21

За стенами отделения полным ходом шла подготовка к Рождеству. Достаточно было включить телевизор или раскрыть газету, чтобы вся эта рождественская мишура буквально посыпалась на тебя в виде многочисленных сообщений о толчее в магазинах, рекламных объявлений, советов, что подать к праздничному столу, рождественских мультиков и гимнов о Деве Марии с младенцем Иисусом и новой звезде, вспыхнувшей на небосклоне.

Но отделение словно было объявлено свободной от Рождества зоной. Все было как обычно, никаких признаков торжества. Ни елок, ни свечей, ни мишуры, ни елочных игрушек и дедов-морозов в магазинах. Фитнес-центр работал как обычно, никаких коротких дней или праздничных занятий под рождественскую музыку. Рестораны, выставочный зал, кинотеатр, театр и магазины работали как обычно. Меню и репертуар тоже оставались прежними. Никаких шведских столов с рождественским угощеньем, никаких утренних сеансов для детей, никакой предновогодней распродажи и никакого празднования старого Нового года, который приходит, когда думаешь, что все уже закончилось.

Но Новый год все-таки наступил. Цифра на календаре поменялась. Время шло — и ничего с этим нельзя было поделать. Мне скоро исполнится пятьдесят один. Юханнесу уже исполнилось шестьдесят четыре — редко кто из «ненужных» доживал до этого возраста. Но он не выглядел на свой возраст, а я — я чувствовала себя, как никогда, молодой. Наверно, это влюбленность так действовала на меня, ощущение того, что ты любишь и любима, что ты нужна кому-то.

Мой роман был в принципе завершен. Оставалось только кое-что подправить. Я читала и правила, читала и правила, не в силах остановиться.

Юханнес подсмеивался надо мной, называя наседкой. Как-то вечером мы лежали в постели.

— А у тебя разве не так? — спросила я. — Когда ты почти закончил и знаешь, что скоро тебе придется расстаться с книгой, чтобы приняться за новую.

— Бывает.

— Вот видишь! А сам надо мной смеешься! — Я шутливо ущипнула его за сосок.

— Потому что это забавно! — ответил он и ущипнул меня в ответ.

— Ай! — вскрикнула я.

— Я же не сильно!

— Нет.

— Тогда чего ты вопишь?

— Потому что это забавно, — ответила я, и через секунду он уже накрыл меня своим телом.

Ночью мне приснился новый сон с Джоком на пляже, где Джок иногда превращался в Юханнеса, который бежал ко мне навстречу с распростертыми объятиями, а ветер бил мне в лицо. Иногда не я, а Юханнес бросал палку, а Джок приносил ее нам, и мы хвалили его, называя хорошей собакой. Потом мы оказались дома, и Юханнес снова развешивал фотографии, а когда я спросила, что это за фотографии, он ответил: «Разве ты не видишь? Это наши дети».

Сон был таким реальным, таким осязаемым, словно нам обоим снился один и тот же сон и мы говорили во сне друг с другом о фотографиях.

На следующий день я закончила работу над романом, записала его на диск и вложила в конверт с указанными на нем названием и моей фамилией. Что с ним делать дальше, я не знала и оставила просто лежать на столе.

Я сразу принялась за новую книгу. Начинать было тяжело: все новое мне всегда давалось с трудом. Я словно поднималась в гору на старом ржавом велосипеде, с трудом поворачивая педали и боясь, что цепь в любой момент не выдержит и лопнет.

Кроме того, в последнее время я начала сильно уставать. У меня кружилась голова, и временами меня подташнивало. Сперва я решила, что дело в новом эксперименте, в котором я теперь участвовала — снова связанном с тренировками, чему я была очень рада, потому что мне не нужно было глотать таблетки и колоть уколы. А ведь бывали еще эксперименты с вредными газами. На этот раз они измеряли мышечную деятельность и потребление кислорода. После первых измерений мне сообщили, что физическая форма у меня как у двадцатилетней. Но по прошествии нескольких недель я чувствовала себя такой усталой, что испугалась, что мне не хватает витаминов и минералов. Я старалась есть как следует и много пить, но ничего не помогало.

Однажды утром меня разбудил приступ тошноты. Я бросилась в туалет, где меня стошнило. Прополоскав рот, выпив стакан молока и съев бутерброд, я почувствовала себя немного лучше.

Весь день я чувствовала себя бесконечно усталой, а вечером меня снова стошнило. Я немного поела, и мне стало лучше, но утром тошнота вернулась.

Так продолжалось пару недель, пока однажды после обеда меня не осенила мысль пойти в аптеку и попросить тест на беременность.

Аптекарь очень удивился.

— Не знаю, есть ли они у нас, — сказал он и исчез в подсобке. Его долго не было, но в конце концов он вернулся, держа в руках коробку с тестами на беременность для проведения в домашних условиях.

Я вернулась домой. Ночь я провела одна, а на утро сделала тест. Результат оказался положительным. Поразительно. Невероятно. Я была беременна. Мы с Юханнесом ждали ребенка.

Тем утром я не могла писать. Только ходила взад-вперед по квартире. В спальню, из спальни — в гостиную, вокруг стола и к дивану, оттуда — к письменному столу. Постучав по клавишам и постояв перед картиной Майкен, я пошла к холодильнику, открыла дверцу, снова закрыла, налила себе стакан воды, обошла стол, отставила стакан, не сделав ни глотка, снова прошла в спальню и обратно. Было бы в квартире окно, я, наверно, остановилась бы перед ним, чтобы собраться с мыслями, но окон в отделении не было.

После обеда у меня была тренировка, после которой я вернулась домой, чтобы поспать часок, но мне это не удалось из-за тошноты и из-за нервозности. Я была слишком взволнованна. Слишком счастлива.

И тогда я пошла к Юханнесу. Вошла и прямо с порога объявила:

— Теперь я знаю, почему я чувствовала себя так плохо! Точнее, почему я чувствую себя так плохо!

— Да? — нахмурился Юханнес.

— Я беременна! Ты станешь отцом!

Сперва он, конечно, решил, что я шучу. Но когда понял, что я говорю серьезно, взял мою руку в свои и поцеловал. Потом поцеловал меня в лоб и прошептал:

— Моя любимая.

Он обнимал меня, прижимал к своей груди и продолжал шептать снова и снова.

— Моя любимая, моя любимая.

Когда Юханнес выпустил меня из объятий, я заметила у него на глазах слезы. Я решила, что он растроган.

Но позже, после занятий любовью, когда мы лежали в темноте, я услышала, как он плачет. Тихо, почти беззвучно. Я легла на бок, погладила его по щеке и спросила, что с ним.

— Я плачу, потому что я счастлив, — ответил он.

Но голос у него был грустный.

Тогда я рассказала ему о моем сне, о Джоке на пляже, о нашем доме и о фотографиях, которые он развешивал на стене.

— Какой красивый сон, — прошептал Юханнес.

— Он может стать реальностью, — прошептала я.

Но он только обнял меня и так крепко прижал к себе, что у меня перехватило дыхание.