22

Эдвину они догнали уже у лифта — она в нетерпении расхаживала там из конца в конец, ожидая кабинку. Похоже, что к ней вернулись прежняя твердость и решительность. Р.Л. с интересом наблюдал, как Анук с Антонио осторожно приступили к ее обработке, оттеснив его на второй план. Де Рискали работали на редкость слаженно, как высокопрофессиональная команда. Первой вступила Анук.

— Дорогая?.. — недоуменно обратилась она к Эдвине.

— Что-то не так? — тут же включился Антонио. Эдвина застыла на полдороге.

— С чего бы вдруг? — спросила она резко. — Я хочу сказать, ужин действительно удался, не так ли?

— Ну, не знаю… — Легкая тень скользнула по лицу Анук и тут же рассеялась. — Мне показалось… ты как-то резко сорвалась с места…

Мгновение Эдвина смотрела на нее во все глаза, не веря себе. Разговор тут же взял в свои руки Антонио:

— Эдвина, если тебя что-то расстроило, мы бы хотели услышать, что именно.

Нет, это просто невероятно! У Эдвины перехватило дыхание. Он что, не знал о назначении Класа? Быть такого не может!

— Дорогая, прошу тебя, объясни же, что случилось… — умоляюще протянула Анук.

— Если мы можем что-то исправить… — вторил ей Антонио.

Внезапно новая волна ярости захлестнула Эдвину. Нет, с нее достаточно! Сколько же можно играть? Ее уже тошнит от притворства. Надоело быть пешкой в нечестных играх де Рискалей!

— Вы хотите сказать, что ничего не знаете? — Ее голос дрожал от гнева. — Мне трудно в это поверить. Очень трудно!

— Я вижу, что мы должны объясниться, — мягко проговорил Антонио.

— Объясниться! — Эдвина буквально выплюнула это слово, метнув в него взгляд, полный грома и молний, и вновь принимаясь яростно мерить шагами пространство.

Анук повернулась к Р.Л., который все еще пребывал в изумлении от в совершенстве разыгранной де Рискалями сцены.

— Дорогой мой, — вздохнула Анук, с подчеркнутой озабоченностью касаясь его руки. — Мы вовсе не собираемся похищать Эдвину. Нам просто нужно с ней пару минут побеседовать.

— Это уж как она решит, — жестко бросил Р.Л.

— Эдвина, — снова подступил к ней Антонио, мы не могли бы поговорить в другом месте?

Эдвина не собиралась сдавать завоеванных позиций.

— Я ни за что не вернусь обратно! — Лицо ее исказила ярость, она дрожала от гнева. — Если хотите поговорить — говорите здесь. — Она вызывающе сложила на груди руки.

Антонио с женой быстро обменялись взглядами.

— Дорогой… — Анук вопросительно посмотрела на Р.Л. — Это слишком ужасно, если я попрошу вас подождать?.. — Голос ее постепенно стих, а рука уже скользила под руку Р.Л., чтобы увести его обратно.

— Эдс? — Р.Л. явно колебался, поглядывая на Эдвину.

— Все нормально, Р.Л., — с трудом выдавила она.

— Ты уверена?

Она кивнула.

— Помни — я поблизости. Так что если понадоблюсь… Не уходи, прежде чем…

— Хорошо. — Она еще крепче впилась пальцами в собственное предплечье, словно готовясь к борьбе.

— Ну, а теперь, дорогой… — Анук мягко улыбнулась Р.Л. — Вы видели работы Каналетто, которые висят у нас в холле? Они просто превосходны. — Спокойно, с полным самообладанием и уверенностью она повела его обратно. Нежно улыбнувшись, едва они оказались в квартире, Анук ловко освободила руку и легким жестом указала ему на пару небольших картин, висящих одна над другой и слегка поблескивающих в свете канделябров. — Прекрасны, правда? Я покину вас на мгновение. Мы скоро вернемся, обещаю вам. — И она медленно отплыла обратно, мягко прикрыв за собой дверь и оставив его одного в куполообразном холле.

— Ну, дорогая, — весело проговорила она, вернувшись к Эдвине с Антонио, шелестя шелком и бархатом, — теперь объясни нам, что произошло.

