1.

Раннее осеннее утро было тихим и прохладным. Роща на восточной окраине аэродрома пожухла и золотилась в лучах солнца. На западе искрился сосновый бор. На севере зеленели озимые хлеба, а в долине речки струйками печного дыма маячило село, где жили многие летчики и техники. Слабый ветерок доносил дым до аэродрома, но он не мешал работе, а только напоминал о домашнем очаге.

В полковом строю первая эскадрилья расположилась на правом фланге. Ее командир — самый высокий из летчиков. Смуглое, продолговатое лицо капитана Ивана Аристархова застыло в строгости. В предстоящем полете ему доверено возглавить группу перехватчиков в составе трех эскадрилий. Задание сложное. Вылет должен показать, как истребителям лучше бить колонны бомбардировщиков: в плотном или разомкнутом строю?

Вторая эскадрилья будет имитировать бомбардировщиков. Ее поведет штурман полка Иван Королев. Его главная задача — выдержать расчетное время полета и оценить действия перехватчиков. Третью эскадрилью поведет капитан Борис Масленников. Он строен и красив, всегда спокоен, но справедливо требователен. Ему двадцать восемь лет. Холостяк, жениться пока не собирается, объясняя это тем, что холостяку спокойнее летать. Четвертая, недавно созданная эскадрилья во главе со старшим лейтенантом Сергеем Елизаровым будет замыкающей в колонне перехватчиков.

Осмотрев строй полка, я сказал:

— Погода хорошая. План полетов остается без изменений. Какие будут вопросы?

Вопросов не было, и я предоставил слово руководителю полетов майору Алесюку, который определил порядок запуска моторов и выруливания на старт.

…И вот начался, как я считал, главный вылет дня. Он должен был решить целесообразность атак в плотном строю. Первым взлетел Королев. Чтобы не тревожить шумом моторов жителей, эта группа километров десять не долетит до города и на высоте 6000 метров сделает разворот. В этот момент три эскадрильи, по восемь истребителей, поднимутся на перехват. Радиолокатора для наведения истребителей у нас еще ее было. Все выполнялось по расчетам, произведенным на земле.

Через семь минут после взлета «противника» по сигналу зеленой ракеты пошла на взлет первая восьмерка. За ней вторая. И третья, которую вел командир эскадрильи капитан Иван Аристархов. Все самолеты оторвались от земли почта одновременно, перешли в набор высоты, убрали шасси. И тут случилось самое страшное, что может случиться в авиации. Один «лавочкин», словно ему подставили ножку, споткнулся, осел, его будто кто-то невидимый схватил за левое крыло, он с большим креном отвернулся от группы и провалился вниз. Удара о землю я не видел: он произошел в лощине, где находится село. Но взметнувшийся столб огня и дыма сказал все. «Неужели самолет упал на дома?» — подумал я.

При виде этой трагедии вторая восьмерка задержалась со взлетом. Мне, сидевшему в кабине самолета, было слышно по радио, как ее командир, Борис Масленников, запрашивает руководителя полетов:

— Мне взлетать или отставить взлет?

Я хорошо понимал, что Алесюк после катастрофы запросит меня: продолжать полеты или прекратить? «Прекратить?.. Нет!» — решаю я. Во мне крепко еще жила минувшая война. Живы были в памяти погибшие друзья. В бою, когда уходил из жизни товарищ, настоящие солдаты неба еще злее и упорнее дрались с врагом. В бою человек думал не о смерти, а о победе. Но это же не боевое задание, а учебные полеты? Да, учебные. И на этом трагическом случае пусть люди учатся владеть собой. Это будет хорошей психологической проверкой их готовности к настоящей войне!

После секундного раздумья я передал руководителю полетов, чтобы он продолжал выпускать самолеты в воздух. Сам взлетел, как и было запланировано, последним. В первую очередь обратил внимание на место падения самолета у самой окраины села. К месту катастрофы уже мчалась санитарная машина, бежали люди.

Три группы истребителей, взяв курс на перехват «противника», летели, как в боевой обстановке, — в разомкнутом строю. По их «походке» было видно, что они готовы к атаке бомбардировщиков. Но по заданию они должны атаковать в плотных строях, для чего им надо будет сомкнуться. Однако при перехвате дорога каждая секунда. Как поступят ведущие? Мне не хотелось вмешиваться в ход событий, пусть способ атаки выберут сами командиры эскадрилий.

Высота у перехватчиков — семь километров, я летел на километр выше, поэтому раньше всех заметил колонну «противника», которая появилась далеко слева. На встречных курсах сближение происходило быстро, но ведущий группы перехватчиков Аристархов своевременно подал команду;

— Занимаем исходное положение для атаки, — и начал плавно рааворачиваться.

Следуя за ним, ведомые встали в разворот и стали плавно сближаться друг с другом. Аристархов рассчитал исключительно точно. Когда перехватчики развернулись, все их звенья уже летели в плотном строю, а «противник» был рядом.

— Внимание! — раздался его громкий голос. — Я бью первую группу, Масленников — вторую, Елизаров — третью.

Сверху мне хорошо было видно, как три восьмерки перехватчиков атаковали колонну «противника». Не нарушая боевого порядка, после атаки все три эскадрильи ушли вниз. И тут Аристархов понял, что для повторной атаки будет трудно развернуться в плотном строю. Не теряя времени, он подал команду:

— Атакуем одиночно. Цели прежние.

Сам Иван Аристархов резко развернулся и быстро настиг флагмана. Его примеру последовали остальные летчики. Каждый целился самостоятельно. Правда, времени для этой атаки потребовалось значительно больше.

