Глава 20

Свежий прохладный ветерок, принесший с собой пряный запах горящих листьев, ворвался в окно спальни Уитни, и девушка, выходя из ванны, полной грудью вдохнула освежающий аромат. Осень, самое великолепное время года, приветствовала ее этим утром. Уитни выглянула из окна, любуясь рубиново-топазовыми красками, перемежавшимися желтой и янтарной, и утраченный было оптимизм вернулся с прежней силой.

Она неохотно отошла от окна и долго выбирала, какое платье надеть. Наконец ей попался на глаза туалет из темно-розовой шерсти с завышенной талией, квадратным вырезом, длинными узкими рукавами и широкой оборкой по подолу. Кларисса зачесала ее волосы назад и подняла наверх, а потом завила в локоны, переплетенные бархатными лентами такого же оттенка, как платье.

Мысли о Поле и нежеланной помолвке с Клейтоном снова едва ли не поглотили ее, но Уитни приказала себе не грустить. Для этого впереди у нее целый вечер, а пока ей хотелось поскорее выйти на солнышко! Она не позволит никому на свете испортить такой чудесный день!

В этот момент лакей постучал в дверь и объявил, что мистер Уэстленд ждет внизу.

Захватив цветастую шаль в тон платью, Уитни поспешила вниз.

— Доброе утро! — весело приветствовала она. — Чудесная погода, не правда ли?

Клейтон сжал ее руки, любуясь сияющим счастьем личиком.

— Ваша улыбка могла бы осветить темную комнату, — спокойно и без всякого выражения ответил он.

Он словно впервые заметил, как она красива, и, хотя его комплименты меркли перед витиеватыми похвалами, которые расточали ей французы, Уитни почему-то смутилась.

— Вы опоздали, — упрекнула она с деланной суровостью, не зная, что еще сказать, — а я последние пять минут мерила шагами спальню, дожидаясь вас.

Клейтон ничего не ответил, и на мгновение Уитни подпала под неотразимое очарование этих откровенно обольстительных серых глаз. Пальцы его сжались немного сильнее, притягивая девушку ближе. Уитни затаила дыхание, взволнованная и встревоженная при мысли о том, что он сейчас поцелует ее.

— Я пришел даже слишком рано, — недвусмысленно объявил он.

Уитни проглотила облегченный смешок.

— Но поскольку теперь я знаю, как вам не терпится видеть меня, обязательно возьму за правило каждый раз являться все раньше.

Огромные часы в холле пробили одиннадцать раз в ту минуту, когда они выходили из дому, и Клейтон метнул на нее многозначительный взгляд, означавший, по-видимому: «Я же говорил!»

Уитни уселась в его коляску, откинулась на спинку сиденья, обитого зеленым бархатом цвета мха, и подняла голову, любуясь пушистыми белыми облаками, рассеянными по лазурному небу. Клейтон устроился рядом, и девушка украдкой оглядела его начищенные коричневые сапоги, сильные ноги, обтянутые светлыми бриджами, красно-коричневую куртку и кремовую шелковую сорочку.

— Если мой костюм вам не по вкусу, — протянул он, — мы можем отправиться в мою скромную хижину, и вы сами решите, какая одежда вам больше нравится.

Уитни от неожиданности вскинулась. Ее первым порывом было язвительно ответить, что ее ни в малейшей степени не интересует, во что он. одет, но вместо этого она удивила их обоих, застенчиво признавшись:

— Мне показалось, что вы великолепно выглядите.

Она успела заметить выражение испуганного изумления в его взгляде, прежде чем он подобрал поводья и пустил резвых серых коней рысью.

Деревья мелькали по обеим сторонам проселочной дороги, ветви нависали над головами, словно руки партнеров в сельском танце, образуя арки, под которыми проезжала коляска. Листья падали, кружась в медленном вальсе, и Уитни протянула руку, лениво пытаясь поймать ярко-желтый осенний подарок.

Когда Клейтон направил коней по восточной развилке, Уитни выпрямилась.

— Куда мы едем? — испуганно глядя на него, спросила она.

— Сначала в городок.

— Я… я не хочу встретить никого из соседей, — решительно запротестовала Уитни.

— Зато я хочу, — коротко бросил Клейтон. Снова откинувшись на сиденье, Уитни в полном отчаянии прикрыла глаза. Их увидят вместе, и в этом унылом сонном городишке, где никогда ничего не происходит, начнется настоящая суматоха. Она знала, что все, за исключением сидевшего рядом человека, ожидают объявления о предстоящей свадьбе ее и Пола. Ей становилось плохо лишь при мысли о том, что Пол, возвращаясь, проедет через городок и услышит явно преувеличенную версию о сегодняшней прогулке.

Колёса экипажа прогрохотали по — каменному мосту, а потом по мощенным брусчаткой улочкам города между рядами разномастных здании с закрытыми ставнями, в которых размещались несколько дешевых лавчонок и гостиница. Когда Клейтон резко остановил лошадей перед аптекой, Уитни едва не завопила от злости. Аптекарь! Подумать только, именно он, первый сплетник в городе!

Клейтон обошел коляску, чтобы помочь Уитни спуститься.

— Пожалуйста, не нужно, я предпочитаю подождать здесь, — пытаясь говорить как можно спокойнее, попросила она.

