Глава седьмая

Росс вернулся как раз вовремя, чтобы развеять страхи жены. А незадолго до восьми пришли Дуайт и Кэролайн.

Визит к дяде отрезвил Кэролайн. Несмотря на всё, о чем они условились, она решила незамедлительно рассказать ему о встрече с Дуайтом, но, увидев дядю, поняла, насколько сильно тот болен, и промолчала.

Демельза одновременно испытывала и волнение, и возбуждение, и к концу обеда ее заботливость помогла Кэролайн почувствовать себя свободнее.

— Как долго ты будешь отсутствовать, Дуайт? — спросила Демельза. — Еще не знаешь? Это всех нас волнует.

— Флотский хирург — ни рыба, ни мясо, но мне сообщили, что это назначение можно считать двухлетним или на до окончания войны. Смотря, что окажется короче.

— А если война продолжится и после этого срока?

Дуайт заколебался.

— Он останется. Всеми фибрами души чувствую, что совесть не позволит ему уйти, — вставила Кэролайн.

— Ну хоть раз ты переоценила мою совесть, — улыбнулся Дуайт. — После приезда Кэролайн мой патриотизм очень быстро улетучивается.

— Но вам же не придется ждать так долго, пока тебя не спишут с... — сказала Демельза.

— Нет. Думаю, она выйдет за меня замуж. Я в это верю. Как только я смогу сойти на берег. Через три месяца или через шесть... Никто не знает.

— А до этого? — поинтересовался Росс у Кэролайн. — Что вы будете делать?

— Останусь на какое-то время у дядюшки. Потом, может, вернусь в Лондон.

— Я бы предпочел, чтобы ты осталась здесь, — вмешался Дуайт. — Хороший воздух, а лондонский не подходит твоему здоровью.

— Ах да, знаете ли, — сообщила Демельзе Кэролайн, — все первое утро нашего примирения он потратил на то, чтобы послушать мою грудь. Верите ли, я поняла, что это смущает сильнее, чем любые супружеские ласки.

Дуайт сильно покраснел.

— Вздор, Кэролайн, тебя послушать, так все было хуже, чем на самом деле. Я потратил меньше, и присутствовала твоя горничная.

— О да, моя горничная присутствовала, что делало процедуру еще менее приятной. На какое обольщение может надеяться женщина со стороны человека, который уже рассмотрел её миндалины и зубы и пересчитал ей ребра при ярком свете дня?

Дуайт глотнул вина.

— Если хочешь знать, так позволь ответить. У тебя есть всё, чтобы меня соблазнить. Я люблю тебя и очарован всем, что ты делаешь, никакая медицинская помощь никогда меня от этого не излечит!

Дуайт сказал явно больше того, что ожидала Кэролайн, и чтобы спасти положение, Росс произнес:

— Когда Дуайт уедет, а вы останетесь у дяди, надеюсь, что вы будете приходить к нам на ужин раз или два в неделю. Так быстрее пролетит время.

— После отъезда Дуайта иногда я буду просыпаться с мыслью о том, не приснилась ли мне вся эта неделя. Думаю, мне следует приходить к вам, чтобы убедиться в обратном. Надеюсь, дядюшка поправится, и я смогу рассказать ему правду.

— Если возникнут любые затруднения, приходите прямо сюда, — предложил Росс.

— Мы дадим вам пристанище, насколько потребуется.

— Муж накладывает на вас большие обязательства, — сказала Кэролайн, взглянув на Демельзу перед ответом.

— Не больше, чем я бы сама хотела или захочу.

Именно Кэролайн в конце концов улыбнулась и отвернулась.

— Я уже говорила Россу. Это был просто каприз. Во всяком случае, может быть, война закончится на следующей неделе, и мне не потребуется ваша любезность. В Плимуте жена помещика нашептала мне новости про какой-то кощунственный пир, что французы устроили в Нотр-Даме. Это пахнет упадком, и я верю, что их вооруженные силы разложатся, особенно военный флот.