Эдвина пристально изучала ее, слегка прищурившись, потом повернулась к Антонио.

— Ну вы и наловчились использовать людей в своих целях, — проговорила она горько. — Разве не так?

Антонио поднял одну бровь.

— Прошу тебя, — сказал он, принимая нетерпеливо-вопросительное выражение, почти определенно свидетельствующее о напряжении.

— Не сомневаюсь, что вы в очередной раз изобразите замешательство, если я напомню вам о тех намеках, которые я слышала от вас раньше. О том, что именно я займу место Рубио после его смерти. — Антонио словно не слышал ее слов, и она не смогла сдержать горестного смешка, подступившего к горлу. — Что ж, должна признать, Антонио, что тебе славно удалось меня одурачить.

— А-а, наконец-то я начала понимать… — протянула Анук, перехватывая инициативу. Она успокаивающе положила руку на плечо Эдвины. Та стряхнула ее, не сводя обвиняющих глаз с Антонио.

— Как ты посмел? — Ее голос прозвучал на удивление спокойно. — Как ты посмел держать приманку перед моим носом, только лишь для того, чтобы в последний момент выдернуть ее? — Она повернулась к Анук. — А ты? Ты пригласила меня, чтобы было чем развлечься на этом приеме?

Анук даже бровью не повела, лишь где-то в глубине, скрытое ее нежной кожей, что-то шевельнулось, начало нарастать, увеличиваясь, словно какое-то чудовище, владевшее ее телом, проснувшись, пытается распрямиться, вернуть себе настоящее обличье.

— Право же, дорогая, — произнесла она холодно, — нет никаких оснований так расстраиваться. Насколько тебе известно, Клас работает в фирме дольше, чем ты, и ты должна признать старшинство за ним.

Это объяснение мало успокоило Эдвину. Она повернулась к Антонио.

— Как ты мог обещать Рубио, буквально у его смертного одра, что я займу его место? — Голос ее дрогнул. — А как только он умер, ты спрятался в кусты!

Ничего не ответив, Антонио отвел взгляд, в котором мелькнуло сознание вины, в сторону.

— Рубио? — Анук притворно изумилась. — Так это Рубио сказал тебе о повышении?

— Да. И вполне определенно, должна вам признаться. Он не играл в загадки, а прямо высказался на эту тему, добавив, что говорил об этом с Антонио и что все решено.

— Ну, теперь мне понятно, в чем… э-э… твое заблуждение! — воскликнула Анук, изображая потрясение. — Неудивительно, что ты так расстроилась. О-о, дорогая, я так сожалею… Видишь ли, Рубио был уже настолько болен, бедняжка, что мы просто боялись усугубить его положение, противореча его ожиданиям… Мы знали, насколько вы были преданы друг другу и какие надежды он возлагал на тебя. Я уверена, ты не станешь винить нас за то, что мы хотели подбодрить его перед концом, ведь правда? — Анук помолчала и мягко прибавила: — Или ты предпочла бы, чтобы мы его расстроили?

Просто невероятно, у этой женщины на все находится готовый ответ! Ну что ж, посмотрим, что она скажет на следующее! Эдвина решительно ринулась в бой.

— Тогда как ты объяснишь те намеки, которые постоянно делал мне Антонио? Что, меня тоже нужно было подуспокоить? Но ни тогда, ни теперь, могу вас заверить, я не находилась и не нахожусь на смертном одре!

Нависшее молчание, казалось, пронзали электрические заряды.

— Антонио и вправду серьезно задумывался над возможностью предоставить тебе этот пост, — сказала Анук. — Ведь так, дорогой? — Она взглянула на мужа, и тот послушно кивнул в ответ. — Мы оба в деталях обсуждали эту перспективу…

— Позволь мне закончить! И вы решили, что Класс Клоссен, чьи успехи в торговле даже близко не сравнятся с моими и у которого к тому же рыльце в пушку — или в кокаине? — лучше подходит на это место. Где же здесь логика?

Выражение лица Анук оставалось по-прежнему бесстрастным, однако в голосе звучали лед и сталь.