Голосом человека, отдающего приказ, облеченный, однако, в вежливую форму просьбы, Клейтон объявил:

— Я бы очень хотел, чтобы вы меня сопровождали. Именно этот тон обычно приводил Уитни в состояние неописуемого раздражения, и дружеская атмосфера мгновенно рассеялась как дым.

— Сожалею, но, к несчастью, вынуждена отказать вам. Я шагу туда не сделаю.

Казалось, Клейтон не обратил внимания на ее протест. Он протянул руки, сжал ее талию и, подняв, поставил на землю. Уитни не рискнула оказать сопротивление или оттолкнуть его руки из страха спровоцировать совершенно нежелательную сцену. Они и без того уже, несомненно, привлекли всеобщее внимание.

— Собираетесь выставить нас на всеобщее обозрение? — ахнула девушка, как только ее ноги коснулись булыжной мостовой.

— Да, — категорично отрезал он, — собираюсь. Уитни заметила цветущую румянцем пухлую физиономию мистера Олденберри, с любопытством взирающего на них из окна, и все надежды остаться незамеченной развеялись в прах.

В крохотной, тускло освещенной лавке прежде всего в нос ударяла странная смесь лекарственных запахов, в которой преобладал «аромат» нашатыря. Аптекарь рассыпался в почтительных приветствиях, но Уитни видела, как упорно он уставился на руку Клейтона, все еще сжимавшую ее локоть.

— Как поживает мистер Пол? — ехидно осведомился аптекарь.

— Насколько мне известно, он должен вернуться через пять дней, — сообщила Уитни, гадая, что скажет этот кругленький человечек через неделю, если ей все-таки удастся осуществить свой пока еще неопределенный план побега с Полом.

Клейтон попросил принести пузырек с нюхательными солями, и аптекарь вручил лекарство Уитни, но та, брезгливо поморщившись, отмахнулась.

— Это для мистера Уэстленда, мистер Олденберри, — торжественно объявила она. — Он, к сожалению, страдает меланхолией и головными болями.

Однако Клейтон воспринял подобное оскорбление своего мужского достоинства язвительной улыбкой, способной хоть кого вывести из себя.

— Боюсь, это правда, — хмыкнул он, властно обнимая Уитни за плечи и притягивая ее к себе в порыве дружеской симпатии. — И намереваюсь продолжать «страдать».

Он тут же сморщился от боли, поскольку каблук Уитни безжалостно вонзился ему в ногу, однако мужественно подмигнул аптекарю. . ~~

— Поверьте, мои терзания позволяют добиться весьма немалого сочувственного понимания со стороны моей очаровательной соседки.

— Какая чушь! — взорвалась Уитни. Клейтон заговорщически улыбнулся аптекарю и восхищенно заметил:

— Она, оказывается, с характером, как по-вашему, мистер Олденберри?

Мистер Олденберри, раздувшись от собственной значимости, согласился, что характер у мисс Стоун всегда был нелегким и что он, подобно мистеру Уэстленду, предпочитает женщин с огоньком.

Уитни, онемев, наблюдала, как Клейтон платит за нюхательные соли, и все-таки уловила почти незаметное движение его руки, поставившей бутылочку обратно на прилавок. Окончательно убедившись, что Клейтону «понадобились» соли с единственной целью продемонстрировать каждому сплетнику на пятнадцать миль в округе, что он пользуется ее расположением, Уитни резко развернулась и вылетела из лавки. Клейтон догнал ее уже за порогом.

— Вы еще пожалеете об этом, — разъяренным шепотом пообещала Уитни.

— Сомневаюсь, — откликнулся он, провожая ее через улицу.

Элизабет Аштон и Маргарет Мерритон как раз в этот момент выходили из магазинчика — последняя была нагружена пакетами, обернутыми белой бумагой и перевязанными бечевкой. Вежливость требовала остановиться и обменяться приветствиями. На этот раз Маргарет воздержалась от своих язвительных реплик в адрес Уитни. Казалось, она вообще не заметила всегдашнюю жертву и, отвернувшись от Уитни, ослепительно улыбнулась Клейтону. Тот галантно взял у нее свертки, и они направились к экипажу Маргарет.

— Вы, случайно, не заметили, мистер Уэстленд, не оставила ли я вчера в вашей коляске зонтик? — держа его под руку, спросила Маргарет так, чтобы ее услышали обе девушки.

Хладнокровное предательство Клейтона повергло

Уитни в состояние шока. Девушка замерла, не в силах поверить своим ушам. Правда, сама она не считала себя обязанной выполнять условия брачного договора, но Клейтон по собственной воле и официально связал себя с ней контрактом, в глазах общества мало чем отличающимся от брачной церемонии. Да этот человек хуже любого негодяя… он просто неразборчив в знакомствах и связях! И из всех женщин, с которыми его светлость может тайно встречаться, он выбрал не кого иного, как ее злейшего врага! Боль и ярость бушевали в груди Уитни.

— Маргарет страшно тебя ненавидит, — пробормотала Элизабет, наблюдая вместе с Уитни, как

Клейтон укладывает свертки Маргарет в экипаж, а потом идет к своей коляске с очевидным намерением поискать пропавший зонтик. Оба явно не спешили и, смеясь, переговаривались о чем-то. — По-моему, она ненавидит тебя из-за мистера Уэстленда даже больше, чем из-за того джентльмена из Парижа, месье Дю Вилля.