— В следующем году грядут перемены, раз я выйду в море, — произнес Дуайт, — уж вши точно заметят разницу.

В половине десятого из церкви Сола пришли славильщики, и Демельза вспомнила прежние рождественские праздники. Шесть лет назад в Тренвит неожиданно заявились Тренеглосы вместе с Джорджем Уорлегганом. Элизабет пела, и Демельза пела, впервые попробовала портвейн и полюбила его аромат и действие, несмотря на тошноту, потому что тогда носила Джулию, которая должна была родиться через четыре месяца.

А потом, два года спустя, когда она была здесь одна, и пришли те же славильщики, что и сегодня, хотя и в меньшем составе, и она пригласила их в дом, посочувствовала их бедам, волнуясь из-за своего нового статуса и стремясь вести себя как требуется, не подозревая, что через две недели Джулия умрет, а она распластается, опустошенная и больная.

И корабли, потерпевшие кораблекрушение во время ужасающего январского шторма, Росс, опустошенный, как и она сама, только еще хуже, страдающий и потерянный, спускающийся к берегу, кишащему дерущимися шахтерами.

В эту ночь хор заявился в полном составе и отличной форме. Их возглавлял дядюшка Бен Трегигл — нестареющий, со своими жидкими черными локонами, как у цыгана, и Мэри-Энн Трегаскис, и Шар Нэнфан, и Джонни Кимбер, и Бетти Каркик, чей муж погиб в стычке с таможенниками, и даже Сью Бейкер продралась сквозь псалмы, не свалившись в очередном припадке.

Когда хор ушел, все четверо сели вокруг камина и еще полчаса пили чай и ели домашний пирог. Затем Демельза, извинившись, их покинула. А вскоре за ней последовал и Росс.

Он отправился на шахту и какое-то время отсутствовал, а когда вернулся, Демельза все еще находилась на кухне и рассказала ему, что Кэролайн только что отправилась спать. Росс прошел в гостиную и обнаружил, что Дуайт тоже уже собирается.

— Мы подумали, что вы захотите немного побыть наедине, — пояснил Росс.

— Благодарю... И за всё остальное тоже.

— Не стоит благодарности.

— Не так часто кто-то может исправить чужие ошибки. Хочу рассказать тебе...

— И не пытайся. Иногда задиристость и драчливость предоставляет замечательное преимущество. И этому легко научиться. Наслаждайся счастьем, пока вы здесь.

— Так я и сделаю. Кэролайн...

— Чем больше я узнаю Кэролайн, тем сильнее ее уважаю, — Росс налил себе бренди, но поставил бокал нетронутым — больше ему не хотелось. — Я только на этой неделе начал ее понимать. У тебя будет вся жизнь, чтобы ее понять, и, как я полагаю, это произойдет уже вскоре. Она всегда будет скрывать свою доброту, как будто стыдясь её. Поздравляю тебя с удачей в выборе столь исключительной жены.

— Я желаю лишь того, чтобы она стала моей женой, — покачал головой Дуайт, — сейчас я отдал бы пару лет жизни за месяц на берегу. Но на этот раз её нельзя торопить... Похоже, Демельзе она нравится?

— Ну разумеется!

— Я спросил не просто так. Надеюсь, что ничего подобного не случится, но, возможно, меня не ждет впереди целая жизнь, чтобы по достоинству оценить Кэролайн. На войне не редко получают ранения. Не хочу быть мелодраматичным, но это возможно, и ей может потребоваться вся ваша дружба и помощь, даже если мы поженимся, как молодой вдове...

— А ты полагаешь, что мы не сможем этого обеспечить?

— Нет, нет...

Огонь почти угас, требовалось подбросить еще дров, чтобы хватило на ночь.

— На многие вопросы я бы не смог ответить за Демельзу, но на этот — смогу.

После ухода Дуайта Росс сходил за большими поленьями в кладовку, а когда вернулся с ними в гостиную, то обнаружил там Демельзу. Она стояла перед зеркалом, укладывая волосы.

