24. Харибда и Сцилла

Франц Крес, конечно же, чересчур хвастался, когда говорил с такой необычайной любовью о рукоятке своего кинжала, да и рука его, ослабленная полученной раной, была недостаточно крепкой для удара.

Когда утренний холодок привел Магнуса в чувство, он ещё лежал на улице. Он медленно поднялся, оглянулся вокруг и дотронулся пальцами до своей головы, где ощущал сильную боль, потом увидел, что рука его в крови. Мало-помалу он вспоминал произошедшее накануне.

— Глупая скотина! — проговорил он. — Он думает, что убить Магнуса просто, как любого другого. Ну если бы он проткнул мне горло, тогда, понятно, был бы конец… Потому что когда шпага доходит до артерии, то…

Вдруг он смолк, а потом дико вскрикнул: только теперь он вспомнил все.

— Он забрал кольцо! — понял он.

Магнус сразу же вскочил и несколько мгновений смотрел под ноги, взглядом надеясь найти кольцо.

— Ах, бандиты, грабители! — закричал он. — Они меня обокрали, а я жив!

Магнус взвыл, точно дикий зверь, у которого только что отняли детенышей.

— Ну вот что: я убью тебя! — решительно произнес он. И потом, поскольку кольца, конечно же, нигде не было, широким шагом направился к тюрьме г-на де ла Герш. Арнольд де Брае сначала колебался, впускать ли его к арестованному. Начальник тюрьмы уже составил рапорт, все формальности были соблюдены — и г-н де ла Герш долен был теперь предстать перед трибуналом, — всякая связь с внешним миром была для него под запретом: это был вопрос военной дисциплины.

— Если вы не хотите, чтобы старый солдат умер обесчещенным, пропустите меня к нему! — просил его Магнус.

Офицер внимательно посмотрел на Магнуса: печать отчаяния лежала на его мужественном, изрубцованном лице.

— Ну ладно, войдите! Я все беру на себя! — разрешил наконец он.

Стражник проводил Магнуса по длинному лабиринту коридоров и, подойдя к железной двери, бесшумно открыл её, сняв с незаметных крюков, вмурованных в гранит.

Арман-Луи сидел перед столиком из светлого дерева, стоящим у слухового окна, откуда из-за густых решеток падал тусклый свет. Комната со сводчатыми потолками была чистая. Кроме стола, на котором лежала раскрытая Библия, здесь были ещё стул и кровать.

— Как, ты уже вернулся?! — крикнул г-н де ла Герш, увидев Магнуса.

Магнус показал ему свой окровавленный лоб.

— Господин граф, — заговорил он. — Бейте меня, презирайте меня, убейте меня! Называйте меня негодяем и разбойником! Я не буду обижаться… Ваше кольцо…

— Что же?

— У меня его больше нет, а я не умер!

Арман-Луи побледнел.

— Ах! Это последний удар! — прошептал он.

Но, потрясенный лишь в первое мгновение, Арман-Луи поднял затем свое мертвенно-бледное лицо и, ткнув пальцем в одну из страниц Библии, прочел:

— «На то Божья воля».

— И вы не проклинаете меня! Вы не плюете мне в лицо! Вы не называете меня предателем и изменником! Вы не лишаете меня жизни! — вскричал Магнус.

— Если ты исполнил свой долг, я прощаю тебя. Если тебе не повезло, я тебе сочувствую! — ответил ему г-н де ла Герш.

— Послушайте меня! Они схватили меня ночью, как волка, вышедшего на охоту: четверо против одного. Они повалили меня на землю, придушили, а потом пристукнули! По моим венам до сих пор струится холод смерти… Ах! Лучше бы я умер на самом деле! Негодяи! Я уверен теперь, что в зарослях деревьев, когда вы со мной говорили, кто-то был… Но я не придал вовремя этому значения…и я ошибся, я, старая лиса! О, я ещё подержу их на кончике моей шпаги однажды! Но вы, вы!..