Элизабет впервые заговорила на подобную тему, и, не мучайся так Уитни невеселыми мыслями, она могла бы отнестись к девушке куда более сердечно. Однако вместо этого Уитни сухо заметила:

— Я была бы крайне обязана Маргарет, если бы ей удалось выхватить мистера Уэстленда прямо у меня из-под носа.

— Тем лучше, — озабоченно кивнула Элизабет, — потому что она именно это и намеревается сделать.

Клейтон помог Элизабет и Маргарет сесть в экипаж и, вернувшись к Уитни, предложил ей руку, словно ничего не произошло. Уитни вышагивала рядом с ним с застывшим от гнева лицом. В конце улицы находилась маленькая гостиница, в которой была всего лишь одна столовая для почетных гостей, пивная и небольшой дворик, скрытый от посторонних глаз вьющимися растениями. Дочь хозяина приветствовала Клейтона как старого знакомого и поспешила проводить их к столику во дворе.

Уитни со всевозрастающим раздражением наблюдала, как Милли строит глазки Клейтону, как наклоняется над столом, перестилая скатерть и демонстрируя герцогу красоты своей пышной груди, буквально вываливающейся из корсажа. Кипя от злости, Уитни уставилась на соблазнительно покачивающиеся бедра девицы, отошедшей, чтобы принести им обед.

— Если Милли ведет себя так со всеми мужчинами, ее несчастные родители должны быть вне себя от тревоги.

Клейтон с веселым пониманием посмотрел на негодующую девушку, и терпение Уитни окончательно лопнуло. Наградив собеседника пренебрежительным взглядом, она добавила:

— Правда, вы, возможно, дали Милли повод считать, что находите ее весьма привлекательной.

— Какого черта вы хотите этим сказать? — взорвался Клейтон.

— Я имею в виду, что ваша репутация в отношении женщин общеизвестна и, вероятно, вполне заслуженна.

— Но я в жизни не заигрывал со служанками, смею вас заверить.

— Объясните это Милли, — холодно бросила Уитни.

Милли принесла заказанные блюда, и Уитни набросилась на свое мясо с такой энергией, словно ее не кормили неделю. Как только обед был закончен, она немедленно отодвинула свой стул и встала.

По пути домой никто не прерывал ледяного молчания до тех пор, пока Клейтон не свернул на дорогу, ведущую к его дому. Герцог натянул поводья перед крыльцом и обошел коляску кругом, чтобы помочь ей спуститься, однако Уитни лишь плотнее вжалась в сиденье.

— Если вы хотя бы на секунду посчитали, что я собираюсь войти в этот дом, то жестоко ошиблись.

Лицо Клейтона явно свидетельствовало о том, что самообладания его хватит ненадолго, но он лишь стиснул ее талию и с силой оторвал от подушек.

— Боже, помоги мне, если когда-нибудь я поврежу себе спину!

— Боже, помоги вам, если когда-нибудь повернетесь спиной, — отрезала она, — поскольку где-то, несомненно, поджидает парочка разъяренных папаш или оскорбленных мужей-рогоносцев… если, конечно, я не прикончу вас раньше!

— У меня нет ни малейших намерений спорить или насиловать вас, — подчеркнуто терпеливо объявил Клейтон. — Если возьмете на себя труд оглянуться, то поймете, почему я привез вас сюда.

Уитни подчинилась сначала раздраженно, потом с удивлением. Поместье Ходжесов было сильно запущено, но теперь все изменилось. Кусты подстрижены, трава аккуратно скошена, вывалившиеся камни дорожки заменены, а гнилые деревянные ограды починены. Но самая большая перемена произошла с домом, сиявшим теперь двойными широкими окнами на втором этаже, там, где раньше были всего лишь небольшие закрытые стеклами проемы.

— Почему вы пошли на такие расходы? — спросила Уитни, поскольку было очевидно, что он ждет от нее какой-то реакции.

— Потому что я купил его, — пояснил Клейтон, направляясь вместе с Уитни к беседке, только что возведенной в дальнем конце газона.

— Купили?! — ахнула Уитни. При мысли, какое милое трио они теперь образуют — она. Пол и Клейтон в качестве соседа, ей стало плохо Неужели нет конца препятствиям, которые этот человек собирается чинить ей на пути ее счастья?

— Это показалось мне достаточно здравой идеей. Земля Ходжесов примыкает к вашей, и когда-нибудь оба поместья можно будет объединить.

— Граничит с вашей землей, но не с моей, — поправила Уитни. — Вы заплатили за нее точно так же, как за меня.

Она шагнула вперед, но его рука сжала ее запястье. Повернув девушку лицом к себе, Клейтон несколько мгновений изучал раскрасневшееся рассерженное лицо.

— У экипажа Маргарет Мерритон вчера слетело колесо, — наконец спокойно заметил он, — и я предложил подвезти ее. Не мог же я оставить на дороге! Я привез ее домой, где мистер Мерритон горячо поблагодарил меня и предложил остаться ужинать, от чего я вежливо отказался. Вот и все, что было.

— Мне совершенно безразлично, чем вы занимались с Маргарет! — гневно солгала девушка.

— Черта с два! Вы начали набрасываться на меня с той минуты, как она спросила про зонтик!

