на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Глава пятая

На следующее утро кроваво-красное солнце вставало медленно, как будто нехотя, и казалось, что оно неподвижно висит, окутанное тяжелыми полосами густого болотного тумана. Ридер и его охотники поднялись до рассвета, чтобы подготовить лодки и оснащение для поисковых работ — совершенно иной разновидности охоты, напрочь лишенной всякой забавы. Суровой необходимости действовать подчинились все обитатели лагеря кроме двоих. Джилли по-прежнему лежала ничком у себя в палатке, всхлипывая, вскрикивая и что-то бормоча; это продолжалось почти без остановки, с тех пор как Грег ночью привез ее в лагерь. Она, совершенно очевидно, была не в состоянии участвовать в поисках. Вторым был Крис, которого ни оскорбления, ни угрозы Ридера и Грега не могли заставить отойти от разведенного им ночью костра. Он все так же сидел возле костра, глухой ко всему и озабоченный одной лишь целью — не дать пылающему огню погаснуть.

Грег вышел на поиски вместе с небольшой головной группой, как только на черном ночном небе появились первые полоски предутреннего света. Ему не терпелось поскорее двинуться в путь, и он слышать не желал никаких возражений.

— Вы должны быть здесь, когда прибудут спасатели, — сказал ему Ридер. — Вам ведь нужно будет описать им точное место, где это произошло, чтобы они могли определить участок поиска.

— Ридер, я хочу первым найти свою жену, — сказал Грег с таким чувством, что у Ридера и мысли не возникло сомневаться в его искренности. — Сказать им, где нужно искать, вполне можете и вы. Я через регулярные промежутки времени буду стрелять из винтовки, чтобы дать вам знать, куда нужно направляться. Не могу же я все это время проторчать тут без дела!

С этим Ридер не мог не согласиться. Он по-своему грубовато сочувствовал Грегу даже несмотря на то, что был зол на него, считая, что тот сам навлек несчастье на свою голову. И, конечно же, он понимал, что сидеть и ждать в лагере, пока лесники из парка Какаду, поисковые команды и добровольные помощники стянутся сюда поодиночке и небольшими группками, — дело не из приятных. Кроме того, вой этой бабы и молчаливое бдение этого аборигена кого угодно бросят в дрожь. Потихоньку поеживаясь, расстроенный Ридер решил про себя, что Грегу досталось лучшее из того, чем можно было заняться нынче утром, но это вряд ли могло быть причиной для зависти.

Уже вовсю разгорелся день, прежде чем властям в Дарвине удалось отправить достаточно большую группу спасателей в этот отдаленный болотистый уголок. Около полудня вернулся Грег после многочасового прочесывания лагуны, где пропала Стефани, и прилегающих к этой лагуне районов. Он был грязным и усталым и на тревожный вопрос Ридера лишь удрученно пожал плечами. Руководитель группы спасателей не испытывал ни малейшего сострадания к человеку, чья отъявленная любительщина, о которой ему подробно рассказал Ридер, привела к ужасной гибели женщины. Он, однако, не видел смысла в том, чтобы бить лежачего, и ограничил свое общение с Грегом резкими вопросами о точном местоположении лодки в тот момент, когда из нее выпала Стефани. Тем временем злой и расстроенный Грег пошел к радиостанции, чтобы наконец связаться с Биллом и передать ему сообщение, которое он до сих пор откладывал.

— Билл! Билл! Что случилось? Воскресеньями в семье Макмастеров очень дорожили. Вполне понятно, что в обычные дни работе в компании «Харпер майнинг» Билл отводил не только рабочие часы, но и большинство вечеров, нередко прихватывая и субботы. Но воскресенья Билл всегда отдавал семье, как бы сильно он ни был загружен работой, тем более что семья его была невелика: сам Билл, его жена Рина и их ненаглядный сын — юный Том.