Две слезы скатились по обветренным щекам старого солдата.

— Успокойся, Магнус, и иди с миром! Разве жизнь — не сражение, и разве оба мы не солдаты?

— Чтобы я пошел теперь с миром?!.. Я пойду по миру как дикий зверь, пока не буду отомщен!

Магнус задумчиво прошелся по камере, потирая свои грубые руки одна о другую.

— Так вы простили меня? — снова спросил он.

— Да, и лучше тому доказательство то, что я хочу дать тебе новое задание.

— Это задание поможет вытащить вас из этой тюрьмы? Арман-Луи покачал головой.

— Тогда давайте другое! Я сказал, что увижу короля, и я его увижу! Ах, я уже потерял столько времени!

Магнус платком остановил кровь, которая сочилась из раны и затекала на глаз, мешая смотреть, затянул свой пояс решительным движением человека, готового идти на любой риск, и сделала два шага к двери. Арман-Луи жестом остановил его.

— Ну а кому же ты хочешь, чтобы я поручил свое задание?.. Если ты отказываешься, я не знаю, кто бы другой взялся его выполнить! — воскликнул г-н де ла Герш, задумчиво глядя на него.

— Никто. Если речь идет о том, чтобы передать послание мадемуазель де Сувини, Арнольд де Брае, который охраняет вас, пусть займется этим: он молод, сердечные дела ему ближе, у него честное и открытое лицо, он и увидится с Адриен, которую вы любите. Но я хочу быть свободным: я хочу чтобы вы остались живы, и я не хочу, чтобы ваша кровь пала на мою голову, а для этого у меня не слишком много времени!

— Что ты намерен делать?

— Пока не знаю. Но если моя смелость, моя самоотверженность и моя воля способны что-то изменить, я спасу вас.

Выйдя из тюрьмы с сердцем, облегченным прощением г-на де ла Герш, но ещё более укрепившимся в мысли сделать все возможное, чтобы вырвать его из рук смерти, Магнус пошел по дороге к королевскому дворцу. Он не знал, как он проникнет к королю, знал только, что должен его увидеть, и, чего бы это ему не стоило, он добьется своего.

Оказавшись на площади перед входом в замок, он увидел большую толпу людей. Королевский конный эскорт стоял там в оцеплении часовых. Почти в тот же миг король Густав-Адольф показался на крыльце, обутый в сапоги со шпорами.

Магнус принялся расталкивать толпу, расступавшуюся под натиском его мощных локтей.

«Я подожду, когда он поравняется со мной, и брошусь к его ногам», — подумал Магнус.

Король вскочил на лошадь и понесся галопом. Эскорт всколыхнулся и последовал за ним. Множество возгласов приветствовало монарха.

— Господи, спаси-сохрани короля! — кричала толпа с воодушевлением.

— Куда направляется король? — спросил Магнус, приготовившись к рывку.

— Наш горячо любимый Густав-Адольф? — отозвался один из обывателей. — О! Он не теряет и минуты с тех самых пор, когда провидение вдохнуло в него святую идею освободить наших братьев в Германии. Он поехал на смотр кавалерийских полков новобранцев, что в десяти лье отсюда.

— Значит он покидает Карлскрону? Но он ведь должен вернуться к вечеру?

— Да нет же! — возразил кто-то другой. — Король собирает отряды в Эльфснабе, он намерен инспектировать их, а потом он…

Но Магнус уже никого не слышал, ведь Густав-Адольф уносил сейчас жизнь г-на де ла Герш, брошенную на круп своей лошади. Если уедет он, то где же искать капитана гвардейцев или таинственного графа де Вазаборга? Потоптавшись на месте, Магнус оттолкнул часового, который удерживал его в толпе, и устремился прямо через площадь вдогонку за королем.