— Они оба устроились? — спросила она, увидев мужа в зеркале.

— Да. Все хорошо.

— Надеюсь, Кэролайн ничего не потребуется. Джон оставил достаточно дров для ее камина, но думаю, они ей не пригодятся. Тебе понравился Лондон?

— Для краткосрочного визита — в достаточной мере. В следующий раз тебе стоит поехать со мной.

Демельза опустила руки и отошла в сторону, чтобы муж подбросил дров.

— Я удивляюсь, почему в Лондоне холоднее, чем здесь. У нас снег последний раз выпадал четыре года назад... Если бы Джулия была жива, ей бы уже было около шести.

Росс взял кочергу и стал разравнивать остатки углей.

— Я знаю... И ты... Хотя тебе еще только двадцать пять.

— Неужели я выгляжу настолько старше?

— Нет, обычно моложе. Но тебе пришлось так рано повзрослеть, поэтому ты уже набралась опыта... Иногда я чувствую, что ты по возрасту мне ровня. За эти шесть с половиной лет мы уже многое пережили вместе...

— И многое потеряли.

— Мы потеряли Джулию. Все остальное можно восстановить.

Демельза пожала плечами. Это было какое-то незавершенное отрицание, поскольку она наблюдала за Россом. Оба внезапно поняли, что настал тот миг, когда Росс собирался прорваться сквозь привычные уже чисто товарищеские отношения.

— Так значит, ты вернулся из Тренвита в целой сорочке.

— Да... За последние несколько недель, а точнее, пока ездил в Лондон, я понял, насколько глупа эта постоянная вражда, что этот яд причиняет больше вреда тому, кто испытывает неприязнь. Открытие не оригинальное, и, возможно, я не всегда смогу о нем помнить, но стоит попробовать. Именно это я и предложил сегодня Джорджу — что мы должны постараться жить без злобы.

— И что же он ответил?

— Ничего многообещающего, но я надеюсь, что поборов своё изумление, он сможет увидеть в этом предложении зерно истины.

— А Элизабет?

— А вот в ее отношении я не уверен, — Росс подбросил в камин два полена и, все еще сидя на корточках, взглянул на жену. Этим вечером выражение его лица было не таким настороженным.

— Демельза, я бы хотел поговорить с тобой о ней.

— Нет, я бы предпочла не слышать.

— Думаю, тебе придется. Перед отъездом я считал, что не стоит. Но другого пути нет.

— Росс, я уже обо всем забыла. Прошло столько времени. Мне кажется, если снова ворошить прошлое, ничего хорошего это не принесет. Я бы предпочла никогда об этом не говорить.

— Я знаю, но ведь о таком не позабудешь, правда же? Проблема лишь отложена в сторону, и только.

Демельза отошла от камина, чтобы получить передышку, расправила штору, погасила три свечи с одной стороны стола, так что мебель в углу погрузилась в глубокую тень, и рассеянно стала отряхивать подушку.

— Я хочу сказать, что Элизабет больше для меня ничего не значит.

— Не говори этого, Росс. Я не хочу, чтобы ты говорил больше, чем чувствуешь на самом деле...

— Но я и в самом деле...

— Да, сейчас. Но в будущем, может, в следующем месяце или в следующем году...

— Иди сюда, Демельза. Присядь, прошу. Послушай меня.

Минуту спустя она вернулась.

— Ты так отчаянно стремишься быть справедливой, не заниматься самообманом... Как можно лучше распорядиться тем, что имеешь... Но все, что у тебя есть... Постарайся мне поверить.

— Мне придется в это поверить?

