Введение

Мировой кризис, спровоцированный пандемией коронавируса, не имеет аналогов в современной истории. Нас нельзя обвинить в преувеличении, когда мы говорим, что они погружают наш мир в целом и каждого из нас индивидуально в самые сложные времена, с которыми мы сталкивались на протяжении поколений. Это наш определяющий момент - мы будем иметь дело с его последствиями в течение многих лет, и многое изменится навсегда. Это приводит к экономическому разрушению монументальных масштабов, создавая опасный и нестабильный период на нескольких фронтах - политическом, социальном, геополитическом - вызывая глубокую озабоченность по поводу окружающей среды, а также расширяя охват (пагубные или иные) технологий в нашей жизни. Ни одна отрасль или бизнес не будут защищены от воздействия этих изменений. Миллионы компаний рискуют исчезнуть, а будущее многих отраслей остается неопределенным; некоторые будут процветать. На индивидуальной основе для многих жизнь, которую они всегда знали, рушится с пугающей скоростью. Но глубокие экзистенциальные кризисы также способствуют самоанализу и могут таить в себе потенциал для трансформации. Линии разломов в мире - в первую очередь социальное разделение, отсутствие справедливости, отсутствие сотрудничества, провал глобального управления и лидерства - теперь обнажены как никогда раньше, и люди чувствуют, что пришло время для переосмысления. Возникнет новый мир, контуры которого мы можем представить и нарисовать. провал глобального управления и лидерства - теперь они как никогда разоблачены, и люди чувствуют, что пришло время для переосмысления. Возникнет новый мир, контуры которого мы можем представить и нарисовать. провал глобального управления и лидерства - теперь они как никогда разоблачены, и люди чувствуют, что пришло время для переосмысления. Возникнет новый мир, контуры которого мы можем представить и нарисовать.

На момент написания (июнь 2020 г.) пандемия продолжает ухудшаться во всем мире. Многие из нас задумываются, когда все вернется на круги своя. Короткий ответ: никогда. Ничто никогда не вернется к «нарушенному» чувству нормальной жизни, которое преобладало до кризиса, потому что пандемия коронавируса знаменует собой фундаментальный переломный момент в нашей глобальной траектории. Некоторые аналитики называют это серьезной бифуркацией, другие - глубоким кризисом «библейских» масштабов, но суть остается той же: мир, каким мы его знали в первые месяцы 2020 года, больше не существует, растворенный в контексте пандемии. . Грядут радикальные изменения таких последствий, что некоторые эксперты называют эру «до коронавируса» (BC) и «после коронавируса» (AC). Мы продолжим удивляться как быстроте, так и неожиданному характеру этих изменений - поскольку они объединяются друг с другом, они вызывают последствия второго, третьего, четвертого и более порядка, каскадные эффекты и непредвиденные последствия. Поступая таким образом, они сформируют «новую нормальность», радикально отличающуюся от той, которую мы постепенно оставим позади. Многие наши убеждения и предположения о том, как может или должен выглядеть мир, будут разбиты в процессе.

Однако широкие и радикальные заявления (например, «все изменится») и черно-белый анализ по принципу «все или ничего» следует применять с большой осторожностью. Конечно, в реальности будет гораздо больше нюансов. Сама по себе пандемия может не полностью изменить мир, но, вероятно, ускорит многие изменения, которые уже имели место до ее вспышки, что, в свою очередь, приведет в движение другие изменения. Единственная уверенность: изменения не будут линейными, будут преобладать резкие скачки. COVID-19: The Great Reset - это попытка определить и пролить свет на предстоящие изменения, а также внести скромный вклад в определение того, на что может напоминать их более желательная и устойчивая форма.

