3

Королева появилась, когда молчание стало невыносимым. Катарина Ариго была бледна, глаза ее покраснели, она медленно прошла мимо баронессы Заль и герцогини Колиньяр, остановилась, подняла лицо к небу.

– Как тепло, – сообщила она прерывающимся голоском.

– О да, ваше величество, – подтвердила Урсула Колиньяр.

Катарина дернулась, словно в нее всадили иголку. И зачем старалась? На площадке у каплицы не было ни одного мужчины.

– Герцогиня… Прикажите собрать… мои четки… Я… Мы их разорвали.

Выходит, мы рыдали на самом деле? Рыдали и рвали четки? Может, и головкой об пол побились, хотя нет, не похоже, прическа волосок к волоску. А глазки можно и лучком натереть…

– Госпожа Арамона.

– Да, ваше величество.

– Я обопрусь о вашу руку.

Неужто из всех придворных дам она одна похожа на кавалера? Ну нет, это не у нее усы растут, а у старухи Стамм.

– Я счастлива служить вашему величеству.

Не служить и не величеству, но об этом знать не обязательно.

– Мы немного погуляем по Нохе.

– Сегодня прекрасный день, ваше величество…

– Луиза… Я ведь могу называть вас Луиза?

А вот это уже интересно. Уж не собралась ли Катарина Ариго вытрясти из новоявленной придворной дамы душу? Не выйдет, душа Луизы Арамоны отдана давным-давно и навсегда.

– Как угодно вашему величеству…

– Не говорите со мной так… Я так устала от этикета, от того, что остаюсь одна лишь в храме.

Устала? Попробуй спать одна, может, полегчает…

Луиза вздохнула, как могла сочувственно.

– Как тихо, – прошептала Катари.

Еще бы в монастыре не было тихо!

– О да…

– Я боюсь Ноху… Сколько здесь пролито крови… Она впитывается в здешние камни, а они требуют еще и еще. Мои братья… Когда я вижу Селину, я все время думаю об Иораме. Он мечтал встретить такую девушку – нежную, застенчивую, далекую от дворцовой грязи… Они могли бы быть счастливы.

– Брат вашего величества мог жениться лишь на знатной даме.

– Ах, оставьте, – пискнула Катарина. – Иорам был младшим в семье, он мог позволить себе полюбить, хватит и того, что… Но он мертв. Проклятый обычай! Почему мужчинам так нравится убивать друг друга?! Жизнь – это чудо, но они этого не понимают… Мы, женщины, дарим жизнь, и мы знаем ей цену.

Да, женщины знают цену жизни, это Катарина верно сказала, только она все равно врет. Змеюка не может обойти вниманием дуэнью Айрис Окделл, живущую в доме Рокэ Алвы, вот и лезет в душу. Какой матери не лестно слушать, что ее дочь могла войти в королевскую семью, но Иорам мертв и уже ни на ком не женится. И хорошо. Чем меньше Ариго, тем лучше.

– Как вы правы, – шмыгнула носом Луиза и, пересилив себя, добавила: – Я недавно потеряла маленькую дочь…

– Сколько ей было? – быстро спросила Катари.

Пусть думает, что она расчувствовалась, разоткровенничалась, что ее можно брать голыми руками. Луиза еще раз шмыгнула носом и постаралась представить Циллу. Это сработало, на глаза навернулись настоящие слезы.

Пальчики королевы сжались на руке Луизы.

– У каждого из нас своя беда. Ваша девочка, мои братья… Они сейчас в Рассвете.

– Ваше величество так добры.

– Я желаю Селине выйти замуж по любви, только по любви… И уехать отсюда! – выкрикнула Катарина. – К морю, в горы, в лес, в пустыню… Куда угодно, но вон из этого города!

– Селина не захочет оставлять, – Луиза запнулась, словно натолкнувшись на невидимый забор, а потом прошипела: – …вас.

– И я не хочу с ней расставаться, – заверила королева, – с ней, с вами, Луиза. Сначала я была рада видеть рядом сестру Ричарда Окделла, но Айрис… Айрис такая странная, ее трудно любить.

Может, Айри и странная, но она не дура. Тебя, твое писклявое величество, девчонка раскусила. Другое дело, что такие вещи держат при себе, а Айрис машет ненавистью, как разозлившаяся кошка хвостом. И ведь не уймешь!

– Вы ведь сопровождали Айрис в Олларию, – Катарина нагнулась и подняла сбитый ночным ветром пятипалый лист. – Скажите, она всегда меня ненавидела? Но почему?

Вот оно! «Вы ведь сопровождали…» И это после разговора с Мирабеллой! Сказала летучая мышь кошке правду или нет? Могла сказать, значит, врать нельзя.

– Ваше величество… Я увидела девицу Окделл уже в Олларии.

