на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Глава 14

КРИЗИС

Некоторое время у меня не было желания сильнее, чем только проводить время с Малютками. Но скоро другие помыслы и чувства начали меня беспокоить. Первым проснулось чувство, что я должен что-то изменить в происходящем – не был же я в самом деле предназначен для того, чтобы откармливать грубиянов! А вскоре меня постигла мысль о том, что я нахожусь в удивительнейшем мире и, конечно же, должен исследовать его дороги и законы; и поэтому, если я хочу вернуться в конце концов к детскому чистому мироощущению, мне придется узнать о них больше, чем они сами могли бы мне рассказать, и только тогда я мог бы считать свой долг выполненным до конца. Конечно же, не только их маленький рост был причиной их красоты, честности и чистоты. Ни в каком мире не могла быть возможной такая прямая зависимость между конституцией живого существа и его духовными качествами. Законы жизни не могут разниться настолько, что конечный результат оказался бы столь перекошенным! Но ведь Малютки не росли! Что же вмешивалось в это, кто это был? Лона казалась самой старшей среди них, и ей все еще было не больше пятнадцати, долгое время она заботилась о множестве детей, хотя сама выглядела и вела себя, как большинство детей, которые считали ее своей матерью. Вырастут ли они когда-нибудь? Я сомневался. Время меняло только их воззрения; о своем собственном возрасте они не имели представления. Сама Лона думала, что она жила всегда! Исполненная мудрости и лишенная знаний, она была их Любовью и их Законом! Но то, что мне казалось ее невежественностью, могло оказаться на самом деле недостатком моей проницательности. Ее основной заботой было то, чтобы ее Малютки не выросли и не превратились в плохих великанов. Их «хороший великан» был не в состоянии что-либо для них сделать, не узнав лучше их чувства и помыслы, их историю, и поэтому должен был их покинуть. Они могли лишь остаться теми, кем они были до сих пор, они не собирались от меня зависеть, они по-прежнему были моими защитниками. Я не принадлежал им; мое присутствие могло принести им лишь новую угрозу, исходящую от их придурковатых соседей. Я жаждал их научить множеству вещей; но прежде мне стоило, бы самому многое понять как раз в том, чему я собирался их учить! Вне сомнения, знание делает плохих людей хуже, но оно должно же делать хороших людей лучше! Я был убежден в том, что им бы стоило выучить математику и, может быть, научиться писать; тогда они смогли бы записать чудесные мелодии, которые они мурлыкали себе под нос и тут же забывали.

Из всего этого следовало, что я должен встать и продолжить свой путь в надежде найти некоторые разъяснения о судьбе очаровательных маленьких созданий. Мое намерение, однако, не так скоро воплотилось в действие; но оно засело у меня в голове.

Чтобы подготовить детей к моему временному отсутствию, в один из дней во время работы я сказал им, что давно бы покинул плохих великанов, если бы не любил так малюток. И тут малыши, словно сговорившись, бросились ко мне и обступили со всех сторон, они карабкались друг на друга, взбирались на дерево и падали оттуда мне на руки, и чуть меня не задушили. С тремя самыми маленькими малявками в руках, каждый из которых обнимал меня за шею, одним, прямо-таки стоящим у меня на голове, четырьмя или пятью, крепко цепляющимися за мои ноги, а остальными, цепляющимися за меня всего, и с множеством детей, перекатывающихся через все вышеописанное, я был беспомощен, будто сметенный лавой.

Поглощенные восхитительной свалкой, ни один из них не заметил моего деспота, пока он не приблизился настолько, что оказался почти рядом со мной. Они бросились врассыпную, словно мышки, дружно воскликнув: «Берегись, добрый великан!»; они попадали с меня, как дикобразы, и словно белки, они вспорхнули с меня вверх на дерево, и в тот же миг из-за круглого ствола показался плохой великан и наградил меня таким ударом палкой по голове, что я рухнул на землю как подкошенный. После дети говорили, что они завалили его «такой кучей больших яблок и камней», что тот перепугался и, петляя, бросился домой.

Когда я пришел в себя, была ночь. Надо мной висело несколько неярких звездочек, ожидающих восхода луны. Я подумал, что я здесь один. Моя голова разламывалась от боли, и мне страшно хотелось пить.

Я осторожно повернулся на бок. В тот миг, когда я прикоснулся ухом к земле, я услышал шум и бульканье бегущей воды, и этот чудесный звук заставил меня застонать от жажды. Тотчас же меня окружила толпа молчаливых ребятишек, и вкуснейшие маленькие фрукты стали навещать мои губы. И, пока я не утолил свою жажду, их поток не иссякал. А затем я услышал звуки, которых никогда не слышал от них прежде; воздух был наполнен горькими тонкими всхлипами.

Я попытался сесть. Куча маленьких тел тут же поддержала мою спину. Затем я постарался встать на ноги, подпихиваемый и подпираемый Малютками, которые оказались неимоверно сильными для их размеров.

– Ты должен уйти, добрый великан, – сказали они мне, – если плохие великаны увидят, что ты болен, они затопчут тебя.

– Я думаю, мне придется это сделать, – ответил я.

– Ступай и поправляйся, и возвращайся к нам снова, – сказали они.

– Я вернусь, – ответил я и сел.

