на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Глава девятая

Город шепотов

Любые советы, любые наказы, любые предостережения – слабеют со временем. Исключений я не знаю.

Шестеро прокляли Аркус и земли, что на сотни лиг раскинулись вокруг него. Они запретили ходить туда, ибо это пробуждает тьму.

Но шли века и…

Люди всегда одинаковы. Они тянутся к запретному, стоит лишь страху ослабить оковы.

Кто-то идет ради новых территорий, кто-то за богатствами, а кто-то из простого любопытства, показной храбрости или глупости. Первый известный мне случай, когда земли юга Единого королевства, сейчас называемые герцогством Треттини, решили вновь освоить, относится к прошлой эпохе. Король, имя которого давно забыто, направил отряд в десять тысяч человек, чтобы изучить, исследовать и принять под корону все, что будет найдено. Он не слушал даже возражений волшебников, и люди его сгинули. А потом и он сам. А потом и Единое королевство. В нашу эпоху также предпринимали попытки изучить пустоши. Герцоги Треттини, искатели сокровищ, авантюристы, дураки и ученые из Каренского университета. Те, кто ходил вдоль границы, вернулись, не найдя ничего интересного. Те, кто забирался далеко – не возвращались никогда. Несколько раз, в темные годы, из этой земли являлась тьма, обликов которой я здесь не перечислю. Она напоминала нам, что слова Шестерых все еще верны – лучше не беспокоить Мертвые земли, забыть туда дорогу. Тогда, возможно, и они не будут беспокоить нас.

Из исследований земель, называемых герцогствами.Книга пятая. Герцогство Треттини.

Лавиани развязала веревку на поясе и стянула через голову опостылевшее, но вполне хорошо послужившее одеяло. Рубашка липла к спине, было жарко, как в тигле, и из ярко-охряной, кое-где ядовито-желтой голой земли, из-под камней, из трещин, разломов, невидимых щелей и из-под каждой кочки тоже – то и дело совершенно неожиданно вырывались клубы пара.

Белого, сизого, даже оранжевого. Разумеется, горячего. А иногда обжигающего, настолько кипящего, бьющего под давлением так сильно, что попади под его струю – и вареное мясо тут же слезет с костей. Пар клубился, поднимался, бурлил вокруг них, словно облака, но едкие, пахнущие то тухлыми яйцами, то серой, то чем-то совсем незнакомым.

Они шли, буквально увязая в пару, как муха вязнет в липкой паутине, радуясь, когда налетавший ветер резал его на слои, пытаясь пробить.

– Вот и твой вулкан, рыба полосатая, – буркнула Лавиани.

Шерон, старавшаяся дышать неглубоко, вопросительно посмотрела на нее.

– Черные кристаллы на побережье. Ты говорила, что взорвалась гора. Вот где-то здесь она и взорвалась. Чуешь ее дух? Так воняют бродячие вулканы Соланки, уж я-то их запах хорошо помню.

– Отсюда до моря довольно далеко, – засомневался Тэо.

– Ну так и гора не кучка коровьего навоза. Уж если метнет взрывом – так на лиги.

– Что здесь случилось? – Бланке приходилось идти еще более осторожно, чем прежде. Она слышала, как кипит вода в лужицах, иногда чувствовала горячее смрадное дыхание на своем лице и тепло земли через подошву ботинок.

– Катаклизм, – услышала женщина голос акробата. – А может, гнев Шестерых упавший на Аркус, поддержавший Вэйрэна. Магия исказила землю.

– И заставляет ее вонять, словно отрыжка пьянчуги. – Лавиани сунула руку под рубашку, почесала саднящую спину. – Что?

– Мертвый недалеко от нас. – Шерон смотрела куда-то вправо, за кратеры с бурлящими лужицами, расположившиеся на земле, точно оспины на лице.

– Мне поискать его или он сам придет, чтобы я не утруждалась? – сойка на всякий случай положила ладонь на рукоять фальчиона.

Указывающая чуть прищурила глаза, и Лавиани махнула рукой:

– Шутка не удалась. Ладно. Идем поглядим.

Человек лежал на боку, поджав под себя ноги. Лавиани, перевернув его, узнала контрабандиста, с которым торговалась на берегу.

– Его убили? – спросил Тэо, не спеша приближаться к телу.

– Нет, рыба полосатая. Пар ударил вон оттуда и обварил его… Сварил заживо. Дурная смерть.

– Любая смерть дурна, – негромко произнесла Шерон.

– Кто я такая, чтобы спорить с той, кто может ее подчинять своим желаниям, – пробормотала Лавиани, присаживаясь на корточки перед телом и запустив руку мертвецу под рубаху.

– Что ты делаешь? – нахмурился акробат, наблюдая, как женщина неспешно и обстоятельно проверяет каждый из карманов.

– Сорок марок, попрыгун. Сорок, дери их шаутты, увесистых монет, которые я заплатила этим прощелыгам за проезд. Как по мне, так они не выполнили условий сделки, и я имею полное право вернуть деньги назад. Хотелось бы, конечно, с процентами, словно ринийский ростовщик, но придется довольствоваться тем, что есть. И не надо этих твоих неодобрительных взглядов. Ты не один из Шестерых.

– Да я ничего не говорю.

– Вот и не говори. – Она поднялась на ноги и, немного подумав, вытерла ладони о скатанное в валик одеяло, прикрепленное к ремню. – Проклятье! У него нет моего золота. Ну, ничего. Где один покойничек, там рядом и второй. А коли мы нашли второго, так и за третьим дело не заржавеет. Следы свежие, они опережают нас часа на два, не больше.

Они покинули дымящуюся местность с бурлящими грязевыми лужами, спускаясь все ниже и ниже, словно бы по слабо наклоненному столу. Земля все равно оставалась теплой и продолжала дышать жаром. Мягко и тяжело, словно задремавший больной, пытавшийся справиться с лихорадкой.

– Странная местность, – сказала Шерон.

– Это последствия, – глухо произнес Тэо. – Последствия выбора Вэйрэна и гнева Шестерых.

Все было перемолото. Разбито. Перемешано. Вмято. Оплавлено. Разорвано. Перетянуто и раскидано. Словно кто-то огромный, куда больше гиганта, которого они встретили, лупил огненным молотом без всякого разума, и следы этих ударов лежали перед путниками.

Вся местность оказалась усеяна воронками, в самую маленькую из которых мог легко поместиться двухэтажный дом. Даже спустя века земля оставалась оплавлена и кое-где блестела матовым темным стеклом, на котором не задерживались ни пыль, ни песок и не росли никакие растения. Один из ударов угодил в высокую скалу, под углом срезал ее вершину, как нож срезает кусок ветчины, и эта часть съехала вниз, рухнула в долину, перегородив ее, споря размерами с замком.

Им пришлось больше часа идти до нее, а затем искать путь, чтобы миновать преграду. Там, где «нож» коснулся камня, поверхность стала идеально ровной и зеркальной. Тэо провел по ней рукой и сказал:

– Более скользкая, чем лед. По ней можно было бы катиться, не лежи она на боку.

За скалой начиналось и вовсе не вообразимое. Долина вздыбилась и лопнула, как гнойник, зияя колоссальным кратером, разбросавшим по округе черные граненые кристаллы, но не такие, как на побережье, а большие.

Очень большие.

Тут все обладало размерами, словно бы желающими поспорить с самим понятием «огромный».

– Это как? Это вообще как, рыба полосатая? – мрачно спросила сойка, глядя в сторону кратера.

Из него потоком поднималась ярко-изумрудная вода и терялась в небе, исчезая без следа. Водопад наоборот.

Тэо, потянув носом воздух, сказал осипшим голосом:

– Магия асторэ.

– Да ну? – Лавиани не испытывала никакого почтения. – А эти камни? Да. Вон те. Величиной с вола, что притворяются воробушками и порхают туда-сюда, все время меняя направление? Тоже асторэ постарались?

– Не знаю. Это остатки магии очень древней, она едва ощущается.

– Едва ощущается… зато отлично просматривается. Слушайте, следы ведут туда, прямо через это безумие и… я в растерянности. Кажется, у меня получилось нанять придурков, полностью лишившихся разума. Что их туда гонит? Вот через это все? Да еще с такой скоростью? Они уже много часов не отдыхают, потому мы никак не можем их догнать. Я бы на месте ублюдков развернулась и задала стрекача. Как можно дальше от такого.

– Или кто гонит, – произнесла Бланка, доселе молчавшая и дышавшая тяжело.

– У тебя есть предположения? – повернулась к ней Шерон.

– Статуэтка. Я чувствую ее все это время, и сейчас она не такая, как раньше. Словно ей надо туда.

– Куда?

– Туда, – женщина мотнула головой вперед. – Люди идут, куда она хочет, а думают, что хотят они. Но принимает решение за них кто-то другой. Поэтому моряки и не сворачивают, спешат напрямик.

– С нами такого эффекта не было.

Госпожа Эрбет растянула губы в холодной улыбке:

– А мы так похожи на обычных людей? Вы – точно необычные. А я… не знаю, что я такое. Или же здесь, рядом с Аркусом, другие правила. Могу поручиться, что она заставляет их идти вперед, спешить. Тащит на невидимом поводке, словно псарь нерадивую собаку.

