Глава 8
Новое здание Скотланд-Ярда совсем не нравилось сэру Малькольму Айвори. Оно казалось ему слишком современным и чересчур внушительным, и он там всегда ощущал себя неловко. Сыщик скучал по старому, облупившемуся, которое отапливалось с помощью угольной печки и где можно было спокойно посидеть и подумать, не отвлекаясь на тихую нудную музыку, звучащую теперь из каждого угла этого громадного «холодильника».
К счастью, доктор Гарднер оказался на месте. Он числился судебным врачом в Криминологическом центре Большого Лондона и принадлежал к числу светил науки, скрывающих свои незаурядные таланты за невзрачной внешностью.
Лысый, маленький, тщедушный, он к тому же был до того близорук, что в своих очках с толстыми линзами казался не от мира сего — словно только что с неба свалился. Сэр Малькольм ценил его за чувство юмора не меньше, чем за ученость. Доктор Гарднер старался создать у себя на рабочем месте по-домашнему уютную обстановку и установил там чучело аллигатора: с тех пор его кабинет стал больше похож на аквариум.
— Садитесь, сэр Малькольм. Я сам провел вскрытие вашего клиента. А умер он оттого, что надышался парами солей синильной кислоты. Лоскуты атласа, как я понимаю, от масонского передника, прилегавшие к его рту, пропитаны ею насквозь. Такой дозы хватило бы с лихвой, чтобы свалить быка!
— Значит, орудием преступления был передник. А что вы думаете о подпалинах на переднике?
— Мы несколько раз пробовали поджечь лоскут аналогичной ткани с помощью горящего ликоподия, но без всякого результата. Он даже не подпалился! По-моему, часть передника загорелась от свечи красного цвета. На нем остались следы стеариновой кислоты, хотя их пытались соскрести.
— Выходит, — заключил Форбс, — огонь все же попал на передник из трубки с ликоподием.
— Никоим образом! Передник загорелся от свечи.
— А опаленные брови? — спросил сэр Малькольм.
Доктор Гарднер выпятил губу:
— Брови опалило лишь слегка и довольно ровно. То же самое, знаете ли, бывает у женщин, которые предпочитают не выщипывать брови, а выжигать.
— Странно, однако, — заметил старший инспектор.
— Очень интересно, — прибавил благородный сыщик. — В сущности, это подтверждает мои предположения.
Форбсу не терпелось узнать, что имеет в виду его добрый друг, но доктор Гарднер тут же продолжил:
— Кроме того, у вашего клиента на теле имеются маленькие шрамы, очень старые — на уровне левой груди, на правом плече и на затылке. Они полностью зарубцевались. Словом, мужчина был хорош собой, совершенно здоров и наверняка занимался спортом — гольфом или теннисом, поскольку правая рука у него развита больше левой. Вам этого достаточно?
— Все, как всегда, ясно и четко. Благодарю.
И наши друзья направились на четвертый этаж, где размещались кабинеты инспекторов.
— Можно прослушать запись того анонимного звонка? — спросил сэр Малькольм.
Сержант недолго повозился с записывающим устройством — и тут послышался странный металлический голос: «Алло, слушайте внимательно, дважды повторять не стану. В масонском храме святого Патрика, рядом с домом сорок семь по Барнетт-стрит, в Сохо, произошло убийство. Жертва — банкир Джон Ливингстон».
— Осведомитель говорил через специальное устройство, искажающее голос, — пояснил Дуглас Форбс.
— Мужчина или женщина? — спросил сэр Малькольм.
— Похоже, мужчина, хотя точно сказать трудно… — ответил старший инспектор. — Звуковая частота нарушена, и все из-за помех этой штуковины, которую, кстати, можно заказать даже по почте.
— В котором часу была сделана запись?
— Ровно в пять часов пять минут, — ответил сержант. — Видите, здесь отмечено.
— Дуглас, — вдруг сказал сэр Малькольм, — идемте-ка. Наведаемся в Великую Ложу. Эта история с передником кажется мне все более занятной.
Старший инспектор аж подскочил:
— В Великую Ложу… Да вы что!
Когда они прибыли к дому 60 на Грейт-Куин-стрит, Форбса поразила величавость здания, тем более что он рассчитывал увидеть не иначе как подозрительный притон. И страх столкнуться с правонарушителями сменился у него робостью. Поэтому он старался держаться за спиной у сэра Малькольма, глядя, как тот осмелился войти в это здание, словно к себе домой. Служитель указал им на дверь Верховного секретариата.
Национальный секретарь заставил их прождать добрых четверть часа в комнате, украшенной портретами Ее величества королевы и еще какой-то важной особы, не иначе как герцога Кентского, всевластного Великого Мастера. Сидевшие там девицы стучали на пишущих машинках совсем как в обыкновенной конторе, и Форбс, глядя на них, приободрился. Наконец их пригласили войти.
