Глава 45

Офисный стул стоял посреди комнаты под единственным источником света — свисающим с потолка порванным бумажным абажуром.

Харри подумал, что абажур, стул и телевизор, издающий тикающий звук умирающего электроприбора, были произведены в семидесятых годах, но не был в этом уверен.

То же самое касалось того, что находилось на стуле.

Потому что сложно было сказать, что к стулу примотан скотчем Трульс Бернтсен, родившийся в семьдесят каком-то году и умерший в нынешнем. У этого человека почти не было лица. На том месте, где оно когда-то было, находилась каша из относительно свежей красной крови и черной свернувшейся крови, а также белых кусочков костей. Эта каша вылилась бы наружу, если бы ее не сдерживала тонкая полиэтиленовая пленка, туго обтягивающая голову. Одна кость проткнула пластик и торчала наружу. Пищевая пленка, подумал Харри. Свежеупакованный мясной фарш, как в магазине.

Харри заставил себя отвести от него взгляд и попытался, плотно прижимаясь спиной к стене, восстановить дыхание, чтобы лучше слышать. Держа пистолет в руках, он просканировал комнату слева направо.

Он посмотрел на вход в кухню и увидел то же самое: старый холодильник и кухонный стол. Но в полумраке мог кто-то скрываться. Дверь в туалет была закрыта.

Ни единого звука. Ни одного движения.

Харри подождал. Поразмыслил. Если это ловушка, куда его заманил некто, он уже должен быть мертв.

Он сделал вдох. У него имелось преимущество: он бывал здесь раньше и поэтому знал, что спрятаться в этой квартире можно только в кухне или в туалете. Недостатком было то, что для проверки одного из этих мест ему пришлось бы повернуться спиной к другому.

Решившись, он направился в сторону кухни, просунул внутрь голову и немедленно втянул ее обратно, чтобы мозг переработал полученную информацию. Плита, штабеля коробок из-под пиццы и холодильник. Никого.

Харри пошел в сторону туалета. Дверь по какой-то причине была снята, свет погашен. Он встал рядом с дверным проемом и нажал на выключатель. Сосчитал до семи. Голова внутрь и наружу. Пусто.

Он съехал вниз по стене и только сейчас почувствовал, как сильно сердце бьется о ребра.

Он посидел несколько секунд, потом снова поднялся.

Теперь Харри подошел к сидящему на стуле трупу, опустился на корточки и стал разглядывать красную массу в полиэтилене. Лица не было, но выпирающий вперед лоб, нижняя челюсть и дешевая стрижка не оставили сомнений: перед ним был Трульс Бернтсен.

Мозг Харри начал работать над осмыслением того факта, что он ошибся и Трульс Бернтсен вовсе не палач полицейских.

Следующая мысль шла по пятам за первой: во всяком случае, он не единственный.

Могло ли то, что предстало его взору, быть убийством соучастника, делом рук убийцы, заметающего следы? Мог ли Трульс Бернтсен по прозвищу Бивис сотрудничать с таким же душевнобольным, как и он, чтобы провернуть все это? Мог ли Валентин специально сидеть под камерами наблюдения на стадионе «Уллевол», пока Бернтсен осуществлял убийство в Маридалене? И как в этом случае они поделили между собой убийства, то есть на время совершения каких убийств имелось алиби у Бернтсена?

Харри выпрямился и огляделся. И почему его позвали сюда? Труп был бы обнаружен достаточно быстро. Но кое-что не сходилось. Трульс Бернтсен никогда не участвовал в расследовании убийства Густо. Над тем убийством работала маленькая группа, состоявшая из Беаты, нескольких других криминалистов и пары следователей-тактиков, у которых было совсем мало работы, поскольку Олега задержали по подозрению в совершении этого убийства через несколько минут после того, как группа прибыла на место, а технические улики только поддержали эту версию. Единственный…

В тишине Харри по-прежнему слышал тихое тиканье. Ровное и неизменное, как часы. Он додумал мысль до конца.

Единственный человек, который тоже решил расследовать это незначительное, одно из многих убийств в наркоманской среде, стоял сейчас в этой комнате. Это он сам.