– Собаку? – Лавиани сморщила нос. – Скорее уж тупую овцу на заклание. Вот только хотела бы я знать, кто мясник. И еще… в очередной раз предлагаю забыть об Ариле и отправиться обратно. Уверена, наш новый высокий друг без проблем пропустит через свои земли. Забудем это путешествие как странный глупый сон. Что? Нет? Ну и дураки. Возможно, она тащит и вас – всех троих, а вы просто не замечаете этого… Подумайте о таком варианте.

Множество тонких, с нитку, ручьев, теплых и пахнущих горячим металлом, сливались в более крупные, а затем незаметно для глаз превратились в реку с рыжеватой водой. Она лентой петляла через очередную долину, край которой скрывала слабая сизая дымка. Там, за ней, угадывалось нечто, имеющее форму, но расстояние оказалось слишком большим, чтобы Тэо мог разобрать в этих призраках хоть какие-то знакомые детали.

Река стала настолько широкой, что частенько приходилось держаться скалистых отвесных отрогов, цепляя их плечами, перелезать через лежащие на заросшей тропе камни и идти очень медленно, что порядком раздражало Лавиани. Она не позволяла им остановиться, велела есть холодное мясо на ходу, желая как можно скорее покинуть это место.

– Нечего нам делать на развалинах Аркуса.

– Сомневаюсь, что мы идем через места, где был древний город, – возразил ей Тэо.

– Да ну? А чего тогда тут все так перепахано? Точнее, перерыто, словно позабавились безумные кроты с огненным дыханием? Город перемололо, камня на камне не осталось, сами же мне говорили.

– Мы не успеем. – Шерон не стала спорить, был здесь город или нет. – Идем целый день, лучше остановиться до наступления темноты.

Лавиани скрипнула зубами, упрямо не желая признавать правоту слов указывающей.

– Ты могла облегчить нам жизнь. Прямо там, на берегу, – наконец произнесла она.

– Да? – небрежно спросила указывающая.

– Отчего ты не послала за ними с десяток твоих слуг? Все было бы гораздо проще.

– Возможно, просто не пришло в голову.

– Только не тебе. Вот я об этом как-то не подумала, хотя столь рациональное решение лежало прямо перед нами. Перед тобой. Так в чем же дело?

Бланка, слушая их разговор, лишь поджала губы, явно не одобряя сойку, но та была не из тех, кто отступал.

– Не хотела использовать мертвых, – не стала отрицать Шерон.

– Шаутт меня дери! Ты некромант! У тебя в крови использовать мертвых! Чем эти покойники из-под воды, что доволокли нас до берега, отличаются от того же Ярела?!

– Ярел это заслужил. А они нет.

– Рыба полосатая, девочка! Этим покойникам сотни лет. Ты беспокоишься о мертвых, которых давно никто не помнит.

– Я помню! И я не стану использовать их по любому своему капризу.

– Капризу?! – возмутилась сойка. – Этот, как ты называешь его, «каприз» стоил нам нескольких дней погони, потери сил и совершенно неизвестно, к чему он нас приведет. Если думать рационально…

– Нет, – отрезала Шерон холодным тоном. – Это опасно. В первую очередь для меня. Мильвио предупреждал о таком. Нельзя использовать силы смерти бездумно, иначе изменишься слишком сильно. Ты не представляешь, как они ненавидят меня, как желают, чтобы я перестала их мучить, подарила покой. Это постоянное напряжение, ожидание, что не справишься, что они бросятся на тебя или на тех, кто рядом с тобой, стоит лишь допустить малейшую ошибку. Я не желаю такого. И не поступлю так без очень большой необходимости.

Лавиани уже открыла рот, чтобы привести следующие аргументы, но заметила, как Тэо качает головой, и махнула рукой.

– Ладно. Чего уж теперь жалеть. Вот. Здесь остановимся.

Ночь они провели во влажном, покрытом галькой коротком распадке между скалами и рекой.


Сойка растолкала их еще до рассвета, пребывая в дурном настроении.

Шли осторожно, пока небо бледнело, затем розовело, а после колебалось, не зная, что выбрать – голубой или серый. С севера наползали низкие облака, грозящие привести за собой стада туч, куда более многочисленные, чем овцы безымянного гиганта, оставшегося далеко позади.

День обещал быть не менее трудным, чем прежние.

Все так же вдоль берега широкой реки, вольготно растекшейся по безымянной долине, появившейся после войны прошлого. Несколько часов они молчали, ничего не говоря друг другу, слушали лишь шум немного ускорившейся воды в русле, свое дыхание, да стук камешков, то и дело выкатывающихся из-под подошв.

Тэо, ведший Бланку, негромко сказал себе под нос:

– Хм.

Лавиани оглянулась через плечо, хмурясь, но и не подумала спрашивать, к чему это «хм» относится. Много чести.

– Хм… – вновь раздалось за спиной, а затем шаги смолкли, когда он остановился, и вместе с ним остановилась Бланка, радуясь этой недолгой паузе.

И опять она проигнорировала его, слыша через некоторое время, как двое продолжили путь. А затем резко замерла, крутанулась и сказала со злостью, хотя удивления в ее голосе было ничуть не меньше:

– А ну, перестань со мной играть, мальчик! Оставь эти цирковые фокусы! Что ты сделал?!

Шерон переводила недоумевающий взгляд с одного на другого, не понимая, что происходит.

Тэо негромко и чуть смущенно кашлянул в кулак:

– Там, в Шой-ри-Тэйране я видел много снов. Обычных. А еще тех, что показывали прошлое. И тех, что учили или пытались это сделать. Эйв умер слишком рано, чтобы я понял все, но иногда сны возвращаются фрагментами картинок. И внезапно я начинаю понимать, вот как сегодня.

– Что. Ты. Сделал.

Он очень осторожно улыбнулся уголком рта:

– Скажи мне сама.

Лавиани смерила его холодным взглядом, повела плечами, словно внезапно ее покрыли мурашки, и произнесла тоном совершенно недружелюбным:

– Я перестала тебя чувствовать. Внезапно. Резко. Не так, когда ты уходишь от меня далеко. А разом. И это довольно болезненное ощущение, словно дали в зубы, Попрыгун. Тебя нет. Асторэ нет. Нет больше ненависти и раздражения из-за твоего присутствия. Ни малейшего.

– Значит, получилось. Ты больше не чувствуешь мою метку.

– Мы уже когда-то говорили об этом! – фыркнула та. – Я чувствовала не метку, а твою кровь асторэ.

– Нет. Ты ошибаешься, – мягко ответил он. – Таувины находили и убивали асторэ столетиями. И многим из нас пришлось забыть себя, стать людьми, скрыться, отказавшись от магии. Магия – это метка той стороны. Без нее нас гораздо тяжелее найти таким, как ты. Поэтому не нашли Арилу и она жила среди волшебников. Была рядом с Нэко, а та, прежде чем погибнуть у Мокрого Камня, являлась одним из сильнейших таувинов своего поколения. Нэко ничего не почувствовала.

– Ага, – скучным тоном протянула Лавиани, которую тяжело было сбить с намеченного. – Или она не сочла нужным прикончить Арилу, как я не сочла нужным избавить свет от Тэо Пружины. Кроме меня должны же быть в мире добрые люди?

– И все же это так. Арила пробудилась, когда коснулась перчатки Вэйрэна, как это случилось со мной. Проснулась старая кровь, пелена, защищавшая нас от рыцарей света, пала.

– И теперь ты ее восстановил. Ну, очень умно, чего уж тут, рыба полосатая. Вдруг сейчас на тропинке мы встретим еще одного таувина.

– Мне надо было проверить, – он пожал широкими плечами. – Если не сделать что-то сразу, то сны забываются. Ну теперь ты будешь куда меньше раздражаться.

– Не жди от меня такого, – посулила та.

Шерон подошла к акробату и закатала рукав его рубашки, увидев красный смазанный развод на полупрозрачной коже предплечья.

– Малая потеря, – он осторожно высвободил руку из холодных пальцев девушки. – Всего несколько капель не отправят меня в сон. И это того стоило.

– Как скажешь, – Шерон сунула руку за пазуху жилета из овечьей шерсти, извлекла тонкую булавку, сделанную из рыбьей косточки, и, стараясь не уколоть друга, воткнула ее в воротник рубашки акробата. – Не потеряй. Раз Лавиани больше не чувствует тебя, хоть я буду знать, где ты находишься.

– Опять книга старой ведьмы? – сойка скривилась. – Для меня тоже такая есть?

Шерон молча сунула руку под жилет, но остановилась, увидев жест убийцы Ночного Клана.

– Даже не думай! Вот в чем я не нуждаюсь, так это в твоей опеке, девочка. Не желаю цеплять на себя поводки.

– Это удобно.

– Не для меня.

– Но…

– Еще раз – нет. Если ты можешь найти косточку, то и другие смогут. И не надо спрашивать кто. Шаутт его знает. Великий волшебник, асторэ, таувин… кто там еще? Один из Шестерых. Не желаю, и все тут.

– Ладно. Бланка?

Рыжая склонила голову:

– Я больше не хочу теряться. Будь любезна.

