Глава пятнадцатая
Ребекка
Пятница, 14 ноября 2014 года
Ребекка стояла в своей гостиной, смотря на заплаканное лицо старшей дочери, и чувствовала себя совершенно беспомощной.
– Джесси, знаю, у нас с самого начала все немного не задалось. Меня это гложет каждый день, и я хочу тебе честно обо всем рассказать, правда. Но не все так однозначно, вся эта история крайне запутанная. Тебе просто нужно набраться терпения. Прошу тебя. – Она протянула Джесси носовой платок.
– Мне не стоило сюда приходить.
– Нет, стоило, и я очень рада, что ты здесь, – начала Ребекка, сев рядом с ней и взяв ее за руку. – Но нам нужно многое наверстать. Я так давно все хотела тебе объяснить, просто никогда не могла до тебя достучаться.
– В каком это смысле? – резко ответила Джесси, вырывая руку.
Ребекка с тревогой посмотрела на нее.
– Я хочу сказать, что все эти годы я очень старалась наладить с тобой отношения, но, думаю, Лиз опасалась… – Ребекка помедлила, понимая, что любая критика в адрес мачехи Джесси только оттолкнет ее дочь. – Думаю, она считала, что тебя нужно оберегать. И ее можно было понять.
– По крайней мере, она была рядом, – тихо сказала Джесси.
Ребекка вздохнула и попыталась расслабиться. Ее плечи были так напряжены, что уже начинали болеть.
– Конечно же. Я счастлива, что она так хорошо о тебе заботилась.
– Ты говоришь это неискренне. Она тебе никогда не нравилась, уж не знаю, можно ли было вообще это не заметить. – Джесси смотрела на нее точь-в-точь как тогда, когда Ребекка выбиралась к ней, еще подростку, в Уиттеринг-Бэй на выходные, или когда сама Джесси приезжала к ней, Джону и единоутробной сестре, но, надувшись, проводила почти все время в своей комнате.
– Послушай меня, Джесси. Ты можешь поливать меня грязью, если тебе от этого легче, пускай, но мне не кажется, что это поможет нам добраться до правды.
– Правды? – усмехнулась Джесси. – Да у тебя аллергия на правду. Ты просто хочешь спрятаться от всего мира и сделать вид, словно меня с папой не существует.
– Это не так. Я люблю тебя, Джесси. Мы с Айрис все время говорим о тебе, о том, как мы хотели бы, чтобы ты была полноценной частью нашей жизни, но мне так сложно понять, как я могла бы восстановить наши отношения.
Ребекка спотыкалась на каждом слове, боясь, что ее дочь может в любой момент уйти.
– Ну, могла хотя бы попытаться, – тихо произнесла Джесси.
– Я пыталась, Джесси. Клянусь.
– Серьезно? Сделать пару звонков и отправить открытку на день рождения – это теперь называется «пытаться»? – язвительно заметила Джесси.
Ребекка тяжело вздохнула, не зная, куда деваться от отчаяния.
– Джесси, я каждый день боролась за то, чтобы мне дали остаться с тобой. Я плакала каждую ночь, тоскуя по тебе, на протяжении многих лет. Что, по-твоему, я должна была сделать?
– Не знаю. Ты могла бы жить у нашего дома и спать в машине. Писать мне каждый день о том, как сильно ты меня любишь. Найти хоть какой-то способ показать мне, что тебе не плевать. – Джесси всплеснула руками.
– Послушай, мне не кажется, что такой разговор нам поможет, – решительно проговорила Ребекка.
– А мне помогает. Мы всю нашу жизнь притворялись, когда оказывались вместе. Приятно побыть честной хоть раз. – Джесси с вызовом посмотрела на мать.
– Но мне было так сложно найти возможность поговорить с тобой, ведь Лиз ни на минуту тебя не оставляла.
– Что ж, теперь ее нет, – с горечью ответила Джесси, закусив внутреннюю сторону щеки.
– Я и представить себе не могу, как тебе тяжело. Она была тебе матерью с тех пор, как ты была еще малышкой. Я очень старалась построить с ней отношения, клянусь, я делала все, что могла. Но у нее очень суровый характер, а твой отец нанял ее в няньки, даже не посоветовавшись со мной. Ситуация была непростой, – мягко произнесла Ребекка.
– Что? – откликнулась Джесси с удивлением. – Папа ее нанял? Не ты?
Ребекка покачала головой.
– Он увидел ее объявление в окне почты. Лиз искала работу. Я понимаю, он просто хотел помочь, но мне к тому моменту уже становилось лучше. Да, я все еще была истощена и принимала сильные антидепрессанты, но я справлялась. Мы с тобой начали сближаться, я чувствовала себя сильнее, и уже появлялось ощущение, что мы проживем с тобой так всю жизнь…
Ребекка наклонилась поближе к Джесси, воодушевленная тем, что ее дочь, казалось, была готова выслушать ее версию событий – хоть раз.