Прежде чем приземлиться, я внимательно осмотрел место катастрофы. Оно было взято под охрану, солдаты никого близко не подпускали. Вокруг толпилось много людей.

На земле я узнал, что разбился младший лейтенант Кудрявцев. Это сообщение обожгло до щемящей боли в сердце. Я чувствовал в этом несчастье свою вину. Кудрявцев представлялся на отчисление из авиации, а я помешал этому. «Хотел сделать лучше для дела и для самого Кудрявцева, — подумал с горечью, — а вышло хуже некуда». Подозвал своего техника Иващенко, попросил:

— Позовите ко мне механика самолета Кудрявцева и капитана технической службы Бутова, — а сам с тяжелым чувством пошел к руководителю полетов.

На стоянку зарулил последний самолет, установилась траурная тишина. Хотя по плану полк должен был сделать следующий вылет, но его пришлось отменить. Нельзя летать, не выяснив причину катастрофы.

Алесюк вяло шел навстречу. Выслушав его, я спросил:

— Где формуляр разбившегося самолета и мотора?

— В сейфе у начальника строевой части. Там же летная книжка Кудрявцева,

— Ну а теперь, что ты думаешь? Почему произошла катастрофа? Тебе было видно все лучше, чем мне.

— Причины тут могут быть две. Или мотор отказал, или летчик потерял сознание.

— Второе отпадает, — заметил я. — Спортсмен, крепкий, выносливый.

— Так-то оно так, — начал Алесюк со свойственной ему рассудительностью и спокойствием. — Но они с женой жили у хозяина, который до освобождения Западной Белоруссии и при фашистах занимался торгашеством. Кухня у них была общая. Легко что-нибудь в пищу подсунуть. Националисты себя уже проявили. К тому же взлет был прямо на село. Могли из укрытия дать очередь.

— Все возможно, — вздохнул я. — Врачи в этом разберутся. Тело Кудрявцева сильно изуродовано?

— Порядочно. Но не так, чтобы не заметить ранения или не разобраться в отравлении. Что касается мотора, здесь дело особое. Мотор новый. После установки наработал всего восемь часов. Правда, механик самолета мог напортачить. Он молодой, недавно кончил школу. Да и контроль в эскадрилье за механиками неважный. Бутов, не справляется со своими обязанностями, суетится, кричит…

Наш разговор перебили командиры возвратившихся из полета групп. Доложив о выполнении задания, Аристархов убежденно заявил, что у Кудрявцева отказал мотор:

— Он шел рядом со мной. И вдруг резко отстал. Чтобы не потерять скорость, перевел машину на планирование. А впереди — село. Бензина полные баки. Село сгорело бы дотла. Он рули дал на отворот влево. Высота метров двадцать, скорость небольшая. На отвороте потерял ее окончательно и свалился у самых огородов.

Вскоре на аэродроме приземлился По-2, на котором прилетели командир дивизии Правдин с инженер-майором Кимом для. расследования катастрофы. Правдин после моего доклада посочувствовал:

— Какое несчастье! Хорошо, что упал не на село, — и, взглянув на инженер-майора, пояснил: — Он мужик дотошный, в технике разберется, а мы с тобой займемся летными делами. Сначала пешочком пройдемся по последнему пути Кудрявцева и посмотрим останки машины.

— Мне надо посмотреть документы: летную книжку Кудрявцева, формуляр самолета и мотора, — сказал инженер.

На полпути к месту катастрофы нас догнали Бутов и механик разбитого самолета Зонтиков.

— Товарищ полковник, — обратился Бутов к командиру дивизии, — разрешите доложить командиру полка?

Правдин остановился и, внимательно оглядев обоих, с подчеркнутой официальностью ответил:

— Разрешаю.

— Товарищ майор, капитан технической службы Бутов, исполняющий обязанности старшего инженера полка, с механиком самолета погибшего летчика Кудрявцева старшим сержантом Зонтиковым прибыли по вашему приказанию.

Комдив поздоровался с ними, спросил:

— Вы были на месте катастрофы?

— Были, — вразнобой ответили они.

— Как вы думаете, товарищ старший сержант, — обратился Правдин к Зонтикову, — по вашей вине разбился командир экипажа или же он сам допустил ошибку?

Зонтиков от такого прямого вопроса смутился, но ответил откровенно:

— Мой командир летал отлично. Я недавно стал механиком. Может, чего-то недосмотрел.

— А вы что скажете? — обратился Правдин к Бутову. Он вздрогнул, поморщился и нервозно ответил:

— Я тоже старался. Но катастрофа есть катастрофа. Надо докапываться до истины.

— Правильно. Надо докапываться, — согласился комдив и взглянул на меня: — Они вам сейчас нужны?

— Нет.

— Тогда идите и оба представьтесь инженеру дивизии Киму. Он находится в штабе полка.

— Не пойму, — заговорил Правдин, когда они ушли, — самолеты пошли сложные, а их хозяева — механики срочной службы. Временные люди в армии, учились сложной и ответственной профессии меньше года. А современному самолету хозяин нужен образованный.

— Такое было и с летчиками, — заметил я. — Перед самой войной их стали выпускать из училищ сержантами. И только война ошибку исправила. Наверно, скоро будет так и с механиками самолетов. Вот на моей машине работает младший лейтенант технической службы Иващенко. Парень образованный, начитанный, не сравнишь с Зонтиковым. На войне работал механиком, после экстерном сдал экзамены за училище. Я в нем уверен. У него и слов таких нет: «сплоховал», «недосмотрел», «упустил из виду»…

— Пожалуй, зря после войны демобилизовали опытных механиков, — продолжил Правдин. — Пусть бы, как твой Иващенко, подготовились, сдали экзамены и офицерами остались в кадрах.