Лавиани, хмурясь, смотрела, как госпожа Эрбет получила на свою одежду рыбью косточку.

– Человеческая-то небось была бы лучше, а? Ладно… давайте перебирать ногами. Я плохой следопыт, а на гальке так и вовсе ничего не вижу. Сегодня я планирую покончить со всей этой утомительной беготней.


То, что впереди обрыв, им подсказала река. И шум. Первая внезапно ускорилась, был заметен наклон долины, не слишком-то уж и резкий, а второй – нарастал. Скалы вздымались перед ними едва ли не вертикально, свободное пространство нашлось лишь там, где падала вода, и Лавиани, изучив тропу, повела их в тенистое холодное ущелье, уходящее вправо.

Не ущелье. Каньон, выточенный в породе протекающим на дне ручьем, сейчас полноводным из-за прошедших дождей.

Сойка коснулась пальцем грязи, в которой отпечатались следы ботинок.

– Свежие.

Спутники прошли не больше двух сотен ярдов, когда впереди возник свет – и они очутились на пологом склоне, водопад теперь был слева и не рокотал, а лишь приглушенно ворчал, сбрасывая желто-оранжевые, пахнущие горячим металлом воды вниз. Перепад высоты в том месте оказался не самым большим, ярдов десять, и вода низвергалась в огромное ржавое озеро, растекающееся внизу и уходящее за горизонт, куда-то на запад, к мглистым горным кряжам.

Но никто из друзей не смотрел ни на водопад, ни на озеро. Их внимание привлекло кое-что другое, и они хранили потрясенное тяжелое молчание, не спуская глаз с открывшегося перед ними зрелища.

Бланка из-за затягивающейся тишины, давящей на нее, тревожной, нервно переступила с ноги на ногу и спросила шепотом, словно опасаясь разрушить нечто хрупкое и очень важное:

– Что случилось?

– Город, – односложно произнесла Лавиани.

– Аркус, – Тэо не находил слов, – какой же он… Никогда не видел ничего подобного.

Однажды цирк Пружины, путешествуя из Велата в Шаруд, встал у великого ледника, бронированным голубым полозом слезшего с гор в плодородные долины юга, разрезая землю тяжелым телом. Он отвесной стеной возвышался над миром, проигрывая лишь вершинам, что рождали его, и обрывался тупой головой в воду, что тоже когда-то была его телом. И тогда акробат увидел, как синяя глыба оторвалась от ледника, подняв волну. Сперва не очень-то и большую, но с каждым мгновением, что она ползла, набирая ход, росла, поднимаясь… все выше, выше… пока, возле самого берега, сверкнув ослепительно-белым гребнем, не вскинулась на чудовищную высоту, обрушившись на все, до чего могла дотянуться.

Аркус – был этой самой волной. Но во сто крат более высокой и в тысячу крат белее. Даже в свете тусклого зимнего солнца на его белизну было больно смотреть, словно и не было между ним и людьми, что пришли к его стенам, разделяющих их тысячелетий.

– Словно это город гигантов, – наконец выдавила Лавиани. – Слишком все… большое.

Тэо был с ней абсолютно согласен. К примеру, алагорцы славились своими укреплениями: стены Алой крепости Пьины считались неприступными, поднимаясь отвесно вверх, сложенные из красного камня, на закате бордового, точно запекшаяся кровь. Цитадель ни разу никому не удалось захватить. А за сотни лет пытались многие. Дагевар, Нейкская марка, бароны Лоскутного королевства, Накун, Ириаста, Фихшейз и Треттини. Акробат помнил это величайшее строение времен Единого королевства, построенное таувинами на перекрестке путей, чтобы укрепление защищало побережье от набегов мэлгов и даже шауттов.

Но Алая крепость Эпохи Процветания была ничем по сравнению с белым городом Эпохи Света. Эпохи, когда Шестеро ходили меж людей, Битвы на бледных равнинах Даула не случилось, Вэйрэн не пал, а Мальт и Моратан все еще были живы. Стены, словно выточенные из слоновой кости, поднимались на высоту триста ярдов, а башни, что стерегли их, еще выше, довлели над любым, кто осмелился бы пойти на штурм, еще на сто ярдов.

– Гиганты его строили вместе с людьми, – ответила Шерон, ощущая в животе странный холодок. – А еще использовалось волшебство. Очень много волшебства. Это был великий город, до тех пор пока он не соблазнился речами асторэ, возжелавшего справедливости, мести и возвращения магии.

Они находились выше стен, на горах, которых не было, когда уже стоял Аркус, а потому видели все. Город, квартал за кварталом, улица за улицей, проспект за проспектом начинался и… не кончался. Уходил за горизонт, сливаясь, превращаясь в неровное снежное поле.

Самый большой из городов, что когда-либо видел Тэо. Больше Пубира, Рионы, Ринии и… даже Талориса.

Бесконечный и совершенно пустой.

Всеми забытый.

Мертвый.

Дома возвышались, словно муравейники над лесными полянами. Самые низкие в четыре этажа. Остальные выше. Гораздо выше, чем сейчас строят. Над домами нависали башни. Столбы слоновой кости, уходящие к облакам, касающиеся их шпилями. До самой большой отсюда было несколько лиг, но все равно ее чудовищные размеры заставляли трепетать от восхищения и ужаса.

– Как… – Шерон сглотнула, чувствуя, что горло сжимается помимо воли. – Как же они такое строили? Даже с помощью волшебства?

– Шестеро еще оставались в нашем мире, – глухо произнес Тэо, рассматривая странное переплетение камня между собой, выступы, тяжи, острые грани. – Они учили и создавали. А уйдя, забрали с собой слишком много знаний. Такое не повторил никто из великих волшебников.

– Повторил, – возразила Шерон. – Мильвио говорил, что повторил. Города Савьята, Давора и Соланки были не менее прекрасны. Пирамиды Первых Королей в Элби. Да много чего еще, стертое Катаклизмом.

– Три тысячи лет прошло. А башни и стены Аркуса стоят. Даже не покосились, не накренились, не рухнули.

– Жаль, я не могу видеть, – вздохнула Бланка, и в ее голосе прозвучала настоящая печаль.

– Меня больше интересует вот это. – Лавиани ткнула пальцем в очень приметную вещь, которая конечно же не укрылась от внимания ее товарищей. – Как вам такое?

«Это» больше всего походило на то, как если бы ребенок на белом листе начертил линию черным грифелем.

Огромный ребенок на огромном листе огромным грифелем. И бумагой здесь стал сам Аркус.

Широкая, в четверть лиги, полоса начиналась на соседней вершине, спускалась в долину и рассекала город с юго-востока на северо-запад. Там, где она пролегала, не было никаких зданий, лишь черная обугленная поверхность, желоб, словно бы оставшийся от брюха проползшего здесь объевшегося человечины дракона.

– Магия, – негромко произнесла Шерон.

– Магия, – противным голосом передразнила Лавиани. – Да уж я понимаю, что не простой пожар. Вот он какой, гнев Шестерых?

Указывающая внимательно посмотрела на нее:

– Ты кажешься разочарованной.

– О. Конечно, грандиозно выглядит, не спорю. В наши времена подобное устрашило бы любой город, любую армию. Рыба полосатая! Да герцоги, зная о таком, должны были бы трястись у себя в спальнях да мазать мимо ночных горшков. Но в то время… ты глянь. Разрушения есть, хотя по сравнению с размерами города – капля в море. Такое впечатление, что Шестеро просто хотели напугать жителей.

– Четверть лиги в ширину, а в длину… в длину, может, и все десять. Это тысячи погибших.

– И десятки тысяч уцелевших, – сойка не дала себя сбить с толку. – Довольно слабо для гнева на врагов, поддержавших Вэйрэна. Скорее предупреждение.

Тэо посмотрел на путь, который им предстоял, мысленно прокладывая дорогу среди камней покатого склона, и произнес несколько отвлеченно:

– От тех времен остались одни сказки. Но в них говорится, что жители оставили Аркус еще до того, как случилась Битва на бледных равнинах Даула. Оставили все, кто мог и желал. Ушли далеко на север, там, где потом возник Летос. А остальные встали под знамена Темного Наездника, вместе с асторэ, гигантами и другими.

– Какими другими? – не поняла Лавиани, но Тэо покачал головой, не представляя существ из той эпохи.

Мир забыл слишком многое, чтобы быть уверенным хоть в чем-то, особенно если речь идет о столь стародавних временах.

– Ты сможешь найти их?

Сойка поняла, что он спрашивает о беглецах.

– Я не следопыт, – в который раз повторила женщина. – Пока – они старательно оставляли отпечатки своих башмаков, но что будет в городе – я не знаю.

Лавиани повела рукой, словно желая охватить все пространство:

– Здесь можно прятаться даже от шауттов. Залезть на вершину какой-нибудь башни, и тебя в жизни никто не найдет. Но мне-то зачем стараться? Вроде и ты, и наша леди прекрасно ощущаете статуэтку. Вы и ищите.

– Они там, – сказала Бланка, продолжая видеть, как во мраке то и дело вспыхивает серая искорка. – Я чувствую ее. Там.

