на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


ПОЛЯНА ВЯЗА


В том месте, где граница Зингары пересекала излучину реки Черной, находился торговый пост. Место, впрочем, было довольно условным, сторожевые форты располагались гораздо южнее, но зингарские топографы, расчерчивая пергаментные карты, искренне полагали, что владения короля Элибио простираются именно до этой невидимой черты, и ни пядью меньше. Пикты же считали по-иному, что нередко служило причиной их набегов и ответных карательных экспедиций зинграцев. Впрочем, за последние двадцать лет многое изменилось: новые власти Кордавы предпочитали вести с дикарями торговлю и улаживать спорные вопросы путем переговоров. Пикты-торговцы появились в укрепгородках западнее Черной, а однажды какой-то вождь, украшенный перьями и многочисленными ожерельями из сушеных рыбьих голов, в сопровождении доброй половины своего племени посетил Кордаву. Народ сбегался смотреть на это невиданное зрелище, как на бродячий цирк. Вождя принял регент Бенидио, подарил делегации два мешка стеклянных шариков для бус и заключил с пиктами договор о вечном мире и дружбе. Впрочем, пиктская сторона не долго придерживалась соглашений: на обратном пути племя напало на зингарский форт и было полностью уничтожено его гарнизоном. Больше пиктов в столицу не пускали, хотя обмен товарами продолжался к взаимной выгоде: среди кордавских модниц очень ценились сумочки из кожи болотного зверя курлу, а северные соседи охотно принимали все, что блестело и могло нанизываться на волосяные шнурки или вставляться в нос и уши. Это не мешало пиктам время от времени по старому обычаю выходить на тропу войны, убивать зингарских торговцев и жечь форты. Только торговый пост в излучине Черной пикты не трогали.

Кто и когда выбрал это место, не знали даже ученые мужи Кордавы. По обеим берегам реки тянулись здесь непроходимые дикие заросли, так что причаливший путешественник не смог бы удалиться от воды и на десяток шагов. Ветви деревьев, перевитые лианами, почти смыкались над рекой, образуя купол с узкой полоской неба посредине. Русло в этом месте несколько сужалось, очевидно, это и стало причиной, побудившей прежних властителей провести здесь границу. Реку перегораживала опущенная в воду заржавленная цепь, прикрепленная к двум каменным идолам, темнеющим на берегах. Один изображал седоусого мужчину с солнечным знаком на груди и смотрел почти стертыми дождями и ветром глазами в сторону Пустоши Пиктов, второй, с женским ликом, обращен был в сторону Зингары. Цепь никогда не поднималась.

На правом берегу реки стоял поднятый на сваи дом. Он был сложен из кривых коряг, подогнанных так искусно, что самый придирчивый взгляд не обнаружил бы ни одной щели. Дерево густо поросло мохом и россыпями бледных грибов, окна были затянуты мутными бычьими пузырями.

Торговый пост держали два полукровки — отец и сын. Глава семьи, которого звали Инзио, был маленький, до глаз заросший человечек, мрачный и нелюдимый. Наследник по имени Бизо, напротив, вымахал на шесть с лишним локтей, и лицом походил скорее на зингарца, чем на пикта.

Легко орудуя тяжелым каменным топором, Инзио колол дрова в ограде за домом, когда появился Бизо и сообщил, что снизу идет лодка с двумя людьми. Ворча и не выпуская из рук топор, старший направился к берегу. «Возьми лук и ступай на крышу», — бросил он сыну, который поспешил выполнить распоряжение.

Инзио притаился за каменным истуканом, наблюдая за лодкой, которая подходила к берегу. В ней сидели двое: зингарец в костюме почтового чиновника — на носу и смуглый здоровяк, голый по пояс — на веслах. Когда посудина уткнулась в песок, они выбрались на берег и, настороженно осматриваясь, двинулись к дому.

Инзио возник перед ними, словно демон, соткавшийся из воздуха. Прибывшие невольно подались назад, схватившись за оружие. Однако хозяин торгового поста не поднял топор. «Явились», — пробурчал он и косолапо побежал к дому на сваях, сделав пригласительный жест подняться в его жилище.

Когда гости взобрались по крутой лестнице и вошли в единственную комнату необычного дома, их встретил Бизо. Он молча указал на широкую лавку и, усевшись напротив, принялся строгать каменным ножом длинную ветку.