Давайте начнем с рассмотрения вещей в перспективе: люди существуют около 200000 лет, самые старые бактерии - миллиарды лет, а вирусы - по крайней мере, 300 миллионов лет. Это означает, что, скорее всего, пандемии существовали всегда и были неотъемлемой частью истории человечества с тех пор, как люди начали путешествовать; за последние 2000 лет они были правилом, а не исключением. Из-за своей изначально разрушительной природы эпидемии на протяжении всей истории доказывали, что они являются силой для длительных и часто радикальных изменений: разжигая беспорядки, вызывая столкновения населения и военные поражения, но также вызывая инновации, меняя национальные границы и часто прокладывая путь революциям. Вспышки вынудили империи изменить курс - например, Византийскую империю, когда она поражена чумой Юстиниана в 541-542 годах - а некоторые даже исчезли совсем - когда императоры ацтеков и инков умерли вместе с большинством своих подданных от европейских микробов. Кроме того, авторитетные меры по их сдерживанию всегда были частью политического арсенала. Таким образом, нет ничего нового в ограничениях и ограничениях, наложенных на большую часть мира для борьбы с COVID-19. Это была обычная практика на протяжении веков. Самые ранние формы заключения пришли с карантином, установленным в попытке сдержать Черную смерть, которая между 1347 и 1351 годами убила около трети всех европейцев. Исходя из слова quaranta (что по-итальянски означает «сорок»), идея заключения людей на 40 дней возникла без реального понимания властями того, что они хотят сдержать, но эти меры были одной из первых форм «институционального общественного здравоохранения». это помогло узаконить «наращивание власти» со стороны современного государства.^[1] Срок 40 дней не имеет под собой медицинских оснований; оно было выбрано по символическим и религиозным причинам: и Ветхий, и Новый Заветы часто ссылаются на число 40 в контексте очищения - в частности, 40 дней Великого поста и 40 дней потопа в Бытии.

Распространение инфекционных заболеваний обладает уникальной способностью подпитывать страх, беспокойство и массовую истерию. При этом, как мы видели, это также бросает вызов нашей социальной сплоченности и коллективной способности справляться с кризисом. Эпидемии по своей природе вызывают разногласия и травмируют. То, против чего мы боремся, невидимо; наша семья, друзья и соседи могут стать источниками инфекции; те повседневные ритуалы, которыми мы дорожим, например встреча с другом в общественном месте, могут стать средством передачи; и власти, которые пытаются защитить нас, применяя меры лишения свободы, часто воспринимаются как агенты угнетения. На протяжении всей истории важным и повторяющимся образцом был поиск козлов отпущения и твердое возложение вины на постороннего. В средневековой Европе евреи почти всегда были среди жертв самых громких погромов, спровоцированных чумой. Один трагический пример иллюстрирует это: в 1349 году, через два года после того, как Черная смерть начала бродить по континенту, в Страсбурге в день святого Валентина евреи, которых обвиняли в распространении чумы, загрязняя городские колодцы попросил преобразовать. Около 1000 человек отказались и были заживо сожжены. В том же году еврейские общины в других европейских городах были уничтожены, что вынудило их массово мигрировать в восточную часть Европы (в 000 отказались и были сожжены заживо. В том же году еврейские общины в других европейских городах были уничтожены, что вынудило их массово мигрировать в восточную часть Европы (в 000 отказались и были сожжены заживо. В том же году еврейские общины в других европейских городах были уничтожены, что вынудило их массово мигрировать в восточную часть Европы (в Польшу и Россию), постоянно меняя демографию континента. То, что верно для европейского антисемитизма, также применимо к подъему абсолютистского государства, постепенному отступлению церкви и многим другим историческим событиям, которые в немалой степени можно отнести к пандемиям. Изменения были настолько разнообразными и распространенными, что привели к «концу эпохи подчинения», положив конец феодализму и крепостному праву и положив начало эпохе Просвещения. Проще говоря: «Черная смерть могла быть непризнанным началом современного человека».^[2] Если такие глубокие социальные, политические и экономические изменения могут быть спровоцированы чумой в средневековом мире, может ли пандемия COVID-19 ознаменовать начало аналогичного поворотного момента с долгосрочными и драматическими последствиями для современного мира? В отличие от некоторых прошлых эпидемий, COVID-19 не представляет новой экзистенциальной угрозы. Это не приведет к непредвиденным массовым голодам, крупным военным поражениям и смене режима. Целые группы населения не будут ни истреблены, ни перемещены в результате пандемии. Однако это не означает обнадеживающего анализа. На самом деле пандемия резко обостряет уже существующие опасности, которым мы не могли адекватно противостоять слишком долго. Это также ускорит тревожные тенденции, которые накапливались в течение длительного периода времени.

