой страстью, как алкоголь или наркотики.

— Да, чувство власти одурманивает, — подхватила миссис Димсуорти. — Ну, лорд Питер, расскажите нам…

— Питер! — перебила ее вдовствующая герцогиня. — Пойди посмотри, что там с Джералдом. Скажи ему, что его чай уже остыл. Уверена, он в конюшне обсуждает с Фредди афтозный стоматит, или трещины в копытах, или еще что-нибудь. Это так утомительно держать лошадей — с ними все время что-нибудь случается. Элен, ты плохо воспитываешь Джералда. В детстве он был всегда таким пунктуальным. Хлопоты доставлял только Питер, но с возрастом он стал почти цивилизованным. Это все его замечательный дворецкий — чудный человек и такой интеллигентный, настоящий деспот, как бывало когда-то, и такие манеры! Он в тысячу раз лучше любого американского миллионера, очень впечатляет. Я еще удивляюсь, что он не ушел от Питера, наверное, он просто к нему привязался, то есть Бантер к Питеру, хотя, возможно, и Питер к нему тоже. Уж по крайней мере его мнение он ценит гораздо выше моего.

Уимзи тем временем воспользовался поводом покинуть гостиную и направился в сторону конюшен. Джералд, герцог Денверский, за которым по пятам шел Фредди Арбатнот, встретился ему по дороге и выслушал послание герцогини с легкой усмешкой.

— Наверное, надо идти, — заметил он. — И зачем только изобрели этот чай! Только расшатывает нервы и портит аппетит.

— Отвратительно водянистая штука, — согласился достопочтенный Фредди. — Слушай, Питер, я хотел с тобой поговорить.

— Я тоже, — поспешно откликнулся Уимзи. — довольно утомился от собравшегося общества. Может, пойдем в бильярдную и хорошо подкрепимся, перед тем как снова подвергнуться артиллерийскому обстрелу.

— Отличная мысль, — с восторгом откликнулся Фредди и бодрым шагом последовал за Уимзи в бильярдную. — Какая тоска это Рождество! — воскликнул он, опускаясь в кресло. — Собираются все, кого терпеть не можешь.

— Принесите пару виски, — обратился Уимзи к дворецкому. — И еще, Джеймс, если кто-нибудь будет спрашивать меня или мистера Арбатнота, скажите, что мы вышли на улицу. Ну, Фредди, что новенького, как говорят журналисты?

— Я шел как ищейка по следам твоего прохвоста, — ответил мистер Арбатнот. — По-моему, я скоро смогу составить тебе конкуренцию. Хотя твой приятель очень осторожен. Еще бы — почтенный семейный адвокат, и всякое такое. Однако вчера я виделся с человеком, который знает одного парня, так вот тот сказал, что Эркхарт довольно опрометчиво растранжирил однажды деньги.

— Ты уверен, Фредди?

— Не то чтобы уверен. Понимаешь, этот человек у меня в долгу за то, что я его предупредил о «Мегатериуме» до того, как все начало обваливаться, и он считает, что сможет еще чего-нибудь добиться от меня, если даст нужную информацию.

— А уж тебе, конечно, есть что продать?

— Не стану скрывать от тебя, я знаю кое-что полезное для того парня, с которым говорил мой человек, — он запутался с акциями «Бритиш Эйруэйз», и, если я сведу его с Голдбергом, тот сможет вытащить его из дыры. На Голдберга можно положиться — он кузен старого Леви, помнишь, которого убили, а все эти евреи, они стеной стоят друг за друга, и я думаю, это правильно.

— А какое отношение Леви имел ко всему этому? — спросил Уимзи, припоминая подробности уже полузабытой истории.

— Ну, видишь ли, — с некоторым волнением ответил достопочтенный Фредди, — можно сказать, я тут тоже выкинул фокус. И Рашель Леви… э-э… скоро станет миссис Фредди Арбатнот.

— Черт побери! — воскликнул Уимзи, позвонив в колокольчик. — Поздравления, и так далее. И это давно уже тянется?

— Да, — ответил Фредди, — давно. Загвоздка в том, что я христианин, то есть, по крайней мере, меня крестили, хотя я и говорил тебе, что не отличаюсь особым рвением, ну если не считать специальной фамильной скамьи в церкви и этого самого Рождества. Впрочем, дело даже не в этом, главное, что я не еврей. Тут уж ничего не поделаешь. А потом они опасаются сложностей с детьми, если таковые появятся. В общем, я сказал, что не возражаю, если их будут считать евреями, потому что, знаешь, очень выгодно иметь отношение к Леви, Голдбергу и всей их общине, особенно если это будут мальчики и пойдут они по финансовой части. А потом я окончательно добил госпожу Леви, сказав ей, что, подобно библейскому Иакову, уже отработал за Рашель почти семь лет. Ловко придумано, ты как считаешь?

— Еще два виски, Джеймс, — попросил лорд Питер. — Гениально, Фредди. Как ты додумался?

— Мне это пришло в голову в церкви, — признался Фредди, — на свадьбе Дианы Ригби. Невеста опаздывала на пятьдесят минут, и мне надо было чем-то заняться, а там кто-то оставил Библию на скамейке, я заглянул нее и решил: «Лаван Иакова обманул, но со мной такое не пройдет. В следующий же визит поставлю все точки над i». Так я и поступил, и старая леди была очень тронута.