Густав-Адольф только что повернул на улицу, в конце которой открывался длинный сводчатый проход. Часто случалось так, что в проходе его поджидала толпа, и Магнус надеялся догнать его там, прежде чем тот выйдет на просторы полей. Артиллерийский экипаж как раз проходил в это время под сводами. Магнус побежал с удвоенной скоростью. Он хотел крикнуть, но голос его затерялся в дорожной сумятице и грохоте копыт трех сотен лошадей, крушащих мостовую.

На мгновение королевский эскорт приостановился, и Магнус почувствовал, как возродились его силы: и он снова уже преодолевал препятствия, которые не мог обойти, и, кажется, он различал уже черты лица короля.

— Господи! Дай мне ещё три минуты! — взмолился он.

Но офицер, командовавший артиллерийским обозом, уже отдал распоряжения, и канониры выстроились со своими орудиями по обе стороны улицы, пропуская короля, который тотчас устремился со своим эскортом под своды прохода, где сплошным потоком шли всадники.

Магнус задрожал от напряжения и побежал ещё быстрее. Он тяжело дышал, пересохшее горло горело, он задыхался.

— Король! Король! — прокричал он из последних сил.

Но звук его голоса растворился в гуле передвигающейся толпы.

Сделав ещё одно усилие, он перескочил через тяжелую пушку, которая закрыла проход, вбежал под своды, пролетел под ними, подобно ядру, среди громовых проклятий, и, не разбирая, на кого натыкался и кого опрокидывал, выскочил на дорогу.

Королевский кортеж, точно вихрь, уносился теперь в глубь полей.

В глазах у Магнуса потемнело, будто надвинулось облако, застучали виски, в ушах засвистело — крик замер в его горле. Качаясь, он сделал ещё несколько шагов и, упав у межевого столба, зарыдал.

Женщины, возвращавшиеся с полей, остановились, удивленные при виде седобородого солдата со шпагой на боку, плачущего как дитя. Когда он поднял голову, он увидел их, стоящих над ним. Одна из женщин подала ему стакан воды.

— Да, я плачу, — сказал он им. — Потому что мой хозяин погиб!

От звука собственного голоса он, казалось, пробудился как ото сна.

— Погиб?! Нет, ещё не погиб!

Он выпил глоток воды и, поблагодарив женщину, принесшую ему стакан, попросил ее:

— Если у вас есть брат, муж, жених, помолитесь Богу за молодого человека, которого зовут Арман-Луи де ла Герш.

И решительным шагом Магнус вернулся в город.

Неожиданно только что он вспомнил об Аврааме Каблио и о его дочери Маргарите.

«Возможно, что в них — его спасение», — подумал он. Отец спас г-на де ла Герш, а г-н де ла Герш спас его дочь: к кому же из них стоило обратиться прежде всего?

Авраам был одним из богатейших купцов Швеции. Страстный кальвинист, имеющий в своем распоряжении десять вооруженных кораблей на службе у короля, он стало быть, пользовался большим влиянием среди министров. Маргарита же была связана с этим неведомым графом де Вазаборгом, имеющим свободный доступ к королю в любое время и в любом месте. Но, кроме того, Маргарита была женщиной и женщиной любимой.

— Так, выходит, что Авраам будет отдавать распоряжения, а Маргарита — действовать, — размышлял Магнус, продолжая путь. — У Авраама — голова, а у Маргариты — сердце. Что ж, тогда лучше к Маргарите!

Он побежал в трактир, оседлал лошадь и помчался а ней во весь опор.

При имени г-на де ла Герш двери дома, где уединилась дочь Авраама, открылись настежь.

Маргарита была одета во все черное, как вдова. Увидев человека, испачканного кровью, покрытого пылью и грязью, она отступила.

— Вы не узнаете меня? Я слуга господина де ла Герш, представился Магнус. — Господин де ле Герш — в смертельной опасности. Я пришел просить вас: «Спасите его!».

Он рассказал ей, что произошло в королевском саду.

— Великий Боже! Но речь идет о его жизни! — удивилась Маргарита.