— Да. Мне бы хотелось объясниться с тобой по поводу Элизабет. Думаю, ты должна меня понять. Я любил Элизабет ещё до того, как повстречал тебя. Эту привязанность я испытывал всю свою жизнь. Знаешь ли ты, каково это страстно желать чего-то всю жизнь, но знать, что никогда не получишь желаемого? Для него это подлинная ценность, имеет ли это ценность на самом деле или нет — не имеет значения. Мое чувство к тебе всегда было чем-то поддающимся исчислению, сравнению, земным и частью простой человеческой жизни. Но только не мои чувства к Элизабет. Поэтому, если бы то, что произошло в мае, никому не нанесло вреда, мне не о чем было бы сожалеть.

— Да? — спросила Демельза.

— Да. Потому что после случившегося я многое осознал, без сомнения, мне следовало полагаться на здравый смысл и чутье, чтобы предвидеть всё, и не испробовав на личном опыте, но увы. Если человек опускает планку идеальных отношений до уровня обыкновенных, это вовсе не означает, что пострадают обыкновенные отношения. После той ночи всё перевернулось с ног на голову, всё было непонятно. Когда это произошло, единственное, в чём я был твёрдо уверен, так это в том, что моя истинная и настоящая любовь предназначалась не ей, а тебе.

Демельза сидела неподвижно, бледная, прикрыв глаза, слегка сдвинув брови. Росс не видел и намека на то, что она борется с внутренними демонами, что ее обуревают противоречивые мысли и чувства. С одной стороны, нежелание слишком быстро капитулировать, показать слишком большую готовность к примирению, с другой стороны — поиски любви, которую теперь щедро предлагал Росс, хотя, вероятно, Демельза находила это недостаточным, ей требовалось не только это.

— Могу я задать вопрос?

— Конечно.

— И как же ты пришел к этому выводу, Росс? Что тебя к этому подтолкнуло? Ведь сам по себе опыт вряд ли оказался неприятным.

— Какой опыт?

— Предаваться любви с Элизабет.

— Нет... это далеко не так, — заколебался Росс, немного смутившись, — но я не искал лишь удовольствия. Я... видимо, это и было самым главным, я искал себе равную, и нашел ее в тебе, а не в ней. Элизабет не для меня.

— Может, это придет со временем. Может, ты был не слишком настойчив, Росс.

Муж взглянул на нее холодно.

— По-твоему, мне стоило?

— Ну, я не знаю подробностей твоего приключения, но мне кажется, ты несправедлив к Элизабет. Я не особо ее люблю, но она, по крайней мере, не легкомысленна. Полагаю, ты застал ее врасплох. Не удивлюсь, если поначалу она пыталась сохранять верность новому возлюбленному. Не знаю, сколько времени ты с ней провел, и как долго длились ваши ласки, но думаю, она успела показать свои лучшие стороны.

— Теперь ты защищаешь Элизабет?

— Может, да, а может, нет. Я защищаю женщин. По правде говоря, Росс, разве мужчины не обращаются с женщинами, как с низшими существами, как с движимым имуществом, которое вы можете возвысить и унизить по собственному усмотрению? Я... Я счастлива, что ты предпочел меня, и надеюсь, так всегда и останется. Но мне кажется несправедливым по отношению к любой женщине судить ее или осуждать из-за случайной интрижки. Мне бы не хотелось оказаться в таком положении. Хотя, признаюсь, я в нем недавно оказалась.

— О чем это ты?

Она медлила, не решаясь броситься в открывшуюся пропасть, но вдруг поняла, совершенно неожиданно, что это решающая проверка.

— Раз уж мы об этом заговорили, я должна кое в чем признаться. Я часто думала, что мне следует это сделать, но раз я стала тебе безразлична, это казалось уже не важным. Но теперь, если ты сказал правду, если ты и впрямь так считаешь...

— Конечно же, это правда.

— Тогда я должна сказать, прежде чем мы двинемся дальше, что во время посещения Бодруганов у меня была интрижка... Хотя она и закончилась не так, как твоя. Я поехала... Сам знаешь, в каком настроении я поехала на тот бал. После твоей встречи с Элизабет прошло всего четыре дня. Я страстно желала отомстить единственным путем, что был мне доступен. И когда дошло до дела, там как раз представилась возможность. Там был Малкольм МакНил.