– Создатель!

Слишком громко. Или не слишком? Она и сама завопила, когда узнала о похождениях юной герцогини.

– Я… я ничего не понимаю. Как Айрис оказалась в Олларии?

– Я вряд ли могу быть полезна вашему величеству. Герцог Алва, у которого служит мой сын, велел мне сопровождать Айрис Окделл ко двору. Я не могла отказаться… – Луиза вздохнула поглубже и смущенно замолкла. Пусть спрашивает, если ей нужно.

– Я так мало знаю, – пролепетала Катарина. – Вы давно знакомы с герцогом?

Еще одна проверочка, но тут уж к ней не подкопаться.

– В молодости я видела его светлость два раза, – честно сказала вдова Арнольда Арамоны. – Мой покойный супруг был капитаном Лаик. В Фабианов день…

– Я знаю. Я имела в виду… – перебила королева, – вы… Герцог Алва пригласил именно вас, но он о вас… То есть я ничего о вас не слышала.

Какой милый намек на близкие отношения. Дескать, герцог от меня ничего не скрывает, и ты не скрывай. А мы и не скроем… Того, что ты и так узнаешь.

– В Октавианскую ночь моему сыну посчастливилось познакомиться с Ричардом Окделлом. Он его представил герцогу.

– Удивительно…

Удивительно или нет, но это правда. Проверяй, хоть упроверяйся!

– Создатель услышал мои молитвы, – проникновенно произнесла Луиза. – Ваше величество, я – мать! Я так мечтала, чтоб мои дети… пробились в жизни.

– Я понимаю, – вздохнула королева, – что бы ни случилось с нами, наши дети должны быть счастливы. Ваш сын не говорил, где сейчас юный Окделл?

А ты не знаешь? Но хочешь знать, очень хочешь. Для этого ты меня сюда и затащила. Для этого и для того, чтобы проверить, чья я собака. Луиза давно решила, что она – сумасшедшая мамаша, которой повезло протащить дочку ко двору. Такую легко обдурить, купить, запугать, на худой конец, а потом использовать. Вот пускай и попробуют подоить кошку. Госпожа Арамона с обожанием уставилась на ее величество и сообщила:

– Герард говорил, что герцог Окделл уехал по поручению своего господина. Кажется, в Агарию, а потом он проследует в Ургот.

Про Ургот Герард ничего не говорил, и вообще с исчезновеньем Ричарда что-то было не так, но об этом королеве знать незачем.

– Он пишет сестре?

– Герцог Окделл не знает, что она покинула Надор…

– Тем не менее герцог Алва поселил гостью в своем доме?

– Ваше величество. – Ну почему она за сорок с лишним лет не научилась краснеть, как бы это пригодилось! – Я… Айрис Окделл никогда не уронит честь семьи.

Не уронит она, как же… Просто герцог поднимать не стал, зачем ему такое счастье?

– О да, – закатила глазки Катарина Ариго. – Окделлы – это Окделлы, хотя Айрис повела себя неблагоразумно. А вы, Луиза, что вас заставило взять на себя заботу о столь своенравной девице?

– Его светлость… У него Герард, а Селина… Иначе она бы никогда не стала фрейлиной…

– Стала бы, – твердо сказала Катарина Ариго, – если б вы написали мне. Но я понимаю вас. Разумеется, вы благодарны герцогу Алве.

– Ваше величество!

– Луиза, – королева остановилась, – нам пора возвращаться, а я… Я до сих пор не сказала, что должна. Леонард Манрик… Я заметила, как он смотрит на вашу дочь.

Смотрит. На обеих. На Айрис как на знатную невесту, на Селину как… Как мужчина. Но рыжий капитан никогда не заденет Ворона, а Селине он и через порог не нужен.

– Селина – разумная девушка.

– Конечно, – королева снова сжала руку Луизы, – но Манрики – страшные люди.

Тебе, может, и страшные, но с чего ты, голубушка, о них заговорила? Не с того ли, что на первый раз хватит? Навязанная тебе уродина не врет и думает только о своем выводке. Теперь надо подумать, какой от нее может быть прок. Надо расчувствоваться… Дура, она не только краснеть, она и слезу пускать не умеет… Тоже мне придворная дама! Луковицу с собой, что ли, носить, так ведь пахнуть будет.

– Ваше величество… Берегите себя.

– Зачем? – подчерненные ресницы дрогнули. – Мои братья мертвы, мои дети не со мной… Их учат меня ненавидеть.

– Отчаянье – величайший грех! – воскликнула Луиза, благословляя маменьку, вколотившую в головы дочерей «Книгу Ожидания». – Помните, за темной ночью приходит рассвет.

– Если пережить ночь, – закатила глаза королева, – но… Но вы правы, Луиза. Я буду думать о весне и о Рассвете…