Друзей принял мужчина среднего роста с рыжими бакенбардами, поглощавшими большую часть его полноватого и добродушного лица. Одет он был во все черное, и черный его наряд украшал галстук с гербом Лондонского масонского ордена.
— Входите, господа, присаживайтесь, — жизнерадостно пригласил он. — Мне передали, вы из Скотланд-Ярда. Чем могу быть полезен?
— Господин секретарь, — начал Форбс, — благодарю за оказанный прием. Мы здесь в связи с кончиной одного из ваших, банкира Джона Ливингстона.
— Ливингстона, говорите… В какой ложе он состоял?
— В ложе номер тридцать-четырнадцать, — ответил сэр Малькольм.
Верховный секретарь нажал на кнопку справа на столе. И вслед за тем в кабинет вошла девушка.
— Элен, принесите, пожалуйста, материалы по ложе тридцать-четырнадцать.
— Хорошо, сэр Томас.
Услыхав это имя, сэр Малькольм тут же спросил:
— Вы случайно не сэр Томас Ховард?
— Собственной персоной.
— Я сэр Малькольм Айвори.
Секретарь встал и подал сыщику руку:
— Ах, дорогой друг! Что же вы раньше не сказали? Да и ваше лицо показалось мне знакомым. Я знавал вашего отца, сэра Филипа. Я был тогда совсем зеленый и только собирался войти в этот знаменитый дом. Стало быть, вы по-прежнему помогаете Скотланд-Ярду. Надеюсь, смерть банкира вне всяких подозрений?
— Ливингстона убили в храме на ритуальном собрании.
— Значит, так и есть! Вчера как раз по этому поводу мне звонил Досточтимый брат Дин. Он был очень взволнован и хотел, чтобы я лично занялся этим делом. Но я ответил, что об этом не может быть и речи! А вот и материалы их ложи… — Он принялся искать очки и наконец обнаружил их в верхнем кармане пиджака. — Сейчас посмотрим… Основана два года назад Досточтимым Уинстоном Дином… Занимается изысканиями… Да, брат Ливингстон был одним из ее основателей. Угодно ли вам знать еще что-нибудь?
— Ливингстон взял у вас на время передник восемнадцатого века для вчерашней церемонии… — сказал сэр Малькольм.
— Очень интересно. Впрочем, за разъяснениями вам лучше обратиться к брату Макканну, библиотекарю нашего дома. Он также ведает музеем на втором этаже. Можете наведаться к нему когда угодно. Хотя в это время Макканн обычно на месте.
— Можно спросить, что такое изначальный шотландский устав?
— То же, что и континентальный, но брат Макканн в таких делах более сведущ.
— Позвольте еще немного злоупотребить вашим временем, — сказал сэр Малькольм. — Если братья решают основать ложу, как это происходит?
— О, все очень просто. Они запрашивают официальное разрешение у себя в провинции и сопровождают запрос соответствующими обоснованиями.
— А если ложа намерена заниматься изысканиями?
— В таком случае ко всему прочему требуется разрешение на национальном уровне и соответственно разрешение Великой Ложи. Впрочем, в случае с ложей тридцать-четырнадцать формальности были упрощены, поскольку брат Дин офицер провинции.
Друзья поблагодарили сэра Томаса и поднялись по лестнице на второй этаж. Форбс мало-помалу освоился в новой обстановке. Добрый прием, оказанный Верховным секретарем, успокоил его. На втором этаже друзья увидели череду витрин, где были выставлены медали, старинные, успевшие полинять передники, перевязи, молотки и другие инструменты. Сэр Малькольм остановился у витрин и рассматривал их, пока к ним не подошел очень высокий сухопарый человек.
— Вам что-то нужно, господа?
— Господин Макканн…
— Это я. Так что вам нужно?
— Скотланд-Ярд, — сказал Форбс, показывая свое удостоверение.
— Боже мой, полиция… здесь…
— Смерть рыщет повсюду, — сказал сэр Малькольм. — Мы хотели бы узнать об одной выданной вами вещице.
— Какой именно?
— О переднике восемнадцатого века, который вы отдали во временное пользование некоему Ливингстону.
При этих словах верзила как будто облегченно вздохнул.
— Прошу в мой кабинет. Там нам никто не помешает.
Друзья проследовали за ним в клетушку, расположенную в глубине музейного зала. Все пространство клетушки занимал массивный стол. Над ним на стенах висели вперемежку передники, рабочие инструменты, картины ложи, фотографии.
— Простите за беспорядок. Я беспрестанно получаю всякие документы и вещи. Из них мало что представляет исторический интерес, но мои корреспонденты все шлют и шлют… Так что вы сказали?
— Вчера вы одолжили передник некоему Ливингстону.
— Такое бывает крайне редко. Обычно братья покупают принадлежности и атрибуты в магазине напротив.
— Но факт есть факт. Вчера вы одолжили передник…
— Действительно. В обмен на гарантийный чек в сто фунтов, и я, разумеется, верну его, когда мне отдадут передник.