Его, как и других полицейских, позвали, чтобы он умер на месте не раскрытого им убийства.

В следующую секунду Харри оказался у двери и нажал на ручку. Как он и опасался, ручка не поддалась. Он потянул за нее, но дверь не пошевелилась. Замочка, который мог отпереть дверь изнутри, как в гостиничном номере, не было. И карты-ключа у него не имелось.

Харри снова стал обследовать взглядом комнату.

Толстые стекла со стальными решетками снаружи. Железная дверь, захлопнувшаяся за ним сама по себе. Он зашел прямо в капкан, как опьяненный охотой идиот, каким всегда и был.

Тиканье не стало громче, это ему только показалось.

Харри уставился на переносной телевизор, на бегущие секунды. Время не было неверным, потому что телевизор показывал не время — часы ведь не идут назад.

Когда он вошел в квартиру, на экране было 00.06.10, сейчас там было 00.03.51.

Обратный отсчет.

Харри подошел к телевизору, схватил его и попытался поднять. Тщетно. Наверное, прикручен к полу. Он нанес сильный удар по верхней части телевизора, и пластмассовая рамка с треском отвалилась. Он заглянул внутрь. Металлические трубки, стеклянные трубки, провода… Харри не был экспертом, но он повидал достаточное количество разобранных телевизоров, чтобы понять: здесь всего слишком много. И он видел достаточно изображений самодельных взрывных устройств, чтобы узнать трубчатую бомбу.

Он попытался осмотреть провода, но скоро бросил это занятие. Один из саперов «Дельты» объяснил ему, что перерезать синий или красный проводок и отправиться домой можно было только в старые добрые дни. Теперь же существовали электронные устройства с беспроводными сигналами, передающимися через блютус, а кодовые слова и защитные системы могли обнулить счетчик, если к чему-нибудь прикоснуться.

Харри бросился к двери. На дверном косяке могли иметься слабые места.

Таких не оказалось.

Как и на оконных решетках.

Когда он снова встал на ноги, у него болели плечи и ребра. Харри стал кричать в окно.

Сюда не доносилось ни одного звука с улицы, и до улицы звуки не долетали.

Харри вынул мобильник. Оперативный центр. «Дельта». Они могут взорвать дверь. Он посмотрел на часы на экране телевизора. Три минуты четыре секунды. Они вряд ли успеют выслать группу по адресу. Две минуты пятьдесят девять секунд. Он посмотрел на список номеров в записной книжке. Р.

Ракель.

Позвонить ей. Попрощаться. С ней и Олегом. Рассказать, что он их любит. Что они должны жить. Жить лучше, чем жил он. Побыть с ними в последние две минуты. Не умирать в одиночестве. Побыть в компании, разделить с ними последнее травматическое переживание, дать им попробовать смерть на вкус, позволить им идти дальше по жизни с этим последним кошмаром.

— Черт, черт!

Харри сунул телефон в карман и огляделся. Двери в квартире сняли, чтобы спрятаться было совершенно негде.

Две минуты сорок секунд.

Харри вышел в кухню, которая представляла собой короткую часть квартиры, имевшей очертания латинской буквы L. Неглубокое помещение, трубчатая бомба такого размера разнесет все и здесь.

Он посмотрел на холодильник. Открыл его. Пакет молока, две бутылки пива и баночка печеночного паштета. Короткий миг Харри колебался между пивом и паникой, выбрал панику и вытащил наружу полки, стеклянные подставки и пластиковые ящики. На полу позади него что-то загремело. Он скрючился и попытался уместиться в холодильнике. Застонал. Ему никак не удавалось согнуть шею так, чтобы голова влезла внутрь. Он предпринял еще одну попытку, ругая свои длинные конечности и пытаясь устроить их таким образом, чтобы они занимали как можно меньше места.

Ничего не получалось, проклятье!

Он посмотрел на часы на телевизоре. Две минуты шесть секунд.

Харри засунул голову внутрь, поджав под себя колени, но теперь спина не гнулась, как надо. Черт, черт! Он громко расхохотался. Неужели он очутился в ловушке из-за того, что отказался от бесплатных курсов йоги в Гонконге?

Гудини. Харри вспомнил кое-что о вдохах, выдохах и расслаблении.

