2-го января 44 года

Мне нужно две недели, сказал я майору, чтобы привести в должный вид своих солдат. Три дня на баню, неделю на учебу и пару дней на тренировку. Их нужно натаскать, ввести в режим, без этого их нельзя пускать на ночную работу. От несения охранной службы освободить. Майор согласился. Я покинул штаб и ушел к разведчикам. Дорога от штаба полка до взвода разведки короткая. Метров триста в сторону, и я спускаюсь в овраг. По твердой, утоптанной ногами дорожке приятно идти. Стежка проложена глубоко в снегу. Свежий снег чуть припорошил следы и скрипит под ногами. Берега у оврага крутые, высокие, метра два, а где и больше. В склонах оврага под замерзшим слоем земли прорыты лазейки. Это и есть расположение взвода разведки. Норы отрыты прямо в земле. От ветра и вьюги они прикрыты кусками материи. Если хочешь заползти в такую нору, нужно перед ней встать на колени, опереться руками в землю, принять горизонтальное положение и, двигаясь вперед головой, не промахнуться мимо норы. (У связистов на НП тесное логово, но в нем хоть можно спокойно сидеть). А тут чтобы выбраться наружу, нужно ложиться. Залезешь в нору, ляжешь на бок и упираешься локтем в потолок, а под боком у тебя получается подстилка из хвои.

– 09-

Перед глазами печурка, выкопанная в земле. Туда кладут дровишки и топят по черному. Потолок из промерзшего слоя земли, как бетонное перекрытие хорошего ДОТа. Разве мог немецкий солдат даже представить себе (на миг) что-нибудь подобное и такое? Разве мог бы он хоть один день продержаться в такой норе? Немцу сруб подавай, нары, набитые свежей соломой, железную печь с регулятором поддува и пол из толстых струганных досок, паек наших полковников и генералов. И если это сруб будет опущен глубоко в землю и накрыт сверху в четыре наката толстых бревен, то немец будет чувствовать себя как в хорошем ДОТе. А что говорить о сырой дыре в промерзлой земле? Если немца сунуть туда головой вперед, чтобы он заполз туда на брюхе, то потом к утру можешь за ноги вынимать его труп.

– Где Рязанцев? – спросил я незнакомого разведчика, стоявшего на посту.

– Вот! – и он показал мне на одну такую дыру. Когда я заполз туда, я увидел Рязанцева. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Как будто он его изучал и видел впервые. Внутри горит небольшая коптилка. Я пододвигаюсь на локтях дальше, там, у стены горит огонек. Я толкаю своего подчиненного в бок, предполагая, что он спит. Старшина предупредил его, что я вернулся в полк и утром к нему на час явлюсь в овраг, в расположение. Я мог бы его не искать, не лезть в нору. Я мог приказать старшине вызвать его для разговора к себе. Но я знал, что он будет прятаться от меня и решил сам явиться к нему. Нужно подойти к человеку душевно и осторожно. Мало ли, что у него сейчас на душе. С одной стороны, он знает, что я прибыл, и с него свалится часть забот. И вместе с тем он неприятно сморщился, что медвежья зимняя спячка для него кончилась. Теперь придется не спать, а думать, где схватить языка. У меня было чувство такое, что я месяц бездельничал, отдохнул и пора приниматься за дело. У него, видно, желания возвращаться к деятельности разведки не было. Разведчики народ непростой. Иногда их сразу и не поймешь, а порой к ним и на вороных не подъедешь.

– Здорово, разведчик!

– Привет, капитан!

– Ну, что, на сухую будем говорить или пошлем за

– 10-

старшиной и разговор при встрече размочим? Я знал, что Федя от размочки не откажется.

– Что будем завтра делать? Я видел, во взводе у тебя новые люди есть.

– Да, человек десять новеньких есть, взяли из пехоты.

– Ну, что послать за старшиной или будем ждать, пока он сам прибудет?

– Нет, надо послать. Чего тянуть? Раз ты прибыл, нужно начинать всё дело сначала. Ты лежи, я сам пошлю. Он ногой оттопырил занавеску и крикнул: «Эй, кто там есть? Подойди сюда!» В дыре показалась голова часового.

– Растолкай кого-нибудь из ребят, пошли за старшиной, скажи, гвардии капитан его сюда требует.

– Ну, как жизнь? – спрашиваю я.

– Да что жизнь? Вот, сунули в охрану. Говорили, временно, а уже месяц сидим.

