21

Длинноногий Уэллейс вырезал у бизона лишь язык и печень. Язык он спрятал в переметную суму, предварительно густо посыпав солью, а печень разрезал на куски и ел сырой, капнув на кусочки пару капель жидкости из желчного пузыря животного.

— Немного желчи делает печенку еще вкуснее, — пояснил он, предлагая нарезанные кусочки Каллу и Гасу.

Калл съел три или четыре куска, а Гас взял в рот лишь один, да и тот вскоре выплюнул.

— Разве мы не можем ее приготовить? — спросил он. — Я изрядно проголодался, но не настолько, чтобы глотать сырое мясо.

— Вот завтра ты проголодаешься основательно, если нам не повезет, — пробурчал Длинноногий.

— Я поджарю мясо прямо сейчас, — снова предложил Гас — по всему было видно, что Длинноногий сочтет его до смешного привередливым.

— Полагаю, что если ты сожжешь всю свою одежду, то, может, и подпалишь немного кусочек или даже пару кусочков, — проговорил Длинноногий и жестом руки показал на пустынную равнину вокруг.

Нигде, куда только доставал взор, не видно было ни кустика, ни деревца, пригодного в качестве топлива. Местность не была совершенно ровной, но она все же оставалась абсолютно голой.

— Что за проклятое место, — выругался Гас. — Дрова тут нужно носить с собой, иначе жри сырое мясо.

— Есть еще бизонье дерьмо, собирай его, пожалуйста, — сказал Длинноногий. — Я не раз жарил печенку на бизоньих кизяках, но в этих местах бизонов явно мало. Мне не нравится шагать десяток миль, чтобы собрать достаточно кизяка на вашу радость.

Отъезжая от убитого бизона, они заметили двух волков, трусцой приближающихся к этому месту. Волки находились пока на порядочном расстоянии, но появление на равнине двух живых существ уже обнадеживало, особенно Гаса. Он чувствовал себя более спокойно в отряде рейнджеров, нежели в обществе лишь Калла и Длинноногого. На безбрежной равнине без конца, без края они были всего лишь тремя крошечными человеческими пятнышками.

Длинноногий наблюдал за волками с интересом. Волки нуждались в воде, как нуждались в ней и люди. Звери вовсе не казались истощенными — стало быть, где-то в пределах нескольких миль имеется вода, знать бы только, в какую сторону надо ехать.

— Волки и койоты близки к собакам, — заметил он. — Вокруг стоянки людей всегда крутятся койоты — люди им нравятся или же им нравятся, по меньшей мере, их объедки. Надо бы поймать щенка койота или даже парочку для нашего полковника и научить их охотиться и приносить ему добычу. Они заменят ему того пса, которого ты не удержал.

Калл подумал, что все они, вероятно, умрут от голода. Любезно, конечно, со стороны Длинноногого рассуждать о полковнике и его любимых животных в то время, когда они находятся в такой отчаянной ситуации. Полковник, конечно, тоже находится в такой же ситуации, даже в гораздо худшей — ему надо думать о всех рейнджерах отряда, он обязан беспокоиться об их питании и спасать их от голода, а не о том, кем ему заменить огромного ирландского волкодава.

Они скакали всю ночь напролет и нигде не наткнулись на воду. Скакали они неспешно, но зато упорно, без передышек. И только когда занялась заря вдоль всего необозримого горизонта на востоке, они решили остановиться и отдохнуть. Длинноногий предложил им нарезанные полоски бизоньего языка Калл съел несколько полосок. а Гас есть не стал, предпочитая конину.

— Не могу я никак привыкнуть есть язык, — сказал он — Моя мама не одобрила бы. Она приучала меня разборчиво относиться к пище, прежде чем положить ее в рот.

Калл задал себе вопрос, а как выглядела его мать, у него остались о ней лишь смутные воспоминания, как она сидит на козлах в повозке. Хотя, по правде говоря, он не был твердо уверен, что женщина, возникающая в его воспоминаниях, — его мать Может, она и не мать, а тетка. Так или иначе, его мать ничего не говорила ему относительно пиши.