– Тебе немедленно нужно идти! – прошептала Лона, которая поддерживала меня, а теперь встала передо мной на колени.

– Я слушал около их двери, – сказал один из старших мальчиков, – и услышал, что плохой великан говорил своей жене, что видел, как ты бездельничал, болтая с белками и кротами, а когда он тебя наказал, звери попытались убить его. Он сказал, что ты – колдун, и они должны побить тебя камнями, иначе не будет им покоя.

– Я немедленно ухожу, – сказал я, – и вернусь, как только я разузнаю, что необходимо, чтобы вы стали побольше и посильнее.

– Мы не хотим становиться больше, – очень серьезно ответили они, – мы не собираемся становиться плохими великанами! Мы сильные и сейчас, ты даже не представляешь, какие мы сильные!

Было бесполезно убеждать их в том, что не представляло для них никакой ценности! Я ничего не сказал больше, но встал и стал медленно подниматься по склону долины. Дети, немедленно образовали длинную процессию, некоторые шли впереди, некоторые помогали мне передвигаться, а остальные шли сзади. Они беспрестанно меня подкармливали, пока мы шли.

– Тебя сломали, – говорили они, – из тебя вытекло много красного сока, верни немного назад.

Когда мы достигли края долины, высокий лоб луны показался над кромкой горизонта.

– Она пришла, чтобы заботиться о тебе и указывать тебе путь, – сказала Лона.

Я пытался выяснить, куда мне следует идти, пока мы поднимались по склону, и узнал, что была где-то обширная область, где правила юная королева-великанша. Когда я спросил, не город ли это был, они сказали, что не знают. Они не могли сказать, далеко ли это место, где оно, как зовут великаншу; все, что они знали, было то, что она ненавидела малюток, и с удовольствием избавилась бы от них, если бы смогла. А затем, когда я спросил, откуда они это узнали, Лона сказала, что она знала это всегда. Если великанша придет за ними, им необходимо будет как следует спрятаться. А когда я сказал, что пойду и спрошу у нее, за что она так ненавидит малюток, дети закричали:

– Нет, нет! Она убьет тебя, добрый великан; она убьет тебя! Она ужасная ведьма, эта великанша!

Тогда я спросил, куда же мне тогда идти. Они сказали мне, что за высохшим лесом карликовых деревьев, там, откуда приходит луна, лежит мирная зеленая страна, по ней хорошо путешествовать, там нет скал, нет деревьев. Но когда я спросил, как мне туда попасть, они ответили:

– Мы думаем, луна покажет тебе дорогу.

Они проводили меня до второй пересохшей протоки речного русла, и, когда увидели, что луна взошла, остановились и решили, что пора возвращаться.

– Мы никогда так далеко не отходили от наших деревьев, – сказали они. – Теперь смотри и запоминай дорогу, чтобы потом ты смог к нам вернуться.

– И берегись великанши, которая живет в пустыне, – сказала одна из взрослых девочек, когда они уже возвращались. – Я думаю, ты слышал о ней!

– Нет, – ответил я.

– Тогда берегись и не подходи к ней близко. Ее называют женщиной-кошкой. Она страшно уродлива. И она царапается!

Лишь только взрослые остановились, малыши побежали назад. Остальные внимательно и серьезно на меня посмотрели и не спеша ушли. Последней оставила меня Лона, она подняла ребенка, чтобы я мог его поцеловать; пристально смотрела в мои глаза и прошептала: «Кошка не сможет тебя обидеть…» И ушла, не произнеся больше ни слова. Я постоял немного, сквозь лунный свет глядя им вслед, затем отвернулся и с тяжелым сердцем начал, свой одинокий путь. Вскоре смех малюток догнал меня, словно звон бесчисленных овечьих колокольчиков, он журчал в воздухе и отражался от скал вокруг меня. Снова и снова я оборачивался, смотрел им вслед; они шли вприпрыжку, беззаботные добрые души… Но Лона с ребенком шла отдельно.

Я размышлял на ходу, и мне вспоминались Малютки, и кое-что из того, что я успел о них узнать.

Однажды, когда я спросил, не собираются ли они уйти вместе со мной из страны плохих великанов, чтобы найти другую, они сказали мне: «Но там мы уже будем не мы!» Так велика была любовь этих малышей к месту, которое было их страной, так она была им необходима, так связана со всем их существованием! У них не было ни честолюбия, ни страха, ни лишений, ни жадности, у них не было повода желать каких-то перемен, ничего плохого они не знали, и, кроме их детей и меня, у них никогда не было повода о ком-нибудь позаботиться. Но вырастут ли они? И еще – с чего бы им расти? Стараясь облегчить им жизнь, не нанесу ли я им вред? И только вред? Стараясь расширить рамки их сознания абстракциями моего мира, не искажу ли я их собственные представления, не сделаю ли я слабее этих детей? Их страх перед вырастанием, как первой ступенью к превращению в плохого великана, вероятно, врожденный!

Некоторые филантропы и впрямь опасны, и если кто-то хочет постараться и помочь чем-то своим соседям, он должен прежде усвоить, как не натворить зла для них же, и первое, что он должен сделать, – вынуть бревно из своего глаза.


Глава 13 МАЛЮТКИ | Лилит | Глава 15 СТРАННАЯ ХОЗЯЙКА