Уитни отвела глаза, пытаясь решить, говорит ли он правду и, если да, почему это так много значит для нее.

— Если не считаете меня способным на осторожность и благоразумие, признайте по крайней мере, что у меня есть вкус. Надеюсь, я прощен, малышка? — немного помедлив, осведомился он.

— Наверное, — пробормотала Уитни, чувствуя совершенно нелепое облегчение. Господи, до чего же она глупа! — Но в следующий раз, когда увидите Маргарет…

— Постараюсь переехать ее этой коляской! — хмыкнул он.

Слабая улыбка коснулась губ Уитни.

— Я просто собиралась просить вас не поощрять ее, поскольку она лишь будет вести себя по отношению ко мне еще более гнусно, чем до этого, особенно если посчитает, что вы ею интересуетесь. Кстати, был ли у нее вчера зонтик? — осведомилась она, охваченная неожиданным подозрением.

— Что-то не припомню.

— Вы действительно считаете Маргарет… ну… хорошенькой? — притворившись, что изучает носки своих розовых туфелек, осторожно спросила Уитни.

— Вот это другое дело! — рассмеялся Клейтон, сжимая ее руку и притягивая девушку к себе.

— Что именно?!

— Просто мне нравится, когда вы ведете себя, как настоящая жена, пусть даже и ревнивая!

В замечании было достаточно правды, чтобы Уитни жарко вспыхнула.

— Я нисколько не ревную и не имею причин для этого, потому что вы мне принадлежите не больше, чем я вам!

— Если не считать составленного адвокатами по всем правилам брачного контракта, по которому вы считаетесь обрученной со мной.

— Бессмысленного контракта, поскольку меня ни о чем не спросили.

— Но который тем не менее вы обязаны выполнять, — напомнил Клейтон.

Уитни взглянула на него со смесью мольбы и неприязни.

— Терпеть не могу этих постоянных пререканий! Почему я не могу вас заставить понять, что люблю Пола?

— Вам совершенно безразличен Севарин. Вы сами мне об этом говорили, и не раз.

— Ничего подобного я не говорила! Я…

— Говорили, — настаивал он, — как только оказывались в моих объятиях, всем своим поведением утверждали, что Севарин не затронул вашего сердца.

Уитни пришла в такое отчаяние, что была готова на все. Она решила попытаться применить другую тактику: отпугнуть его своей мнимой опытностью.

— Странно, что вы как человек, имеющий такой огромный опыт в сердечных делах, придаете совершенно абсурдное, значение нескольким поцелуям. Можно подумать, что только вам из всех мужчин лучше знать, что цена такого рода вещей весьма невысока.

— Да, вы правы, — коротко согласился он, — я достаточно опытен, чтобы знать, что вы испытываете, когда я целую вас, и насколько перепуганы собственными ощущениями. Если Севарин может возбудить в вас такие же чувства, вам нечего бояться меня. Но, как вам уже прекрасно известно, он не способен на это.

— Во-первых, — парировала Уитни, прерывисто вздохнув, чтобы немного успокоиться, — Пол Севарин — джентльмен, чего не скажешь о вас! И поэтому ему в голову не пришло бы целовать меня подобным образом! Он…

Клейтон скривил губы в презрительной ухмылке:

— Неужели? Значит, я слишком переоценивал Севарина — он того не заслуживает!

Ладонь Уитни нестерпимо чесалась от желания дать ему пощечину и полюбоваться тем, как исчезнет с его физиономии самодовольная издевательская усмешка!

К чему спорить с ним, убеждала она себя, если он все равно перевернет смысл ее слов так, как выгодно ему? Конечно, она отвечала на буйную, неукротимую страсть, которую так искусно возбуждал в — ней Клейтон! Какая благовоспитанная, наивная, ничего не подозревающая девушка не отдастся новизне его умелых ласк?

Благовоспитанная… ничего не подозревающая… Господи, да половина самых прожженных кокеток в Европе, очевидно, пали жертвами его мастерства в любви! По сравнению с ним она не что иное, как невинный младенец!

— Ну что? — ехидно хмыкнул Клейтон. — Ни одного веского аргумента?

Окажись в этот момент под рукой кинжал, Уитни, не раздумывая, вонзила бы его в грудь герцога. Но вместо этого пришлось довольствоваться единственным средством мести.

— Если я и отвечаю вам взаимностью, — начала она, усмехнувшись, — то этому можно дать очень простое объяснение, но оно вряд ли понравится вам. По правде говоря, я нахожу ваши интимные ласки не только отталкивающими, но и надоедливыми! И выношу их лишь потому, что представляю себя в объятиях Пола и… Нет! — вскрикнула она в панике, когда его пальцы с силой стиснули ее плечи.

Одним рывком он привлек ее к своей груди. Голова Уитни беспомощно откинулась назад, и, увидев, как сверкают его глаза, словно осколки льда, она задохнулась от ужаса.

— Я… я не то хотела сказать… я… — она попыталась пробормотать запоздалые извинения.

Но он уже терзал ее рот в жестоком, безжалостном поцелуе, раздвигая своими губами ее губы, пока они не приоткрылись под настойчивым непрерывным натиском. Когда Уитни попробовала вырваться, его рука опустилась на ее затылок, не давая пошевелить головой. Слезы боли и унижения жгли веки, но бесконечный, мучительный поцелуй все продолжался.

