Глава двадцать вторая

Кастель Нуово

В бордовом кабинете императора висела тревожная тишина. Фридрих сидел за массивным столом, углубившись в свитки, лежавшие во множестве перед ним. Григорий почему-то был уверен, что это он делает для отвода глаз, а сам выдумывает наказание для нерадивого экспериментатора. Арсенал наказаний у человека с фантазией поэта был необъятен, поэтому Григорий ожидал наиболее изощренных пыток. Херр Шмидт недавно покинул кабинет императора, но Забубенный, столкнувшийся с ним в дверях, ничего не смог понять по его выражению лица.

Чтобы хоть как-то убить время механик-новатор стал изучать античные портреты, висевшие на стенах. Затем перешел на скульптуры. Начал с деталей одеяния Афины-Паллады. Но тут Фридрих, наконец, отложил свои бумаги и встал из-за необъятного стола. Сделав несколько шагов, император оказался у окна, сквозь которое был виден пирс, где еще полным ходом шли восстановительные работы.

– Отличное изобретение, – вдруг сказал он.

Забубенный не проверил своим ушам. О чем это он говорит? Теперь механик мог общаться с императором напрямую. Обучение у профессора Мюниха не прошло даром.

– Ты молодец, Грегор, – продолжил император, – твой технический гений дал нам в руки такой инструмент, с которым наши галеры смогут совершать маневры на воде вдвое быстрее, чем любые корабли врагов империи. Теперь мы будем только побеждать.

Забубенный все еще боялся вставить слово.

– Однако ты чуть не утопил моего юстициария, что прибыл ко мне из Палермо с новостями.

– Я не хотел, – пробормотал Григорий, – так получилось.

– Знаю, – прервал его Фридрих, – я тебя не виню. Галерой управлял херр Шмидт, а он часто теряет разум, когда дело доходит до его любимых механизмов. Особенно таких необычных, как придуманный тобой.

– Руль как руль, ваше величество, – осмелел понемногу механик и на всякий случай соврал, – у нас на Руси таких много.

Хотя и не видел на Руси ни одного похожего.

Услышав упоминание о Руси, император вдруг стал серьезным, словно сам недавно думал о том, что там происходит. Он снова сел за стол, переворошил лежавшие перед ним свитки. Но делиться своими сомнениями с механиком он не стал. По легенде, которую Констанция рассказала Фридриху по возвращении из плена, Забубенный был простым механиком из галицкого княжества, которого судьба занесла в Венгрию на заработки, где он и повстречал жену императора. О том, что он лично знаком с великим князем русичей, многими другими князьями и даже самим Субурханом, Констанция умолчала. Иначе, не избежать бы Забубенному допросов с пристрастием.

Но, вспомнив о прошлом, Забубенный и сам невольно призадумался. Что-то там твориться теперь? Что сталось с Путятой и Курей. Жив ли Егорша. Чем занят Владимир Рюрикович. Какие земли топчут его верные войска. Ведь механик-чародей Забубенный обещал князю вернуться, как только у Субурхана дела в колею войдут. И у монголов, похоже, все в порядке, да только куда уж теперь. Самому бы вернуться в колею. Сколько воды утекло с тех пор и возврата домой ему нет пока. Никто его там не ждет с добром. Пригорюнился механик, сам того не заметив.

– Впрочем, ты меня изрядно повеселил, – нарушил вновь повисшую тишину император. – А юстициария вообще следовало бы повесить за такие новости. Но я его пощажу. Пусть тебя потом благодарит за спасение и молебны служит.

«Да уж, этот отблагодарит, – подумал Забубенный, вспомнив, как вытаскивали из воды едва не захлебнувшегося начальника провинции Палермо, у которого от страха глаза были просто квадратными, – потом догонит и еще раз отблагодарит. Лучше уж без его благодарности прожить. Только что же он там за новости привез, раз его даже повесить хотят».

– Мы начинаем войну, – ответил на его мысли Фридрих, вдруг сменив тему, – свободные города в северных италийских землях снова объединились в ломбардскую лигу, которую возглавляет Милан. И папа римский поддержал этих мятежников против меня. Я должен наказать их, привести к покорности. Поэтому я собираю армию для похода и, прежде всего, мне нужны новые маневренные галеры, чтобы уничтожить генуэзский флот.

– А разве вы недавно не подписали мир с генуэзцами? – дерзнул уточнить политически еще не очень подкованный механик и добавил. – Я и не знал, что Милан входит в состав сицилийского королевства.