— В том-то и дело! И потому я пришел к вам. Существует ли человек, которого зовут граф де Вазаборг?

— Да, — прошептала Маргарита, затрепетав.

— Этот человек живет при королевском дворе? Вы его знаете? И он действительно может пройти к королю когда захочет?

Маргарита оперлась дрожащей рукой о кресло.

— Верно, все так: когда он захочет, может пройти в любое время, — подтвердила она.

— Ну-ка, напишите же нужное словечко для графа де Вазаборга, чтобы он увиделся с королем безотлагательно и чтобы рассказал о господине де ла Герш. Ваше письмо я берусь передать ему, где бы он ни был.

Маргарита достала из комода шкатулку из слоновой кости, вынула из неё лист бумаги, написала на нем несколько строк, подписала и, сложив листок вчетверо, снова вложила в шкатулку.

— Вот, возьмите и езжайте с этим талисманом, — сказала она, вручая ему шкатулку. — Я могла воспользоваться им только ради себя или ради существа, которым я дорожу больше жизни… Но речь идет о господине де ла Герш. И вот я отдала его. Теперь скачите, не теряя ни минуты. Где бы ни был король, вы встретитесь с ним, клянусь вам. Скажите ему, что сын графа де Вазаборга и Маргарита Каблио просят за него.

Уже через минуту Магнус мчался по дороге, которой проследовал король.

— Ах, я знал, что следует бить по сердечным делам! — радовался он.

Но пока Магнус разыскивал два кавалерийских полка, которые Густав-Адольф собирался инспектировать, дело об «оскорблении величества» было передано в суд, и началось слушание. Суд длился не слишком долго. Было установлено место преступления, и хотя г-н де ла Герш был иностранцем, он все же ранил противника, против которого, по его словам, он первым обнажил шпагу — из чего следовало, что приговор был предопределен.

По окончании суда Арман-Луи был возвращен в тюрьму. В момент, когда дверь за ним должна была захлопнуться, г-н де ла Герш обратился к Арнольду де Брае:

— Сколько времени понадобится суду, перед которым я только что предстал, для исполнения приговора? — спросил он.

— Хотите знать правду?

— Я дворянин и солдат.

— Он будет оглашен сегодня же вечером.

— А когда будет приведен в исполнение?

— Завтра в полдень.

— То есть мне отрубят голову прежде чем пробьет двенадцатый удар?

— Да.

— По милости Божией, я умру как честный человек. Но есть одна особа, которой я хотел бы послать свои последние слова. Если я попрошу вас передать ей это прощальное послание, вы согласитесь?

— Я знаю вас, сударь, всего лишь несколько часов, однако вы завоевали мое уважение и мою дружбу. Приказывайте.

— Спасибо.

Арман-Луи снял со своего пальца кольцо, которое дала ему в прежние времена м-ль де Сувини, и, написал несколько строк на бумаге, вручил письмо и кольцо г-ну де Брае.

— Та, с которой вы будете говорить, однажды должна была стать графиней де ла Герш. Скажите ей, что имя её будет на моих губах перед моим последним вздохом.

Уже через несколько минут Арнольд де Брае предстал перед г-ном де Парделаном.

Офицер был принят в большой зале, в которой присутствовали м-ль де Сувини, Диана де Парделан и Жан де Верт. Несмотря на неудачи, для достижения своей цели Жан де Верт продолжал плести интриги при королевском Дворе.

— Мадемуазель де Сувини? — спросил Арнольд входя.

— Это я, сударь, — ответила Адриен и побледнела от дурного предчувствия.

Арнольд вынул из кармана письмо г-на де ла Герш.

— Прошу простить, сударыня, поскольку я имею честь впервые предстать перед вами, — сказал он. — Мой долг обязывает нанести вам самый страшный удар.

— Ах, дьявол! — прошептал барон, не ожидавший этого визита.