Рина поняла, что что-то неладно, когда Том в одиночку примчался на кухню. Правда, обед был уже почти готов, а у ее сына был отменный аппетит, однако обычно ничто не могло оторвать его от отца. Том боготворил Билла, и, сколько бы времени он ни проводил с отцом, ему всегда было этого мало. По воскресеньям же он стремился каждую минуту отдать общению с Биллом, чтобы запаса впечатлений хватило до конца следующей недели. Оторвавшись от готовки, Рина пошла узнать, в чем дело.

Она обнаружила Билла в гостиной: он неподвижно сидел на диване и держал в руке гудящую телефонную трубку. Рина бросилась к нему, подхватила трубку, готовую выпасть из его руки, и положила ее на аппарат. Лицо его было серым, а в глазах застыли слезы ужаса. Рина никогда еще не видела его в таком жутком состоянии, и, хотя оба ее самых близких человека были здесь, рядом с ней, целыми и невредимыми, ее душу охватил леденящий страх.

— Что случилось? — еле слышно спросила она, взяв его за руку. Билл, казалось, постепенно начал приходить в себя. Взгляд его стал более осмысленным. Он посмотрел на нее так, будто видел ее в первый раз.

— Ты этому не поверишь, — сказал он ошеломленно, затем провел рукой по лицу, вытирая слезы. — Ты этому…

— Чему Билл, чему? Ну, скажи же, чему?

Но Билл продолжал сидеть с таким видом, как будто он внезапно оглох, качая головой и с тупой медлительностью повторяя одну и ту же фразу:

— Ты этому не поверишь… ты… этому… не поверишь…


Лишь на второй день к месту трагедии удалось доставить катера на подводных крыльях. Кроме тихоходных плоскодонок они были единственным средством передвижения по местным стоячим водоемам, и у Ридера немного отлегло от сердца, когда он увидел, как эти величественные миниатюрные галеоны двадцатого века мчатся по болоту. Самый вид их умелых рулевых в наушниках для защиты от мощного рева двигателей поднял его настроение: уж кто-кто, а они-то точно ее найдут, подумал он. Кроме того, сегодня должен был приехать кое-кто из высшего начальства «Харпер майнинг», чтобы взять в свои руки руководство действиями спасателей, и ожидалось прибытие большого числа людей со всего края. «Еще есть на что надеяться, — подумал он. — Я пока сдаваться не собираюсь».

Ему стало легче и оттого, что Грег занялся «этой бабой», как он про себя называл Джилли. Он не знал, что именно произошло, но прошлым вечером после заката, когда продолжать поиски стало невозможно, Грег зашел к ней в палатку с бутылкой, а когда он от нее вышел спустя какое-то время, вой и причитания наконец прекратились, впервые больше чем за сутки. «Ну, вот и хорошо, приятель», — сказал он Грегу, но тот лишь отмахнулся и зашагал прочь. Что ж, это вполне естественно, философски подумал Ридер. Правда, позже Грег несколько смягчился и сообщил Ридеру, что собирается отправить Джилли из лагеря, как только ее муж сможет прилететь домой в Сидней и приехать в Дарвин, чтобы увезти ее с собой.

— Да она сейчас самостоятельно не сможет шевельнуть ни рукой, ни ногой, это уж точно, — потихоньку поделился Ридер со своим сыном Мальком. — Так что чем скорее он ее уберет отсюда, тем лучше.

Весь этот долгий день катера на подводных крыльях без устали сновали взад и вперед, постепенно увеличивая район поиска, но так ничего и не находя. Устав в конце концов сидеть в лагере, Ридер поручил своему сыну координировать работу спасателей, а сам отправился вместе с одной из групп, вновь вышедшей на поиск после короткой передышки. Час за часом они упорно продвигались все дальше, осматривая каждую ямку между корнями деревьев, зондируя глубокие водоемы длинными шестами, переходя отмели вброд и переворачивая каждый сучок и каждый листок. Никаких следов. Уверенность Ридера таяла с каждой минутой, приближавшей закат. Когда же второй по счету красочный закат после того злополучного, который отправилась фотографировать Стефани, сменила ночь, оптимизм Ридера окончательно улетучился. Вернувшись в лагерь, он столкнулся с Грегом, возвращавшимся вместе с другой группой поиска. Никто из спасателей даже не пытался спрашивать других о результатах поиска. Про себя каждый из них оставил всякую надежду на успех.