— Кажется, на берегу нас встретил старина Инзио, — сказал человек с бородкой своему спутнику, — он нисколько не изменился за те двадцать с лишним лет, что мы его не видели. Послушай-ка, парень, — обратился он к долговязому, — мы…

— Сантидио и Конан, — проворчал тот, не отрываясь от своего занятия, — велено обождать.

— Какой любезный прием, — съехидничал дон Эсанди, — не удивлюсь, если сейчас нас покормят.

Бизо ничего не ответил.

— Весь в папашу, — сказал Сантидио, — столь же красноречив и услужлив. Что ж, придется коротать время натощак, пока Дестандази не пришлет мохнатого проводника. Мы не могли разговаривать на реке, где ты опасался привлечь пиктов, может быть, сейчас расскажешь, как моей сестре удалось спастись? Готов снова взойти на Танцевальный Помост, если не видел ее мертвой в покоях Мордерми.

Дон Эсанди происходил из древнего и знатного рода, долгое время занимавшего высокое положение при зингарских королях. Взбалмошный Риманендо обвинил его отца в укрытии большей части налога, который тот собирал в своей вотчине, хотя Сантидио уверял, что отец просто отказался увеличить и так непомерные суммы поборов. Как бы то ни было, старший Эсанди назвал короля жадным развратником, лишился головы, а его домашние погибли при весьма загадочных обстоятельствах. Но рождение трех близнецов, брата и двух сестер, — редкий случай для Зингары, где это число издревле почиталось священным, — не позволило избавиться от них так же легко, как от остальных членов семьи Эсанди. Благодаря этому обстоятельству и симпатии народа к отцу, его дети остались живы, лишившись, правда, состояния и всех титулов. Брату и его сестрам-близнецам Сандокадзи и Дестандази пришлось самим искать свое место в жизни. Сантидио и Сандокадзи примкнули к заговорщикам, а Дестандази избрала другой путь: удалившись за Черную реку, она стала жрицей древнего культа Джаббал Сага и жила уединенно, почти не общаясь с внешним миром.

Лишь однажды сестра Сантидио покинула свою поляну и Священный Вяз, внутри которого обитала, подобно дриаде. Тогда ее знания помогли Конану одолеть колдуна-некроманта, чуть было не погубившего Зингару. Незадолго до того чародею удалось оживить труп Сандокадзи, погибшей от руки коварного Мордерми, поначалу влюбившего в себя девушку. Зомби, в которого превратилась несчастная, пытался проникнуть в святая святых Джаббал Сага и расправиться с Конаном, Сантидио и жрицей, но был остановлена чарами последней. Тело Сандокадзи погребли по всем правилам, а сама Дестандази погибла, как до сих пор считал ее брат, во время штурма резиденции Мордерми.

— Когда я покинул дворец, предоставив тебе право распоряжаться короной Зингары, я отвез Дестандази на ее поляну, как обещал, — начал Конан. — Клянусь Кромом, я тоже считал ее мертвой. Правда, на ее теле не было ни единой царапины, но она не дышала и сердце не билось. Дверь в халупе Инзио оказалась крепко запертой, но во дворе сидел волк, тот самый, что провожал нас к вязу в прошлый раз. Я пошел за ним, желая похоронить твою сестру возле дерева. Куда там — зверюга не дал мне и шагу сделать внутрь невидимого круга. Помнишь, мертвая Сандокадзи тоже не могла за него проникнуть? Но я-то был живехонек! И все же волк вынудил меня положить тело за невидимую черту, а дальше не пустил. Я сделал вид, что ухожу, а сам затаился в кустах.

— И что же ты увидел? — нетерпеливо спросил Сантидио.

— Да ничего особенного. Дестандази просто встала и пошла к своему вязу, даже не оглянувшись.

— Ты сказал «ничего особенного»! Словно каждый день видишь воскресение из мертвых!

— Не каждый день, но нечто подобное наблюдать приходилось. Иногда даже люди впадают в сон, подобный смерти, когда почти останавливается сердце, а все члены холодеют, словно лед. А потом просыпаются, как ни в чем не бывало. Как сказал бы Пресветлый Обиус, на все воля Митры. Стоит ли удивляться заботе более древнего бога о своей жрице? Что, кстати, было в ее записке, которую принес филин?