– Ты слишком любопытен, Грегор, но это простительно механику. Милан входит в состав Священной Римской Империи, которую я строю, – сообщил Фридрих вдохновенно и глаза его загорелись мечтательным блеском, – пройдет совсем немного времени, и моя великая империя будет простираться от берегов земель франков до дальней окраины восточных степей. А свободными в ней будут лишь те, кто подчиняется королевской власти.

«Понятно, – подумал Забубенный, – значит Милан еще не в курсе, что входит в его демократическую империю. Да и со степями тоже вряд ли скоро выйдет. Монголы о планах Фридриха не подозревают. Не исключено, что Субурхан сюда быстрее дойдет. Но, кто его знает, как жизнь повернется».

– Что до генуэзцев, – Фридрих отпил вина из стоявшего на столе бокала, – то мир с ними никогда не бывает долгим. Они слишком жадные.

– Ясно, – кивнул Забубенный, – когда нужно приступать к изготовлению рулей? Если работать на пару с господином Шмидтом, то мы управимся быстрее. В его домашних верфях можно построить целую рулевую фабрику.

Император снова встал и прошелся по ковру. Судя по всему, он обдумывал какой-то план. Или сразу два плана, как Юлий Цезарь, на которого он наверняка хотел быть похожим. «Странно, что он еще одновременно не пишет левой рукой стихи, – подумал Григорий, – а правой не вычеркивает лишние свободы из новых конституций».

– Моя армия скоро выступит в поход на север, – повторил Фридрих, – но ты, мой друг, отправишься на юг. В Палермо. Я дарю тебе мастерскую в порту моей столицы, вместе с рабами и слугами. Ты ее заслужил. Дарственную от казны на нее тебе передаст Райнальдо ди Аквино, юстициарий области Палермо.

Забубенный мгновенно вырос своих глазах.

– Простите, ваше величество, – все же уточнил Григорий, – это не тот юстициарий, галеру которого мы утопили?

– Он самый, – кивнул император, – но это не должно тебя сильно огорчать, Грегор. Галер у меня достаточно. Юстициариев тоже. Если Райнальдо утонул бы, я скоро нашел бы нового. Хотя он и толковый чиновник, каких мало.

– Значит, я должен отправиться на Сицилию, ваше величество, – повторил Забубенный услышанную только что информацию, словно старался заучить ее наизусть, – но что я должен там делать?

– Райнальдо принес мне еще одну новость, – сказал Фридрих, – африканские пираты из Махдии напали на мою колонию в Северной Африке на бывших землях Альмохадов, уничтожив городок Келибию и забрав с собой его казну. Город был богатым, в казне хранилось много золота. Я решил наказать пиратов, раздавив их гнездо. Заодно, необходимо уничтожить войска и присоединить к африканским владениям империи колонию генуэзцев, которая находится неподалеку от нашей.

– И все это должен сделать я? – удивлению Григория не было предела, – Но я не воин, ваше величество. Я только бедный механик.

– Уже не бедный, – произнес Фридрих с сарказмом, – наша милость велика. А у империи много земель и все они нуждаются в нашей опеке. Но, не беспокойся, Грегор, в сицилийском королевстве достаточно флотоводцев и без тебя. Наш ударный флот в этом африканском походе возглавит мой сын Манфред. А твоя задача за месяц оснастить для него новым рулем находящиеся в Палермо корабли. Херр Шмидт сделает то же самое по твоим чертежам здесь, в Неаполе.

У Забубенного отлегло от сердца.

– То есть мне самому не надо отправляться в Африку?

– Если это не понадобиться Манфреду, нет, – пояснил Фридрих, – ты можешь оставаться в столице и жить в свое удовольствие до моего возвращения.

Однако судьба распорядилась иначе. На следующий день к Фридриху прибыли послы от папы римского. Что они предложили императору, Григорий, естественно, не знал. Мог только догадываться. Наверняка, опять покориться воле всевышнего и отдать все деньги из казны королевства его святейшеству. Так или иначе, но настроение Фридриха резко изменилось. Послы уехали ни с чем, а император снова вызвал Григория.