Ее палец указал куда-то на северо-восток, за ряды зданий, циклопические нагромождения камня и пронзающих небо алебастровых стрел.

– Как же я обожаю нашу веселую странную компанию, рыба полосатая! – проворчала Лавиани и первая начала спускаться вниз.

Город, насчитывающий три тысячи лет, ждал тех, кто войдет в него. Первых людей в новой эпохе.

«Ну или вторых, – поправил себя Тэо. – Моряки уже пришли».

Стены возвышались над ними, закрыв собой солнце, и акробат с трудом представлял, как он с друзьями выглядит, если бы кто-то смотрел на них сверху. Очень-очень маленькими.

В арке ворот, толстенные густо-зеленые створки которых до сих пор держались на массивных петлях, властвовала исключительно темень. Сама же арка тоже поражала воображение своими размерами, и акробат внезапно понял, для чего проем такого размера.

Чтобы в город спокойно входили гиганты.

Толщина стен внушала трепет. Им пришлось пройти почти сто пятьдесят шагов по темному коридору, нет, туннелю, влажно пахнущему плесенью и старым заброшенным погребом.

Сердце Шерон глухо билось от встречи с неизвестным. Так она не волновалась даже в Талорисе, когда шла за Найли. А потом указывающая сделала шаг и вышла на свет, оказавшись в самом древнем городе материка.

Городе, который помнил Шестерых и Вэйрэна.


Он отличался от всех старых построек, что видела Шерон прежде. Аркус не был похож на Талорис. Ничем не напоминал развалины башни Лавьенды недалеко от Нимада или выступающие из моря Мертвецов храмы Шестерых. Не было в нем ничего общего с цитаделью Тропы Любви, не говоря уже о Шой-ри-Тэйране – месте вечной дремотной осени, чье сердце вырастили эйвы в эпоху, многими давно забытую.

Аркус оказался совершенно иным. Обновленным, чистым, как после теплой летней грозы, вымывшей улицы едва ли не до зеркального блеска. Все здесь выглядело новым, целым, будто люди оставили город лишь несколько секунд назад. Мостовые не были разбиты, сквозь камни не проросла трава, улицы не напоминали рощи, словно лес пожирал их, как болезнь точит старого человека. Ровный путь, никакого мусора или земли, которая должна была давно нарасти на старые каменные кости, подняться, скрыть под собой первые этажи, как это часто происходило с городами, заброшенными после Катаклизма.

Шерон казалось, что вот-вот в окнах (окнах со стеклами!) появится какой-то человек и окликнет их. Или там, дальше, в переулке, раздастся детский смех, донесутся крики торговцев, запахнет выпечкой и зажженными очагами.

Она поежилась от этого странного ощущения.

– Мертвые есть? – Лавиани хмурилась, волком глядя на ближайшие дома. Ей тоже не нравилось то, что она видела.

– Нет, – ответила Шерон, прислушавшись к себе. – Ни мертвых, ни ощущения смерти.

– Ощущения?

– Кладбища, кости под камнями, места, на которых погибли люди, говорят о старой смерти. Но сейчас ничего подобного. Наверное, слишком много времени прошло.

– Или слишком мало. Все какое-то новенькое.

Облицованные мрамором стены стояли целыми, никаких трещин, выбоин и сколов. Минерал, к удивлению указывающей, не чисто-белый – в нем нашлось изрядное количество тонких, не толще волоса, бледно-фиолетовых прожилок.

– Знаю, откуда камень, – сойка провела рукой по ближайшей колонне, сверху заканчивающейся кроной со множеством широких листьев, вырезанных очень искусно. – Шахты Гиблого пояса, в Савьяте. Точнее, мраморные карьеры рядом с ними. Там до сих пор находят немного подобного. Паук в Пубире, да и часть Хлебного рынка украшена именно им. Довольно дорогой, а здесь его лиги и лиги. Когда стану старенькой, куплю мула, телегу и буду постепенно вывозить каменные блоки да продавать богатеям для их домов.

– Не станешь, – произнесла Бланка.

Лавиани хмыкнула:

– Слишком я предсказуемая, а? Не стану. Так что здесь не так? Что не так с этой заброшенной дырой?

– Она пахнет иначе, – снова сказала Бланка. – Свежий запах, словно после грозы. И сейчас скорее лето, а не зима. Только не южное лето, а обычное для моего герцогства.

– И свет, – подумав, произнес акробат. – Солнце светит под другим углом. Когда мы проходили воротами, было утро, а потом сразу как будто полдень. С тех пор прошло больше часа, но все еще полдень. Как такое может быть?

Лавиани с отвращением посмотрела на солнечный диск в ярко-лазоревом безоблачном небе.

– Шутки Шестерых. Или асторэ. Не нравится мне это. А еще больше не нравится, что я не вижу никаких следов. Что там у нас с направлением?

Бланка застыла почти на долгую минуту, и сойка, подозревая, что та медлит, только чтобы позлить ее, с досадой скрипнула зубами.

– Туда, – женщина указала рукой все так же на северо-восток.

– Далеко?

– Не представляю.

– Несколько лиг, – негромко сказал Тэо.

Лавиани покривила губы и призналась:

– Всегда любила города. Они – мои охотничьи угодья с тех пор, как я попала в Пубир, но этот… Хочется уйти из чистой картинки куда-нибудь, где побольше навоза. И да. Я заблудилась.

Это было немудрено среди высоких зданий, странно поворачивающих улиц, внезапно меняющихся и выныривающих на площади таких размеров, что по ним галопом, с лихой удалью мог скакать целый полк и всадники ничуть бы не мешали друг другу.

– Туда, – снова повторила Бланка и усмехнулась: – Буду поводырем у зрячих.

«Туда» или примерно в нужном направлении вел широченный проспект, с далеко стоящими друг от друга башнями, все стены которых были украшены балконами, больше похожими на грибные шляпки.

– Здесь могли бы ходить гиганты, – сказал Тэо. – Некоторые улицы словно для них спроектированы. И здания тоже. Для нас велики, а для их народа как раз подходят.

– Времена, когда люди были столь наивны, что дружили с кем ни попадя, по счастью, прошли, – Лавиани совершенно не проявляла любопытства к пустующим кварталам, но источала массу презрения. Ее сегодня раздражало все. Пустой город, белые глаза Шерон, все еще держащейся за дар из-за браслета на руке, и невозможность ощущать кровь Пружины.

– Люди веками жили с гигантами в мире. Потом взаимные ссоры и обиды развели их пути. Многие из этого племени поверили Вэйрэну и поплатились. Начался упадок их истории, пока в Войне Гнева не погиб Голиб, последний из их рода. – Тэо оглянулся назад, на кряж, из-за которого они пришли. – Ну, во всяком случае, так считалось до последнего времени. А почему наивны, Лавиани? Чем тебя не устраивает такое соседство?

– Даже не знаю, – делано задумалась та, потирая средним пальцем подбородок. – Тебя не смущает, попрыгун, жить под боком у парня, который, напившись, просто раздавит кого-то вроде нас своим башмаком? А сколько он должен жрать, а? А осада? Ты подумал, каково оказаться в осажденном городе в компании десятка гигантов? А сотни? Воды не хватает, еды тоже и…

Она замолчала.

– И что? – не выдержал Тэо.

– …и они захватывают все продуктовые склады и хранилища. А потом, когда разделяют последнее зерно с крысами, то… ну на их месте я бы поступила именно так, начинают жрать людей. Нет уж. Предпочитаю находиться подальше от гигантов, а не миловаться с ними да желать доброго утра. Утро доброе до поры до времени. Пока тебя не хотят прихлопнуть, точно муху, а ты не можешь ровным счетом ничего сделать против такой силищи. Если ты не волшебник.

– И не асторэ, – добавил акробат.

– И не некромант, – сказала Шерон.

– И не таувин, – улыбнулась Бланка.

Лавиани пошевелила губами, словно подбирая самое подходящее для данной ситуации бранное слово, но лишь сокрушенно покачала головой, словно бы говоря: «Что взять с вас, идиотов, рыба полосатая!»

Вся следующая улица была из ребристых арок, похожих на скелет гигантской рыбы, чьи кости соединены между собой мраморной балкой-позвоночником. По верху арок, собираясь в крышу, пропускавшую сквозь себя мягкий зеленоватый цвет, сплетались вьющиеся растения, украшенные маленькими бледно-голубыми цветами. Арок оказалось так много, что вдалеке они словно бы сливались в одну единую, в туннель, который заканчивался тьмой.

Тэо остановился и нахмурился, не понимая, куда выведет их дорога.

– Странно, – произнес он, останавливая Бланку. – Нам ведь туда?

Вновь долгая пауза, а затем уверенный кивок.

– Я проверю, что там, – решила Лавиани. – А вы оставайтесь и ждите.

– Эти районы мы видели с горы, – внезапно поняла Шерон. – За ними обугленная часть Аркуса.

– Ага, – задумчиво произнесла Лавиани, вспоминая, как протянулась мертвая земля. – Ага. Нам не удастся ее обойти, она лежит поперек нашей дороги, придется ее пересечь.