— Всего несколько слов: «В горне пылает огонь». И ее подпись.

— Что бы это могло… — начал варвар, но тут с улицы вихрем влетел косматый Инзио.

— Быстро уходите! — крикнул он, придерживая дверь полуоткрытой.

— Благодарим за любезный прием! — отвечал Сантидио, и гости покинули комнату, не слишком, впрочем, поспешая. Дверь за их спинами с треском захлопнулась.


Они уже знали, кого увидят во дворе. Матерый волк спокойно сидел возле дома, глядя на людей желтыми глазами. Мощную шею охватывал ремень из кожи буйвола с прикрепленным к нему круглым деревянным футляром. Сантидио подошел к зверю, достал из коробочки небольшой пергаментный свиток и прочел записку.

— Нас ждут, — сказал он Конану.

Они двинулись вслед за волком, который неторопливо затрусил к густым зарослям позади хозяйственного двора. Подойдя к сплошной стене перевитых плющом и лианами кустов, он на миг приостановился, и тут же люди увидели тропу, ведущую вглубь леса. То ли заросли раздвинулись, то ли проход можно было заметить только подойдя к нему вплотную…

Когда недавние гости скрылись в чащобе, Инзио приоткрыл дверь и опасливо выглянул наружу. Потом поманил сына и приказал:

— Ступай на крышу, следи за рекой.

Бизо досадливо поморщился: его лицо обладало большей подвижностью, чем грубая физиономия папаши.

— Я хотел закончить свои стрелы, — пробурчал он. — Следующую лодку жди через неделю. Да и чего их высматривать? Сюда приплывают только торговцы…

— Хочешь, чтобы я вышиб замашки твоей зингарской родительницы поленом?! — рявкнул Инзио. — Ты наполовину пикт, и должен беспрекословно слушаться старших!

— Я пикт на четверть, — огрызнулся Бизо и тут же пригнулся, едва увернувшись от пущенного ему в голову глиняного горшка.

В который раз давая себе слово сбежать из дома при первом же удобном случае, Бизо полез на крышу, где была устроена наблюдательная площадка. Отсюда при желании можно было держать под обстрелом всю излучину, однако надобности такой давно не возникало: благодаря своему происхождению от пикта и зингарки, а также в силу некоторых иных обстоятельств, Инзио умел ладить и с купцами, приплывавшими с юга, и с дикими обитателями лесов.

Парнишка уже присел в углу площадки, намереваясь продолжить обстругивать древко будущей стрелы, когда увидел лодку, идущую против течения. Он уже хотел бежать вниз и сообщить о ее появлении отцу, как вдруг застыл, пораженный. За первой лодкой показалась вторая, затем третья, четвертая…

Бизо кубарем скатился вниз. Инзио сидел за грубым столом, на котором лежал каменный топор.

— Там, там… — сын едва сумел перевести дух. — Там много лодок, а в них люди с оружием! Много людей в желто-красной одежде, они прикрыли борта щитами, так что ни одна стрела не причинит им вреда!

— Иди на берег и встреть их с возможным почтением, — сказал Инзио. Когда сын убежал, коротышка подошел к большому ларю, открыл крышку и достал меха с вином, большой железный нож и нехитрую снедь: жареные каштаны, сушеное мясо и вяленую рыбу. Положил все это на стол, убрал топор и стал ждать.

Первым внутрь вошел сутулый мужчина в простой черной одежде. На его широком кожаном поясе висело штук двадцать мешочков из тонкой голубой материи. Следом протиснулся толстяк в солдатской кирасе, грозно сопевший в длинные седые усы. Потом появилось еще трое людей в красно-желтой форме кордавских стражников.

— Меня зовут Родагр, — представился человек в черном, — а ты, как я понимаю, Инзио, таможенник?

— Можно и так сказать, — отвечал косматый коротышка, поднимаясь из-за стола. — Пикты мне свой товар привозят, ваши купцы — свой. Все довольны. Не хотите пожевать чего с дороги?

И он указал на снедь на столе.

— Я сержант королевской стражи дон Паралито, — грозно сказал усатый, — мы преследуем двух беглецов, объявленных в Зингаре вне закона. Это их лодка стоит напротив твоего дома. Отвечай, поганец, где они?

— Спокойней, сержант, — прервал его Родагр, — думаю, у господина таможенника нет никаких оснований скрывать что бы то ни было от представителей власти. Так куда направились Конан и Сантидио, милейший?

