2

Ромашки, собранные на склонах Дубовой балки, следователь Ремез подарил молодой жене, а плеть клевера ползучего положил в прозрачный полиэтиленовый пакет. В рыжей папке, что за последние дни заметно пополнела, уже лежал один такой пакет с обрывком стебля, обнаруженного лейтенантом Ванжой в спицах «Явы», принадлежащей Ярошу. У Ремеза не было ни малейшего сомнения в идентичности образцов. Будучи, однако, человеком пунктуальным, привыкшим подтверждать свое мнение фактами, он все же решил направить их экспертам НТО. Расследованию причин гибели Сосновской клевер помочь не мог, зато он был хоть и маленьким, но объективным доказательством в пользу Яроша.

Пятиэтажный дом Управления внутренних дел стоял на мощеной площади как раз против старинного Успенского собора и состязался с его колокольнями четырьмя ротондами на плоской крыше. Во времена гражданской войны в этих ротондах стояли пулеметы, теперь там облюбовали место голуби.

Научно-технический отдел занимал угловые комнаты в левом крыле. Ремез поднялся по винтовой лестнице на третий этаж и встретил в коридоре Очеретного. Заместитель Панина был сегодня свободен после дежурства. Как всегда элегантный, надушенный, он стоял у окна, курил сигарету и небрежно покачивался на носках отполированных до блеска ботинок. «Караулит Людочку», — догадался Ремез и, делая вид, что не заметил Очеретного, проскользнул в дверь.

— Здравия желаю, товарищ младший лейтенант! — весело сказал он.

Людочка Яремчук сидела, склонившись над микроскопом.

— Птичка прилетела, — певуче произнесла Людочка, не поднимая головы. — Что-то срочное?

— Не очень.

— Раз не очень, то посиди, я скоро освобожусь.

— Можно и посидеть, — сказал Ремез. — Кое-кто вон за дверью стоит. На своих собственных, не казенных.

Людочка прыснула.

— Это я его выгнала, чтоб не мешал. Представляешь, у меня новая прическа, а он и глазом не повел. А еще из уголовного розыска!

— А при чем тут это? — удивился Ремез.

— Работник уголовного розыска должен быть наблюдательным, — объяснила Людочка. — Неужели не ясно?

— Ага, — проворчал Ремез. — Теперь ясно. И долго ты будешь его мучить?

— За дверью или вообще?

— Вообще.

— А ты за Лизой сколько бегал?

— Во всяком случае, она меня за дверь не выставляла.

— И зря. Я, Ремезик, сказала ему: выйду замуж только за капитана. Ты не знаешь, когда ему дадут звездочку?

— При чем тут звездочка! — сказал Ремез. — Не любишь ты его, девонька.

— Любишь, не любишь. — Людочка оторвала наконец от микроскопа подсиненные по последней моде глаза. — Может, люблю, а может, и нет. Разве я знаю?.. Слушай, а как это, когда любишь? Ну, что чувствуешь? Вот ты, например?

Ремез фыркнул.

— Взгляни лучше на этот сорнячок. У меня тут кое-какие дела, минут через пять забегу.

Никаких дел, собственно говоря, у Ремеза не было, но ему не хотелось продолжать разговор, который сам затеял, тем паче что за дверью напрасно тратил время Очеретный. Людочка Яремчук была красивая девушка и, похоже, слишком хорошо знала это, а Ремез считал, что ничто так не портит женщину, как сознание собственной красоты. С красотой, рассуждал он, надо обращаться осторожно, как с ножом, — недолго и порезаться.

Очеретного за дверью уже не было, остался только пепел в кадушке с олеандром да облачко дыма. Ремез втянул носом воздух. «Ага, — мысленно сказал он. — «БТ» — визитная карточка Лариона. Обиделся, и правильно сделал. Уж очень она привередничает. Но хороша чертовка на редкость!» Ремез еще немного потоптался в коридоре и возвратился в НТО.

— Забирай свой сорнячок, — сказала Людочка. — Совершенно одинаковые, если это тебя интересовало. Названия не знаю.

— Дикий клевер, — сказал Ремез, засовывая пакеты в карман. — Растет на песчаных берегах Днепра, семейство бобовых, существует почти триста разновидностей.

— Исчерпывающие сведения, — улыбнулась Людочка. — А теперь говори, как ты чувствуешь, что любишь?

Ремез разозлился:

— Ну что ты заладила! Такие вещи не объяснишь. Любишь — и все! Тут ни микроскоп не поможет, ни микроанализ. Любовь не раскладывается на элементы. И Ларион уже ушел. Не захотел дверь подпирать, вот!

— А ты, оказывается, злой, товарищ следователь, — тихо сказала Людочка. — У тебя еще есть ко мне дела? Нет? В таком случае кланяйся Лизе.

Ремез удивленно посмотрел в бездонные Людочкины глаза. «Кто их разберет, этих девчат, — думал он. — Может, за капризами кроется причина, которую мне не дано знать. В конце концов, Очеретный тоже не пряник».