Он сделал выдох и попытался ни о чем не думать и расслабиться. Не думать о секундах. Только чувствовать, как мышцы и члены становятся более податливыми, более подвижными. Ощущать, как кусочек за кусочком он сжимается.

Получилось.

Надо же, твою мать, получилось! Он сидел в холодильнике. В холодильнике, где металла и изоляции было достаточно для того, чтобы спасти его. Может быть. Если эта трубчатая бомба не из преисподней.

Харри взялся рукой за краешек дверцы и бросил последний взгляд на телевизор, перед тем как закрыться. Минута сорок семь.

Он хотел закрыть дверцу, но рука его не слушалась. Не слушалась, потому что мозг отказывался отвергнуть то, что увидели глаза. Увиденное не имело никакого отношения к тому единственному, что сейчас было важно: выжить, спастись. К тому же у Харри не было ни возможности, ни времени, ни сочувствия.

Фарш на стуле.

На нем появились два белых пятна.

Белые, как белки.

И они пялились на Харри сквозь полиэтиленовую упаковку.

Дьявол был жив.

Харри закричал и выбрался из холодильника, подошел к стулу, краем глаза следя за телевизионным экраном. Минута тридцать одна. Он сорвал полиэтилен с лица. Глаза в фарше моргали, Харри слышал дыхание. Наверное, воздух проникал внутрь через отверстие, проделанное костью.

— Кто это сделал? — спросил Харри.

Ответом ему было дыхание. Мясная маска перед ним начала стекать вниз, как оплавившаяся свеча.

— Кто он? Кто палач полицейских?

Опять только дыхание.

Харри посмотрел на часы. Минута двадцать шесть. Для того чтобы снова забраться внутрь, понадобится время.

— Давай, Трульс! Я могу его поймать.

На том месте, где полагалось быть рту, начал расти кровяной пузырь. Когда он лопнул, раздался почти неслышный шепот:

— Он был в маске. Не говорил.

— Что за маска?

— Зеленое. Все зеленое.

— Зеленое?

— Хи…рург…

— Хирургическая маска?

Короткий кивок, и глаза снова закрылись.

Минута и пять.

Больше от него нечего было ждать. Харри стал пятиться обратно к холодильнику. На этот раз все получилось быстрее. Он закрыл за собой дверцу, и свет внутри погас.

Он дрожал в темноте, считая секунды. Сорок девять.

Дьявол все равно бы умер.

Сорок восемь.

Хорошо, что эту работу сделали другие.

Сорок семь.

Зеленая маска. Трульс Бернтсен сообщил Харри все, что знал, ничего не попросив взамен. Значит, в нем все-таки осталась частичка полицейского.

Сорок шесть.

Думать нечего, здесь внутри двое точно не поместятся.

Сорок пять.

К тому же у него не было времени отвязывать его от стула.

Сорок четыре.

Даже если бы он захотел, времени уже нет.

Сорок три.

Давно уже нет.

Сорок две.

Черт.

Сорок одна.

Черт, черт!

Сорок.

Харри одной ногой распахнул дверь холодильника, а второй вытолкнул себя наружу, вырвал ящик из кухонного стола, схватил что-то напоминающее нож для резки хлеба, бросился к стулу и начал резать скотч на руках.

Он старался не смотреть на экран, но тиканье слышал.

— Черт бы тебя побрал, Бернтсен!

Он обошел вокруг стула и разрезал скотч на спинке стула и на ножках. Потом взял Бернтсена за грудь и приподнял.

Дьявол, естественно, оказался очень тяжелым!

Харри тащил его и ругался, волок и ругался, он больше не слушал, что за слова вырываются у него изо рта, только надеялся, что они обидят небеса или преисподнюю так, что хотя бы кто-то из них вмешается и изменит это идиотское, но неизбежное течение событий.

Оказавшись возле открытого холодильника, он запихал Трульса Бернтсена внутрь. Окровавленное тело сложилось и выскользнуло наружу.