— Лгите кому угодно, включая и себя, — бешено прорычал Клейтон, чуть отстраняясь, — но никогда больше не смейте лгать мне! Понятно?

Он сильнее стиснул руки, словно подтверждая свое предостережение, и снова припал к ее губам, не давая дышать.

Уитни тщетно отбивалась, пытаясь втянуть в легкие хотя бы немного воздуха, чтобы ответить ему «да». Ребра, казалось, вот-вот треснут; Клейтон душил ее и с каждой минутой все больше приходил в ярость, не слыша ответа. Он, по-видимому, не сознавал в этот момент причины ее невольного молчания. Наконец Уитни нашла в себе силы и уперлась кулаками ему в грудь в бесплодной попытке немного отодвинуться. Чувствуя, что сейчас потеряет сознание, она поднимала руки до тех пор, пока пальцы не скользнули по их сомкнутым в поцелуе губам.

Она не поняла, что этот непроизвольный жест нежности заставил Клейтона резко разжать объятия, и начала огромными глотками пить живительный воздух.

— Склоняюсь перед вашим просвещенным мнением, — издевательски протянул он. — Это действительно было и «отталкивающим», и «надоедливым». Собственно говоря, трудно определить, кто из нас находит подобные ласки более отвратительными.

Это замечание причинило боль Уитни. Она гордо выпрямилась, встретив его холодный взгляд со всем безразличием, на которое только была способна.

— Но вы, кажется, не посчитали поцелуй настолько отвратительным и гадким, чтобы отпустить меня?

Клейтон кипел от ярости! Утверждение Уитни, будто она представляет, что лежит в объятиях Севарина, когда Клейтон целует ее, привело его в неописуемое бешенство. На какой-то миг ему страстно захотелось затащить ее в беседку и овладеть ею тут же, на земле. С самого дня ее возвращения в Англию он проявлял необычайное терпение и старался мириться с ее выходками. Да, на полу беседки Уитни поймет глупость собственного поведения и получит давно заслуженный урок. К несчастью, она также научится ненавидеть его с силой, которая может не ослабеть и через много лет.

Клейтон намеренно дерзко изучал ее изящное стройное тело и классический профиль с безупречной, нежной, как лепестки камелии, кожей. На скулах выступили красные пятна. Уитни чувствовала, что он смотрит на нее. Солнечные лучи играли в темно-каштановых с рыжинкой волосах, превращая их в червонное золото. Она выглядела неотразимо-прекрасной в своем темно-розовом платье на фоне изумрудной травы — единственной розой в зеленом саду. Но в эту минуту ее красота лишь раздражала его, поскольку Уитни хладнокровно рассматривала свои отполированные ногти и даже не думала поднять голову и встретиться с ним взглядом.

Клейтон решил, что ее надо как следует проучить. Он вспомнил ее язвительное замечание относительно того, что его светлость не посчитал последний поцелуй достаточно отвратительным, чтобы отпустить ее домой. Хорошо, он так и сделает, но прежде покажет, что его страсть — дар, предназначенный для того, чтобы разделять его и наслаждаться, дар, который он может дать или отнять, когда и если пожелает. Сначала он заставит Уитни поцеловать его, ну а потом, сумев воспламенить в девушке желание, просто отстранится и покинет ее.

Только сейчас, словно не прошло нескольких минут с тех пор, как Уитни задала вопрос, Клейтон спокойно ответил:

— Собственно говоря, вы не правы. Достаточно соответствующего стимула, чтобы я отпустил вас.

Уитни мгновенно встрепенулась, сердце подпрыгнуло от радости, хотя здравый смысл предупреждал: тут должна крыться какая-то ловушка, уж слишком он надменен и уверен в себе, чтобы отказаться от идеи жениться на ней и просто оставить в покое.

— И какой именно стимул вы имеете в виду? — осторожно осведомилась она.

— Хочу получить поцелуй. Прощальный поцелуй, чтобы растопить лед сегодняшней встречи. И если я найду его достаточно удовлетворительным, предоставлю вам свободу. Только и всего.

— Что-то с трудом верится. Откуда вдруг столь внезапное решение?

— Давайте считать… что несколько последних… неприятных минут убедили меня в мудрости этой мысли. С другой стороны, — безразлично пожал плечами Клейтон, — мое великодушие тоже имеет цену.

«Цену? — радостно подумала Уитни. — Какая же это цена?! Избавиться от помолвки! Да ради этого я готова поцеловать даже лошадь!»

— Я должна поцеловать вас на прощание и ничего больше? — уточнила она, пристально наблюдая за Клейтоном. — И вы даете слово, что за это дадите мне свободу?

— Да, — коротко кивнул Клейтон. — Я даже не стану провожать вас домой. Велю кучеру отвезти вас. Ну что, по рукам?

Ему явно не терпелось заключить сделку.

— Конечно! — поспешно пробормотала Уитни, боясь, что он передумает.

Они стояли совсем близко друг от друга, но, вместо того чтобы потянуться к ней, как ожидала Уитни, Клейтон оперся плечом на стену беседки, сложил руки на груди и объявил:

— Как видите, я полностью в вашем распоряжении.

— Что вы имеете в виду? — удивленно моргнула девушка.

— Я хочу сказать, что дело за вами.

