[12]

Оставался всего один вопрос.

— Мне непонятно вот что, — заговорил Юханссон.

Берг кивнул. Вид у него был очень усталый, и впервые за время разговора Юханссон почувствовал нечто вроде сострадания. Скоро Бергу конец, подумал он, должно быть, у него есть дела поважнее, чем сидеть и отвечать на мои дурацкие вопросы, но все же продолжил:

— Допустим, я принимаю твои аргументы. Мне понятно, почему два года назад ты вычистил их из регистра: те двое, кто представлял какой-то интерес, к тому времени были уже мертвы. Одно мне непонятно… — Юханссон запнулся.

Может, плюнуть на все это? — подумал он.

— Спрашивай, — сказал Берг. — Если смогу, отвечу.

— Почему ты несколько месяцев назад вернул в дело о захвате посольства досье на них обоих…

Как раз в тот момент, когда ты сворачивал дела и клялся, что никаких скелетов в шкафу не оставишь, что я начну за чистым столом, закончил про себя Юханссон.

— Могу честно признаться: меня одолевали сомнения, — ответил Берг, — но военная разведка настояла. К тому же они намекали, что ожидаются новые сведения… В общем, я порассуждал и сунул их назад.

— А как ты рассуждал? — спросил Юханссон.

Взвешивал все за и против, объяснил Берг, причем довольно долго. Во-первых, против фактов не попрешь: и Веландер, и Эрикссон изрядно замазаны в той истории. Во-вторых, если любой более или менее грамотный парень из «комиссии правды» просмотрит материал о немецком посольстве, он тут же обнаружит, что архивы вычищены. В-третьих, вполне возможно, что в дело будут поступать новые материалы, о которых он не узнает по той простой причине, что уходит. И в-четвертых, он посчитал, что, согласившись исполнить просьбу военной разведки, он поможет улучшению отношений между двумя ведомствами.

— Не знаю, сколько раз мы собачились за все эти годы. Не думаю, что надо было в очередной раз дать им от ворот поворот, неважно, о чем шла речь. К тому же обоих фигурантов нет в живых. Поскольку Веландер и сам был журналист, волчья стая наверняка не станет трогать его наследников. Что касается Эрикссона… У него, насколько я помню, вообще не было родственников. И потом, я уже сказал, они обещали поделиться кое-какой информацией, а от таких предложений не отказываются.

— А ты не думаешь, что речь шла именно о нынешнем случае? — осторожно спросил Юханссон.

— Что ты имеешь в виду? Хочешь сказать, они хотели просто открыть канал, чтобы сливать и другие материалы, не только на Веландера и Эрикссона?

— Именно.

Например, на Штейн, подумал он.

— Мне тоже приходила в голову эта мысль, и я прекрасно понимаю, кого ты имеешь в виду, — слабо улыбнулся Берг. — Нет. — Он медленно покачал головой, желая подчеркнуть важность следующей мысли. — Данные получены от нашей собственной военной разведки, и с точки зрения политической безопасности мне трудно даже представить, чтобы они плели заговоры против собственного замминистра. Не могу разглядеть мотив.

Не можешь, значит, подумал Юханссон, но вслух, естественно, этого не произнес. Вместо этого он задал несколько уточняющих, нейтральных вопросов: не стоит будить медведя, даже если он ушел на пенсию и собирается умирать.

— Один мой сотрудник докладывал, что у коллеги из отдела по борьбе с терроризмом создалось впечатление, что эти данные обнаружились в архиве СИРА, — сказал Юханссон. — Но как же это могло быть, если ты утверждаешь, что Веландеру удалось вычистить имена еще в декабре тысяча девятьсот восемьдесят девятого года?

— Антитеррорист наверняка напутал, — ответил Берг. — Я, например, совершенно убежден, что военные получили эти данные от американцев, а те, в свою очередь, из архива «Роузвуд». Другой возможности просто нет.

— Еще я совершенно не могу понять, почему они засуетились… С чего их так колышет дело двадцатипятилетней давности? Двоих уже нет в живых, через полгода истекает срок давности…

И при чем тут американцы, ты же сам сказал, что для них эта история интереса не представляет, подумал он.

— Я уже говорил, что много размышлял по этому поводу, — сказал Берг, — и к определенному выводу не пришел. Ты прав: выглядит странно.

— Единственное объяснение — они пытаются построить информационный канал, — упрямо повторил Юханссон.

И конечно же речь идет о Штейн, подумал он про себя.

— Значит, по этому пункту мнения ученых разошлись, — вымученно улыбнулся Берг.

Так я тебе и поверил, подумал Юханссон.

— Да, вот еще что, — вспомнил Юханссон и демонстративно поглядел на часы. — Убийство Эрикссона… У тебя нет никаких догадок по этому поводу?

— Ни малейших. Честно говоря, я всегда старался не лезть в дела коллег из «открытого» сектора. Я занимался своими делами, они — своими… Хуже или лучше… — Берг снова улыбнулся. — Но раз уж ты спрашиваешь… Загадка скорее в другом. Если даже ничтожная часть того, что я слышал и читал про Эрикссона, правда, надо удивляться, почему никто не прикончил его намного раньше. По-видимому, редкая была сволочь. Наверное, не один десяток его знакомых и коллег желали бы с ним разделаться. Но что это убийство как-то связано с захватом посольства?.. Нет, такая мысль мне в голову не приходила.

— То есть ты не считаешь, что, скажем, Веландер и Тишлер могли приложить к этому руку? — Юханссон словно не расслышал последние слова Берга.

— Я помню, мы обсуждали с Перссоном этот вопрос. Мы просматривали следственные материалы, кое-что надо было уточнить, и он тогда сказал совершенно определенно, что ни тот ни другой сделать это не могли.

— А когда вели наблюдение за Веландером и Тишлером в декабре восемьдесят девятого, ничего нового про Эрикссона не выплыло?

— Нет. Веландер и Тишлер его имя вообще не упоминали. Они же были его, если так можно сказать, ближайшими друзьями, хотя, могу сознаться, нам это казалось странным. Особенно меня удивлял Тишлер… Этот парень половину жизни проводит в телефонных разговорах, болтает с кем угодно, о чем угодно и на удивление откровенно. Ни разу не упомянул! Словно Эрикссона просто не существовало…

— Ну, не буду тебя больше беспокоить, — начал собираться Юханссон.

Что сказать? — подумал он. Что-то я должен ему сказать, он же умирает…

— Береги себя, Эрик, — произнес он серьезно. — Если ты не будешь себя беречь, я сам этим займусь.

— Приятно слышать, — ответил Берг. Тоже на удивление серьезно.