— МакНил? — сказал Росс, — Тот...

— Да. Мы флиртовали весь вечер, а после он пришел ко мне в комнату.

Росс взглянул на нее.

— Не вини его, потому что я практически сама его пригласила. Но когда он пришел и стал ко мне приставать, то показался мне куда менее привлекательным, чем я могла бы вынести. Не знаю, какие качества привлекли меня в тебе, но знаю, какие качества ты во мне воспитал. Так что в конечном счете у нас ничего не вышло. Встреча закончилась не так радостно, как твоя с Элизабет. Он был очень зол.

— Бог мой, неудивительно!

— Вот видишь! Ты встал на сторону мужчины, так же как я — на сторону Элизабет...

— Нет! Пусть мне только попадется эта распутная свинья...

— Несправедливо ополчаться на него. Ты должен злиться на меня, если кто и...

Росс встал и медленно прошелся по комнате. Он постоял, сцепив руки за спиной, глядя на корешки книг на полке, но не разбирая ни одной буквы, а через некоторое время произнес:

— Не понимаю. Что между вами произошло? У тебя были к нему чувства?

— В свое время я считала, что кое-какие были, но не сейчас.

— Кое-какие, — эмоции вывели Росса из равновесия, — и ты позволила ему своевольничать в твоей комнате, с тобой...

— Ты представляешь, что я тогда чувствовала? Ты только что бросил меня ради Элизабет.

— И поэтому ты кинулась в объятья первого встречного.

— Не первого, Росс. Как минимум, четвертого.

Их взгляды встретились. Воцарилась гнетущая тишина.

— Боже ты мой, думаешь, я буду в восторге от твоей откровенности, когда прошло уже столько времени? — уныло произнес Росс.

— Может, мне и не стоило рассказывать, но не желаю тебя обманывать. Если мы хотим, чтобы между нами снова что-то возникло...

— Честность... Как далеко... как далеко вы с ним зашли?

— Не особо.

— Что ж, мне следует думать, что нет!

— Почему же, Росс? Что, женщине непозволительно вести себя так же, как ведут себя мужчины?

Он не стал потворствовать нарастающей злости.

— Что ж, я, конечно, не в восторге от такого отношения, что тогда, что сейчас! Я не горжусь своим визитом к Элизабет. Но это произошло в результате привязанности, длившейся с моей стороны больше десяти лет. Это не какая-то дешевая интрижка, подстегнутая вином, ради пошлого удовольствия между обедом и ужином!

— А Маргарет Воспер?

Демельзы ощущала, как колотится сердце и не хватает воздуха.

— Маргарет Воспер?

— Да. Эта особа тоже посетила бал. У тебя и к ней глубокая десятилетняя привязанность?

Росс едва её не ударил.

— Я провел с Маргарет лишь одну ночь, еще до того, как я встретил тебя. Думаю, тебе тогда было еще двенадцать. Я не мог хранить тебе верность, пока тебя еще кутали в пеленки, и не собираюсь начинать! Можешь придумать другое оправдание тому, что дала вояке доступ к своему телу?

— Как раз этого я не делала, Росс, и ты бы это понял, если бы выслушал, вместо того чтобы кипеть и сердиться. Я не смогла. Я поняла, что ничего к нему не испытываю. Не знаю, даст ли это тебе какое-то удовлетворение. Он его не получил.

— Откуда же мне знать, какое удовлетворение он получил?

— Росс... — Демельза уставилась на него невидящим взглядом, — что ты говоришь! После того, что ты сам рассказал... Ты думаешь...

Больше она не могла сказать ни слова.

— Откуда же мне знать подробности?

На пару секунд повисла мертвая тишина.

— Конечно, — сказала она, — откуда тебе знать...

И выбежала из комнаты.