— Великий Боже! Господин де ла Герш! Что с ним? вскрикнула м-ль де Сувини. — Он…

Она не решилась продолжить, её потрясенное лицо говорило за нее.

— Господин де ла Герш, которого я только что покинул, — снова заговорил г-н де Брае, — поручил мне передать вам это письмо.

— Вы покинули господина де ла Герш и…

Вновь Адриен не могла говорить, самые страшные мысли приходили ей в голову: все, кажется, подтверждало их.

Взяв письмо, она ощутила уже под пальцами кольцо, которое когда-то снял я её руки на память Арман-Луи.

— Ах, он умер! — вскричала она.

Если бы м-ль де Парделан не поддержала её, она бы упала.

— Пока ещё нет! — вздохнул Арнольд.

Но, взяв себя в руки отчаянным усилием воли м-ль де Сувини сломала сургучную печать и увидела кольцо.

— Ах, сударь, что же это? — спросила она.

И, мертвенно-бледная, обезумевшая от страха, с блуждающим взглядом она протянула письмо г-ну де Парделану.

Г-н де Парделан взял его.

— Арман-Луи в тюрьме! Господин де ла Герш приговорен к смерти за преступление «оскорбление величества»!.. Как же так? Почему? — изумился он.

— Господин де ла Герш? Так он в Швеции? — спросил Жан де Верт с притворным удивлением.

Адриен схватила Арнольда за руку:

— Но, сударь, это невозможно! Он не мог этого сделать, он не виновен! Господин де ла Герш — сама честность. Убить его — это убийство!.. Его не казнят!.. Он ошибается! О, скажите же мне, что он ошибается!

Арнольд отвернулся, чтобы не видели, что он плачет. Адриен подбежала к г-ну де Парделану:

— Вы спасете его? Спасете? — умоляла она. — Вы же знаете его теперь, вы полюбили его, вам говорили, как он сражался в Ла-Рошеле?.. Вы не позволите умереть такому отважному дворянину!

— Да, да! Все, что в человеческих силах, я сделаю, ответил г-н де Парделан.

— И я вам помогу! — заверил его Жан де Верт.

— Тогда поторопитесь! — сказал Арнольд. — Счет идет на часы.

Адриен порывисто взяла за руки г-на де Парделана:

— Скорее идите к канцлеру Оксенштерну! Это самый влиятельный из министров: в отсутствие короля он его замещает.

И она выбежала из комнаты в сопровождении г-на де Парделана.

Диана не сводила глаз с Жана де Верта.

— А я, — сказал барон. — Попрошу содействия моих друзей.

— Ах, ничтожество! Он все это знал! — прошептала Диана.

И она вздохнула, подумав о том, что если бы Рено был в Швеции, этой бы страшной беды не случилось бы с Арманом-Луи.

Через некоторое время Адриен и г-н де Парделан вошли в кабинет канцлера.

Адриен сразу же упала в ноги влиятельному министру.

— Господин де ла Герш!.. — выпалила она.

И больше говорить она не могла, у неё пропал голос. Канцлеру уже было известно все, что произошло накануне. Он знал подробности дела и предвидел страшный приговор, который должен был покарать арестованного. В преддверии будущей войны, когда дуэли, как эпидемия, поразили шведскую армию, возможно ли было, — если требовалось поддерживать дисциплину, — нарушать закон и отменить приговоры? Такого мнения придерживался канцлер, а политическая обстановка придавала ему ещё больше твердости и суровости.

Однако отчаяние м-ль де Сувини взволновало его. Он поднял её с полу.

— Еще не все потеряно. Король может смилостивиться, — сказал он.

— Ах, если бы король был в Карлскроне, разве я была бы здесь? — воскликнула Адриен.

Старый министр улыбнулся.

— А вы, — снова заговорила она, — не можете ли вы послать депешу и приказать отложить казнь, или сделать что-то еще, чтобы его спасти?.. О, сжальтесь, прошу вас!