— Значит, все, конец? — спросил Малек, которому Ридер излил душу.

— По крайней мере, это конец для той бедняги, — мрачно сказал Ридер. — Но это еще не конец. Просто теперь будут искать не женщину, а то, что от нее осталось, вполне возможно — одни кости.


Предрассветный туман низко висел над рекой и окутывал деревья. Слышен был странный хриплый плач одинокой птицы. Какая-то фигура, наполовину скрытая клубящимся туманом, пробиралась по болотистому мелководью на плоскодонке, отталкиваясь от дна длинным шестом. Дейв Уэллс, старатель и отшельник, уже много лет жил здесь в полном одиночестве. Приезжие искатели приключений его не беспокоили. Он просто затаивался до тех пор, пока они не уезжали восвояси. Сейчас он, как обычно, бросив рыболовные снасти и охотничье снаряжение на дно лодки, искал возможность пополнить съестные припасы.

Внезапно его привлекло красное пятно среди бурой грязи на дальнем берегу. Изменив курс, чтобы посмотреть, что там такое, он услышал впереди себя тяжелый всплеск и заметил, что в воду бросился крупный крокодил, внимание которого, судя по всему, привлек тот же самый предмет. Подобравшись поближе, Дейв увидел холмик, покрытый темным речным илом, на котором местами были видны алые потеки, а рядом с ним — к своему ужасу — нечто, похожее на человеческую руку. Примерно с такой же скоростью сюда подплывал и крокодил. Удвоив свои усилия, старик вплотную приблизился к неподвижному предмету, в котором лишь с трудом можно было узнать человеческое тело, точнее — тело женщины. Она лежала ничком, уткнувшись лицом в ил, вытянув вперед руку и вцепившись пальцами в грязь: очевидно, так она выбиралась из болота, прежде чем потеряла сознание.

Дейв собрал все свои силы, чтобы высвободить ее из цепких объятий жидкой грязи, и неимоверным усилием своих жилистых мускулов рывком поднял безжизненное тело на руки.

— Обойдешься нынче без завтрака! — крикнул он крокодилу, который уже выбрался на берег крошечной бухточки и со зловещим видом заковылял в их сторону. Тяжело дыша, Дейв опустил женщину в лодку, запрыгнул в нее сам и оттолкнул ее от берега.

— Не волнуйся, милая, — обратился он к неподвижному телу. — Старый Дейв знает, что к чему. Все будет в порядке.

— Ну вот, поехали… Едем, едем… — И так Дейв продолжал добродушно беседовать со своей находкой, не зная, жива она или нет, всю дорогу, пока не добрался до своей хижины, запрятанной далеко в потаенном уголке этого безлюдного края. Лишь после того, как он с трудом внес ее в дом, осторожно срезал с нее остатки лохмотьев, все еще прилипавших к ее телу, тщательно обмыл и укрыл теплыми одеялами, у него появилась надежда, что она, может быть, и выживет.

Когда день был уже в полном разгаре и поднявшееся солнце согрело хижину, тело женщины потеплело, и он нащупал у нее на запястье чуть заметный пульс. Дейв сдвинул свою видавшую виды старую шляпу на затылок, Она жива. Вот и отлично.

Пройдя на другой конец хижины, он взял фонарь-»молнию», зажег его и подвесил к потолку прямо над кроватью, где лежала женщина. В его золотистом свете он нашел старую жестянку, открыл ее и достал оттуда отрезок кетгута и большую иглу. Он постоял мгновение, глядя на нее своими пронзительно синими глазами, полными необычайной жалости. Затем приступил к работе. Лучше уж сделать это сейчас, пока она все еще без сознания. Он наклонился над ней и с величайшей осторожностью начал сшивать клочья рваной кожи.