Демельза бросилась наверх, дрожа не то от гнева, не то от боли. Вытащила из шкафа саквояж, с которым ездила в Уэрри-хаус. Покидала туда какие-то вещи. Совсем немного. Платье, туфли, несколько монет. Демельза стала сдирать с себя платье, дергая за крючки, разрывая кружево. Переоделась в дорожное. Сапоги, шляпка, хлыст. Всё это заняло слишком много времени. Слезы капали на руки. Она глотала ртом воздух, словно во всем мире его больше не осталось. В кроватке заворочался Джереми. Придется его покинуть. Позже она за ним пришлет. Нельзя его будить и тащить куда-то в ночь.

Вечер закончился кошмарно. Дуайт и Кэролайн примирились. А они — почти. Так хорошо всё началось. Вряд ли Росс стал бы говорить что-то еще. Но вот ведь понадобилось ей добиться признания вины! Нужно же было упомянуть МакНила! МакНила! Проверка, которая в результате ударила по ней самой. Демельза оглядела свою комнату, где жила с тех пор, как они поженились. Всё кончено. Только не здесь. Конец всему. Ничего не выйдет.

Она надела шляпку, приколола ее, но не смогла найти перчатки. Ничего, обойдется без них. Схватила саквояж. Шейную косынку. Нужно уйти побыстрее, иначе шум разбудит Джереми.

В коридор и вниз по лестнице. Росс. В дверях гостиной.

— Куда ты идешь?

Демельза уставилась на него горящими, как фонари, глазами, открыла входную дверь и вышла. Спотыкаясь, обогнула дом и оказалась во дворе, у конюшни. Придется взять Брюнетку, других верховых лошадей у них нет. Гимлетт оставил в конюшне фонарь. Демельза споткнулась и выронила саквояж, чуть не упала и бросилась к седлам. Вот ее седло. Брюнетка заржала. Демельза поднесла седло к кобыле и перекинула через спину.

Она много раз седлала лошадей, но теперь пальцы блуждали, где попало. Подпруга выскальзывала из рук. Брюнетка волновалась, чуяла спешку, это ее пугало. Другие лошади сгрудились в кучу и заржали, вспорхнула потревоженная летучая мышь и тщетно билась о балки потолка. Седьмое Рождество их брака. Что там написала Верити? Они все совершили ошибки.

Послышались шаги.

— Куда ты собралась? — спросил Росс.

Демельза не оглянулась, лишь отчаянно возилась с подпругой, которая перекрутилась и теперь не отстегивалась.

— Демельза.

— Я ухожу, — ответила она. — Как еще я могу поступить после...

— Ты уходишь к МакНилу?

— Разумеется, нет.

Он шагнул в конюшню. Наконец-то она распутала шлейку, но когда стала затягивать, седло съехало набок.

— Тогда лучше завтра, так для всех будет удобнее.

— Нет.

— Позволь мне, — сказал он и встал рядом, взял из ее рук подпругу и стал затягивать. В свете фонаря его лицо выглядело каменным.

Демельза резко отвернулась, чтобы спрятать от него лицо, пошла за саквояжем и принесла его к лошади. Росс молча закончил седлать кобылу и потянулся за уздечкой. Потом остановился, держа ее в руках.

— Когда ты пошла наверх, я всё пытался понять, как началась ссора, почему навалилась на нас так быстро, понять ее причину. Наверное, ты решила, что я говорю с тобой снисходительно, будто принимаю твои чувства за само собой разумеющиеся. Это так?

— Какая теперь разница?

— В общем-то никакой. Мои чувства к Элизабет теперь не имеют никакого значения, дело совсем не в этом. Но, тем не менее, я сказал тебе правду. Когда сегодня я ее увидел, то мои чувства получили подтверждение — я увидел незнакомого человека. Как странно! Там сидел незнакомец, даже недруг. Жена Джорджа. Мне жаль, что я ее ранил, как ранил и тебя, но прошлого не воротишь.

— Да.

Он надел уздечку и посмотрел на Демельзу.

— Привязать саквояж к седлу?

— Да, будь так любезен.