— За мной?! — охнула она. «Господь милостивый! Неужели он ожидает, что я первая поцелую его?!»

Девушка нерешительно смотрела на высокомерное лицо и издевательски прищуренные серые глаза. Как это похоже на него — осуществить эту последнюю мелочную месть!

Ветер развевал его темные волосы, но Клейтон, не шевелясь, мирно разглядывал золотую листву деревьев и безоблачно-лазурное небо. В этой позе, со сложенными на груди руками он выглядел настолько заносчивым и самонадеянным, что она буквально сгорала от желания хорошенько лягнуть его в коленку, и пусть дьявол поберет все сделки на свете!

Внезапно Клейтон выпрямился, словно устал от ожидания и готов отказаться от договора.

— Постойте! — торопливо вскричала Уитни. — Я… Я… — Она в замешательстве уставилась на него, ощущая невероятное смущение: — Просто я…

— Не знаете, с чего начать? — сардонически осведомился он. — Для начала позвольте предложить вам подойти ближе.

Сгорая от стыда и неприязни, Уитни повиновалась.

— Очень хорошо, — издевательски бросил он. — Ну а теперь, если вы прижметесь своими губами к моим, все закончится довольно быстро.

Уитни набрала в грудь побольше воздуха, окинула Клейтона неприязненным взглядом и, стиснув лацканы его куртки, приподнялась на носочки, чтобы припасть к его губам в целомудренном поцелуе, а потом поспешно отступила, готовясь лететь на крыльях желанной свободы.

— Если именно так вы целуете Севарина, могу понять, почему вам потребовалось столько времени, чтобы вынудить его сделать предложение, — заметил он с ленивым цинизмом. — Видимо, вы не способны на большее, и вам всего дороже девическая скромность, поэтому, боюсь, наша сделка отменяется.

— Вот как! — негодующе воскликнула Уитни, упираясь руками в бедра, готовая наброситься на Клейтона. — Что я могу поделать, когда вы стоите, как бревно, и пальцем не пошевелили, чтобы хоть как-то помочь!

— Вероятно, вы правы. С другой стороны, вам следует вдохновить меня!

— О, заткнитесь! — огрызнулась она, сверкая глазами. — Каждому своя роль! Я выполняю собственные обязательства, и дело лишь за вами!

— Но мне остается только следовать вашим указаниям, — хладнокровно объявил он. — И поэтому я не имею ни малейшего намерения пытаться научить вас тому, что вы уже должны были усвоить. У меня .и без того много занятий, чтобы тратить время, разыгрывая наставника утомительно наивной барышни, только покинувшей школьную скамью.

Уитни почувствовала себя так, словно ее ударили по лицу. С усилием проглотив язвительный ответ, она заставила себя сосредоточиться на поисках какого-нибудь способа «вдохновить» этого бесстрастного, холодного, бесчувственного человека ответить на поцелуй. И уж тогда она бросит ему в физиономию все издевки насчет «обучения наивной школьницы» и «девической скромности»!

Наклонив голову, она попыталась представить себя знойной соблазнительницей, куртизанкой, такой же искушенной в страсти и обольщении, как Клейтон. Девушка очень медленно подняла нефритовые глаза, наполненные таким теплом и обещанием ласки, что Клейтон мгновенно ощутил, как его ледяная сдержанность начинает таять.

Вдохновленная своим успехом, Уитни просунула руки под куртку, скользнула ладонями по шелковой сорочке и кончиками пальцев ощутила, как напрягаются, бугрясь, мышцы. Он пытается устоять перед ней!

Некий первобытный женский инстинкт подсказал Уитни, что, если он противится ей, значит, она затронула очень чувствительную струнку, и осознание этого вызвало на ее губах понимающую усмешку. Ее руки поползли выше по плечам и сомкнулись на шее. Взгляды их скрестились; Уитни запуталась пальцами в мягких волосах на его затылке, неумолимо привлекая голову Клейтона к своей, и нежно коснулась губами его рта, улыбающегося рта! Черт бы его побрал, он опять ухмыляется! И хотя Уитни обнимала Клейтона, его руки были по-прежнему вытянуты по бокам.

— Определенно лучше, — поздравил он ее равнодушно, — но не слишком…

Эта нелестная оценка ее ласк настолько задела гордость Уитни, что она слепо отыскала его губы и прижалась к ним страстно, отчаянно, пытаясь заставить его ответить. Их теплое дыхание смешалось, его губы стали мягкими, послушными, но, как только Уитни попыталась отстраниться, Клейтон сделал то же самое. Постепенно ее боязнь слишком быстро отступить сменилась еще большим страхом чересчур продлить поцелуй. Сердце девушки билось неровными толчками, а тело наливалось тревожным жаром. Опустив руки, она сделала шаг назад, только сейчас осознав, что Клейтон так и не поднял рук, чтобы обнять ее. Так значит, он все-таки остался равнодушным!

— Ненавижу вас, — прошептала она, слишком униженная, чтобы прямо взглянуть ему в лицо. Уитни была уверена, что оно сияет злорадным удовлетворением.

Но Клейтон был далек от злорадства — его одолевало бешенство. Впервые за всю сознательную жизнь он оказался неспособным контролировать отклик собственного тела. Ее невинный поцелуй и легкое прикосновение послали немедленную мощную приливную волну вожделения, почти уничтожившую его самоконтроль. И пока он все еще боролся с собой, она клялась в своей ненависти к нему!