Коротышка исподлобья смотрел на незваных гостей. Впервые за многие годы он предложил кому-то подкрепиться в собственном доме, а в ответ его назвали поганцем? Он был наполовину зингарец, горячая кровь матери требовала немедленно ответить на оскорбление. Но отец Инзио был пиктом, а пикты умели выжидать, чтобы нанести врагу удар в самый неожиданный момент.

— Я даже не знаю их имен, — проворчал хозяин заставы, — эти двое дали мне вино и свой нож в обмен на мою лодку и поплыли вверх по Черной.

— Как же ты, пикт, принял железное оружие? — спросил Родагр, не повышая голоса.

— Моя пиктская половина против металла, — согласился Инзио, — но зингарская его любит. У этого ножа железное лезвие и рукоятка из какого-то поделочного камня.

— Он лжет! — топнул ногой Паралито. — Зачем бы беглецы стали менять лодку?

— Затем, — объяснил Инзио, — что пиктские однодеревки лучше приспособлены к плаванию по протокам. А господа, видно, решили поохотиться на зверя курлу, который иногда забредает в плавни.

В это время дверь открылась, и в комнате появился еще один стражник.

— Господин сержант, — отрапортовал он, — мы нашли следы сапог возле кустов. Одни поменьше, а вторые такие здоровые, что поначалу…

— Ага! — взревел Паралито, и усы его встали дыбом. — Я знал, что эта мохнатая обезьяна лжет! Теперь мы нагоним паршивцев.

— Никак нет, — робко вставил стражник, — наши ребята сунулись было в заросли, но только оцарапали лица и порвали мундиры. Там не пройти. Хотя следы исчезают в кустах.

— Колдовство? — сержант обернулся к человеку в черном. — Это по вашей части!

— Думаю, мы не сможем решить задачу без помощи нашего хозяина, — задумчиво произнес лекарь, — добровольно он нам ничего не скажет, но если мы слегка поджарим пятки его сыну…

Нож, пущенный волосатой рукой коротышки, просвистел у него над ухом и вонзился в грудь стоявшего рядом стражника. Капрал выхватил шпагу, но, вместо того чтобы атаковать, предусмотрительно отступил к двери вслед за Родагром. Он поступил весьма умно: двое его подчиненных, кинувшихся было на полукровку, полегли под ударами каменного топора.

Вытолкнув Паралито наружу, лекарь сорвал с пояса один из мешочков и бросил под ноги Инзио. Взметнулось облако серой пыли. Родагр выскочил из комнаты и захлопнул за собой дверь. Сержант зычными воплями сзывал стражников, которые, обнажив шпаги и приготовив арбалеты, собирались атаковать халупу «таможенника».

— Отставить! — бросил Родагр. — Коротышка неплохо обращается с топором, но он больше не опасен. Лучше привяжите его сына вон к тому столбу и соберите хворост.

Он распахнул дверь и спокойно вошел в дом. За ним, держа арбалет наготове, последовал Паралито. Инзио лежал на спине, раскинув короткие волосатые руки, из его груди вырывался мощный храп. В воздухе стоял сладковатый запах.

— Отличная смесь, — пояснил лекарь тупо уставившемуся на это зрелище сержанту, — маковые и конопляные зерна, немного порошка Черного Лотоса, ну и еще кое-какие ингредиенты. Может заставить уснуть не только человека, но и зверя, и даже растение. Пусть солдаты вынесут пикта наружу и покрепче свяжут — он скоро очнется.

Стражники уже примотали долговязого парня к одной из свай дома и обложили со всех сторон ветками. Отца привязали напротив, к высокой жерди, наверху которой трепыхалась выцветшая тряпка, бывшая когда-то зингарским флагом. Сержант встал рядом с Бизо, держа в руке принесенный из лодки и подожженный огнивом факел. Грубое лицо Инзио не изменилось, когда, очнувшись, он увидел эту картину.

— Так ты покажешь нам, где начинается тропа? — спросил его Родагр.

— Пусть вас сожрет Дарамулун, — буркнул коротышка и отвернулся.

— Хочешь, чтобы твой сын сгорел вместе с халупой?

Инзио только сплюнул.

— Принесите ведро воды и поставьте рядом, — распорядился Родагр. — Потом подожгите хворост. Мы зальем его, если папаша надумает пожалеть сынка.