— А-а-а! — она вздрогнула, застонала и вцепилась рукой ему в плечо. Дейв как ни в чем не бывало продолжал свое дело.

— Держись, милая, держись, — бормотал он. — Старый Дейв приведет тебя в порядок. Только потерпи немного.

Наконец он завершил свою работу. Привстав, он устало потер глаза. Затем, зачерпнув из банки, стоявшей возле кровати, густую желтую пасту, он осторожно нанес ее толстым слоем на раны. Женщина снова вернулась в бессознательное состояние задолго до того, как он закончил ее шить. Подождав, когда паста подсохнет, он снова по-матерински нежно укрыл ее и долго еще сидел возле, прежде чем самому заснуть.

Стефани не знала, сколько времени она провела между жизнью и смертью, то приходя в сознание, то снова его теряя от нестерпимой боли. Постепенно она стала различать жилистые руки, одна из которых поддерживала ее голову, а другая подносила питье; доброе лицо, время от времени возникавшее в поле ее зрения; и ощущение спокойствия от присутствия человека, не отходившего от нее ни днем, ни ночью. Когда ее глаза привыкли к окружающей обстановке, она увидела забитое всякой всячиной убогое жилище с низким потолком и сидевшего рядом с ней человека, в глазах которого светилось сострадание.

— Как твои дела, милая? — тихо спросил он. — Как я рад, что ты приходишь в себя. Я уж и не знал, выживешь ли ты. Меня зовут Дейв Уэллс. Этого с тебя пока вполне достаточно. Хлебни вот этого и отдыхай дальше.

С течением дней он начал ей урывками рассказывать о том, что произошло, но она почти ничего из его рассказов толком не могла понять из-за того, что в ее памяти зияли огромные дыры, и она не знала, кто она такая.

— Уж больше недели, как я вытащил тебя из воды. Просто чудо какое-то, это уж точно. У этих больших старых крокодилов привычка такая — прятать добычу на время, перед тем, как сожрать ее, и если бы я не утащил тебя из его кладовки, тебя бы сейчас тут не было… У тебя челюсть сломана, так что не пытайся говорить. А ежели что сломано, не шевели, оно и срастется — это я усвоил еще в опаловых копях в Кубер Педи много лет назад… Ну а теперь еще попей, за старого Дейва, ну-ка, давай…

Постепенно силы начали возвращаться к ней, хотя сознание ее восстановилось далеко не полностью. И вот однажды она почувствовала в себе достаточно сил для того, чтобы попытаться ощупать себя, и обнаружила, что на ней была мужская одежда — рубашка и штаны.

— Это моя одежда, — объяснил ей Дейв. — От твоей ничего не осталось, — кроме лохмотьев. Я их сохранил, чтобы тебе было легче вспоминать, кто ты. — Но вид пропитанных давно уже высохшей грязью и кровью обрывков ткани ни о чем ей не говорил.

— А ты не хочешь попробовать пройтись?

Она теперь постоянно чувствовала боль. Постепенно, опираясь на загорелую сильную руку Дейва, она снова научилась ходить. Ночью, лежа в постели, она проводила пальцами по зарубцевавшимся ранам на одной стороне лица и шеи, по уродливым шрамам на плече и груди и по грубым рубцам на бедре. Дейв же ее все время подбадривал.

— Ты хорошо заживаешь, милая, — говорил он ей. — Уже все зарубцевалось. Помог тот состав, что я получил от своего приятеля-аборигена. Хорошая штука. Они его делают из цветов и глины. Слегка подванивает, но всегда помогает. У тебя ведь никакого заражения нет, ясно?

Однажды Дейв подошел к ее постели с непривычно озорным и самодовольным видом.

— Собираюсь нынче в город, — сообщил он, — или хотя бы в эту деревню, что на дороге туда. Соображу тебе кое-какую одежонку. Ты уже вот-вот как следует встанешь на ноги. Чем скорее мы приведем тебя в порядок, тем скорее ты сможешь связаться с родными и близкими. Не беспокойся, меня не будет несколько часов. Вернусь до темноты.