По краю уничтоженного фрагмента города земля вывернулась, собралась складками, которые снесли строения, опрокидывая их в разные стороны, как опрокидывает старые деревья в лесу первый весенний ураган. Складки застыли слоями, ступенями, поднимаясь все выше и выше, на пять, шесть человеческих ростов, становясь препятствием. Впрочем, вполне преодолимым.

Оказавшись на гребне, спутники увидели, что представлявшееся издали всего лишь темной полосой – вблизи смотрится совершенно иначе. По кварталам словно бы ударили раскаленным мечом, и город просел под чудовищным натиском, его поверхность была ниже гребня на добрых тридцать ярдов, как будто под улицами Аркуса располагался еще один уровень, пустота – и теперь она схлопнулась, заставив почву опуститься на освободившееся место.

Получилась глубокая борозда. Овраг. Нет… иссохшее дно озера в четверть лиги шириной, черное, неровное, иззубренное, оплавленное… зловещее.

– Мда, – тихо произнесла сойка. – Когда находишься близко, эффект абсолютно иной.

Здесь все было спекшееся, и Тэо подумалось, что черный цвет словно пожирал солнечный свет. От нескольких зданий каким-то чудом уцелели одиночные стены, превратившиеся в мутное антрацитовое стекло, и обломки домов торчали из черной земли, словно редкие зубы во рту бродяги.


Лавиани медленно изучила мрачное пространство слева направо, затем справа налево и первая начала спускаться вниз, на «дно».

Даже она, несмотря на всю свою ловкость, несколько раз едва не упала, подошвы ботинок скользили по гладкой стеклянной поверхности, как по льду. Место ей не нравилось куда больше, чем уцелевшие кварталы Аркуса. Оно тяготило и вызывало тревогу. Даже страх. Иррациональный и липкий.

Он то и дело касался ее ледяными пальцами, пытался навалиться, прижать к земле. Крайне неприятное и непривычное ощущение.

Здесь было холоднее, да и свет казался более тусклым, хотя солнце не скрылось за облаками. Под ботинками слабо и неприятно потрескивало, как будто подошвы давили яичную скорлупу или же хитиновые панцири жирных жуков.

В другое время Лавиани было бы на это наплевать, но сейчас она болезненно морщилась, стоило подошвам коснуться поверхности, чувствовала легкую тошноту. Запекшаяся коркой земля совсем не радовалась приходу незваных гостей, что теперь ломали ее.

С каждым шагом в ноги словно добавляли немного свинца, и в итоге сойка поняла, что поднимает их с заметным усилием, шагая все медленнее и медленнее, опуская голову и плечи, а также жутко потея.

Пот пропитал одежду, стекал по лицу, тяжелыми крупными каплями падал с подбородка и кончика носа. Негромко и нервно загремели барабаны. Было тяжело определить, откуда идет звук, он бил ей прямо в ребра. Она слышала тяжелое придушенное сипенье и не сразу осознала, что это ее горло рождает столь странную мелодию, а барабаны – всего лишь дико стучащее сердце.

Это было плохо. Лавиани проверила пульс, ощущая, как в висках нарастает боль, которая уже стала расползаться на затылок, лоб, протянула иглы в темя. Левая рука, нога, часть лица немели, зрение с каждой секундой сужалось, в глазах быстро темнело, и мир сжимался, пока не превратился в зловещий туннель, через который видно не так уж и много.

Головокружение и дезориентация нахлынули на нее, над верхней губой стало горячо, убийца Ночного Клана машинально вытерла рукавом потекшую из носа кровь.

Она знала, что с ней происходит. Мозг кричал последним из возможных способов о том, что умирает. Еще чуть-чуть – и будет кровоизлияние. Сойка видела такое не раз и не два.

Что-то сзади толкнуло в бедро и ногу, и Лавиани едва не упала, чудом устояв, а Бланка, упираясь ладонями в странно горячую почву, сотрясалась от рвоты. По ее лицу было видно, что она испытывает мучительную головную боль, вот-вот готовую взорвать ее череп изнутри. Шерон бледным призраком покачивалась из стороны в сторону, и ее белесые глаза казались вытаращенными, словно у рыбы, выброшенной на берег. Задыхающейся.

Уже через мгновение Лавиани оказалась на коленях, рядом с Бланкой, а затем все кончилось. Жестокие пальцы невидимого палача, одновременно давящие на виски и на глазные яблоки, отодвинулись. Дыхание начало выравниваться, зрение проясняться, а вместе с ним вернулась и злость.

Рядом с ней стоял асторэ, и он использовал магию.

Сфера, окружавшая их, была едва заметна, но стоило чуть прищуриться – и на ней стали различимы полосы, сотканные из тени, по рисунку напоминающие полоски тигра. Магия столь сильная и странная, чужая, что у Лавиани заныли зубы.

– Надо идти. – Тэо рывком поднял постанывающую Бланку, взяв ее за руку. – Не знаю, насколько хватит этого щита. Шерон?

Указывающая резко кивнула.

Она помогла встать сойке, и та совершенно не возражала, даже не подумав отказаться от поддержки, лишь слизнула с губ кровь, которая все так же продолжала течь из носа. Ее до сих пор шатало.

Так они и двинулись вперед, защищаемые куполом, и черной земли перед ними становилось все меньше. Шагали они, точно ватага калек, хромая, спотыкаясь. Любой сердобольный человек, увидев их, обязательно бы поделился с несчастными монеткой, а то и не одной.

Лавиани заметила тело, лежащее на спине, с поднятыми вверх, словно окаменевшими руками и сведенными в судороге пальцами. Затем другого мертвеца. Отмечала их краем сознания, не забывая считать, сосредоточившись на том, чтобы переставлять ноги.

К шауттам сейчас мертвецов. Сойка не желала присоединяться к их компании, а потому старалась не отставать от Тэо.


Фонтан давно не работал, но его бассейн был полон свежей дождевой воды, и Лавиани, сидя на растрескавшемся мраморном бортике, зло поглядывала на композицию из суровых копьеносцев, охранявших обнаженную деву, из кувшина в руках которой в прежние времена должен был изливаться хрустальный поток.

Сойка стянула с себя окровавленную рубашку, не обращая внимания на холод, застирала ее, кинула рядом, не надеясь, что та хоть немного высохнет, а сама отмывала засохшую кровь из-под носа, с губ и подбородка.

Отмывала яростно и с видом зверя, который едва сдерживается, чтобы не броситься на первого встречного. Виски продолжало слабо ломить, и это ничуть не улучшало ее черного настроения.

– Я помню, – тихо произнесла Бланка, опираясь спиной о бортик, и ее растрепанные, сейчас казавшиеся выцветшими волосы походили на мертвых медных мутских змеек.

– Что? – Лавиани с текущей с ее лица водой повернулась к ней. – Чего ты там бормочешь?

– Я помню. Помню, как тут все горело, – ее голос был низким и странно дрожал. – Как плавились люди, исчезали дома, как горячий ветер прошел по спящему городу, разрывая его. Я помню. Помню… Помню. Крик! Этот крик!! Они умирали так долго! Гораздо дольше, чем держалось пламя. Каждый умер, и каждый остался. Я помню, каким лиловым было небо в тот день.

Шерон присела рядом, взяла ее лицо обеими ладонями:

– Нет, – произнесла указывающая твердо, и глаза ее были жесткими, словно шляпки гвоздей. – Не помнишь. Это не твои воспоминания, не твои мысли, не твоя боль. Выброси их и забудь. Забудь прежде, чем они сведут тебя с ума, Бланка Эрбет.

– Ты тоже видела?

– Нет. Но я чувствую старую магию и помню слова Мильвио. Магия не всегда исчезает, иногда ее следы остаются, она въедается в землю, как грязь въедается в кожу. И очень часто они убивают, лгут, сводят людей с ума.

– Но все, виденное мной, правда. Я знаю. Я была там. Они так… кричали.

– Нет, – уже в третий раз повторила Шерон. – Не была. И возможно, тебе показали истину. Трагедию, что случилась здесь три тысячи лет назад. Это прошлое, и оно далеко. Не стоит о нем думать сейчас и не стоит возвращаться туда, как бы тебе не было больно от того, что ты увидела, услышала или поняла.

– Я была на Талорисе, в зеркалах, – Лавиани просунула голову в дырку шерстяного одеяла, проигнорировав мокрую рубашку. – Они показывали мне всякое, спасибо за это одному шаутту. В основном правду, да такую, что порой хотелось застрять в несуществующем мире навсегда. Вот только на самом деле его нет. Давно нет. Все обиды, потери, утраты, радости и счастье остались там. Их не вернуть, не подержать в руках, не обнять и не отбросить. Так что и вправду не сходи с ума и не думай о том, что тебе кажется реальным. Этого нет.

Бланка помолчала и неохотно склонила голову, повторив:

– Этого нет.

Но в ее голосе все еще звучала неуверенность, а вид был как у человека, очнувшегося от кошмара, и тот пока не отступил, не выпустил ее из своих клешней.

Шерон, вздохнув, убрала руки от лица госпожи Эрбет, поднялась и посмотрела назад – туда, где за валом поднятой и оплавленной земли находился пройденный, едва не убивший их черный рубеж.

– Я не чувствую мертвых, – сказала она со спокойствием, которое отчего-то напугало ее. – Не чувствую.