Один из стражников сбегал за водой, и Паралито ткнул факелом в охапку веток. Огонь затрещал, повалил белый пар — дрова никак не хотели заниматься.

— Что за бесовщина, — злился бравый вояка, тыкая факелом то спереди, то сзади от ног привязанного, — сырые, что ли?

Он поднял факел над головой и попытался снизу поджечь бревенчатый настил, служивший полом дома. Бревна даже не почернели.

— Ах вот почему ты так спокоен, — пробормотал Родагр и приказал стражнику принести из лодки свою сумку.

Он достал из нее фляжку и, вытащив из-под ног Бизо одну ветку, побрызгал на нее резко пахнущей жидкостью. Потом поднес к факелу — ветка вспыхнула и занялась ярким пламенем.

— Нет! — раздался отчаянный вопль Инзио. — Оставьте моего сына в покое!

— С удовольствием, — криво улыбнулся лекарь, — если ты укажешь проход в лес.

— Не могу, — в голосе полукровке звучало искреннее отчаяние, — ее слуги не знают пощады к предателям… Придут и усядутся вокруг дома, и будут смотреть страшными желтыми глазами… Клыки, когти и древний ужас…

— Поджигай, — скомандовал Родагр сержанту, плеснув на дрова из фляжки.

Паралито уже собирался поднести факел к хворосту, когда с заднего двора прибежал стражник.

— Мы нашли тропу, господин сержант, — доложил он. — Вернее, волк на нее вывел…

— Волк?! — вздрогнув, переспросил лекарь.

— Здоровый волчище! Смотрим, из кустов появился. Я за арбалет, а он шасть обратно, только его и видели. Мы с Паблито за ним, а его след простыл. Только глядим — тропа сквозь кусты идет и следы по ней, одни поменьше, другие здоровущие. Паблито там остался, а я к вам, значит.

— Молодец! — похвалил сержант солдата. — Десятником сделаю. Что скажете, дон Родагр?

Лекарь задумчиво потер виски, что-то обдумывая. Приняв решение, он распорядился собрать стражников и построить их попарно.

— Если там прошли эти двое, пройдем и мы, — сказал он сержанту. — Будем держаться их следов. А полукровку и его сынка оставьте связанными в доме. На обратном пути захватим их с собой в Кордаву. Пусть суд решает, как поступить с укрывателями государственных преступников.

— Как-как, — осклабился Паралито, — известно как! Танцевальный Помост уже отстраивают, его величество никому спуску не дадут, не то, что эти болтуны из парламента. Правильно их разогнали.

Отряд во главе с сержантом подошел к зарослям, где томился оставленный стеречь тропу Паблито. Стражник был совсем молоденький, великоватый шлем все время съезжал ему на глаза. Он с нескрываемым страхом смотрел в узкий проход между зелеными стенами плотных ветвей. Тропа была влажной, на ней четко отпечатали свои следы две пары сапог. Из глубин леса тянуло сыростью, гнилью и еще чем-то непонятным.

— Что, сынок, жутко? — спросил сержант, отечески похлопывая Паблито по плечу. — Ничего, это бывает. Иди-ка ты первым.

Отряд углубился в душную утробу зарослей, осторожно ступая по скользкой глине. Неясное беспокойство охватило даже бывалых солдат. Сержант сопел и крутил головой на короткой шее, высматривая среди ветвей возможного врага. Но все было тихо: ни пения птиц, ни треска веток, ни шуршания зверя. Две пары следов цепочкой убегали вперед.

Вдруг идущий впереди Паблито вскрикнул и упал. Сержант вытащил из ножен шпагу и, выставив ее перед собой, приблизился к солдату. Тот испуганно поднял облепленное грязью лицо.

— Споткнулся я, господин сержант, — виновато произнес он, — корни тут…

— Споткнулся, так вставай! — рявкнул его начальник. — Понабирали сосунков…

Он вдруг осекся, пораженный увиденным. Корень, который попался под ноги стражника, ожил и потянулся к юноше. Тот в ужасе закричал, но крик тут же перешел в предсмертный хрип, когда корень сдавил ему горло. Глаза парнишки вылезли из орбит, вывалился изо рта посиневший язык, тело дернулось в тщетной попытке освободиться и тут же обмякло.