— Куда ты поедешь? Уже поздно.

— Я... На ночь — к Пэйнтерам. Пруди как-нибудь меня устроит.

— Ты вернешься за остальными вещами, или прислать с ними Гимлетта?

— Не знаю. Я сообщу.

— Прежде чем ты уйдешь, я бы хотел, чтобы ты знала — я не принимаю всерьез то, что произошло между тобой и МакНилом. Твой рассказ застал меня врасплох и поразил, меня тут же охватил гнев — или можешь назвать это ревностью. Но, разумеется, я не хочу, чтобы ты думала, будто я продолжаю чувствовать то же самое.

Демельза наугад повернулась, схватила поводья и повела Брюнетку к двери. Росс не сразу последовал за ней, а остался в конюшне, подбирая какие-то предметы, упавшие с полки. Она замешкалась, положила руку на стремя, чтобы его поправить, но не села в седло. Подошел Росс. Брюнетка сделала несколько шагов вперед и энергично дернула уздечку.

— Ты должна знать и кое-что еще, — продолжил Росс. — Как глубоко я сожалею, что ранил тебя тогда, в мае. Ты не заслужила подобного. И все эти месяцы... Представляю, что ты, должно быть, чувствовала. Хочу, чтобы ты знала. Если ты кинулась к МакНилу, я могу винить только себя.

Демельза бросила поводья и закрыла лицо руками во внезапном порыве отчаяния. Ей хотелось что-нибудь сказать, но ничего не приходило в голову.

Через пару минут Росс произнес:

— Если я скажу, что люблю тебя, тебя это расстроит? Ты по-прежнему предпочитаешь МакНила? Он еще здесь? Я бы заехал к нему завтра.

— Нет, Росс, он уехал, и мне на это плевать, совершенно плевать.

— Так почему ты уезжаешь? Ты не хочешь просто забыть мои слова?

— Не могу.

— Почему?

— Потому что это правда! Только я никогда этого не осознавала, пока ты не произнес. Ох, не знаю я, почему. Просто какая-то слепота. Просто невозможно об этом подумать... Невозможно с этим жить! Не знаю, что мне теперь делать.

Росс подошел ближе и привязал поводья к крючку.

— Может, обсудим это дома?

— Нет! Я не могу!

— Значит, ты не можешь меня простить.

— Я не могу простить себя.

— Полдарки вечно этим страдали, но я считал тебя слишком мудрой, чтобы подхватить эту заразу. Послушай, давай дойдем хотя бы до кухни. Не вижу причин не пойти на такой компромисс.

Он взял фонарь и подождал Демельзу. Она колебалась.

— Если хочешь, ты можешь уехать и через пять минут.

Она последовала за Россом на кухню.

Он открыл створку фонаря и зажег от него еще одну свечу. Огонек был слабым, но всё же что-то освещал. Демельза поежилась.

— Не так давно я дал одной паре хороший совет, но себе советовать всегда труднее. Если... — он запнулся и посмотрел на дверь в кладовку. В свете разгорающейся свечи они заметили под ней темное пятно. — Что это?

— Ой... это пиво! Я разливала его утром.

Демельза взяла у Росса свечу. Стоящий в кладовке бочонок покрывала пена, растекающаяся по полу. Демельза охнула и вернулась в кухню.

— Ты слишком рано его закупорила? — предположил Росс.

— Не знаю. Брожение закончилось, как мне показалось.

Она вернулась со шваброй и ведром. Россу хотелось сказать — брось это, испортишь платье, но он сдержался.

— Наверное, хмель, — сказала Демельза. — Помнишь, тебе показалось, что он не так пахнет.

Росс потянул пробку, и та с хлопком выскочила. Он ее понюхал.

— Мне следовало дождаться твоего приезда, — сказала Демельза.

Они убрали беспорядок. Всё провоняло пивом. Росс дважды вынес и опустошил ведро и, осмотрев бочку, вернул пробку на место. Теперь брожение закончилось. Можно ли употреблять пиво, станет ясно позже.