– Я будила тебя в шесть, кормила тебя, и затем мы вместе ехали в больницу – ты примерно с четырех месяцев весь день проводила в яслях. Но день этот был очень долгим, и твой отец очень беспокоился о нас обеих. Помню, как-то у меня не задалась неделя. Один из врачей подал на меня жалобу из-за того, что я каждый день уходила пораньше, чтобы забрать тебя, и не могла работать сверхурочно. После того дня вернулась моя тревожность. Однажды твой отец провел с Лиз собеседование, а я тогда была на работе. Мы с тобой вернулись домой, и он сказал, что у него есть план. Лиз должна была поселиться у нас дома и начать заботиться о тебе, чтобы на неделе я могла целиком посвятить себя работе. А в выходные мы бы проводили время вместе всей семьей.
– Значит, тебя никогда не было рядом, – нахмурилась Джесси. – А потом Лиз с папой полюбили друг друга?
Ребекка покачала головой.
– Нам с твоим отцом никогда не следовало жениться. В основе нашего брака была лишь одна ночь, взрыв чувств после всего того, что мы пережили.
– Хочешь сказать, меня тоже не должно было быть? – возмутилась Джесси.
– Нет-нет, я не это хотела сказать. Наши с ним отношения очень трудно описать. Мы выросли вместе – были не разлей вода. Я бежала к твоему отцу по вечерам, когда мой отец избивал мать, и его отец взял надо мной опеку, когда мои родители погибли. У нас всегда была невероятно сильная связь, но мы были скорее как брат и сестра. Он же хотел себе кого-то вроде Лиз. Ему нужна была такая женщина, как Лиз, которая захотела бы жить в «Сивью», все время проводить дома, помогать ему по ферме. Но для меня это место было настолько сильно связано с теми чудовищными воспоминаниями, что мне было трудно справиться даже с самыми простыми вещами. И появление Лиз лишь все усложнило между нами, между тобой и мной: ты, конечно же, начала проводить с ней очень много времени, и вскоре я, – Ребекка сделала усилие, чтобы облечь болезненное воспоминание в слова, – вскоре я стала тебе не нужна.
Ребекка взглянула на свою дочь. Джесси была погружена в свои мысли.
– Послушай, Джесси, все, что я хочу тебе сказать, – пусть у меня и не очень получается, – это что если ты хочешь узнать о том, что случилось, когда ты родилась, то я должна быть честна с тобой; но то, что я расскажу тебе, вполне возможно, не будет похоже на то, что тебе говорили об этом раньше. Я пойму, если тебя это расстроит.
– Мне не рассказали совсем ничего, вот в чем проблема. Не могу поверить в то, что ты сейчас рассказала про Лиз. Мне казалось, что все это было твоей идеей – найти няньку, стать свободной. – Джесси покачала головой.
– Нет, все было совсем не так… Но кажется, ты думаешь, что я оставила тебя, – осторожно добавила Ребекка.
– Но ведь это правда! Как ни крути, работа была для тебя важнее, чем я.
Ребекка закусила губу от волнения.
– Ты ошибаешься, Джесси. Но если ты хочешь услышать, что случилось на самом деле, то тебе, возможно, придется услышать довольно неприятные вещи о твоем отце и Лиз. Я не говорю, что я ни в чем не виновата, но время действительно было непростым… К тому же у меня почти не оставалось другого выбора.
– Выбор всегда есть. Мой ребенок еще даже не родился, но я уже знаю, что никогда бы не смогла ее никому отдать, – ответила Джесси тихо, опустив голову и теребя в руках платок.
– Это девочка? – осторожно спросила Ребекка, и в этот миг будто луч счастья пробился сквозь пелену их болезненного разговора.
Джесси кивнула.
– Это замечательно! – Ребекка бросилась к дочери и обняла ее. – Жду не дождусь встречи с ней.
– Я все время за нее переживаю. Как будто я могу нечаянно ей навредить, или…
– Навредить? – переспросила Ребекка, нахмурившись.
– Даже не знаю. Ты ведь тоже все время переживала? Когда была беременна мной… С этого все началось?
– Если честно, Джесси, я и вспомнить не могу, как все началось.
– Но можешь хотя бы попытаться?
Ребекка посмотрела Джесси в глаза. Они словно пронзали ее насквозь, глядя на нее с ожиданием, как будто у Ребекки были ответы на все животрепещущие вопросы ее дочери. Прямо сейчас Джесси смотрела на нее с такой же надеждой, как и в тот день, когда она только родилась.
Ребекке все еще слышался оглушительный плач младенцев в палате и грохот больничных тележек, чудился яркий свет, который падал на нее, когда ее зашивали, – и тот голос в голове, который она начала слышать во время рождения Джесси.
Пока Харви суетился вокруг нее, фотографируя их девочку, мужской голос становился все громче, приводя ее в ужас, пока наконец она не ощутила странное чувство, словно что-то щелкнуло в ее голове.
И вдруг появился он.
Детектив-инспектор Гиббс, человек, который допрашивал ее до самого рассвета в ночь смерти ее родителей, который так и не поверил ей и с тех самых пор преследовал ее во снах, появился в углу ее больничной палаты. Сложив руки на груди, он молча наблюдал за тем, как Ребекка держала на руках своего новорожденного ребенка.
И, несмотря на весь ее ужас и все ее слезы, несмотря на то что для нее он был таким же реальным, как и Харви, никто, кроме нее самой, не мог его увидеть.