Адриен покачнулась и повисла на руках министра. Он позвонил в колокольчик.

— Мне нужны все документы, касающиеся дела господина де ла Герш и его ареста, — вставая из-за стола, обратился он к вошедшему чиновнику.

Г-н дн Парделан понял, что надо уходить.

— Господин канцлер, — сказал он. — Господин де ла Герш мой родственник. Я проливал кровь, служа Швеции и её королю. Добавьте эту кровь на весы правосудия, которые будут решать судьбу арестованного.

Канцлер Оксенштерн в ответ только поклонился.

«Да, возможно, я прислушивался бы к жалобам, ни будь я министром королевства, которое собирается всецело броситься в страшную войну, — подумал канцлер после того как г-н де Парделан вышел, увлекая за собой м-ль де Сувини, которая едва держалась на ногах. — Но если бы я все же услышал их, что стало бы с армией, кампании которой стоят жизни стольким хорошим солдатам, и так дорого обходится королю и Швеции гибель многих отважных офицеров?!»

Адриен не осмелилась спросить что-либо г-на де Парделан, и он также в свою очередь боялся заговорить с нею. Он был слишком искушен в языке придворных чинов, чтобы составить для себя неверное представление о решении министра.

— Девочка моя! — заговорил он наконец. — Доверьтесь Богу. Если канцлер не отзовется на ваши просьбы, ещё у меня есть друзья, и, кроме того, я разыщу короля, а если он будет слишком далеко для того, чтобы я мог надеяться попасть к нему до наступления рокового часа, мне придется спросить совета у своего отчаяния: я соберу моих солдат; моя рука, послужившая Швеции, ещё может держать шпагу, и пусть мне придется подвергнуться множеству смертельных опасностей, я сниму господина де ла Герш с плахи.

— Ах, но по какому же праву я сделаю сиротой вашу настоящую дочь? Я должна сказать вам: «Не делайте этого!» — вздохнула м-ль де Сувини.

Она возвращалась в замок г-на де Парделана, леденея от ужаса, который почти лишил её способности думать. Каждый звук, доносившийся до нее, будь то барабанная дробь, шум толпы или поступь эскадрона на марше, — все казалось ей сигналом к казни. Иногда она загоралась надеждой. Ей казалось невозможным, что молодость, рыцарское великодушие, храбрость, честность Армана-Луи могут быть брошены на плаху палачу. Вероятно ли, что г-на де ла Герш, исповедовавшего религию чести, обнажавшего шпагу лишь ради того, чтобы постоять за правое дело, казят как преступника! Все её чувства восставали при мысли об этом. И если такое случится, пусть всякое правосудие провалится сквозь землю!

Часть дня прошла в этих раздумьях, где смутные надежды чередовались с грозными страхами. Адриен покидали силы. Диана плакала подле нее. Г-н де Парделан ещё не вернулся, не было и Жана де Верта.

— Ах, но могу же я хотя бы увидеться с ним! — вскрикнула Адриен.

И она помчалась в тюрьму к г-ну де ла Герш.

В мрачном молчании стояла тюрьма. Навесной мост был поднят, охрана удвоена. Арнольд медленно прохаживался вдоль рва. Похолодев при виде этих черных стен, откуда не доносилось ни звука, Адриен молитвенно сложила руки и устремилась к офицеру:

— На один час, на одно мгновение увидеться бы с ним! — взмолилась она.

Но с утра уже поступили новые распоряжения: было категорически запрещено пропускать кого-либо к заключенному. Все мольбы, все уговоры вконец измученной м-ль де Сувини были напрасны. Несмотря на лихорадочную дрожь, от которой голос его срывался и дрожал, Арнольд был непреклонен. Он был солдат и подчинялся приказам.

— Если бы речь шла о моей собственной жизни, я отдал бы её вам, — сказал он. — Но в данном случае речь идет о моей чести офицера.