Чтобы начать разработку значимого ответа, нам нужна концептуальная основа (или простая мысленная карта), которая поможет нам задуматься о том, что происходит, и направить нас в осмыслении этого. Идеи, предлагаемые историей, могут быть особенно полезны. Вот почему мы так часто ищем обнадеживающий «мысленный якорь», который может служить ориентиром, когда мы вынуждены задавать себе сложные вопросы о том, что изменится и в какой степени. При этом мы ищем прецеденты с такими вопросами, как: Похожа ли пандемия на испанский грипп 1918 года (который, по оценкам, унес жизни более 50 миллионов человек во всем мире тремя последовательными волнами)? Может ли это быть похоже на Великую депрессию, начавшуюся в 1929 году? Есть ли какое-то сходство с психологическим шоком, нанесенным 11 сентября? Есть ли сходства с тем, что произошло с SARS в 2003 году и H1N1 в 2009 году (хотя и в другом масштабе)? Может ли это быть похоже на великий финансовый кризис 2008 года, но намного масштабнее? Правильный, хоть и нежелательный, ответ на все эти вопросы: нет! Ни один из них не соответствует масштабам и характеру человеческих страданий и экономических разрушений, вызванных нынешней пандемией. В частности, экономические последствия не похожи ни на один кризис в современной истории. Как отмечали многие главы государств и правительств в разгар пандемии, мы находимся в состоянии войны, но с врагом, который невидим, и, конечно, метафорически: «Если то, что мы переживаем, действительно можно назвать войной, это конечно нетипичный. Ведь сегодняшнего врага разделяет все человечество ».[3]

Тем не менее, Вторая мировая война может даже стать одним из самых важных ментальных якорей в попытках оценить, что будет дальше. Вторая мировая война была типичной трансформационной войной, вызвавшей не только фундаментальные изменения в мировом порядке и мировой экономике, но и повлекшая за собой радикальные сдвиги в социальных установках и убеждениях, которые в конечном итоге проложили путь для радикально новой политики и положений социального договора (например, присоединение женщин к рабочая сила до того, как стать избирателями). Очевидно, что между пандемией и войной есть фундаментальные различия (которые мы рассмотрим более подробно на следующих страницах), но величина их преобразующей силы сопоставима. Оба могут стать трансформирующим кризисом ранее невообразимых масштабов. Однако следует остерегаться поверхностных аналогий. Даже при наихудшем ужасном сценарии COVID-19 убьет гораздо меньше людей, чем Великие чумы, включая черные смерти, или Вторая мировая война. Более того, сегодняшняя экономика не похожа на экономику прошлых веков, основанную на ручном труде, сельскохозяйственных угодьях или тяжелой промышленности. Однако в сегодняшнем в высшей степени взаимосвязанном и взаимозависимом мире влияние пандемии выйдет далеко за рамки (уже ошеломляющей) статистики, относящейся «просто» к смерти, безработице и банкротствам.

COVID-19: Великая перезагрузка написана и опубликована в разгар кризиса, последствия которого будут разворачиваться в ближайшие годы. Неудивительно, что все мы чувствуем себя несколько сбитыми с толку - чувство, столь понятное, когда случается сильный шок, приносящий с собой тревожную уверенность в том, что его результаты будут одновременно неожиданными и необычными. Эта странность хорошо уловлена

Альбер Камю в его романе 1947 года «Чума»: «Однако все эти изменения были, в определенном смысле, настолько фантастическими и происходили так стремительно, что было непросто рассматривать их как постоянные».^[4] Теперь, когда над нами происходит немыслимое, что будет дальше, сразу после пандемии, а затем в обозримом будущем?