– Сегодня валяй, досыпай. А завтра сутра разведчики в охрану не пойдут. Я с начальником штаба договорился. А ты что будешь делать? Рязанцев замолчал и надолго задумался.

– Завтра сутра я приказал старшине провести физзарядку. Раздеть всех наголо до пояса и снегом натереть. После еды общее построение. Перед строем выступишь ты. Скажешь, что "овец пасти" они больше не будут. Начинается подготовка к нашим главным делам. Старшина там, в тылах присмотрел рубленную из бревен брошенную баньку. Нужно ночью послать туда ребят, разобрать ее, перевезти и до утра поставить ее здесь, в овраге. Старшина докладывает, что в ней железная бочка, труба и камни есть. Утром на следующий день после построения – баня парная для всех, смена белья с заменой рваного обмундирования. Вот, милый Федя, с этого и начнем. Баня, хоть и чужая, но, надеюсь, им и в голову не придет сунуться сюда. Тыловики на передовой искать ее не будут. Здесь часто стреляют. Старшине передай приказ – пусть для ребят поставит здесь две палатки. На все это дело я вам с ним даю три дня.

– 11-

Смотрю я на наших ребят и удивляюсь. Рожи у всех у них грязные, цветом какие-то сизые. Как вас…? Стыдно смотреть! Разведчики, гвардейцы! На разборку и перенос бани старшина забрал всех. Крышу взяли четверо и положили на сани. Бревна со стен брали по паре и уходили в овраг. Пока первая партия шла через лес и через поле к оврагу, вторая увозила на санях основание и пол бани. В овраге кипела работа. Постукивая топорами, разведчики переговаривались между собой:

– гвардии капитан наш старый из госпиталя прибыл. Как только явился, сразу завертелась работа. Чувствуется твердая рука. Тыловички завтра с веником попариться припрутся – вот они себе зады почешут! Ногтями поскребут. Глядь, на проволоке бельишко висит, а баньки нету! У нашего старшины глаз, как у сыча, острый и наметанный. Вот только твердого руководства, считай, не было. Гвардии капитан приехал, всё завертелось.

– Слушай! А он старый совсем?

– Сам ты старый. Он молодой. Ему двадцать три года. А старым мы его называем потому что он давно на фронте. Вон как Сенько – старый разведчик, а сам молодой.

– У тыловиков там саперная рота бьет баклуши (пролежала бока). Пусть им новую баню построит. Один из тех, кто был давно во взводе разведки, рассказывал молодым:

– я представляю, что завтра утром будет, когда явится капитан и старшина. Утром, ребятки, старшина объявит ранний подъем и общее построение. Я это точно знаю. Рязанцев что-то старшине намедни говорил. Так что, приготовьтесь, ребятки, место в строю занять без опоздания. И пошевеливайся, братва, гвардии капитан явится на зарядку.

– На какую зарядку? На улице тридцать. Что ты еще мелешь?

– Да, да! Попомни мои слова! Я тоже когда-то сомневался. Завтра сутра новая жизнь начнется, которой вы и не пробовали, соколики и птенчики мои. Про посты и про охрану забудьте. Посидели, как пешки, в снегу, развели вшей и блох, а теперь будя! Теперь за язычками будем ходить.

– 12-

– самой смерти костлявой в пасть будем глядеть. Сначала с вас капитан для порядку десять потов сгонит. Не тридцать градусов холода, а сорок будут африканской жарой. На собственной шкуре, родимые, почуете. Сутра подъем, зарядка до седьмого пота, растирание снежком, потом усиленный завтрак, каша с наваром и мясцом. Апосля парная баня и по сто пятьдесят каждому после бани. Сам лично старшина поднесет. Капитан приказал старшине на обед щи со свининой сварить так, чтоб с наваром, из квашеной капусты, со шкварками, как положено. Пальчики оближешь! Старшина вдребезги разобьется, а у интендантов и сала, и квашеной капусты на ручные часы наменяет. У него для такого случая запас всегда есть. Учитесь, чеграши! Вы теперь в разведке, а не во взводе охраны. В полковой разведке свои законы и порядки. Говорили, даже еврея Ёсю-парикмахера старшина из тылов дивизии приволок. Сидит у него в палатке, своего часа дожидается. Стричь, брить, тройным одеколоном каждому в харю брызгать будет! За все это расплатится старшина. У него валюта – (карманные, ручные часы и всякие браслеты от убитых ребят оставлены. Он их пускает в расход, когда нужно для всех, когда от капитана строгий приказ есть). Я слышал, две палатки здесь в овраге для нас поставят. А там землянки с нарами будем рыть. Недельки через две за языком начнем ходить. Не унывай, ребятки! Привыкли вы к грязной и свинской жизни. Теперь светлая жизнь наступает. Как женихи будете ходить. Капитан ваш вам все мозги поставит на место. А то вы совсем зажирели и завшивели. Противно смотреть! Старшина, вероятно, сам пустил слух, чтобы солдаты заранее мозги свои на дело настроили. В разведке нужно было сразу всё поломать и проститься со старым. В разведке нельзя жить и тянуть прошлое. Боевая работа разведчика опасная и тяжелая. Игру с немцами приходится вести на грани смерти, без риска и фортуны разведчику никак нельзя. Каждый человек должен обладать непоколебимой волей, присутствие духа и в самых безвыходных ситуациях иметь нужный настрой.