— Но ведь он погибнет! — вскричала Адриен.

— Кроме короля, есть ещё Бог! — ответил Арнольд.

Ни с чем возвращались они домой. Диана уводила с собой м-ль де Сувини, похожую на живой труп.

Подавленная, сотрясаемая нервной дрожью, м-ль де Сувини упала в кресло: она не могла больше ни плакать, ни рыдать, ей казалось, что жизнь уходила из нее, как кровь вытекает из раны, капля за каплей. Ее даже смутно радовало это. Единственной надеждой теперь оставалась для неё надежда умереть одновременно с г-ном де ла Герш.

«Он увидит, как я любила его», — думала она.

В таком крайне подавленном состоянии донесшийся до неё голос барона Жана де Верта привел м-ль де Сувини в дрожь: барон хотел говорить с ней, причем говорить наедине.

— Оставь меня! — крикнула Адриен Диане.

Диана стояла в нерешительности.

— Я не люблю этого человека! — сказала она.

— А я, неужели ты думаешь, что я люблю его? Но, быть может, речь пойдет об Армане-Луи! Уйди!

Диана вышла и промчалась мимо Жана де Верта, не ответив на его приветствие.

— Еще немного терпения, и я буду отмщен, — прошептал барон.

Адриен, которая только что была не в состоянии сделать и шага, подбежала к нему.

— Вы пойдете к г-ну де ла Герш, не правда ли? — спросила она.

— Да.

— Ах, сударь, — молитвенно сложив руки, проговорила Адриен, — могу ли я надеяться? Скажите же!

— Думаю, не на что…но также возможно и все уладить.

— Приказывайте же! Что нужно делать?

— А вы действительно искренне готовы пойти на все?.. На все?! Подумайте хорошенько!

— Меня оскорбляют ваши сомнения.

— А если речь пойдет именно о вас?

— Обо мне?! — заколебалась Адриен.

— Выслушайте меня внимательно, сударыня. Ставка сделана на жизнь человека, и потому я буду говорить с вами открыто. А после вы скажете мне свое решение.

Он предложил ей сесть и устроился рядом с ней.

— Господин де ла Герш обречен, — сказал он.

— Но канцлер…я виделась с ним…он обещал мне…

— Канцлер подписал приговор.

— А король?

— Его величество король в двадцати лье отсюда, а может, ещё дальше. А с первым ударом часов, бьющих полуденное время, господин де ла Герш выйдет из тюрьмы, чтобы проследовать к месту казни.

Адриен пыталась сказать что-то, но побелевшие её губы не могли произнести больше ни слова.

— Однако, если вы захотите, я смогу увидеться с королем. Благодаря талисману, которым я обладаю, я смогу добиться у него помилования.

М-ль де Сувини подняла на Жана де Верта умоляющие глаза: гнев, обида, испуг, удивление — все смешалось в них.

— Вы можете его спасти… Вы уже пробовали сделать это?! — спросила она.

— Нам надо объясниться, сударыня, — ответил ей Жан де Верт. — Я не из тех рыцарей, которые бросаются во всякого рода авантюры, чтобы донкихотствовать и защищать обиженных. Когда я даю в долг, я требую, чтобы мне вернули причитающееся. Ничего даром не давать — таков мой принцип.

Адриен почувствовала как колотиться её сердце. Она начинала понимать.

— Вы знаете, сударыня, — продолжал Жан де Верт, — что ваша рука обещана мне господином де Парделаном, но вы мне решительно отказали и продолжаете отказывать; я же хочу её получить. Согласитесь — и я, клянусь вам, употреблю все свои силы, чтобы спасти господина де ла Герш.

— Вот чего вы хотите!.. Но вы просите оплатить это кровью!

— Я ненавижу господина де ла Герш так сильно, как люблю вас, и все же готов спасти. Зачем мне делать это, если вы не будете моей?

— Но я не люблю вас!

Жан де Верт встал.