– В кои-то веки, рыба полосатая, – Лавиани убрала рубашку в сумку и достала немного мяса, думая, что сейчас бы не отказалась от какой-нибудь горячей еды. Любой. Необязательно, чтобы это была яичница. – Радуйся минутке без покойников.

– Ты не понимаешь.

– Прекрасно понимаю. В первый раз за долгие месяцы нюх некроманта тебя подвел, и ты не узнала, что контрабандисты сдохли, пока их не увидела.

– Так не должно быть.

– Ха! Вот так не должно быть! – Сойка обвела рукой город, что смотрел на них тысячью пустых окон.

– От них ничего не осталось, кроме оболочки, – Шерон поежилась. – Они не ушли на ту сторону, просто исчезли.

Тэо, все это время сидевший с закатанным рукавом и прижимавший тряпицу к окровавленному предплечью, спросил:

– Означает ли это, что ты не сможешь их поднять?

– Да.

– А ты пробовала? – тут же заинтересовалась Лавиани, подавшись вперед.

– Это ни к чему. С таким же успехом я могу пытаться оживить скульптуры фонтана. Нет связи с той стороной, словно…

– Словно кто-то обрубил все нити с ней, – закончила Бланка. – Даже не обрубил, выжег их из мира. Вот он каков, гнев Шестерых. Даже не убийство, полное небытие.

Все помолчали, думая о том, как они едва не погибли. Наконец Лавиани нарушила мрачную тишину, заявив:

– Драла я этих Шестерых и их магию. Судя по делам, они ничуть не лучше демонов. Если уж начинают, то так, что весь мир содрогается. Хорошо, что Темный Наездник убил нескольких, а остальные свалили куда подальше. Надеюсь, тоже в небытие. Им там самое место. Они же все это начали как-никак. Обманули асторэ и все-такое прочее. Может, Вэйрэн и прав, выступив против них.

Шерон поморщилась, но не стала никак реагировать на ее слова, обратившись к Тэо:

– Ты всех нас спас. Спасибо. Как ты себя чувствуешь?

– Потратил какое-то количество сил, но недостаточное, чтобы покинуть вас, – он изучил предплечье, убедился, что кровь перестала сочиться из пор, и опустил рукав.

– Хороший фокус, попрыгун, – одобрила Лавиани. – Даже горжусь тобой.

Шерон слабо кашлянула, сказав без всякой радости:

– Тебе придется вернуться. Ты единственный это сможешь сделать, иначе мы проделали весь путь зря.

– Не придется, – вместо него сказала Лавиани. – Я считала мертвые тушки. Не хватает одного моряка для ровного счета. Полагаю, он прошел выжженную полосу и теперь где-то в этой части города.

– Но как ему удалось уцелеть? После такого?

– Статуэтка, – вновь ожила Бланка. – Она его защитила.

Шерон обдумала услышанное. Вполне возможно, что и так. В конце концов, шаутты не зря создали Вэйрэну доспех, в котором он сражался против Шестерых. Велика вероятность, что латы защищали Темного Наездника от магии. Но она не сказала этого вслух, не желая до поры до времени объяснять госпоже Эрбет, что такое Арила на самом деле.

– Прекрасно, – осклабилась Лавиани, сверкнув зловещей улыбкой. – И где же этот проворный везучий парень?

Госпожа Эрбет мотнула головой в сторону широкого проспекта, уходящего от них на добрую лигу и заканчивавшегося отвесной стеной, над которой возвышались две подпирающие небо башни. За ними торчало нечто бледно-золотистое, отсюда похожее на фрагмент головки сыра, или куда более подходящее сравнение – на поднимающуюся над горизонтом огромную полную луну.

Купол какого-то немыслимого колоссального строения.

– Теперь гораздо ближе. Где-то там. И она перестала двигаться.

– А мы нет, – сойка спрыгнула с бортика и покрутила головой, затем наклонила ее влево, после вправо, точно проверяя, надежно ли та крепится к шее. – Я уже предвкушаю долгожданную встречу.


Солнце как-то незаметно ожило, привычно карабкалось по ставшему облачным небу и больше не висело в одной точке. Стало заметно пасмурнее и намного холоднее.

– Будет дождь, – негромко произнес Тэо.

– Это тебе магия асторэ шепнула? – Лавиани шла по проспекту, держа руку на фальчионе. – Не трудись с ответом, я просто издеваюсь.

– Все еще плохое настроение?

– С чего бы ему быть хорошим? Проклятущие Шестеро едва не прикончили нас, и до сих пор злость берет. Не люблю, когда меня превращают в беспомощную мышь, прилипшую лапами к какой-то смердящей дряни. А про дождь… понятно, что будет. Вон какие тучи ползут с севера. И хорошо бы, чтобы это был дождь, а не снег. Да, девочка. Хотела тебя спросить о твоем письме. Ты собираешься выполнить свое обещание? За нами гнались карифские галеры. Или Ярел еще не добрался?

– Не знаю.

– Разве ты не управляешь им?

– Это теперь ни к чему. Дакрас учит, как не терять силу на такие письма. Он получил приказ и знает, что делать, как поступить. Я больше не забочусь о нем.

– Но есть шанс, что он еще в пути.

Шерон пожала плечами:

– Он мертв и не устает. Мы шли ночами, со скоростью туаре, он же может бежать и днем, и ночью, преодолевая много лиг. Полагаю, что Ярел уже в Эльвате. Надеюсь на это. Но даже если он пришел и мое письмо получили, есть несколько причин, почему за нами гнались. Например, герцог не успел передать новый приказ. Или тот задержался в пути. Или не дошел до этих конкретных людей… К тому же я могла ошибиться в его светлости или его женах. Возможно, моя голова нужна им куда больше, чем я считаю. Вдруг они столь же раздражительны, как ты сегодня.

Лавиани громко фыркнула.

– То есть твоя угроза – пустое, девочка.

– Моя угроза сейчас совершенно не то, о чем нам стоит думать. Кариф далеко, а Аркус и Мертвые земли – вот они.

Разговор прекратился, и теперь звучали лишь их шаги. По проспекту они шли все дальше и дальше, мимо величественных дворцов, широких площадей и улиц, расходящихся в стороны, словно морщинки в уголках глаз старухи, когда та решает улыбнуться.

Город не стоял на плоской равнине, как это казалось изначально, улочки уходили от центральной городской артерии и вверх, и вниз, а дома росли на холмистой земле, словно корабли, пляшущие на гребне волн. Высокие, стройные, величественные и непоколебимые временем.

Тэо часто задирал голову, восхищаясь ребристыми башнями, чьи вершины терялись в мглистом небе. Красотой они ничем не уступали тем, что он видел в Рионе. Словно их создал один и тот же архитектор, с той лишь разницей, что эти были выше и все одного цвета.

Ослепительно-белые.

Ему хотелось зайти в одну из них, подняться как можно выше и изучить город так, как его видят птицы во время полета. Аркус не пугал его и не вызывал тех опасений, что возникали в Талорисе. Там, на далеком севере, в городе, ставшем последним полем битвы между Скованным и Тионом, он постоянно ощущал угрозу. Исходящую от каждого окна, камня, предмета. Ни за какие деньги мира он бы не забрал ничего, найденного на Талорисе. Какой бы редкой или ценной ни оказалась эта вещица. Взять ее с собой означало навлечь на себя или того, кто рядом, проклятье. Здесь же ничего подобного Тэо не приходило в голову.

Город оставили жители, но тьма не таилась в углах, не смотрела и не ждала незваных гостей. Поэтому он с трудом сдерживал свое любопытство, чтобы не заглянуть в несколько домов и не посмотреть, как жили люди прошлого. Оставили ли они что-то после себя? Можно ли это забрать с собой? Какую-нибудь безделушку, от которой лавочник-антиквар потеряет дар речи?

Акробат с усмешкой подумал, что немало прошло времени с тех пор, когда он продавал знатокам находки прошлой эпохи.

– Какое здесь все? – спросила у него Бланка, отвлекая от воспоминаний.

Тэо порой забывал, что ведет ее под руку: столь тихой, незаметной и необременительной она могла быть.

– Аркус очень красив.

– Это не ответ, циркач. Не ответ для слепой. Красив… как? Чем отличается от других городов? Какой он?

Акробат огляделся, поймав взгляд Шерон, прислушивающейся к их разговору. Он внезапно понял, насколько та устала и от дороги, и борьбы, что идет между нею и вещью, застегнутой на ее левом запястье.

– Он точно морозное кружево на стекле холодным зимним утром. Только кружево это из прекрасного мрамора и даже сейчас, в пасмурную погоду, город кажется ослепительно-белым. Здесь нет никакого хаоса. Никакой внезапной застройки, встречающейся во всех других городах. Архитекторы следовали четкому плану, расставляли здания, словно полководцы – армии. По линейке. Думаю, если смотреть сверху, кварталы и районы складываются в правильные геометрические фигуры.