– 13-

Малейшее сомнение (в душе) или неверие (в своего командира) может привести к неудаче, и жизнь оборвется из-за пустяка. Здесь риск и ум, и сметливость, и хитрость, и все это держится на воле человека и на чуть-чуть. Бывали дела и случаи, когда свою ошибку и не заметишь. Утром в назначенный час старшина подал команду на подъем и общее построение. Для новичков это было новостью и вопросом. На фронте, и, пожалуйста – подъем, зарядка и построение. Никогда этого еще не было. Но в строй бежали все, и старые, и молодые. Опытные сержанты, не раз ходившие за языком, бежали впереди. Молодые сразу поняли, что в разведке что-то произошло. Старшина, сдвинув брови, ревел нынче сутра как бык. Он велел подравнять мыски и раскатистым басом подал команду «Смирно!». Подошел к лейтенанту Рязанцеву и доложил, козырнув. Рязанцев выступил вперед и подал команду «Вольно!». Он приказал всем стоящим в строю снять шинели, стеганки и гимнастерки, раздеться до голого пояса. У разведчиков глаза полезли на лоб. Старшина выставил вперед нижнюю челюсть, выкатил глаза, поправил… и в одно мгновение оказался без нательной рубахи. Волосатая его грудь мерно вздымалась. Среди молодых и худеньких ребят, стоящих в строю, промелькнуло сомнение. Но видя, что старшина сапогом, словно бык копытом, роет землю и поддевает снег, и что сержанты и старики без лишних раздумий обнажились до пояса, они тоже стали кидать свои шинели и белье на снег, в ноги. Старшина выпятил грудь и, глубоко дыша, стал пускать ноздрями струи белого пара. Старички знали, что хочет капитан. Они понимали, что нужно вдруг и сразу встряхнуться. Ой! Ой! Ой-ой-ой! – послышались возгласы новичков в строю. Старшина, как стадный бык, заревел на всю округу:

– Разведка, за мной! Никому не отставать! И, разбрызгивая снег огромными… сапожищами, набирая скорость, ринулся вперед.

– 14-

Взвод сорвался с места и под общий свист, крики и улюлюканье полетел за старшиной. Связисты, тянувшие провод, остановились и смотрели, разинув рты. Теперь по полковым проводам поползет анекдот, как однажды поутру при морозе в двадцать градусов полковые разведчики делали в голом виде зарядку. Старшина назад, в сосняк прибежал первым. Никто не смел его обогнать на ходу. Кто-то из новичков и попытался, но его одёрнули на ходу. Старшина должен быть впереди. Он отец родной. Старшина прибежал, потоптался, нагнулся, покрякивая, черпнул ладонями пушистый снег и стал натирать свою грудь. Растер шею снегом, руки и шею растер, Валеев подал ему полотенце. Валеев держал на руке стопку чистых портянок и весело улыбался, глядя на старшину. Солдаты тоже подбегали и растирались снегом, кидали друг в друга снежки. Потом подбегали к Валееву и хватали у него из рук чистые портянки.

– Ну вот, видать, дела наши тронулись – сказал я, подходя к старшине и к Рязанцеву.

– Теперь вам нужно только поддерживать порядок и бодрый дух у них. Рязанцев улыбался, а старшина посмотрел на меня как бы молчаливо спрашивая, может, по сто грамм всем налить? Я мотнул головой в знак согласия.

– Братия христианская! Бога угоднички! Соколики православные! По очереди подходи! Крещение на Руси! Причащаться будем! Капитан по сто пятьдесят разрешил. В овраге осталось два лагеря. Под обрывом в земле пустые норы и лазейки, а рядом палатки и рубленая баня, в которой можно жить и топить. Потом, как рассказывал солдат, был завтрак, баня, раздача белья, замена рваного обмундирования. Старшина для некоторых ребят достал даже новые валенки.