И вместо того чтобы получить документы на собственность и спокойно отплыть в Палермо на постройку галер для африканской кампании, Забубенный остался в Неаполе. Две недели совместно с господином Шмидтом он занимался переделкой галер под новый руль, после чего Фридрих объявил, что ждать больше нельзя. Нужно немедленно выступать в поход. Забубенному предписывалось вместе с военным флотом, под руководством самого императора, немедленно отплыть к стенам Генуи, для того, чтобы проверить новые возможности руля прямо в бою. Дарственной на мастерскую Григорию, естественно, еще не передали. Слава богу, что император и юстициарию из Палермо велел присоединиться к флоту. Были у них какие-то незаконченные дела, которые нужно было решить безотлагательно.

Узнав об этом, Забубенный немного успокоился. Так хоть обладатель документов на его будущую недвижимость в Палермо будет находиться все время на глазах.

Хотя, какое к черту спокойствие. После слов императора о его собственных мастерских Забубенный целый день видел небо в алмазах и прикидывал, сколько у него теперь рабов в подчинении. Уже собирал вещи и предвкушал скорый день отплытия на Сицилию, в этот благословенный край. А когда получил новый приказ императора – все рухнуло в одночасье. Опять война! Черт бы ее побрал. И это в то время, когда все свободное королевство продолжает развлекаться в свое удовольствие. Особенно двор. «Ну почему всегда так происходит? – сокрушался Забубенный, – только жизнь наладится, все устроится, сложится. Кажется, еще чуть-чуть и вообще можно будет расслабляться, почивая на лаврах бесконечно долго. И тут раз – начальство придумает тебе новый головняк. Словно чувствует, когда лучше сделать гадость».

Забубенному не терпелось получить в руки документы, но разговор с юстициарием как-то не складывался. После того, что случилось у пирса, Григорий не рисковал лично подойти с вопросом к Райнальдо ди Аквино – так звали этого важного чиновника, чернобородого здоровяка лет сорока – сам же юстициарий тоже не стремился общаться с незадачливым механиком. А когда увидел его в день отплытия на галере, даже отошел к другому борту, сделав вид, что беседует о чем-то важном с чиновниками. Забубенный немного обиделся, хотя понимал, что у Райнальдо были причины так себя вести. Кому захочется общаться с человеком, который тебя едва не утопил. Фридрих ничего более к сказанному не добавил. И механику оставалось думать, что дарственную ему выдадут сразу же после успешных испытаний руля в боевых условиях.

Григорий спустился с кормы на палубу и, взявшись за ограждение, стал смотреть на эскадру боевых кораблей, покидавших Неаполь в это туманное утро. Их было пятьдесят шесть, из которых новым рулем удалось оборудовать только двадцать восемь галер. Еще почти столько же было оставлено в мастерских на попечение господина Шмидта, который должен был завершить работы и отправить корабли вслед за основными силами. Как полагал Фридрих, их хватит для нанесения мощного удара по Генуе.

Этот богатый город-государство, как понял наблюдательный Григорий, должен был стать первым в длинном списке городов, которые император намеревался снова привести к покорности. Одновременно с отправкой флота в поход выступило и сухопутное войско: больше пятнадцати тысяч конных сарацин, не считая пехоты. Сухопутный корпус должен был, обойдя папскую область, вторгнуться в северные италийские земли по суше, смести на своем пути очаги сопротивления мелких городов и осадить Болонью. А после ее взятия двинуться дальше на северо-запад к Генуе на соединение с войсками Фридриха. Затем по плану кампании, о которой Фридрих кратко рассказал Забубенному, объединенный корпус должен был, пройдя быстрым маршем земли бунтовщиков, осадить Милан – столицу непризнанной императором ломбардской лиги, не желавшей почему-то покоряться его всемилостивой власти. А всех, кто не желал ему покоряться добровольно, император обычно просто вешал или казнил другим способом. Сажают ли в здешних землях на кол, Забубенный не стал уточнять.

Однако не судьба Милана и Генуи волновала сейчас путешествующего поневоле механика. Он с тоской посмотрел на изящные башенки замка Кастель Нуово, возвышавшиеся на берегу над окрестными строениями и загрустил. За время неожиданной задержки в Неаполе Забубенный нашел таки средство повидаться с Констанцией прямо в ее резиденции. Точнее, средство нашла она сама.

Однажды поздно вечером, когда Григорий решил прогуляться по пирсу, вернувшись из обхода мастерских господина Шмидта, к нему бесшумно приблизился невысокий монах в черном балахоне и молча протянул записку. Забубенный, с наслаждением вдыхавший морской воздух на пустынном в этот час берегу, вздрогнул и отпрянул, словно к нему протянули руку с ножом. Дружбы с монахами в этом городе он завести еще не успел. Но монах, словно почуяв опасения Григория, чуть откинул капюшон, и взгляду изумленного механика предстал отрок Иблио.