Во время долгого и медленного дневного перехода муки голода вскоре показались мизерными по сравнению с жаждой. Целых полтора дня им не попадался никакой водный источник. Длинноногий предупредил их, что если к следующему утру они не найдут воду, то будут вынуждены убить лошадь и пить жидкость из ее мочевого пузыря. Кроме того, он порекомендовал им нарезать из седельных стремян маленькие полоски кожи и жевать их, вырабатывая тем самым слюну. Это был действенный прием, приносящий определенный результат на короткое время. Жуя кожаные полоски, рейнджеры не так остро ощущали жажду. Однако к вечеру слюна у них стала длинной и тягучей. Язык распух так, что нельзя было сомкнуть губы. Самое же худшее заключалось в том, что всех преследовала навязчивая мысль, как они безрассудно израсходовали воду во время дождей и тогда, когда ее было вдосталь.

— Я бы не пожалел трехмесячного жалованья, только бы переплыть сейчас Бразос, — сказал Гас. — Думаю, тогда я вылакал бы полреки.

— А ты бы отказался от той девушки на оптовом складе за глоток воды? — спросил его Длинноногий. — Вот тебе такое испытание. — И он подмигнул Каллу.

— Я мог бы вылакать полреки, — повторил Гас.

Вопрос о Кларе он счел неуместным в сложившихся обстоятельствах и не собирался отвечать на него Если бы он даже умирал от голода, то в последние минуты, как он решил, думал бы о ней.

На следующее утро гнедой, на котором ехали вдвоем Гас и Калл, не смог двигаться. Глаза у него расширились и стали какими-то странными, и он не реагировал ни на удары, ни на понукания.

— Без толку лупить его или кричать на него, он свое дело сделал, — сказал Длинноногий, подходя к ним

И не успели Гас и Калл моргнуть глазом, как он вытащил пистолет и выстрелил в лошадь. Гнедой упал и стал биться в конвульсиях, а Длинноногий принялся вырезать у него мочевой пузырь. Вырезал он старательно, так, чтобы случайно не проткнуть, и вскоре вынул бледный пузырь, в котором плескалось немного мочи.

— Я пить не буду, — сразу же отказался Гас Один лишь вид бледного, скользкого пузыря вызывал у него позыв к рвоте.

— Больше никакой жидкости у нас нет, — напомнил им Длинноногий. — Если не выпьем мочу, все умрем

Он аккуратно приподнял пузырь и стал тянуть из него мочу так. будто отхлебывал доброго вина из кожаного меха. Следующим пузырь взял Калл и заколебался, прикладывать ли его ко рту. Он понимал, что не протянет и дня без воды. Распухший язык у него кровоточил, поцарапавшись о зубы. Быстро закрыв глаза, он сделал несколько глотков. Моча оказалась безвкусной, но от нее неприятно пахло. Решив, что он выпил достаточно, Калл протянул пузырь Гасу. Тот взял было, но, подумав, вернул.

— Ты должен попить, — уговаривал его Калл. — Отхлебни только три глотка — может, тебе хватит, чтобы не умереть. Если же умрешь, похоронить тебя я не смогу — сильно ослабел.

Гас снова отрицательно мотнул головой, но потом, когда жажда все же пересилила отвращение, сделал три глотка. Ему не хотелось лежать непогребенным в этих страшных прериях. Койоты, канюки так и шныряли вокруг, не говоря уже о барсуках и прочей нечисти, питающейся падалью. Думать о такой возможности, оказывается, еще более неприятно, чем дать ей осуществиться. Вскоре они продолжили путь, Длинноногий сел верхом на единственную уцелевшую лошадь.

В середине дня они наткнулись на маленькую лужу, такую малюсенькую, что Длинноногий мог свободно перешагнуть через нее, и перешагнул бы, если бы не увидел дохлого мула в этой луже. Они вмиг признали этого мула. Его особенно любил Черномазый Сэм, в первые дни похода он иногда подкармливал его морковью. Его выкрали ночью команчи.

— Да ведь это Джон, — вспомнил Гас. — Разве не так звал его Черномазый Сэм?