— Вы знаете мои условия, — сказал он. — Я их не обсуждаю. Вы хотите стать женой Жана де Верта — да или нет? Вот и все. Если вы говорите «да», я еду, я встречаюсь с королем, я добьюсь, чтобы канцлер отложил время казни и, возможно, спасу господина де ла Герш от смерти. Если вы скажете «нет», значит, именно вы тем самым убьете его!

— Ради всего святого, сжальтесь!

Жан де Верт перевел взгляд на большие башенные часы, движение стрелок которых можно было видеть из окна комнаты.

— Каждая уходящая минута сокращает жизнь господина де ла Герш. Смотрите, чтобы не было слишком поздно.

Он сделал несколько шагов к двери.

Адриен упала на колени.

— Ах, это ужасно! — вскрикнула она.

Жан де Верт обернулся.

— Вы так меня ненавидите? И вы хотите, чтобы я спас его? О, не надейтесь на это! Я полон любви, которую вы зажгли в моем сердце. Я — боготворю вас, неужели же я безрассудно отдам вас этому непримиримому врагу?.. Если вы могли так подумать, вы не знаете Жана де Верта! Я не прощаю никогда! Можете говорить, что я жестокий, кровожадный, твердокаменный, хищный как тигр. Ради Бога — называйте как хотите! Я люблю вас! Дуэль между мной и господином де ла Герш — без перемирия и без пощады. Он побежден — и я этим пользуюсь! Не надо меня обвинять: однако слова будет довольно, чтобы спасти его, и это слово ваши губки отказываются произнести. Если его голова упадет — значит, вы этого хотели. Вы будете ответственны за кровь, которая прольется. Смотрите! Время идет!.. Прощайте!

— Постойте! — крикнула м-ль де Сувини, схватив Жана де Верта за руку.

— Вы согласны?

— Он будет спасен?

— Чего вы боитесь? Если мне это не удастся, вы будете свободны.

— Ладно, я согласна! Если он будет жить, моя рука будет принадлежать вам.

— Рассчитывайте теперь на меня! — сказал Жан де Верт. И, коснувшись губами ледяной руки Адриен, он вышел.

Возможно, в большей степени, он полагался на свой титул посла, чем на кольцо Армана-Луи. Да и мог ли шведский король в чем-либо отказать чрезвычайному послу Его величества императора Фердинанда в тот самый момент, когда этот посол сбирался отбыть?

Он знал, что король Густав-Адольф, покинув место стоянки двух кавалерийских полков, где шел смотр, вновь приближался к Карлскроне, чтобы отправиться в Эльфснаб. Он был почти уверен, что встретится с ним.

Увидев, что Жан де Верт шел по галерее с высоко поднятой головой, Диана, напуганная его победным видом, стремительно вышла к Адриен.

Она застала её бледной, с лихорадочным блеском в глазах.

— Я видела Жана де Верта, — сказала м-ль де Парделан. — Он улыбался — это напугало меня.

— Ты не знаешь еще… Он спасет господина де ла Герш. — Он!?

Адриен утвердительно кивнула головой.

Но, видя её бледность, лихорадочный блеск глаз и нечто необъяснимое в лице, м-ль де Парделан догадалась: что-то ужасное угрожало Адриен.

— Боже милостивый! — сказала она. — И какую же цену он запросил?

Грудь м-ль де Сувини сотрясли рыдания.

— Ах, ты же знаешь! Ты все знаешь! Я выхожу за него замуж! — вскричала она.

— Вот ничтожный!.. И ты согласилась?.. Ах, бедная Адриен!

— Я хочу, чтоб он жил! И потому я сдержу обещание…но взяв мою руку, Жан де Верт получит лишь труп!

— Адриен! — вскричала Диана.

Но Адриен высвободилась из объятий м-ль де Парделан. — И ты могла подумать, что живая, я буду принадлежать тому кого ненавижу? Пусть только он спасет Армана-Луи, а я умру!