После ухода Дейва она долго лежала, прокручивая в голове одни и те же мысли. Родные? Близкие? Почему от этих слов ее бросало в дрожь и начинало казаться, что здесь — единственное место, где она может чувствовать себя в безопасности? Как она сюда попала? И кто она? «Я ведь даже не знаю, как я выгляжу», — подумала она с немым отчаянием. В хижине у Дейва не было ничего похожего на зеркало. «Кто я?» — стучало у нее в голове.

Наконец, устав от этих навязчивых мыслей, она решила подняться. Скоро вернется Дейв. Сейчас она сходит с чайником набрать воды из бочки, как обычно это делает он, и вскипятит воды, чтобы приготовить чай к его возвращению. С трудом передвигаясь, она взяла чайник и медленно подошла к двери. Она постояла на пороге, и ее раненая душа немного ожила при виде чудесного дня. Высоко в безоблачном небе сияло солнце, на деревьях пели птицы, и убогая нора Дейва казалась настоящим раем. Позволив первым слабым росткам надежды распуститься в своем сердце, Стефани вышла наружу и подошла к бочке с водой, стоявшей около угла хижины под грубым подобием водосточной трубы. Наклонившись над бочкой, она погрузила в нее чайник, потревожив гладкую поверхность воды.

В этот момент среди играющих солнечными бликами кругов она увидела колеблющееся отражение. На нее смотрело жутко перекошенное лицо. Где-то в глубине сознания у нее возникло ощущение безумного ужаса. Не может быть, чтобы она так выглядела! Она заставила себя сохранить спокойствие и, вцепившись в бочку обеими руками, так что побелели пальцы, стала ждать, пока не успокоится рябь. Ошибки быть не могло. В неподвижной поверхности воды отражалось ее собственное, до неузнаваемости обезображенное лицо. Острые как бритва зубы крокодила разорвали ее лицо с одной стороны в клочья, которые теперь срослись, образовав грубые красные рубцы. По жестокой иронии судьбы другая сторона лица осталась совершенно невредимой, и теперь эта сторона выглядела злой карикатурой на нее. На поврежденной стороне ее лица веко и уголок рта были опущены вниз, как бывает при параличе. Это было совершенно незнакомое лицо, лицо старухи, ведьмы…

— Нет! — разнесся по зарослям крик Стефани. Услышав этот дикий вопль отчаяния, птицы с тревожным гвалтом взлетели в небо, а мелкая живность попряталась по норкам.

— Нет! Нет! Нет!

Ее охватило темное, мрачное, безнадежное отчаяние.

Здесь, возле бочки с водой, ее и нашел Дейв, когда несколько часов спустя вернулся домой. Сжавшись в комок, она тихо плакала, время от времени что-то бормоча. Он мягко, но решительно поставил ее на ноги и отвел в хижину. Там он уложил ее в постель, а сам присел рядом.

— Тяжело тебе, милая, знаю. Но с этим надо справиться, — начал он ее успокаивать. — Потому что, если уж с бедой справишься, всегда становится легче и уже не так страшно. Досталось тебе от этого старого крокодила. Только ты-то его без обеда оставила. Ты осталась жива, а ведь могла его собой накормить. Это кое-что значит. Ты была спасена для чего-то. Или для кого-то. Теперь ты должна узнать, для чего или для кого.

Голос Дейва с трудом доходил до ее сознания. Для чего-то? Для кого-то? В ответ она прохрипела:

— Я даже не знаю, как меня зовут.

— Но ты носишь обручальное кольцо. Наверное, ты замужем. Я видел, в городе полно полиции. Лесники ищут кого-то, думаю — тебя.

— Дейв, я так боюсь отсюда уходить. Я не знаю, куда пойти, с чего начать.