Джона убили двумя стрелами, оперение на обоих было изготовлено из перьев степного тетерева — отличительный признак стрел Бизоньего Горба.

— Он привел его сюда и убил, — решил Длинноногий. — Он хотел, чтобы мы не пили воду из этого опоганенного источника.

— Он хотел, чтобы мы не пили воду вообще, — уточнил Калл, глядя на стрелы.

— А я все равно попью отсюда, — сказал Гас, но Длинноногий одернул его.

— Не пей, — предупредил он. — Моча у нашей лошади, которую мы пили, и то чище этой воды. Пойдем отсюда.

Вечером они ничего не ели — даже маленький кусочек мяса не лез в горло. Гас вынул протухший кусок конины, посмотрел на него, понюхал и отшвырнул прочь, за что Длинноногий тут же упрекнул его.

— Иди и подними, — строго сказал он. — Ночью может пойти дождь — я чувствую влагу в воздухе, а мое чутье редко подводило меня. Если бы у нас было хоть немножко воды, этот кусок конины стал бы вполне съедобным.

Около полуночи они услышали гром и увидели вдали на западе сверкание молний. У Гаса сразу поднялось настроение — он понял, что засуха заканчивается. Калл отнесся к перемене более осторожно. Дождь не шел, а гром раздавался за много миль в стороне. Может, где-то в прериях дождь и идет, а вот прольется ли он тут, где они сейчас находятся? И наберется ли в ложбинки и впадины достаточно воды, чтобы напиться и запасти впрок?

— Ребята, мы спасены! — радостно воскликнул Длинноногий, наблюдая за сверкающими вдали молниями.

— Может, я и спасусь, но пока все еще умираю от жажды, — пожаловался Гас. — Не могу же я подставить рот под дождь, который идет за много миль отсюда.

— Он направляется к нам, ребята, — обрадовал их Длинноногий — сам он был сильно взволнован. Он понял, что теперь опасность миновала, хотя и не говорил молодым рейнджерам, на каком краю от гибели все они оказались.

— Если дождь не придет к нам, то я сам пойду к нему, — объявил Калл.

Вскоре они почуяли запах близкого дождя. Раскаленный воздух заметно охладился. Они так измучились от жажды, что с трудом удерживались от того, чтобы не помчаться навстречу грозе, хотя у них и не было никаких средств для быстрого передвижения, кроме собственных ног и одной измученной лошади.

Длинноногий был прав, гроза приближалась. Но у них не было ничего, куда можно набирать дождевую воду, кроме шляп, — хотя шляпы и не могли долго удерживать воду, но в них собиралось вполне достаточно воды, чтобы напиться вдосталь.

— Сперва лишь смочите губы, не пейте залпом — заболеете, — наставлял их Длинноногий.

Молнии сверкали все ближе. Вскоре первая ударила в землю всего в сотне ярдов от того места, где они находились, затем в пятидесяти ярдах. Калл никогда особо не боялся молний, но теперь, когда разряд за разрядом раскалывал небо, он стал опасаться, что рискованно стоять на открытой местности.

— Давайте спрячемся под седлом, — предложил Гас, поскольку ужасно боялся молний.

Он как-то слышал, что однажды молния попала в человека, расколола его надвое и сожгла обе половинки, прежде чем они грохнулись на землю. Ему не хотелось, чтобы его тело раскалывалось надвое, да еще поджарилось бы. Но он не знал, каким образом можно избежать попадания молнии, будучи на открытой местности. Он присмирел и тихонько сидел, надеясь, что молния не попадет в них и не сожжет.

Следующий разряд молнии, казалось, угодил прямо в Длинноногого. Правда, он его не зацепил, но Длинноногий закричал и прикрыл глаза руками.

— О Боже Всемогущий! — кричал он в кромешной темноте. — Я смотрел на слишком близкую молнию. Мне выжгло глаза, я ослеп. О Боже! Я ослеп, мне выжгло глаза!

Калл и Гас ждали очередной молнии, чтобы в ее вспышке посмотреть на Длинноногого. И когда она сверкнула, они увидели, что он бредет по равнине, прикрывая ладонями оба глаза. И опять после этого, в темноте, он закричал, словно раненый зверь.