— Не отдадут. Ливингстон умер, а передник частично обгорел.
Библиотекарь был явно потрясен.
— Что с ним случилось? Он же был такой красавец и с виду казался совершенно здоровым. Неужели пожар?
— Ливингстон отравился парами цианида, который попал на передник. Кто-то посыпал его ядовитым порошком. Передник пропитался им насквозь, — пояснил Форбс.
— Цианид на переднике? — Библиотекарь пребывал в крайнем изумлении. — Как же такое могло случиться?
— Именно это мы и пытаемся установить.
— Во всяком случае наши передники не представляют собой… как это сказать? Ничего особенного! — воскликнул Макканн.
— Вспомните, пожалуйста, хорошенько… — попросил сэр Малькольм. — Откуда у вас этот передник?
— От одного корреспондента. Это передник французской ложи двадцатых годов девятнадцатого века. Ничего особенного, но брату, когда тот увидел его у меня на столе, он приглянулся. Это против правил, но Ливингстон так упрашивал, что я в конце концов согласился одолжить передник под залог. Но клянусь честью, он был в полном порядке!
— Вы сами его упаковали?
— Упаковал? Да нет. Он уже лежал в ярком полиэтиленовом пакете — в таком виде я его и получил.
— Можно узнать имя и адрес того, кто прислал пакет? — спросил Форбс.
Макканн порылся в куче бумаг и достал журнал, где регистрировал всю корреспонденцию, включая посылки.
— Какая-то госпожа Смитсон из Манчестера… Она нашла его в архиве своего прадеда. Только не пойму, зачем было посыпать его цианидом… смысл-то какой?!
— Сумасшедших, знаете ли, везде хватает! — заметил Дуглас Форбс. — Я перепишу ее данные на всякий случай.
Пока старший инспектор занимался данными госпожи Смитсон, сэр Малькольм попросил:
— Расскажите об изначальном шотландском уставе.
— Вы, верно, имеете в виду Древний и принятый шотландский устав. Он принят у французов на первых трех градусах. А у нас в Англии — только на высших, в частности на восемнадцатом, соответствующем градусу Рыцаря Розенкрейцера, и так далее. По-другому обстоит дело в Великой Ложе: здесь он применим лишь к таким градусам, как ученик, подмастерье и мастер, включая дополнительную степень, соответствующую градусу мастера Королевской Арки. На высших градусах следуют другим уставам.
— Выходит, что в ложе, где состоял Ливингстон, был принят именно этот шотландский устав. Странно…
— Да. Очень.
— Скажите, господин Макканн, а не странно ли, что в их уставном ритуале участвовала женщина? — спросил сэр Малькольм.
— Еще как! Такое допустимо только в смешанных ложах, а они, понятно, не находятся в послушании Великой Объединенной Ложи Англии.
— Я имею в виду ложу тридцать-четырнадцать, а она как раз находится у вас в послушании.
— В таком случае эту ложу следует исключить из наших списков за столь недостойную выходку! Они еще и запон мой сожгли! По правде говоря, это просто возмутительно!
Библиотекарь разозлился не на шутку.
— Вам известно, что к участию в этом ритуале допускается женщина, перевоплощенная в Исиду?
— Такое возможно разве что в уставе Мемфис-Мизраим![8] В самом что ни на есть заурядном, каких немало!
— Но существует ли в шотландском уставе Исида, или Вдова? — настаивал на своем сэр Малькольм.
— Насколько мне известно, нет. Только в каком-нибудь псевдоегипетском обряде, но такие уже не в ходу. Ведь мы, англичане, люди серьезные, знаете ли… А французы, те так настоящие египтоманы!
— Братья из ложи тридцать-четырнадцать открыли обряд восемнадцатого века под названием «Древний Изначальный Шотландский Устав», — упорствовал сэр Малькольм. — У вас в библиотеке есть описание такого?
Библиотекарь пожал плечами и склонился над учетной книгой, где перечислялись все уставы, описания которых хранились в библиотеке.
Наконец он выпрямился и заявил:
— У нас на хранении находятся сто двадцать два французских манускрипта с описаниями Древнего и принятого шотландского устава, относящегося к началу девятнадцатого века. И среди них ни одного с описанием так называемого древнего изначального шотландского, да и сам я никогда не слыхал о таком документе тех времен. Если братья из ложи тридцать-четырнадцать обнаружили эдакий раритет, они, по правилам, должны были поставить нас в известность, хотя бы для того, чтобы мы установили его подлинность.
— Понятно, — сказал сэр Малькольм. — Значит, Исида из манускрипта восемнадцатого века кажется вам странной, так?
— Более чем! Египтомания вошла в моду на Великом Востоке[9] Франции во времена египетского похода Бонапарта, то есть в начале первой половины девятнадцатого века.
Ничего больше нашим друзьям узнать так и не удалось.