– 15-

Ребята, усталые и довольные, сидели на бревнах, переговаривались негромко и курили табак.

– Вам, товарищ гвардии капитан, ординарец нужен – басовито начал разговор старшина.

– У тебя на примете, наверное, есть такой паренек.

– Есть, конечно, небольшого роста, телосложением не дюж, но в руках силу имеет, смышленый и шустрый. В захват-группу ребята его не берут. Маленького, говорят, росточка. А в пехоту обратно жалко отправлять. Через неделю убьют. Я знаю, вы приказали скомплектовать боевые группы! В деле он не был, его в деле не знают. Он может остаться не при деле. Взял бы я его, да у меня есть ездовой, и Семенов сидит у меня после ранения. Трёх, сами знаете, на одну повозку не положено.

– Ладно, приводи. Погляжу на твоего племянника.

– Что вы, товарищ гвардии капитан, он мне никто! Просто парнишку жалко. Да и во взводе он недавно, прибыл без вас с пополнением.

– Ты же его сватаешь, вот я и говорю – племянник. Он что, из новеньких?

– Да, но вы его видели.

– Где?

– Вы с ним на НП дежурили. Он, правда, не знает, что вы тот самый капитан.

– Ну и старшина! Всё-то он знает!

– Должность такая, товарищ гвардии капитан.

– Ладно, веди своего подопечного. Мы сидели в палатке, поставленной вплотную к обрыву. Рязанцев был доволен. Он объяснил мне, что в случае обстрела осколки дальше пойдут и в случае чего можно укрыться под мерзлый грунт. Он даже разведчикам объявил, при плотном обстреле все уходят, как он выразился, в укрытие, под землю.

– А что, это ты хорошо сообразил! – сказал я и похлопал его по плечу.

– Всё правильно, Федя! Людей нужно беречь. В откидной полог палатки кто-то ткнулся, и в палатку вошел старшина. За ним показался мой ночной знакомый.

– Заходи! – сказал я, когда он из прохода меня увидел.

– Ну, что замялся? – промычал старшина.

– Товарищ гвардии капитан как отец родной, хочет тебя от смерти спасти. Если пойдешь в пехоту, жизни тебе там неделя. Гвардии капитан согласен взять тебя к себе ординарцем. Ну, чего молчишь? -… старшина.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Сергей.

– Фамилия?

– Курдюмов.

– Ну что ж, садись, Сергей, закуривай, будь как дома. Я посмотрел на Рязанцева, который лежал на боку, подмигнул ему и добавил:

– Мы с ним старые знакомые. Он мне на НП сказал: может, еще встретимся, капитан! Вот мы и встретились. Я, оказывается, не просто штабной а тот самый разведчик, про которого ты мне тогда говорил. Старшина толкует, чтобы я тебя взял к себе в ординарцы. Послать тебя в группу Сенько я не могу. Все группы подбирают сами ребята. Такой у нас порядок. Мне ординарец нужен. Если согласен – оставлю тебя при себе.

– Ну, чего молчишь? – ткнул его кулаком старшина.

– Я тоже не против. Видать, договорились.

– Какие обязанности будут у тебя – просветись у старшины. Он знает все тонкости этого дела. Ну, а всё другое будешь сам на ходу соображать. Завтра вступишь в новую должность. Старшина приведет твой внешний вид в порядок. Сергей Курдюмов с этого дня стал моим постоянным спутником. Ординарец в разведке – это не денщик у командира полка. Ординарец – это тот же разведчик, сообразительный и решительный, правая рука офицера, важное лицо во взводе, только в солдатском звании. Ему не нужно чистить сапоги своего начальника, в разведке это не принято. Мы ходили в нечищеных сапогах. Я его воспитанием не занимаюсь, но старшина ему иногда выговаривает. Старшина, как тот церковный дьяк – пожурит, погладит по волосам шершавой рукой: а, племянничек пришел! Крестный отец сегодня баньку топит. Велел за тобой послать. Сегодня офицеры и наша компания будут париться.

– А ты что, не мог с ребятами капитану передать?

– Никак нельзя! Понимать надо! Чего не положено, ребятам не надо знать. Чтобы лишних разговоров не было. Для них баня будет потом, когда в снабжении белье получим.

– Ты, Валеев, вечно что-то темнишь. Что тут особенного? На всех сразу белье не дают. Ладно, иди к старшине, он велел тебя к нему послать. Так прошел еще один день зимы.