– А это ты, – выдохнул Григорий, – ну, ты меня напугал, отрок.

И, осмотревшись по сторонам, механик осторожно развернул записку, написанную мелким почерком на крохотном куске очень дорогой бумаги. При неровном свете факела, чадившего у ворот склада, он прочел всего три слова, вполне разборчиво написанные по-русски: «Иди за ним».

Забубенный разорвал записку, еще раз осмотрел пустынный пирс и вопросительно посмотрел на Иблио.

– Ну, пошли, – проговорил, наконец, заинтригованный механик, у которого приятно защемило сердце.

Иблио накинул капюшон и неспешным шагом направился в город. Он повел Григория такими закоулками, где во время прогулок с профессором Мюнихом ему не приходилось бывать, но общее направление Забубенный все же угадал. Отрок вел его тайными тропами в замок Кастель Нуово, который был отделен от берега и ближайших домов вельмож высокой стеной и парком, где деревья росли так густо, что можно было заблудиться и разорвать об их колючие ветки всю одежду.

Неаполь уже почти спал. Простой люд утомился работать и давно отошел ко сну. Лишь богачи, проводившие жизнь в праздности, искали увеселений, час которых еще не настал. По дороге Забубенный повстречал лишь нескольких запоздалых прохожих и услышал обрывки ранней серенады, раздававшейся из-под окон особняка, принадлежавшего, судя по всему, одному из вельмож. Купцы жили в другом квартале. А вокруг замка жены императора могли селиться только знатные люди.

Когда Иблио привел механика в Кастель Нуово, то проникли они внутрь, само собой, не через парадный вход. В стене со стороны парка обнаружилась калитка, а за ней коридор, выводивший в большое и низкое помещение, а уже оттуда в апартаменты императрицы. Не говоря ни слова, Иблио привел Забубенного в полутемный зал, стены которого были сплошь разукрашены фресками с римскими мотивами, и оставил одного в полной тишине.

Григорий осмотрелся. В этом огромном зале горело лишь несколько небольших факелов, слабо разгоняя мрак по краям и заставляя его сгущаться в центре. Механик пробыл в неведении довольно долго. Сколько, не мог сказать с точностью, ему показалось, что прошла целая вечность. Но, когда рядом с ним в стене растворилась дверь, Забубенный впился глазами в женскую фигуру в длинном платье. Лица было не различить, но то, что это не фрейлина, механик понял сразу. Это была сама императрица.

– Заходи, Грегор, – позвал его знакомый голос, который он был лишен возможности слышать уже так долго. – Здесь никого больше нет.

– Неосторожно с вашей стороны, ваше величество, – заметил механик и шагнул в дверной проем вслед за императрицей, – нас могут заметить.

– Не беспокойся, Грегор, я приняла меры предосторожности, – ответила Констанция и пошла вперед, предлагая следовать за собой. И Забубенный проследовал с большим удовольствием.

Зал за дверью оказался маленьким и проходным. Пройдя через него, они попали в следующий, гораздо больших размеров. Едва оказавшись там, механик понял, что это не приемная. Здесь не было длинных столов и массивных кресел. Зато была огромная кровать с алым, вышитым гербами, покрывалом и десятком маленьких подушек. Ажурные окна императорских покоев, а их Григорий насчитал не меньше десятка, были заботливо закрыты тяжелыми шторами, сквозь которые даже в солнечный день не смог бы пробраться и лучик солнца. А сейчас, тем более, все тонуло во мраке. Тусклый свет давал лишь один-единственный канделябр с пятью свечами, горевшими на столе.

Рядом с постелью был накрыт столик, по бокам которого стояли мягкие кресла с изящными ножками. На столике, изрядно проголодавшийся за день механик – он ведь повстречался с Иблио как раз перед ужином – с радостью увидел легкие закуски, фрукты, вино и восточные сладости.