Дейв помолчал, прежде чем ответить, а когда он заговорил, в голосе его зазвучала нотка грусти:

— Погоди, милая, погоди, всему свое время. Я дам тебе имя, если хочешь. Давным-давно, до того, как весь свет стал мне не мил, я влюбился в одну девчонку из Маунт-Айзы. Она была дочкой владельца паба, и звали ее Тара. Понимаешь, какая штука, ее мать видела в своей жизни только один фильм — «Унесенные ветром». Мне очень нравилось ее имя. Оно так ей шло. И так вот у нас с ней продолжалась любовь до тех пор… до того ужасного дня, когда она сбежала в Таунсвилл и выскочила там за мясника! — Дейв грубовато хохотнул, чтобы скрыть свое волнение. — Так что, если не возражаешь, я назову тебя Тара.

Она благодарно улыбнулась и сжала руку Дейва.

— А теперь нам надо поставить тебя на ноги, Тара, и вернуть тебя к обычной жизни. Конечно, здесь со мной ты была бы в безопасности до конца своих дней. Но ты пришла оттуда, — и он выразительно кивнул в сторону двери, — и там ты найдешь ответы на свои вопросы. У меня сегодня получился удачный рейд: раздобыл тебе кое-какую женскую одежонку вместо своего старого тряпья.

Он подошел к столу, на котором лежал узелок, и развернул его. Там оказались розовое платье, лифчик, штанишки, соломенная шляпка, шарфик и даже пара туфель.

— Ой, Дейв! Где ты все это достал?

— Нашел, — сказал он с веселым огоньком в глазах. — На бельевых веревках в задних дворах да на креслах, что стоят на верандах. Я, конечно, не знаю, какой там размер. Но тебе хоть будет что надеть, когда ты сама отправишься в город.

Неделю спустя она стояла с Дейвом на обочине проселочной дороги в ожидании трейлера — единственного вида транспорта, который можно было встретить в этой пустынной глуши. После многочасовых бесед с Дейвом у нее зародился план. Из-за странного и необъяснимого страха она не могла направиться в ближайший город и обратиться за помощью к полиции или лесникам. Она знала только, что ей нужно уехать, и как можно дальше. А что потом? Этого она не знала. Но она знала, с чего ей надо начать, и решила, что будет действовать дальше по обстоятельствам. Стоявшее в зените солнце нещадно палило, так что соломенная шляпка, которую раздобыл ей Дейв, пришлась как нельзя кстати. Кроме того, вдобавок к густым волосам, которые он зачесала вперед, шляпка помогала ей прикрыть ее изуродованное лицо. Она неловко расправила мешком сидевшее на ней розовое платье и слегка поежилась от ощущения на себе чужого белья.

— Вон идет трейлер, — сказал Дейв. Его острые глаза различили крошечное облачко красной пыли на горизонте — верный признак приближения грузовика. — Он довезет тебя до Дарвина, а дальше ты сама решишь, куда ехать.

Он повернулся к ней с нежной улыбкой, от которой сильнее обозначились морщины на его обветренном лице, сунул руку за пазуху и вытащил неописуемого вида старую жестянку из-под чая.

— Это тебе, — сказал он небрежно, передавая жестянку ей в руки. — Подарок от меня на прощание. В этой жестянке — мои старые мечты, которые мне пора забыть. Загляни-ка сюда.

Она открыла жестянку. Внутри нее на куске грязной ваты лежала кучка великолепных опалов. Самый маленький из них был величиной с мужской ноготь, а самый большой — с кулачок младенца, и все они были превосходного качества.

— Обрати внимание на цвет, — с гордостью сказал Дейв. — Как огонь в ночи. Эти опалы помогут тебе встать на ноги.

— Дейв, я не могу их взять.

— Можешь, можешь. Мне они все равно ни к чему. Я ведь, когда их добывал, думал, они помогут мне обеспечить старость, так что все другие я продавал, а самые лучшие всегда оставлял себе. Но теперь… — Он улыбнулся с довольным видом. — Теперь, милая, они мне не нужны. У меня есть все необходимое. Переезжать я никуда не собираюсь. А тебе они как раз пригодятся.

