на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


4

Взвод связи после суточных ротных учений, после нескольких часов дневного непрочного сна, после горячего, жирного и оттого неприятного по жаре обеда шёл, как было записано в расписании, на «чистку и проверку средств связи».

Столбы желтого дыма стояли над сосняком. Воздух соснового бора, пропитанный этим дымом, был зноен, смолист и легок. Сосна цвела. Сапоги скользили по настилу старой хвои; казалось, что стоит хорошенько разбежаться — и можно проехать по блестящим на солнце иглам, как по наледи.

Едва перешли дорогу, у которой кончался сосняк, и вошли в березовую рощу, как все переменилось: и шум — он стал шелестяще звонок и непостоянен, в него вмешалось щебетание птиц; и краски — они стали ярче, особенно зелёный цвет и белый, которого в сосняке не было вовсе и который здесь был ослепительно ярок в тех местах, где березы срослись и, ловя гладкими стволами солнечный свет, отражали его. Совершенно иными были и запахи березовой рощи; они были влажны, прохладны, чуть-чуть отдавали спелой земляникой.

— А ты точно помнишь место? — с сомнением спросил Золотов Панкратова, шедшего впереди.

— Небось, забыл с прошлого года, — проворчал Маков, который, не высыпаясь, был всегда сердит.

— Не боись, мужики; ещё самая малость, — сказал бодро Панкратов.

И действительно, родник, к которому он вел всех, находился рядом.

Это было неожиданное место—вдруг просторная поляна, солнечно заросшая лютиками, и сбоку, уже у самого края рощи, сухая, будто ржавая елка, а под ней на черной, сырой земле лежало маленькое зеркало воды, которое тихо проливалось по незаметному для глаз наклону земли, обозначая свой путь сочной травой.

Все обступили родник и смотрели в него, желая разглядеть сердцевину, откуда бьет вода; но она была неприметна.

— Ну, давай распределяться, что ли, кому чего: кому воду носить, кому хворост собирать, кому картошку чистить, — сказал Панкратов.

— Да, чего стоять, — сказал Маков. — Ну-ка, Расул, достань котелок — испробовать надо, что за вода…

Картошку варили в мятой, закопченной кастрюле, которая кем-то когда-то была принесена во взвод и всегда использозалась для варки картошки или грибов в полусвободные, похожие на сегодняшний дни.

— Мало, мало взяли, — говорил Градов, лежа на спине и положив ногу на ногу. — Но запах отлич— До чего же вы, городские, до жратвы жадные, ужас какой-то, — сказал Маков.

— Это конечно, — сказал Андреев. — Это обязательно— жуть какие жадные. И полный карман денег…

— Молчи, салага, — лениво промолвил Маков.

— Вот, скажем, ты, Маков, смог бы ты заработать рублей… ну, четыреста?

— В год, что ли?

— Почему в год… за месяц…

— Зачем надрываться… Полторы-две сотни выколочу, хоть где буду работать…

— А я, умей я хорошо играть на саксофоне, мог бы заработать такие деньги запросто… Представь себе…

— И представлять не хочу… Врешь.

— Приезжай в Москву, познакомлю с таким человеком.

— На кой мне твой человек… Давай мне корову-рекордистку, — Маков встал, — я тебе и шестьсот добуду…

— Нет, — возразил с усмешкой Андреев, — не выдержит корова…

— С хорошей коровой я и тебя, и саксофон, и человека твоего куплю, продам и снова куплю, — уверенно сказал Маков.

— Насчет меня это вопрос…

— Ну, заладили, как бабы на базар»; коровы, куплю, продам… Осточертело! — сказал Золотов.

— О чем прикажете, товарищ ефрейтор? — Андреев вытянулся перед Золотовым по стойке «смирно». — Это ведь жизнь: коровы, деньги…

— Шута-то из себя не строй… Жизнь, — протянул Золотов. — Если это вся жизнь, так на черта она нужна, такая жизнь…

— Кончай трепаться! — закричал от костра Ананьев, который был за повара. — Картошка поспела…

Тушенку из рюкзака вытащи…

Горячую картошку, смешанную с тушенкой, положили перед каждым — кому в котелок, кому на лист газеты, — нарезали крупными ломтями черный хлеб и стали есть, обжигаясь, запивая водой из родника.

— Вот что значит у Лексикона блат! — сказал Панкратов. — В армии тебе ни коровы не надо, ни саксофона, был бы старшина человек… И картошка будет, и жиры, и приправа… Молодец Сметанин!

— Сметанин, сегодня тебе с Магомедовым в неряд по роте придётся пойти, — сказал Иванов.

— Шутишь, Володя? На той неделе в наряд по кухне меня запрягли, сутки спустя в наряд по роте—опять меня…. только учёния кончились, снова я… «Через день на ремень» выходит… Что я, дешевле других?

— Ты у нас сознательный, — сказал Панкратов.

— Да обожди ты… Что же это получается, товарищ сержант?

— То и получается, — сказал Иванов, — что надо, Сметанин…

— Ладно, — вздохнув, сказал Сметанин, — надо так надо…

«Зато я послезавтра от кросса сачкану».


предыдущая глава | Юность 1973 #03 | cледующая глава