— Закрой глаза и не смотри на молнию, — посоветовал Калл приятелю. — Длинноногий ослеп — вот беда.

— Может, он ослеп не надолго, — предположил Гас.

Разве у них есть шансы найти в Нью-Мексико населенные места, если их следопыт ослеп? Теперь Гас глубоко сожалел, что поддался импульсивному желанию присоединиться к экспедиции. Ну почему он не остался в Остине с Кларой Форсайт, чтобы работать там на оптовом складе?

Длинноногий опять закричал — он брел все дальше и дальше. Гроза пройдет, а в темноте они не смогут отыскать его, разве что по воплям. Калл решил было крикнуть ему, чтобы он сидел на месте и дожидался их, но потом почему-то подумал, что если у Длинноногого выжжены глаза, вряд ли он слышит.

— Хорошо хоть, что ливень смоет с меня эту проклятую кровь, — проговорил Гас. Носить одежду, пропитанную бизоньей кровью, было для него сущей мукой.

Через несколько минут молнии, похоже, засверкали еще чаще и ярче. Калл и Гас сидели не шевелясь, плотно закрыв глаза, в ожидании, когда стихнет гроза. Отдельные разряды были столь сильны и близки, что ослепительный свет пробивался даже сквозь прикрытые веки, как пробивается свет лампы через тоненькую ткань.

И даже когда гроза переместилась на восток, а громы и молнии звучали и сверкали потише, рейнджеры все еще сидели не двигаясь. Все равно гром гремел вовсю, а молнии оставались довольно яркими. Калл был просто ошеломлен — он понимал, что нужно идти искать Длинноногого, но никак не мог шевельнуться.

— Куда могла деться лошадь? — спросил Гас. — Она была здесь, когда все это началось, а теперь я не вижу ее.

— Как же ты ее увидишь — кругом такая темень, — сказал Калл. — Думаю, найдем ее утром. Она понадобится Длинноногому — он все еще ничего не видит.

Калл крикнул несколько раз, надеясь, что Длинноногий откликнется, но ответа не было.

— Попробуй ты, у тебя голос громче, — предложил он Гасу.

О способности Гаса перекричать любой шум хорошо знали все рейнджеры.

Но и громкий вопль Гаса обернулся таким же результатом — в ответ тишина.

— А можно умереть, если выжжет глаза? — спросил он друга.

То же самое подумал и Калл. Ему еще никогда не доводилось видеть такую сильную угрозу. Удары молний и раскаты грома, казалось, сотрясали землю. Раза два он даже подумал, что у него от всего этого может остановиться сердце. А вдруг такое случилось с Длинноногим? Может, он лежит где-нибудь на равнине мертвый.

— Надеюсь все же, что он не умер, — промолвил Гас. — Если умер, то наше дело дрянь.

— Может, он все еще где-то бродит, — предположил Калл. — Мы знаем, что поселения находятся на севере и западе. Если идти дальше, то мы рано или поздно обязательно дойдем до мексиканцев.

— А они, скорее всего, пристрелят нас, — мрачно заметил Гас.

— С чего бы это, ведь нас всего лишь двое? — не согласился с ним Калл. — Мы не отряд и не войско. Да у нас и патроны кончаются.

— Но они же расстреляли немало техасцев во время войны, — напомнил Гас. — Просто-напросто ставили в ряд и расстреливали. Я слышал, что перед расстрелом их заставляли рыть себе могилы. Жаль, что мы не можем сейчас же идти обратно в Остин, — добавил он. — Почему не можем? Полковник даже не знает, где мы находимся. Он, небось, уже отказался двигаться к Санта-Фе и повернул назад.

— Но у нас всего одна лошадь и немного патронов, — напомнил ему Калл. — Нам нипочем не перейти снова эту равнину в обратном направлении.

Гас понял, что Калл говорит правду. Как жаль, что с ними нет Длинноногого — не только сварливого рейнджера, но и первоклассного следопыта и разведчика.

— Может, Длинноногий вовсе не умер, — сказал он.

— Надеюсь, что не умер, — согласился Калл.