Когда они покончили с работой, казалось, им было уже нечего сказать друг другу. Кошмар ссоры испарился — естественным образом.

Росс передал жене полотенце, и Демельза вытерла руки. На манжете и подоле её платья остались следы пива. На мужа она не смотрела.

— В Корнуолле не найдется пьяницы, который бы вонял отвратительнее, чем мы сейчас.

Демельза вытащила носовой платок и вытерла нос, скрывая за ним лицо дольше, чем требовалось. Затем подошла к окну и распахнула его.

— Дорогая, в Лондоне я кое-что тебе купил. Хотел подарить завтра, но если вдруг завтра для нас не наступит, то лучше подарить сейчас.

Демельза не оборачивалась, пока Росс рылся в кармане, потом он подошел к ней и вложил в руку коробочку. Демельза с удивлением отметила, что пальцы не вполне её слушаются. Она раскрыла коробочку и увидела золотую брошь искусной работы с рубином в центре.

— Я не смог найти похожую на ту, прежнюю. Полагаю, это французская работа, а не итальянская. Работа не столь искусная, как на той, что мы купили у еврея.

— Очень красивая.

— Купил её на Чик-лейн, около Смитфилда. Почти случайно, просто шел той дорогой после второй встречи с Кэролайн. И еще вот это.

Демельза услышала, что он снова роется в кармане, и через минуту Росс вложил ей в ладонь упаковочную бумагу, под которой скрывалось гранатовое ожерелье.

— Ох, Росс, ты разрываешь мне сердце.

— Не думаю. Таким образом явно не получится. Если...

— Но это правда. Ты просто не знаешь, что творится у меня в душе.

— Давай обо всем забудем? Уверяю тебя, я это сделаю с радостью. Разве внутри нас не всё еще перебродило?

— Вообще-то, я не...

— Считай, что брошь — это долг, который я давно должен был отдать, а ожерелье — подарок на Рождество. И только.

— А у меня для тебя ничего нет.

— Смотри, оно вот так застегивается.

Демельза перебирала ожерелье пальцами, Росс взял у нее украшение и показал, как работает замок, а затем придвинулся, чтобы надеть ей на шею. На мгновение она отшатнулась, и Росс застыл с ожерельем в руках. Потом Демельза выпрямилась и позволила его надеть. То, что она приняла подарок, очень многое значило. Демельза задумчиво перебирала гранаты.

— Здесь нет зеркала, — произнес Росс, — пройдем в другую комнату.

— Не думаю, что хочу видеть себя сейчас в зеркале. Пока... пока не смогу увидеть себя в более... более благоприятном свете.

— Для тебя не существует неблагоприятного света, уверяю.

— Росс, ты же знаешь, что я не нуждаюсь и не ожидаю таких подарков...

— Я знаю. Но если ты полагаешь или подозреваешь, что подарками я надеялся снова купить твоё расположение, то ты права. Признаю. Так и есть, дорогая моя, любимая, обожаемая Демельза. Прекрасная, верная, чудесная Демельза.

— Ох, нет! — вскричала она, и снова на ее глазах выступили слезы. — Не говори так! Ты не можешь сейчас так говорить!

— А ты знаешь, как заставить меня замолчать?

— Ведь на самом деле ты так не думаешь! Я никогда еще не чувствовала себя так ужасно... Если мы помиримся, если намереваемся жить вместе, то, думаю, будет лучше, если ты еще какое-то время будешь со мной суров.

— Напомни мне на следующей неделе. Могу принять решение после Нового года…

— Я серьезно...

— И я серьезно, Демельза.

Поворачиваясь, она коснулась его руки.

— Удивляюсь, как у тебя еще остались деньги, чтобы добраться до дома. Так щедро. Мне бы хотелось тоже что-нибудь тебе подарить. Завтра Рождество и...

— Уже скоро двенадцать. Давай посидим немного, и Рождество наступит уже сегодня.