Сцепив зубы, Клейтон надменно вскинул подбородок.

— Уже гораздо лучше — вкрадчиво провозгласил он. — Этот раз будет последним. Прощальным.

Прощальный? Уитни мгновенно забыла о ненависти. Они прощаются. И видят друг друга в последний раз.

Уитни смотрела в мужественное красивое лицо своего врага с ностальгическим чувством, почти граничившим с грустью. Лицо, которое могло становиться почти мальчишеским, когда твердо очерченный рот и мрачные глаза освещались ленивой, неотразимо обаятельной улыбкой. Ей нравилась аура спокойной властности, всегда окружавшая его, глубокий низкий голос и решительная походка. Она восхищалась его способностью всегда казаться непринужденным и раскованным в любой обстановке. И, если честно, подумала она со вздохом сожаления, Клейтон именно такой, каким и должен быть мужчина. Его губы были совсем близко. — Ну что, будем продолжать с того, на чем остановились? — мягко спросил он.

Прерывисто, глубоко вздохнув, Уитни почти коснулась дрожащими губами его рта. Почти. Еще чуть-чуть… Предостерегающие голоса громко вопили в мозгу, но голова уже кружилась, и неожиданно возникшие неизвестно откуда сладострастные волны раскачивали ее.

Он властно прижался к ее губам, заглушая возражения Уитни с требовательной настойчивостью, потрясшей ее, взрывающейся в каждом нерве, пока она не припала к Клейтону, изо всех сил стискивая его шею.

— Я сильно надоел тебе? — поддразнил он, целуя ее еще крепче, еще сильнее. Его язык неспешно проник в ее рот. — И это ты считаешь отталкивающим?

Ярость взорвалась в груди Уитни, застлала глаза. Он хлещет Уитни ее же словами, холодно и намеренно унижает. Она впилась ногтями в его запястья, тщетно пытаясь оторвать его руки от своей головы. Но поцелуй все продолжался, пьянящий, бесконечный, посылающий по спине озноб желания.

— По-прежнему делаешь вид, что вместо меня здесь Севарин? — прошипел он. — Или пришла в себя?

Потрясенная Уитни разжала руки. Так она действительно причинила ему боль всем, что наговорила здесь?! Клейтон почему-то казался настолько непроницаемым, несгибаемым и неумолимым, таким уверенным в себе, что создавалось впечатление, будто ничто на свете не могло обидеть и ранить его. Но, очевидно, ей это удалось.

— Ну расскажи, как сильно ты ненавидишь мое прикосновение, — разъяренно потребовал он, отстраняясь и уничтожающе глядя на нее сверху вниз.

Девушка потрясенно молчала.

— Ты не выносишь моего прикосновения? — прошипел он снова. — Скажи это сейчас или не смей больше никогда, никогда повторять!

Сердце Уитни мучительно сжалось в порыве запоздалого раскаяния и потрясенной нежности. Она с трудом сглотнула застрявший в горле ком.

— Я… я не могу.

— Не можете признаться, что не выносите моего прикосновения? — осведомился он вкрадчиво зловещим голосом, опять переходя на «вы». — Почему же?

— Потому что, — прошептала она, пытаясь улыбнуться, — пять минут назад вы сказали, чтобы я не смела больше вам лгать.

Его лицо на мгновение превратилось в маску циничного недоверия, и, прежде чем Клейтон успел что-то сказать, она приподнялась на носки, чтобы заглушить ответ своими губами.

Грубо выругавшись, он сжал ее запястья и попытался разомкнуть кольцо рук, обвивших шею.

— Клейтон, не надо! — запинаясь, вскричала девушка, крепче сцепив пальцы. — О, пожалуйста, пожалуйста, не надо!

Слезы текли по щекам, падали на мягкую ткань платья, но Уитни, не обращая внимание на боль в стиснутых железной хваткой запястьях, все целовала и целовала этого чужого неподатливого человека, долго выносившего ее злобу и вспыльчивость с юмором и терпением… до того момента, когда она так жестоко обошлась с ним.

Он стиснул ее талию, намереваясь оттолкнуть, но Уитни лишь прижалась еще теснее и застенчиво коснулась языком его губ, надеясь, что ему понравится такой поцелуй. Клейтон окаменел. Каждый мускул, каждый нерв в его теле мучительно напрягся. Ее язык скользнул между чуть приоткрытых губ Клейтона, встретился с его языком, отдернулся, как от ожога, и снова прокрался вперед для нового, сладостного, запретного касания. И тут мир вокруг взорвался неистовством его страсти.. Руки Клейтона сдавили ее стальными клещами, притягивая к груди с нечеловеческой силой. Он впился в ее губы исступленным поцелуем, дерзко сплетаясь своим языком с ее, лаская, гладя, словно стремясь слиться с ней воедино.

Ошеломленная опьяняющей страстью и желанием наслаждаться безумным возбуждением его горячечных ласк, она отвечала, беззастенчиво, пылко, не замечая, как его руки властно скользят по ее спине, сжимают упругие полушария ягодиц.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Клейтон поднял голову и сжал ладонями ее лицо, осторожно проводя большими пальцами по раскрасневшимся щекам. Нежность и желание пылали в его глазах.