Харри пытался утрамбовать его внутрь, но ничего не получалось. От отволок Бернтсена от холодильника, прочертив на линолеуме кровавые следы, оставил его на полу, отодвинул холодильник от стены, услышав, как провод выдернулся из розетки, и положил его на бок между кухонным столом и плитой. Потом взял Бернтсена и завалил его внутрь, а сам забрался следом. Обеими ногами он протолкнул его как можно глубже к стенке холодильника, к которой был прикреплен мотор, а сам улегся поверх него, втянув в себя запах пота, крови и мочи, которая вытекает, когда ты сидишь на стуле, зная, что сейчас тебя забьют насмерть.

Харри понадеялся, что места хватит для них обоих, потому что проблема была в высоте и ширине холодильника, а не в глубине.

А теперь и глубина стала проблемой.

Проклятье, Харри не мог закрыть за собой дверь. Не хватало всего сантиметров двадцати, но если они не запечатаются герметически, шансов у них не будет. От ударной волны лопаются печень и селезенка, жар выжигает глазные яблоки, любой свободно лежащий объект в помещении превращается в ружейную пулю, в пулемет, разлетаясь на мелкие осколки.

Ему даже не надо было принимать решений, слишком поздно.

И это означало, что терять что-то уже поздно.

Харри распахнул дверцу холодильника, выпрыгнул, зашел сзади и снова установил холодильник в стоячее положение. Увидел, что Трульс Бернтсен вытек наружу. Не смог сдержать свой взгляд, который устремился к телевизионному экрану. Часы показывали 00.00.12. Двенадцать секунд.

— Прости, Бернтсен, — сказал Харри.

Он схватил Трульса поперек груди, поставил на ноги и спиной вошел в стоящий холодильник. Протянул руку и снова наполовину закрыл дверцу. И начал раскачиваться. Тяжелый холодильный мотор был установлен на спинке холодильника так высоко, что центр его тяжести находился на большой высоте, и это должно было ему помочь.

Холодильник отклонялся назад. Они замерли на точке балансирования. Трульс повалился на Харри.

Им нужно было упасть не в эту сторону!

Харри стал противовесом и попытался оттеснить Трульса в другую сторону, к дверце.

Холодильник решился и упал в нужном направлении.

Когда холодильник раскачивался и падал вперед, на дверцу, Харри увидел кусочек телевизионного экрана.

При ударе об пол он лишился дыхания и запаниковал, почувствовав нехватку кислорода. Но внутри стало темно. Совсем темно. Тяжесть холодильного мотора и холодильника сделали то, на что он надеялся, — прижали дверцу к полу.

А потом сработала бомба.

Мозг Харри взорвался и погас.

Харри поморгал в темноте.

Наверное, он на несколько секунд отключился.

В ушах у него стоял неистовый гул, в лицо ему словно кто-то плеснул кислотой. Но он был жив.

Пока.

Ему был нужен воздух. Харри пропихнул руки между собой и Трульсом, который лежал под ним на дверце холодильника, прижался спиной к задней стенке холодильника и толкнул изо всех сил. Холодильник повернулся на дверных петлях и упал набок.

Харри выкатился наружу и встал на ноги.

Комната была похожа на катастрофическую картину из фантастического романа о будущем, серый ад из пыли и дыма. Вокруг не осталось ни одного предмета, который поддавался бы идентификации, и даже то, что когда-то было холодильником, стало чем-то другим. Металлическую дверь, ведущую на лестницу, сорвало с петель.

Харри оставил Бернтсена лежать на полу. Он надеялся, что этот хрен моржовый мертв. Харри спустился по лестнице и вышел на улицу.

Он стоял и смотрел на улицу Хаусманна, видел полицейские мигалки, но слышал только гул в ушах, похожий на гудение принтера без бумаги, на сигнализацию, которую надо быстро отключить.

И пока он стоял и смотрел на беззвучные полицейские автомобили, он думал о том же, о чем размышлял, прислушиваясь к грохоту метро в Манглеруде. Что он не слышит. Он не слышит того, что должен бы слышать. Потому что не думал об этом. Не подумал об этом до тех пор, пока не вспомнил, стоя там, в Манглеруде, где проходят линии метро в Осло. И наконец до него дошло, что же это, что лежало там, в темноте и не хотело подниматься на поверхность. Лес. В лесу метро не ходит.