— Чем ты — или Клас — занимаетесь в свободное время, не касается ни меня, ни Антонио. Не в наших правилах совать нос в чью-то частную жизнь — по крайней мере до тех пор, пока это не сказывается на работе.

— Ну да, и вы сочли, что пристрастие к кокаину — службе не помеха? — рассмеялась Эдвина.

Анук, казалось, не расслышала последней реплики.

— Пойми меня правильно, — она по-прежнему старалась говорить мягко, — мы вовсе не оправдываем наркоманию, ни на работе, нигде. Как раз напротив.

— Она пытливо впилась глазами в Эдвину. — Но кто сказал, что Клас и вправду нюхает? Ты лично видела это?

Эдвина внезапно почувствовала смертельную усталость. Она подняла обе руки, как бы признавая свое поражение.

— В этой игре нет победителей, не так ли? — горько проговорила она. — У тебя на все есть готовый ответ.

— Конечно. — Анук не могла скрыть удовлетворения. — Надеюсь, что так.

— Да, но ты просчиталась в одной небольшой детали.

— В какой же?

— Тебе придется поискать для своих забав иную жертву. Я эту роль больше играть не стану.

— Могу я попросить тебя объяснить мне, что означает эта тирада?

Резко повернув голову, Эдвина бросила пылающий взгляд на Антонио.

— Я ухожу — ровно с этого самого момента! — заявила она гордо.

Голос Анук снизился до мягкого полушепота, однако глаза сверкнули алмазной твердостью.

— На твоем месте я бы как следует все продумала, прежде чем решаться на такой шаг. Не делай глупостей. Не становись самоуверенной эгоисткой, которая слишком высокого о себе мнения. Или ты думаешь, что подобную работу можно найти на каждом углу?

Эдвина посмотрела ей прямо в глаза.

— Это я-то самоуверенная эгоистка? Я слишком высокого о себе мнения?.. Да вы все перевернули с ног на голову! Сделайте любезность, мадам де Рискаль, — в следующий раз, когда вам понадобится жертва, чтобы бросить ее на растерзание волкам, скормите им своего драгоценного Класа. По крайней мере не о чем будет жалеть. — С этими словами Эдвина повернулась и нажала кнопку лифта.

Анук успела схватить ее за запястье.

— Мы еще не закончили разговор, — прошипела она сквозь зубы.

— Я закончила! — подбородок Эдвины упрямо взметнулся вверх.

— Ах ты, дура полуграмотная! — длинные ногти Анук впились ей в руку, а лицо исказила гримаса ярости. — Да какие у тебя основания считать себя незаменимой и особенной? — сорвалась она. — Сплошь и рядом людям отказывают в продвижении — из соображений старшинства или когда они его не заслуживают… да по миллиону других причин! — Она задохнулась, глаза в глубоких впадинах горели огнем. — Но, если ты действительно уйдешь, тогда я вынуждена предупредить тебя: в этом бизнесе места для тебя нет. Ты знаешь об этом, правда? Мне нет необходимости напоминать еще раз, что мир моды достаточно узок. Слухи о том, что кто-то из сотрудников оказался… э-э… ненадежным, распространяются очень быстро.

Вызов, прозвучавший в ее словах, ошеломил Эдвину.

— Анук, — произнесла она спокойно. — Ты что, мне угрожаешь?

— Дорогая, я никогда никому не угрожаю. Давай назовем это словом „просвещаю".

— Тогда выслушай меня, и выслушай внимательно, четко проговорила Эдвина, собрав волю в кулак и глядя прямо в эти вдруг постаревшие и словно ножом полосующие ее глаза. — Я всегда поступаю так, как мне нравится, и намерена поступать так и в будущем. Короче, пошла ты…

— Серьезно? — коротко хохотнула Анук. — И ты готова отказаться от огромного заработка, щедрых командировочных, премиальных и разных скидок, которые получают сотрудники фирмы? Не говоря уже о социальных привилегиях, непременно сопутствующих твоей должности? Дорогая, не смеши меня.

— У меня этого и в мыслях не было, дорогая, парировала ее же тоном Эдвина, успешно изображая одну из всем известных сладчайших улыбок Анук.

— Зачем же растягивать дальше и так натянутую до предела кожу, правда?

