на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


34

Как и следовало ожидать, на следующий день в школе разразился сущий кошмар.

Но на сей раз не связанный со мной. В кои веки раз у меня все нормально. А вот Надж досталось. Ее насмерть затравил Слоан — перед всеми девицами над ней потешался. Не прошло и минуты, как и Фейсбук,[136] и Твиттер захлебывались от новой сплетни.

Восемь часов спустя я колочу в ее дверь кулаками. Едва мы пришли из школы, Надж заперлась у себя в комнате и даже обедать не вышла. Я ее понимаю, мне бы тоже никого видеть не хотелось.

Надо было вчера сразу накостылять этому кретину, чтобы неповадно было слухи про нас распускать.

— Надж! Открой! Давай воздушную кукурузу сделаем.

— Уходи, — раздается из-за двери ее слабый голос. — Не хочу на эту тему ни с кем разговаривать.

— А мы и не будем разговаривать. Обещаю. Я просто хочу на тебя посмотреть. Как ты там? Я тебя очень-очень прошу. Я тебе какао сделаю.

После минутного молчания слышу шарканье ног по комнате. Дверь открывается.

Лицо у нее опухло от слез. Она целый день в школе сдерживалась, а дома теперь весь вечер рыдает. Глаза красные, по щекам реки туши размазаны.

Ума не приложу, что с ней делать. Кукурузу и какао я уже предлагала. На большее фантазии у меня не хватает.

— В школе с каждой минутой все хуже и хуже становилось, — стонет Надж. — Утром все началось с дурацкой сплетни. А к концу дня я в какую-то парию превратилась. Они теперь говорят, что мне только в цирке выступать. Или в зоопарке меня показывать!

— Не обращай внимания, — бормочу я и обнимаю ее. — Я понимаю, противно, когда все нас, мягко говоря, за уродов держат. Но они же круглые дураки. У них одни сплошные предрассудки. А своего ума нет. Мы все это уже сто раз слышали. — Кладу ее голову себе на плечо. Надо было бы сначала полотенце подстелить. Но ничего, потом просохну. — Жалко, конечно, что Слоан таким кретином оказался, — утешаю я ее. — Зачем он тебе сдался! Ты себе лучше найдешь. Того, кто тебя с крыльями любить будет, такую, какая ты есть.

В глазах у нее такая тоска, что мне даже не описать.

— Да-а-а… Тебе легко говорить. Тебя сразу двое любят. — Она смотрит на меня вопросительно, а мне и сказать ей в ответ нечего. — А меня никто не любит. Никто.

Я почему-то чувствую себя ужасно виноватой.

— Это неправда. Мы тебя любим, вся стая. — Только сказала, как сама поняла, какую я чушь сморозила. Какая бы стая расчудесная ни была, какое тут может быть сравнение! Когда на тебя парень дышать боится, ходит за тобой по пятам, глаз с тебя не сводит — это… совсем другое дело.

Быстро стараюсь прогнать мурашки, вдруг побежавшие по спине при мысли о проведенной рядом с Диланом ночи.

— Послушай, мы отсюда скоро свалим, и ты этих кретинов больше ни разу в жизни не увидишь. До тех пор пока мы не станем богатыми и знаменитыми и они не прибегут к тебе просить у тебя автографы. А ты им жирную фигу покажешь. Тогда и посмотрим, кто над кем посмеется. — Я улыбаюсь и снова притягиваю ее к себе.

Но Надж моя идея явно не позабавила.

— Да когда ты наконец поймешь, что я никуда не хочу отсюда «сваливать». И «фигу им жирную» тоже не хочу показывать. — Она в воздухе рисует кавычки и сердито кричит: — Когда ж ты это поймешь наконец! Я только хочу… Хочу… — Голос у нее дрожит, и она снова захлебывается слезами. — Я только хочу им нравиться. — И, отвернувшись к стенке, она безутешно рыдает.

Опять. Что за черт!

— Солнышко мое. — Я сама понимаю, что сказать мне ей нечего. Я-то никогда никому не старалась нравиться. — Перестань, успокойся, все образуется. Сядь, посидим тихонько. — Я пытаюсь ее обнять и тут замечаю, что вся ее кровать усеяна обрезками смятой бумаги. Добрая половина ее глянцевых журналов для подростков искромсана, а рядом лежат раскрытые ножницы.

— Надж, это что?

Она хлюпнула носом и показала на стопку вырезанных фигурок:

— Это для моего альбома.

Беру несколько и рассматриваю — сплошные картинки смазливых моделей, лучезарно улыбающихся в камеру. И каждая в каком-то блестящем наряде и меховых сапогах. Фу! Перебрала всю стопку — модель за моделью, — и все-все одинаковые. Как она их только различает?

— Что ты такое в своем альбоме делаешь? — осторожно допытываюсь у нее.

Верхняя губа у нее предательски задрожала:

— Я хочу быть, как они, как эти девочки…

Я поднимаю брови:

— Ты хочешь стать моделью?

— Нет, я еще не совсем спятила. — Она смотрит на меня, как на сумасшедшую. — Я просто хочу быть нормальной. Я хочу быть как все. Мне надоело быть выродком.

— Надж, ничего хорошего в том, чтобы быть как все, нет, — начинаю я. Сдается мне, мы с ней на эту тему уже не раз беседовали.

— Скажи еще раз, что это слабость, хотеть иметь друзей, хотеть, чтобы тебя целовали, хотеть обычной человеческой жизни. — Она горько рассмеялась. — Что-то мне твои речи белохалатников напоминают. Думаешь, от того, что над нами в лаборатории экспериментировали, нас усовершенствовали? Ошибаешься. Никакие мы не усовершенствованные — мы мутанты-уроды. Вот и все.

Вот это да! Где та послушная славная Надж, с которой у меня никаких проблем никогда не было? Почти никогда. Передо мной фурия, разъяренная предательством понравившегося ей мальчишки и затравленная сворой размалеванных девиц подросткового возраста. Хорошо, она хоть в огнедышащего дракона не превратилась.

— К тому же были бы мы нормальными, никто бы за нами не гонялся и не пытался убить.

— Тут, скорее всего, ты права, — соглашаюсь я. — Но я тебе гарантирую, в школе все равно кого-то обязательно будут травить без всякой причины. Так уж жизнь устроена.

Надж отчаянно трясет головой.

— Нет! Не будут! Я знаю! У всех этих проблем только одно решение.

Ничего хорошего она сейчас не скажет.

— Какое же?

Она молча хватает ножницы с таким отчаянным видом, что меня захлестывает паника.

— Надж! Ты что?

Она отворачивается от меня и упирается взглядом в афишу на стене — вся стая с распростертыми крыльями кружит в воздухе. Надж хранит ее со времен наших авиашоу. Стремительно, будто перед ней свора ирейзеров, она метнула в постер ножницы. С глухим стуком ножницы вспороли ее крыло на картинке и пригвоздили его к стене.

В горле у меня застрял ком, а крылья под курткой дрогнули.

Надж схватила вырезанную из журнала стопку бумажных девчонок и прижала ее к груди.

— Выход только один: избавиться от крыльев, — говорит она подозрительно спокойным голосом. — Избавиться от них, раз и навсегда. Клянусь тебе, Макс, я это сделаю.


ДИЛАН | Цикл "Максимум Райд". Компиляция. Романы 1-8 | cледующая глава