Слезы застлали ей глаза. Не решаясь ничего сказать, она лишь молча кивнула.

— И еще, Тара, не стесняйся поторговаться за них, когда привезешь их в Дарвин. Не позволяй себя надуть!

Трейлер быстро приближался, поднимая на дороге клубы пыли. Дейв со старомодной учтивостью снял с головы свою видавшую виды шляпу.

— Стало быть, прощай, Тара. Сделай мне одно одолжение, ладно? Если тебе вдруг попадется кто-нибудь, кто меня ищет, не говори ему, где я. И никого сюда ко мне не приводи. Уезжай без оглядки и без сожалений, ладно?

— Хорошо, — улыбнулась она ему сквозь слезы. Трейлер остановился, окутав их облаком тонкой пыли.

— Прощай, Дейв, — сказала она, изо всех сил сдерживая слезы. — И спасибо тебе за все.

— Помни, Тара, — крикнул он ей вслед. — Для чего-то. Или для кого-то. Теперь ты узнаешь, для чего и для кого.

Водитель трейлера был в восторге от возможности подвезти пассажирку: будет кому избавить его от бесконечной скуки долгого пути. Внимание его было сосредоточено главным образом на том, чтобы на крутых поворотах удержать свой чудовищных размеров грузовик на дороге, однако, он успел пару раз бросить взгляд на свою пассажирку, и то, что он увидел, пришлось ему весьма по вкусу. Когда она садилась в кабину, она постаралась скрыть oт его глаз поврежденную сторону своего лица, наклонив голову так, чтобы загородиться от него полями шляпы. Сейчас она сидела так, что ему была видна только здоровая часть ее лица, полная задумчивой грусти, смысла которой он не понимал.

— А что вы тут делаете совсем одна? — спросил он. — Машина, что ли, сломалась?

Она кивнула.

— Ну, на этот счет можете не беспокоиться, — задорно продолжал он. — Довезу вас до самого Дарвина. Я рад, что у меня будет компания. К тому же — компания женская.

Ответа не последовало. Водитель, у которого был достаточный опыт в использовании тактики лобового удара в общении со слабым полом, безо всяких там вокруг да около, решил закрепить достигнутый успех.

— Мы могли бы с вами очень мило побеседовать. До Дарвина путь неблизкий. Хорошо бы нарушить это однообразие. — Он замолчал, затем положил ей руку на бедро и крепко стиснул ее плоть. — Мы могли бы замечательно провести время. Просто великолепно.

К его удивлению, он почувствовал, как под его рукой мышцы ее сжались и стали твердыми как железо. Медленно, с нарочитой неторопливостью она повернулась к нему лицом. Обворожительная улыбка разом сошла с его губ, как только он увидел, насколько изуродовано ее лицо. Теперь он испытывал лишь стыд, злость и разочарование.

— Так, значит, до самого Дарвина, — сказал он наконец.


В этот самый момент на другом конце Австралии, в Сиднее, Билл Макмастер горестно прощался со Стефани Харпер. Когда он услышал о несчастном случае со Стефани, он тотчас же вылетел на север, чтобы самому возглавить ее поиски, задержавшись только для того, чтобы приказать всему персоналу «Харпер майнинг» в пределах тысячи миль прибыть на место происшествия для оказания помощи спасателям. Люди в лодках, каное и катерах на подводных крыльях прочесали каждую протоку и каждую лагуну на многие мили вокруг. Поиски велись и на суше, куда могла бы выползти из воды тяжело раненная женщина, но нигде никаких следов так и не нашли.

Люди покорно и терпеливо продолжали поиски до тех пор, пока не осталось ни одного уголка, где ее можно было бы искать. Даже тогда, наперекор всему не теряя надежды, Билл приказал еще раз прочесать все места в дельте, куда доходил прилив. Он был не из тех, кто легко смиряется с поражением. В конце концов он был вынужден вернуться в Сидней, потому что компания больше не могла обходиться без его непосредственного руководства делами. Там он продолжал получать сообщения о том, что поиски результатов не дали. Последнее такое сообщение лежало сейчас перед ним на столе. И теперь ему ничего не оставалось делать, как прекратить поиски.