Он описывал все, на что падал его взгляд. На дома, каждый из которых в любой южной столице с честью бы назвали дворцом. На дворцы, больше похожие на места, куда сходят боги. На ребристые башни и мостики, перекинутые между ними на немыслимой высоте, отсюда казавшиеся тонкими, как спицы, выточенные из слоновой кости. Каналы…

Они увидели их, поднявшись по проспекту на плоское «плато» из площадей и парков (в которых не росло растений, и по пустырям летала серая пыль).

Реки, протекающие через город, были скованы мраморными набережными. Возле воды мрамор изменил цвет, стал грязно-желтым, а то и темно-коричневым. Выглядели эти места совершенно отталкивающе. От неспешной воды, такой же грязной, как и берега, уже знакомо смердело тухлыми яйцами, и в чуть прохладном воздухе от поверхности поднимался едва уловимый взглядом парок.

– Горячие источники, – задумчиво потянула носом Лавиани. – Выходит, что вонючий кипяток брызжет не только там, где мы проходили, но и здесь. Вот почему нет никакой растительности. Почва отравлена, как и вода. Я бы тоже ушла из города. Пить такое куда опаснее, чем коровью мочу.

– Элегантное решение, – произнесла Бланка.

– А? – не поняла сойка.

– Шестерым не пришлось тратить силы на самый большой город обитаемого мира. Они нашли, как вынудить тысячи жителей оставить эти места. Просто использовали яд.

– Ну, прямо как ты, рыба полосатая.

– Я думаю, что дело не в воде и почве, – не согласилась Шерон. Она тоже хмуро смотрела на реку. – В Аркусе есть что-то неправильное. Не только там, на черной полосе. Везде.

– И конечно же от тебя нельзя добиться ответа, в чем эта неправильность, – скривилась Лавиани.

Каналы были столь широки, что мосты, перекинутые через них, насчитывали от восьми до четырнадцати пролетов. Крепкие, надежные, способные выдержать вес гигантов, не говоря уже о тяжеловооруженных всадниках, они связывали между собой городские кварталы, а Тэо, идя по ним, ощущал невероятное одиночество, словно он единственный человек в мире.

Открытое пространство давило на него со всех сторон, а еще между лопатками появилось странное ощущение. Наконец он понял, в чем дело, и остановился, внимательно оглядывая реку и здания, оставшиеся позади. Особенно их темные окна.

– Ну? – От Лавиани нельзя было скрыть тревогу.

– Ерунда, конечно, но мне кажется, что за нами следят.

– Вот как. – Убийца Ночного Клана и не думала насмехаться, сняла с плеча лук, пальцем проверила наконечник стрелы.

Почти сразу же, словно того и ожидая, на перила моста опустилась птица среднего размера, со светло-коричневым оперением и голубыми полосками на крыльях.

Сойка-птаха уставилась на сойку-человека, чуть склонив голову. Лавиани еще подумала, что сделала это пернатая невероятно насмешливо. Да и взгляд у нее был очень уж странным. Едва ли не издевательским.

Оставалось лишь пожалеть, что поблизости нет камней, чтобы швырнуть в нее. Не стрелу же тратить!

– Кыш! – зло сказала птице Лавиани.

Та еще мгновение смотрела на нее и раскрыла клюв. Раздалась череда щелчков, словно три стальных шарика упали на медный поднос. После сойка скрежетнула и металлическим голосом повторила:

– Кыш!

Женщина шагнула к ней, замахиваясь луком, и пересмешница, сорвавшись с места, взмыла, на прощанье огласив окрестности мерзким:

– Кыш!

– Тварь, – бросила Лавиани, провожая злым взглядом точку, скрывшуюся за домами. – Вы обратили внимание, как она смотрела?

– Перестань, – укорила ее Шерон. – Это всего лишь птица.

– Единственная, прошу заметить. На весь город. Ты что, правда это упустила? Тут никакой живности. Нет птиц. Голубей, воробьев, ворон и даже мутских попугаев, дери их шаутты. И никаких следов крыс, не говоря уже о ком-то покрупнее. Город оставлен не только людьми, но и животными. Да что там! Я и мухи не встретила.

– Сейчас зима. Не время для мух.

– Не придирайся к словам, девочка. Ты прекрасно меня поняла. Странный пучок перьев, который наблюдал за тем, как и куда мы идем.

Девушка на эти слова лишь безнадежно вздохнула, даже не сделав попытки переубедить спутницу. Отметила, что Бланка усмехается уголком рта, но, по счастью, Лавиани была занята тем, что выискивала в небе соглядатаев, и скепсис госпожи Эрбет остался без внимания.

Вечерело, Тэо поглядывал на ползущие от зданий тени, которые теперь пересекали проспект.

– Налево. – Бланка остановилась там, где от проспекта отходила перпендикулярная узкая улочка. – Сюда. Уже очень близко.

– Даже не буду спрашивать, уверена ли ты. – Лавиани повернула в нужном направлении, кинув последний взгляд на грандиозный купол, в сторону которого они шли несколько часов. Теперь он торчал точно гора, довлея над кварталами, и Тэо гадал, что же это за здание.

Налетел ветер. Внезапно холодный, острый, точно корд – ударивший по лицам, проникающий под одежду, поднявший невесть откуда взявшуюся пыль, попытавшийся засорить глаза.

Темно-лиловая туча, все это время нерешительно топтавшаяся на дальней границе Аркуса, словно бы сомневаясь в том, что она собиралась сделать, наконец-то пришла в движение, поползла в их сторону с неотвратимостью скатывающегося с горы булыжника.

Все быстрее и быстрее. Уже была видна серая стена дождя, скрывавшая за собой шпили дальних башен, делая их истонченными и словно бы талыми. Но прежде, чем мир померк, из последней бреши мечом ударили закатные солнечные лучи.

Тугие, упругие, жгучие и яростные. Они вызолотили весь город, каждый из мраморных блоков, шпилей, наверший, пилястр, карнизов, балясин, колонн, ступеней, контрфорсов, балюстрад, барельефов. Дома, дворцы, мосты и фонтаны. Один миг – и Аркус превратился в невероятное сокровище. Драгоценность из сказки.

Даже Лавиани ахнула и остановилась с открытом ртом, щурясь от блеска, от золотого сияния, от бледно-фиолетовых искр, которые то и дело полыхали на мраморных прожилках.

А затем все мгновенно прекратилось. Исчезло, словно кто-то могущественный щелкнул пальцами и солнце погасло. Спряталось за наползшей тучей.

– Далеко еще? – Лавиани очнулась от наваждения, ускорив шаг, хотя у нее перед глазами все еще золотились воздушные арки и переброшенные через небо мосты между башнями.

– Здесь. – Бланка резко остановилась, и Тэо чуть не сбил ее с ног. – Это здесь. Она рядом.

– А ты, что скажешь, мальчик?

– Пора тебе уже начать доверять ей, – ответил Пружина, также чувствующий статуэтку.

Они разглядывали строение с массивной колоннадой, напоминающей слоновьи ноги, и длинными крыльями-пристройками, уходящими по обе стороны от основного здания. Лестница, что вела к бронзовым, потемневшим от зелени дверям, насчитывала больше сорока ступеней.

– Огромный, – оценила Шерон, ставя ногу на первую ступень, но Лавиани вытащенным из ножен фальчионом, выставленным на пути девушки, закрыла той дорогу.

– Не торопись, указывающая. Не торопись. Он там, конечно, один, но рыбацкие ножи вещь довольно неприятная. Поглядывайте по сторонам. – Она покосилась на Бланку и добавила, не скрывая сарказма: – Ну, те кто может.

На лестнице их застали первые дождевые капли и, стоило им войти в мрачный, холодный зев здания, как мощный ливень стеной обрушился на город, улицы, крыши и мостовые.


Из-за свирепствующей снаружи непогоды внутри властвовал густой полумрак, и тусклый сумеречный свет, льющийся в окна, совершенно не помогал видеть. Тэо стоял на месте, надеясь, что глаза через какое-то время привыкнут, и чувствовал тяжелый запах сырого камня, слушая, как шумит дождь и как вода стекает с подоконников на пол, падает сквозь крышу, которая оказалась не так уж надежна, как это думалось прежде.

Вода капала с высокого потолка, сочилась, лилась потоками, на полу быстро появлялись лужи, разрастались, сливались между собой во все более крупные. На миг Тэо испытал странное чувство, словно он снова в разрушенном дворце Скованного, разве что море не рокотало под стенами.

Такие же тени, такой же свет, такое же запустение.

Словно другой мир. Настоящий. Сильно отличающийся от прекрасной внешней картинки фасадов. Теперь он мог поверить, что прошло много лет с тех пор, как здесь жили люди и заботились об этом дворце. Хотя упадка все равно не хватало для нескольких эпох – слишком все цело и слишком чисто.

Бланка нетерпеливо пошевелилась рядом, не понимая, отчего он остановился, но не стала ничего говорить. Он уже заметил, насколько она терпелива и не капризна. Никогда не жаловалась, не просила поблажек из-за своего увечья и не обвиняла других.

Даже удивительно, что это родная сестра человека, приказавшего убить Хенрина. Она совершенно не была похожа на своего избалованного жестокого брата, и Тэо надеялся, что не ошибается в своем мнении о ней.