Оказавшись в покоях наедине с Констанцией, Забубенный, наконец, получил счастливую возможность приблизиться к ней, но, неожиданно, заробел. Такого он от себя не ожидал. Искусно расшитое платье так красиво облегало фигуру королевы, что у Забубенного даже дух захватило. До боли знакомые длинные черные волосы, не собранные в прическу, свободно падали на плечи. Грудь украшало ожерелье из драгоценных камней, которым механик даже не знал названия. Он смотрел на прекрасную женщину, вставшую у кресла, во все глаза, но боялся сдвинуться с места. Казалось, еще недавно он видел ее в лесу совсем другой, в разорванном, измазанном грязью платье. Со спутанными волосами. Без всяких драгоценностей. Но Забубенный вспоминал и не мог понять, когда она выглядела привлекательнее, тогда или сейчас? Она всегда была бесподобной. В любом образе.

Усилием воли Григорий вернулся в реальность. Хотя обстановка и навевала приятные мысли, но прошло столько дней после бегства из монгольского плена. Вдруг, она уже не хочет его знать, как любовника? Но тогда зачем позвала, тайком, поздним вечером.

– Грегор, – произнесла, наконец, женщина-призрак, вокруг волос которой блестел сейчас тонкий отсвет пламени свечей, – может быть, ты хочешь выпить вина?

– Да какое вино, – очнулся Забубенный и сделал резкий шаг вперед, – я так по тебе соскучился.

А потом все было, как в тумане. К вину они даже не притронулись. Зато измяли всю необъятную постель вдоль и попрек. Все случилось почти так, как тогда, в квадратной башне замка, захваченного монголами. Озверевший от страсти механик не отпускал утомленную королеву до самого рассвета, который они едва не пропустили. И лишь когда робкий свет стал пробиваться даже сквозь плотные шторы, Забубенный вспомнил о том, что его скоро могут хватиться.

Утром была назначена встреча с чиновниками императора, которые контролировали ход постройки галер, и Григорий должен был находиться на месте. Там, конечно, был херр Шмидт, наверняка, недоумевающий, где это болтается херр Грегор, когда нужно работать на благо империи. Но веры в дотошного немца не было. Он точно не прикроет. У немцев это не принято. Да и спрашивать будут с него самого, ведь работа поручена Забубенному лично императором.

С большой неохотой Григорий высвободился из жарких объятий испанки, преодолел бесконечную кровать и сполз на пол. Быстро одевшись и поцеловав на прощанье дремавшую Констанцию, он схватил яблоко со стола.

– Иблио проводит тебя, – шепнула ему красавица, – приходи сегодня же вечером.

Григорий с радостью обещал. А когда покидал дворец с удивлением, но не без удовольствия, вспомнил, что император и его жена, находясь в одном городе, обитают почему-то в разных дворцах. Каждый в своем. Днем Григорий иногда бывал по делам в канцелярии главного дворца Неаполя, который бурлил, словно паровой котел. Виделся с Фридрихом. А по ночам ему больше нравилось посещать Кастель Нуово, окрестности которого он скоро отлично изучил.

Так прошло несколько бесконечно счастливых дней, пока Фридрих не объявил, что на рассвете флот отправляется в поход на Геную. Само собой, Забубенному тоже было предписано явиться к месту сбора. Получив приказ, он едва смог дождаться ночи, пока явится Иблио, и шел в замок, постоянно обгоняя неторопливого монаха.

Пока что ему удавалось скрывать свои ночные отлучки от господина Шмидта, который, к счастью, не страдал излишним любопытством. Ему было, в сущности, наплевать, где шляется его напарник. Хотя, если бы он прознал, с кем именно встречается иноземный механик, то наверняка сильно удивился. Но любовники были осторожны, а Шмидт слишком занят. Для него главное заключалось в том, чтобы работа шла своим чередом. Немцы – скучный народ. Даже древние немцы. Григорий еще раз в этом убедился.

Но, тем не менее, работа шла. Забубенный, очень занятый по ночам, все же смог поставить дело на переданном ему участке верфи так, что процесс не тормозился. Галеры императорского флота обретали новые рули без задержек. А механик предавался любви с Констанцией и пребывал на седьмом небе от счастья.

Но этим утром они расстались раньше. Нужно было еще успеть взять с собой кое-что из вещей, прежде чем явиться на пирс.

– Будь острожен, Грегор, – сказала ему на прощанье Констанция. – Ты уплываешь с Фридрихом на войну, а он очень любит воевать. Это может затянуться надолго.

– Я постараюсь выбраться оттуда пораньше, – пообещал механик, обнимая ее, – в Неаполе мне нравиться гораздо больше.

– Я буду молиться, чтобы у тебя это получилось, – шепнула она ему на ухо.