Анук мгновенно разжала руку, слово ошпаренная кипятком. — Ах ты дрянь! — выдохнула она. Ее просто трясло от злости, жилы на шее напряглись, подобно стальным канатам. — Считай, что с тобой покончено! — пробормотала она дрожащим голосом. — Покончено!

— Ну, а теперь прошу меня извинить, мне пора, — жестко отозвалась Эдвина.

— Да, — ледяным тоном подхватила Анук. — Это самое верное решение. Я сообщу Р.Л., что ты уходишь. Пойдем, Антонио! С этой юной леди нам больше говорить не о чем! — И, высоко подняв голову, с застывшим, лишенным эмоций лицом, Анук взяла мужа под руку и с королевским достоинством развернулась, чтобы удалиться в сияющую капсулу своих апартаментов.

Не в силах унять дрожь, Эдвина ждала лифт, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрыдаться. Все, чему она отдала эти годы, рухнуло в один момент.

Когда ее настиг Р.Л., она, обессиленно подперев спиной стену, напоминала разодранную тряпичную куклу: голова свесилась на бок, глаза закрыты.

Ему хотелось схватить ее, укрыть, защитить своими руками, спрятать ото всех. Но как отнесется к его порыву Эдвина? Подавив первое побуждение, Р.Л. мягко окликнул ее:

— Эдс?

Она открыла глаза и повернулась к нему, героически пытаясь изобразить улыбку и расправить плечи. Однако тяжесть, давившая ей на плечи, казалась неодолимой. Усилием воли на секунду расправив плечи и приподняв в подобии улыбки уголки губ, она тут же снова поникла, словно брошенная кукла. Улыбка получилась слабой.

— Хочешь поздравить меня с удачным крахом приятного вечера?

— Никакого краха не было, — ответил он. — Похоже, у тебя есть более веские причины покинуть прием. — Голос его внезапно стал резким. — Что, черт возьми, там произошло?

Эдвина сделала несколько судорожных глотков:

— Я… я не могу сейчас говорить об этом, Р.Л. — Глаза ее смотрели на него умоляюще. Ни слова не говоря, он молча ждал. — Возвращайся обратно, Р.Л., — сказала она слабо. — Я уже достаточно натворила, испортив тебе вечер. Я… Со мной все будет в порядке.

— Нет, — тихо, но решительно произнес он. — Не в порядке, и ты ничего мне не испортила.

Эдвина быстро отвернулась в сторону. Она, Эдвина Дж. Робинсон, прирожденный солдат в юбке, деловая женщина, храбро и гордо вступившая в ежедневную схватку не на жизнь, а на смерть в том безжалостном мире, где доминируют мужчины, и завоевавшая в нем определенное положение, она, всегда гордившаяся своим умением плыть против течения, чьей единственной тайной страстью была ее собственная безграничная независимость, — именно она, больше чем кто-либо другой, не выносила жалости и снисхождения. Даже заботы. Даже помощи. Ни раньше, ни сейчас. Ни от кого. Тем более от Р.Л.

— Эдс… — Он сжал ее лицо обеими руками и мягко, но настойчиво заставил посмотреть ему в глаза.

Эдвина инстинктивно вскинула руки, пытаясь освободиться. Не обращая внимания на эти отчаянные попытки, он продолжал нежно удерживать ее лицо, глядя в глаза. Ее пальцы впились ему в руку.

— Эй, — повторил он, — это я, Р.Л. Что ты пытаешься сделать? Сломать мне пальцы?

Совершенно неожиданно его слова ее успокоили, пальцы ослабли. На какое-то мгновение она застыла, ни о чем не думая, ничего не замечая, безжизненно и неподвижно отдавшись его рукам.

— Вот так-то лучше, — сказал он и дружески поцеловал ее в лоб.

Прикосновение его губ вызвало в ней новую волну смятения. В ней боролись противоположные чувства, попеременно беря верх. Больше всего ей хотелось бы освободиться от его рук, зажавших в нежных тисках ее лицо, и в то же время она отчаянно нуждалась в них, стремилась к ним.

Внезапно невыносимое напряжение, сжигающее ее изнутри, вырвалось наружу долгим, медленным вздохом. По коже пробежала дрожь, и Эдвина словно впервые по-настоящему разглядела Р.Л.