– Долго вы будете стоять? – прошипела Лавиани, даже не оглянувшись на акробата. Все ее внимание занимал укутанный полумраком трапециевидный зал размером с хорошее поле, на котором полководцы не постыдились бы провести генеральное сражение. Она стояла, напружинившись, прищурив глаза. – Боитесь споткнуться?

– Это довольно легко, если ты слеп, – напомнила ей Бланка.

– Как я могла забыть… Где?

Госпожа Эрбет поняла, о чем ее спрашивают.

– Впереди и… справа.

В зале вдоль стен стояло множество мраморных кубов, небольших, как раз чтобы на них могли усесться люди. Кубы ярусами поднимались вверх, формируя ряды.

– Что-то вроде совета, – предположила Шерон.

– Да плевать.

Лавиани померещилось, что между двумя дальними тумбами, на самом верхнем участке какое-то движение. Она дернулась, сделала несколько резких шагов в том направлении, покрепче сжимая рукоять фальчиона, но поняла, что глаза ее обманывают. В этом заброшенном месте тени, казалось, жили своей жизнью, и даже ее ночное зрение, окрашивающее мир во все оттенки серого, поддалось разыгравшемуся воображению и подсунуло несуществующий образ.

– Вот уж точно у страха глаза велики, – проворчала она и сказала неожиданно громко, так, что Шерон, не ожидавшая подобного, вздрогнула: – Лучше бы ты вышел! Лучше бы вышел! Отдай, что забрал, и обещаю, что не вышибу из тебя душу!

Ответом ей была тишина. Лавиани пожала плечами, словно не больно ей хотелось оказывать столь большую услугу:

– Ну, как знаешь!

Зал расширялся, непогода усиливалась, и дождь на улице превратился в настоящий водопад, капли, падающие с небес, шумели, словно за стенами собрались миллионы рассвирепевших шершней.

– Здесь могли одновременно собраться сотни человек, – тихо сказал Тэо.

– Тысячи, – ответила Бланка и пояснила: – Я слышу, как расходится звук. Много места.

Они пересекли его весь из конца в конец. Лестница вела вверх, за ней, справа, был единственный выход – в высокий коридор с звездами-выемками на потолке. Стоило пройти лишь тридцать шагов, как они увидели лежащую на полу статуэтку.

– Ха! – Лавиани подняла ее и, заметив, как дернулась Бланка, словно ей дали пощечину, перевела взгляд на Шерон. Указывающая кивнула.

Сойка закатила глаза, но не стала спорить и сунула Арилу в руки слепой. Та втянула воздух сквозь сжатые зубы, прижимая к себе сокровище. Ее мир начал проступать из вечного мрака, обретая контуры и объем.

– Он предпочел ее бросить. Что ты делаешь, мальчик?

Тэо достал огниво:

– Раз опасности нет, я хочу немного света. На стене какие-то надписи.

– Это ты думаешь, что опасности нет, – возразила сойка тоном, в котором звучало предупреждение. – Да и зачем тебе эти надписи, скажи на милость? Шестеро лишили асторэ умения читать.

– Не нужен свет, – Шерон только теперь обратила внимание на темные буквы, испортившие мраморную стену. – Я и так прочту. Здесь…

Она застыла, хмурясь, произнесла хриплым странным голосом:

– Здесь старое наречие. Написано: «Гвинт принял вызов и прошел город Шепота, закончив путь в Собрании таувинов. Месяц Креста. И вот тому доказательство». Хм… здесь рисунок. Крыса. Это ведь его символ?

– Глупость какая-то, – нахмурился Тэо. – Это же совершенно несовместимые вещи. Получается, один из учеников Скованного пришел в Аркус.

– «Принял вызов», – поправила Шерон. – Может, это было испытание. Или какая-то юношеская глупость.

– Пусть так. Но Собрание таувинов. То есть здание! Это здание.

– Ага. И задницами рыцари света сидели на тех каменных постаментах, – ухмыльнулась Лавиани. Ее отчего-то рассмешила подобная картина.

– Невозможно, – покачал головой акробат. – Всем известно, что таувины появились после падения Вэйрэна! Их создали при учениках Шестерых, во времена великих волшебников.

Шерон вспомнила Битву на бледных равнинах Даула, мужчину с татуировками, брата Мерк. Рыцарей, что сражались на поле боя. И покачала головой. Нет. Тэо не прав. Легенды не правы.

Лавиани только фыркнула:

– И вместе с тем Гвинт считал, что он не ошибся адресочком и пришел в нужное место. Не думаешь, что предания искажены или попросту врут? Или их во время Катаклизма забыли и придумали заново? Да и какая тебе разница? Ну вот честно? Существовали ли рыцари света тысячу лет назад или две? Нам от всей этой истории ни горячо ни холодно. Статуэтка у нас, и предлагаю уходить из города, как только закончится дождь. Хотя я бы и сейчас уже начала двигаться, но вы у меня сахарные, и я боюсь, что раскиснете от лишней влаги. Тут еще что-то нацарапано. И другим почерком.

– «Нейси, Лавьенда и Арила приняли вызов и выполнили условия задания, – прочла Шерон. – Месяц Единорога. И вот тому доказательство».

На стене было три отпечатка женских ладоней. Словно мрамор растаял при касании к нему. Один из следов сразу привлек ее внимание, и Шерон приложила к нему руку. Отпечаток оказался идеален, словно перчатка.

Она знала, кому из трех женщин он принадлежал.

Ариле.

Она шла вдоль стены, завороженная, читая надпись за надписью хриплым голосом.

– «Марид принял вызов и пробежал город быстрее вас. Месяц Единорога. И вот тому доказательство». «Кам. Месяц Соловья». Он лаконичен, как и все воины. – Шерон вспомнила нежить с алебардой, которой стал великий волшебник. – Хотя нет. Вот еще подобное: «Прошел город Шепота. Т.» Тэ? Тион, полагаю? Даже месяц не указал.

Она шла дальше, произнося имя за именем. Волшебники, о которых слышала лишь однажды, в какой-то старой истории, или же вообще не слышала никогда. Эрис, Ми, Лераз, Вандер… У Скованного было много учеников, и все они оказались по разные стороны, когда началась Война Гнева. И все погибли, исчезнув в вечности, но оставив свои имена в заброшенном городе.

Указывающая вспомнила, как проплывала на пароме под зонтичным куполом, вырастающим прямо из моря. И фреску. Молодые люди в свободных черных одеждах, летящие на крылатых белоснежных львах. Сквозь огненный дождь, рубя сияющими мечами, закрываясь золотыми щитами от алых молний.

Молодость, сила, надежда. Вот что она увидела тогда. А еще печаль и горечь из-за навсегда утраченного.

Сейчас же внезапно Шерон осознала, что эти люди в большинстве своем были не старше ее нынешней. И на их долю выпало не меньше испытаний. Они тоже принимали тяжелые решения, совершали ошибки и… Она подумала о том, что впереди, там, где-то за картиной, полной ярости, надежды и благородства, никого из них не ожидало ничего хорошего.

Нэко погибла у Мокрого Камня, Кам пал, сражаясь на Тропе Любви, Нейси убили в темнице, Гвинт исчез, Марид был казнен Скованным, Тион выжег себя и умер. Арила… Арила ушла первой, спровоцировав все следующие смерти. Лишь Войс уцелел.

Она остановилась и прочла свистящим шепотом:

– «Войс принял вызов, и ветер провел его через эти жалкие развалины, которых так боится старшая сестренка. Но в отличие от вас, братья и сестры, он нашел для меня кое-что интересное. И доказательство тому я принесу в Талорис. Месяц Тени, и чего там еще вам надо было написать».

– Фламинго, – понимающе хмыкнула Лавиани.

Шерон же тяжело было поверить, что он стоял здесь. В те времена, когда ее еще не было на свете. В другую эпоху.

– Фламинго? – заинтересовалась Бланка.

– Не важно, – ответила сойка.

– Ведь ты так называла Мильвио. Я помню.

– Говорю – не важно! – разозлилась сойка, уже понимая, что с госпожой Эрбет такие фокусы не пройдут. Она отнюдь не дура, продолжит задавать вопросы и в итоге, даже если не получит ответов, самостоятельно сможет прийти к некоторым выводами. Или хотя бы догадкам. К тому же в ней снова проснулась ненависть и злость не то к Тэо, не то к этому месту. Лавиани не находила себе покоя, и ей опять почудилось движение теней в дальнем конце коридора. Проклятый город стоило оставить за спиной. – Здесь последняя надпись, девочка. Переведи, и идем отсюда.

Шерон пробежалась по строчкам взглядом и прочла:

– «Вы большие дураки. Если кто-то после меня придет сюда – знайте это и не сомневайтесь. Как и то, что я расскажу о вашей глупости старшим, едва только вернусь отсюда, и доказательством тому будут ваши наказания в школе. И я спою об этом событии песню в назидание новому поколению. Город, проклятый Шестерыми, – не место для дураков. Это мир шауттов и мэлгов. Проваливайте. Нэко».

Лавиани нахмурилась и взяла из руки Тэо огниво, а затем резко ударила кресалом о кремень.

По коридору, освещая их лица, разлетелись ярко-синие искры.


Глава восьмая Бродяга | Белый огонь | Глава десятая Четвертая