Никто не успел ничего понять, как заросли ожили: ветви кустов опустились, закрывая дорогу, гибкие лианы потянулись к людям, обвивая их тела, сковывая руки и ноги, подбираясь к шеям…

— Руби! — отчаянно завопил сержант, пробуя орудовать шпагой.

Все было бесполезно. Зингарские шпаги предназначались для колющего удара и не могли нанести живым зарослям никакого вреда. Солдаты пробовали стрелять из арбалетов, но стрелы исчезали в гуще ветвей, которые продолжали хлестать по ногам и лицам, выпуская гибкие зеленые щупальца лиан. Один за другим с посиневшими лицами стражники падали на землю, извиваясь не хуже ползучих растений, судорожно царапая пальцами мокрую грязь, навсегда застывая в самых нелепых позах… Последним погиб Паралито: он отчаянно сопротивлялся, пока хлестнувшая неожиданно по лицу ветвь не отбросила его на острый сук, пронзивший жирную шею сержанта.

Как только заросли ожили, Родагр, шедший последним, бросился назад по тропинке, но, пробежав шагов двадцать, остановился, поняв тщетность своей попытки. Ветви кустов плотно сплелись перед ним, отрезав путь к отступлению, а обернувшись, лекарь обнаружил точно такую же живую стену: теперь он не мог двигаться ни вперед, ни назад. Из-за кустов слышались отчаянные крики погибающих, зеленые змеи лиан потянулись к нему…

Родагр не стал медлить: вытащив из-за обшлага пропитанный специальным раствором платок, он обмотал нижнюю половину лица, прикрыв рот и нос, потом сорвал с пояса синий мешочек и, посильней размахнувшись, бросил себе под ноги. Тонкая ткань лопнула, серое облако пыли окутало лекаря.

Пыль опускалась на ветви и стебли, и там, куда она попадала, живые заросли теряли свою гибкость и чахли на глазах, словно в эти южные края неожиданно пришла осень. Листья желтели и опадали, голые прутья беспомощно поднимались вверх и застывали, обнажив свои красноватые колючки. Зеленые змеи превращались в бурые неподвижные стебли, падающие в грязь.

Но облако быстро развеялось, а в десяти шагах впереди заросли продолжали жить и угрожающе шевелиться. Чтобы пройти вперед, Родагру пришлось бросить под ноги еще один мешочек. Все повторилось, листья завяли и опали, обнажив ветви, лианы высохли и перестали тянуть к лекарю свои зеленые щупальца. Он смог одолеть следующие десять шагов. Так, бросая свои мешочки, Родагр медленно продвигался вперед по тропе, миновал трупы стражников и через сотню шагов оставил за спиной смертельные заросли. Когда тропа вывела его под сень широко стоявших исполинских деревьев, на поясе лекаря остался всего один мешочек.

Земля стала суше, тропу почти скрыл мох, но все же она виднелась и убегала вдаль, петляя между огромными стволами, столь же древними, как и попадавшиеся во множестве огромные седые валуны. Покоем веяло из глубин первобытного леса; по-прежнему молчали птицы, но тишина уже не была зловещей; никто не таился за могучими стволами, никто не поджидал незваного гостя. Понимая, что миновал опасное место, лекарь быстро пошел по тропинке к светлевшей вдали прогалине.

Вскоре он оказался на краю небольшой поляны. Вместе с окружающим лесом она изгибалась вниз, словно вогнутый щит, и падала, поглощенная лесистым яром. Посредине поляны журчал источник, рядом темнели уголья потухшего костра. В полете стрелы от опушки стоял огромный вяз с таким толстым стволом, что его не смогли бы обхватить и десять мужчин. У самых корней темнело огромное дупло.

Шагнув вперед, человек в черном натолкнулся на невидимую преграду. Он был готов к этому и только усмехнулся. Сняв круглую войлочную шляпу, отпорол подкладку, достал длинный красноватый кристалл, похожий на большую иглу, и прикоснулся острием к прозрачной стене, бормоча заклинания. Красные сполохи побежали вокруг кристалла, образуя подобие арки. Родагр прошел сквозь нее и вступил на поляну вяза.

Вокруг царила все та же тишина. Кривя губы в презрительной усмешке, человек в черном направился к дереву и скрылся в темном отверстии у его основания.



Вопрошение фелидов | Источник судеб | * * *