— Как бы там ни было, ты обручен, — сказал Уимзи. — Давай выпьем за это. Надеюсь, я буду твоим шафером, Фредди, или ты собираешься пригласить кого-нибудь из синагоги?

— Ну, сама свадьба будет в синагоге. Пришлось на это пойти, — ответил Фредди, — но, я думаю, туда можно будет пригласить друзей жениха. Надеюсь, ты меня не бросишь, старик? И не забудь, там не снимают шляпу.

— Постараюсь запомнить, — сказал Уимзи, — а Бантер объяснит мне детали. Наверняка он это знает. По-моему, он знает все. Слушай, Фредди, ты не забудешь довести до конца это маленькое расследование?

— Ну что ты, дружище! Я тут же тебе сообщу, как только что-нибудь узнаю. Но, мне кажется, ты уже сейчас можешь кое на что рассчитывать.

Это прозвучало утешительно. Как бы там ни было, Питер взял себя в руки и вновь стал душой общества, собравшегося на праздник в доме герцогини Денверской. Герцогиня Элен, правда, заметила мужу, что брат его слишком стар, для того чтобы играть роль шута, и лучше бы он остепенился и начал относиться ко всему достаточно серьезней.

— Не знаю, — откликнулся герцог, — Питер — странный человек, никогда не поймешь, о чем он думает. Он вытащил меня однажды из переплета, и я не собираюсь вмешиваться в его дела. Оставь его в покое, Элен.

Мэри Уимзи, прибывшая в канун Рождества, придерживалась другой точки зрения. Она явилась в спальню младшего из своих братьев в два часа ночи, когда все уже валились с ног после обильного обеда, танцев и шарад. Тот сидел в халате перед камином, погрузившись в глубокие размышления.

— Послушай, Питер, ты какой-то возбужденный. Что-нибудь случилось? — осведомилась Мэри.

— Слишком много свежего воздуха и сливового пудинга, — ответил Уимзи. Ты же знаешь, я — мученик, мой удел — сжигать себя в пламени бренди, чтобы порадовать семью праздничной иллюминацией.

— Да, это ужасно. А как вообще дела? Я сто лет тебя не видела. Ты так долго отсутствовал.

— А ты, кажется, полностью поглощена своими интерьерами. Как идет ремонт дома?

— Надо же что-то делать. Знаешь, я как-то устала от безделья.

— Слушай, Мэри, а ты видишься сейчас с Паркером?

Мэри смотрела на огонь.

— Я обедала с ним раза два, когда была в Лондоне.

— Да? Он хороший парень. Надежный и непритязательный. Может, немного скучноватый.

— Слишком серьезный.

— Ты права, — согласился Уимзи, закуривая. — Но я бы хотел, чтобы у него все было хорошо. Он тяжело переживает вашу размолвку. Я хочу сказать, нечестно смеяться над его чувствами.

Мэри улыбнулась.

— Ты беспокоишься, Питер?

— Нет. Просто я очень хочу, чтобы с ним обращались честно.

— Питер, я ведь ничего не могу сказать, пока он ко мне не обратится!

— Да?

— По крайней мере — ему. Это разрушит его представления о приличиях.

— Наверное. Но если он к тебе обратится, это тоже разрушит его представления. У него в ушах будет звучать голос дворецкого, объявляющего «Старший инспектор и леди Мэри Паркер», и он будет считать это неприемлемым.

— Значит, патовая ситуация?

— Ты можешь с ним не обедать.

— Могу, конечно.

— И вообще… Послушай, а что, если я выясню у него его намерения в истинно викторианском духе?

— Что за внезапное стремление избавиться от членов своей семьи? По-моему, все добры к тебе, Питер.

— Конечно-конечно. Просто мне вдруг почему-то захотелось сыграть роль дядюшки-благодетеля. Наверное, возраст сказывается. Стремление быть полезным — оно может настичь любого, когда наша жизнь переваливает за половину.

— Как меня с интерьерами. Кстати, эти пижамы — мое изобретение. Правда, симпатичные? Хотя старший инспектор Паркер, наверное, предпочитает старомодные ночные рубашки.

— Это будет обидно, — заметил Уимзи.

— Пустяки. Я отважна и преданна и прямо сейчас готова отказаться от пижамы навсегда.

— Нет-нет! — воскликнул Уимзи. — Только не здесь и не сейчас. Имей уважение к братским чувствам. Давай так: я скажу своему другу, чтобы он отбросил природную скромность и сделал тебе предложение, а ты тогда сбросишь пижаму и дашь ему согласие.

— Какой удар для Элен!

— К черту Элен. Осмелюсь предположить, что это еще не самый страшный удар для нее.

— Питер, ты замышляешь что-то ужасное. Ну ладно. Если ты хочешь, чтобы первый удар нанесла я, и намерен сокрушать ее раз за разом, — я согласна.

— Молодец! — с небрежным видом откликнулся Уимзи. Мэри обняла его одной рукой и удостоила одним из редких сестринских поцелуев.

— Ты старый болван, — сообщила она, — и плохо выглядишь. Ложись спать.

— Пошла к черту, — дружелюбно откликнулся лорд Питер.