Конечно, еще слишком рано говорить с какой-либо разумной точностью, что повлечет за собой COVID-19 с точки зрения «важных» изменений, но цель этой книги - предложить некоторые последовательные и концептуально обоснованные рекомендации о том, что может быть впереди, и сделайте это как можно более полно. Наша цель - помочь читателям осознать многогранность грядущих изменений. По крайней мере, как мы будем утверждать, пандемия ускорит системные изменения, которые уже были очевидны до кризиса: частичный отход от глобализации, растущее разъединение между США и Китаем, ускорение автоматизации, опасения по поводу усиленного наблюдения, растущая привлекательность политики обеспечения благополучия, рост национализма и последующий страх перед иммиграцией, растущая мощь технологий, необходимость для фирм иметь еще более сильное присутствие в Интернете, среди многих других. Но он мог выйти за рамки простого ускорения, изменив вещи, которые раньше казались неизменными. Таким образом, это может спровоцировать изменения, которые до пандемии казались немыслимыми, такие как новые формы денежно-кредитной политики, такие как деньги на вертолеты (уже само собой разумеющееся), пересмотр / корректировка некоторых из наших социальных приоритетов и расширенный поиск общего блага как политическая цель, понятие справедливости, обретающее политическую силу, радикальные меры социального обеспечения и налогообложения, а также радикальные геополитические преобразования.

Более широкая идея заключается в следующем: возможности для изменений и результирующий новый порядок теперь безграничны и ограничены только нашим воображением, к лучшему или к худшему. Общества могут стать либо более эгалитарными, либо более авторитарными, либо ориентированными на большую солидарность или больший индивидуализм, благоприятствуя интересам немногих или многих; экономики, когда они выздоравливают, могут встать на путь большей инклюзивности и быть более приспособленными к потребностям нашего глобального достояния, или они могли бы вернуться к нормальной работе, как раньше. Вы уловили суть: мы должны воспользоваться этой беспрецедентной возможностью, чтобы переосмыслить наш мир, чтобы сделать его лучше и устойчивее, когда он возникает по другую сторону этого кризиса.

Мы осознаем, что попытка охватить объем и широту всех вопросов, рассматриваемых в этой книге, - огромная задача, которая может быть даже невозможна. Тема и все связанные с ней неопределенности колоссальны и могли бы заполнить страницы публикации в пять раз больше этой. Но нашей целью было написать относительно краткую и простую книгу, чтобы помочь читателю понять, что происходит во множестве областей. Чтобы как можно меньше прерывать поток текста, справочная информация появляется в конце книги, а прямые ссылки на авторство сведены к минимуму. Публикуется в разгар кризиса и когда ожидаются новые волны заражения, он будет постоянно развиваться с учетом меняющейся природы предмета. Будущие издания будут обновляться с учетом новых результатов, последних исследований,

Этот том представляет собой гибрид легкой академической книги и эссе. Он включает теорию и практические примеры, но в основном носит пояснительный характер, содержащий множество предположений и идей о том, как может и, возможно, должен выглядеть постпандемический мир. Он не предлагает ни простых обобщений, ни рекомендаций для мира, движущегося к новой нормальной жизни, но мы надеемся, что это будет полезно.

Эта книга состоит из трех основных глав, предлагающих панорамный обзор будущего ландшафта. В первом оценивается влияние пандемии на пять ключевых макрокатегорий: экономические, социальные, геополитические, экологические и технологические факторы. Во втором рассматривается воздействие на микроуровне для конкретных отраслей и компаний. Третья гипотеза предполагает характер возможных последствий на индивидуальном уровне.