Моменты слабости могут быть и источником возрождения. Чем дольше она смотрела на него, тем больше преображались ее чувства.

Следуя своему опыту, Эдвина делила мужчин на две категории: жеребцов и джентльменов. Р.Л. сломал эти рамки, одновременно попадая под каждую. В нем играла сила, согревающая теплом и мягкостью. Жизнерадостность оборачивалась успокоением. Здравомыслие уживалось с сексуальностью, и все это было до краев исполнено доброты.

Как было бы хорошо целиком положиться на него, подумала она. И тут же едва не захлебнулась от нахлынувшей боли. Слишком уж хорошо. Неужели опыт так и не научил ее, что единственное существо, на кого можно положиться, — это она сама?

— Не знаю, как ты, — проговорил Р.Л., — но я человек старомодный. Знаешь, из тех, что уходят вместе с той дамой, с которой пришли. — Он улыбнулся одной из своих широких мальчишечьих улыбок, которые даже дождливый день расцвечивают солнечными лучами. — В общем, спорить тут не о чем. — И, словно в подтверждение его слов, подошел лифт.

Пока они спускались вниз в сияющей клетке, Р.Л. подумал, насколько его тянет к Эдвине. Мало сказать, что сердце его принадлежало ей полностью. Оно было похищено ею. Р.Л. видел, что под этим ослепительным макияжем, экстравагантной небрежностью боттичеллиевских волос и обращенной наружу изысканной умудренностью скрывается ранимое сердце. Он безошибочно угадал в ней родственную душу, и струны его собственной души настроены были на ее волну.

Едва они оказались на 5-й авеню, как самообладание Эдвины, и так убывающее, окончательно оставило ее. Укрывшись под кремовым навесом, она прильнула к Р.Л., крепко обхватив его обнаженными руками и спрятав голову на его груди.

— Ох, Р.Л., — тихо простонала она, — поддержи меня. Хотя бы на мгновение. — Ее руки еще крепче обвились вокруг него.

— Я держу тебя, малышка, — прошептал он ей на ухо, не переставая поглаживать завитки ее волос на затылке. — Я здесь, с тобой.

Она подняла голову, и слезы, которые она с таким усилием сдерживала весь вечер, брызнули из глаз, оставляя бороздки на щеках. Ледяной зимний ветер играл складками ее изумрудно-зеленой юбки, задирая край и демонстрируя миру нежную бледно-розовую подкладку, такую же тонкую, как и ее нервы.

— Ты нужен мне, — выдохнула она, забыв об убийственном пронизывающем холоде и стучащих зубах.

— Давай по порядку. — Улыбнувшись, он мягко высвободился из ее рук и снял пиджак. Накинув его на голые плечи Эдвины, он плотно запахнул его у нее на груди. — Ты забыла свою накидку, — проговорил он тихо. — Подожди меня в вестибюле — я мигом.

— Нет! — Голос Эдвины прозвучал неожиданно звонко. — Не оставляй меня. — Схватив Р.Л. за руку, она попыталась остановить его. — Завтра утром ее заберет отсюда Руби. — На лицо ее набежала легкая тучка, и она грустно улыбнулась: — Нет, думаю, этого не понадобится. Первым же делом завтра утром Анук отправит ее мне с одним из своих прихлебателей. А может, даже сегодня. Знаешь, очередной жест заботливой хозяйки.

— Тебе хорошо бы сейчас выпить, — решительно заметил Р.Л. — Давай-ка заглянем ко мне, это недалеко. Она кивнула, и он жестом подозвал швейцара в белых перчатках, застывшего в почтительном полупоклоне. Они смотрели, как швейцар устремился в поток автомобилей и замахал рукой первому же проплывающему мимо такси.

Р.Л. подвел Эдвину к машине. Она шла уже свободнее, не так напряженно, не приваливаясь обессиленно к его плечу. Р.Л. помог ей сесть в машину и сунул чаевые в руку швейцару. Затем сел рядом с ней и рывком захлопнул дверь.

— Семьдесят первая, между Парк-авеню и Лексингтон, — скомандовал он водителю.