Он с огромной горечью подумал о Греге Марсдене, вспомнив свой приезд в лагерь на реке Аллигаторов. От женщины особенно нечего ожидать, так что он не винил Джилли за то, что она превратилась в трясущуюся развалину, и даже за ее внезапный ночной вой, который будил весь лагерь, и за столь же внезапное молчание, которое следовало за этим воем. Но что касается Марсдена, который был то надменным и агрессивным, то плаксивым и сентиментальным, у Билла к нему появилось такое глубокое отвращение, что он был просто удивлен, что на протяжении всего этого мучительного периода ни разу не съездил ему по физиономии. «Какой же он мерзавец, — прошептал он, чувствуя, как его руки сами сжимаются в кулаки. — Ох, Стефани, и зачем только ты его выбрала?»

Ему ведь к тому же пришлось сообщить о случившемся Саре и Деннису. Естественно, Грег решил, что Биллу это лучше взять на себя. Сердце Билла сжалось, когда он вспомнил, как это было: дети понимали, что произошло что-то страшное, иначе их не стали бы забирать из школы, но они и представить не могли, насколько ужасающую весть он для них приготовил. Что ж, теперь все это позади, мрачно подумал Билл. Не дай Бог, чтобы мне когда-нибудь довелось еще раз пережить подобный кошмар. Он вспомнил, что однажды сам себе поклялся заменить отца Саре и Деннису, чего от Грега наверняка вряд ли стоило ожидать, и решил, что будет устраивать для них дни рождения, Рождество и прочие праздники точно так же, как их устраивала для своих горячо любимых детей сама Стефани.

«Стефани…» — Билл тяжело вздохнул. Те несколько недель, которые прошли со времени ее исчезновения, он горевал о ней так, как в жизни не горевал о Максе, к которому относился с уважением и восхищением, но без особой любви. К своему удивлению, Билл обнаружил, что ему недостает этой высокой длинноногой женщины с большими грустными глазами и искренней улыбкой. Ему не хватало и другой Стефани — деловой женщины с превосходной практической сметкой и тонким чутьем, прекрасно разбиравшейся и в рынке, и в делах «Харпер майнинг». Но больше всего ему не хватало ее как личности — сердечной, живой, верящей и верной. Что ж, ее больше нет, значит, придется примириться с этой потерей и носить ее в себе как вечную боль. «Прощай, моя дорогая, — подумал он с безграничной любовью, — но я тебя не забуду. Никогда не забуду».


В аэропорту Дарвина внимание билетного кассира привлекла элегантно одетая женщина, которая медленным шагом вошла в зал бронирования, оглядываясь вокруг так, как будто не была уверена, туда ли она идет. В отличие от большинства австралиек, она была в изящной шляпке с густой вуалью, полностью закрывавшей лицо. Напряженной походкой, ступая с осторожностью, как после тяжелой травмы, она направилась к его кассе. Может быть, как раз поэтому на ней вуаль, подумал он лениво. Но, так или иначе, в ней было что-то привлекательное.

Она остановилась посреди зала, чтобы взглянуть на расписание отправлений, затем подошла к его столу.

— Билет до Таунсвилла, пожалуйста. — Голос ее был низким и хриплым.

— В одном направлении или обратный? Женщина заколебалась, затем сказала:

— В одну сторону.

Кассир постучал по клавишам своего настольного компьютера, чтобы подобрать подходящий рейс, и сказал ей, сколько стоит билет.

— Ваше имя, пожалуйста.

Женщина ответила не сразу. Она открыла сумочку, чтобы расплатиться, и, к своему изумлению, кассир увидел, что ее сумочка буквально битком набита долларами. Не обращая внимания на его пристальный взгляд, она подняла голову.

— Тара Уэллс, — гордо сказала она.


Глава четвертая | Возвращение в Эдем. Книга 1 | Глава шестая