— Ты прекрасная, непокорная, маленькая, глупая мятежница, — хрипло прошептал он и снова медленно припал к ее губам, как к живительному источнику.

Поцелуй становился все более страстным, пока в крови Уитни не забурлило жидкое пламя. Она напряглась, стараясь быть еще ближе к Клейтону, раствориться в нем. Клейтон лихорадочно ласкал ее груди, словно ставя на ней тавро своего владения, вдавливаясь бедрами в ее бедра.

И тут неожиданно все кончилось. Он с трудом оторвался от ее губ, поцеловал лоб и глаза, а потом прислонился подбородком к ее макушке и замер. Уитни шевельнулась, и объятия Клейтона мгновенно сжались.

— Не двигайся, малышка, — пробормотал он. — Постой со мной еще немного.

Листья шелестели на ветру, птицы порхали в деревьях, и блаженство этого мгновения снова отравили одиночество и отчаяние. Стремясь вновь ощутить тепло ласк Клейтона, заставить его прогнать душераздирающую тоску, охватившую ее, Уитни откинула голову, не отрывая взгляда от его четко очерченного рта.

Клейтон машинально потянулся к розовым губкам, чтобы принять ее застенчивое предложение, но тут же взял себя в руки.

— Нет, — сказал он с гортанным смешком. Сбитая с толку его отказом поцеловать ее, хотя Клейтон явно тоже хотел этого, Уитни молча уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Если будешь продолжать смотреть на меня так, — еле слышно поддразнил он, — я задушу тебя поцелуями и тогда, боюсь, не смогу сдержать обещания.

— Почему? — ахнула Уитни, все еще бесстыдно томившаяся по его поцелуям.

— Почему? — повторил Клейтон, почти касаясь губами ее губ, так что их дыхание вновь смеша лось, — я был бы счастлив показать тебе почему, — предложил он чувственным шепотом.

Рассудок наконец вернулся к Уитни, охлаждая пыл и возвращая здравый смысл.

— Нет! Это только сделает прощание еще более трудным, — покачала головой Уитни.

Слабо улыбнувшись, она отступила на шаг.

— Прощайте ваша светлость, — выдохнула девушка, протягивая ему руку.

Сердце вновь сжалось, когда Клейтон взял ее и повернул ладонью вверх.

— Так официально? — улыбнулся он, потирая большим пальцем ее ладошку, дерзко поднося ее к губам и касаясь языком чувствительной кожи.

Уитни вырвала руку и спрятала за спину, чувствуя, как горит то место, которого касался его язык. Несколько долгих мгновений она просто смотрела на него, бессознательно запечатлевая в памяти ставшее таким близким лицо.

— Мне жаль, поистине жаль, что я причинила вам столько бед и беспокойства, — тихо сказала она. Глаза Клейтона коварно блеснули:

— Надеюсь, вы сочтете возможным и впредь «обеспокоить» меня, когда захотите?

— Вы же знаете, что я не это имела в виду! Она так много хотела сказать ему, столько добрых и милых слов, мучительно пытаясь объяснить то, что лежало на сердце, но как можно было оставаться серьезной, когда он так легко относился к их последним минутам вместе? Вероятно, не желал ни объяснений, ни извинений, и, возможно, прощаться лучше всего именно, так? Пусть он прав, и все к лучшему. Но почему же так дрожит голос, когда она пытается говорить?

— Мне будет не хватать вас… правда… честное слово…

И боясь разрыдаться перед ним, что, конечно, непременно случится, если он будет продолжать смотреть на нее с нежным пониманием, Уитни подняла юбки и отошла, намереваясь оставить Клейтона у беседки. Но не пройдя и нескольких шагов, девушка обернулась и нерешительно пролепетала:

— Насчет моего отца…

Неужели она по-прежнему чувствует угрызения совести и ответственность за своего неласкового, грубого родителя? Очевидно, так… хотя причины этого, по-видимому, навеки останутся тайной.

— Надеюсь, вы не будете с ним жестоки? Пожалуйста, потерпите немного, и я уверена, он найдет способ вернуть вам деньги.

— Учитывая, что он отдал мне в жены свою дочь, — заметил Клейтон, слегка нахмурившись, — я считаю, что он мне ничего не должен.

Ощущение неумолимо надвигающегося несчастья сковало льдом душу Уитни.

— Но теперь все изменилось — ведь вы согласились отпустить меня.

Клейтон одним прыжком покрыл расстояние между ними и, схватив девушку за плечи, повернул к себе лицом:

— О чем, во имя ада, вы толкуете?

— Вы согласились отпустить меня, если…

— Я согласился отпустить вас домой, — подчеркнул он.

— Нет! — вскричала Уитни, тряхнув головой. — Вы согласились расстаться со мной… отказаться от женитьбы.

— Вы сами этому не верите, — коротко бросил Клейтон. — Ничего подобного я не имел в виду.

На сердце Уитни легла свинцовая тяжесть. Она должна была знать, что он никогда не даст ей свободу. Девушка с отчаянием взглянула на Клейтона, испытывая в то же время какое-то странное, похожее на облегчение чувство. Однако времени задумываться над этим непонятным явлением не осталось, потому что его руки обвились вокруг ее талии, притягивая

Уитни все ближе.

— Никогда, даже в моменты величайшей слабости, я не думал дать вам свободу, Уитни. И если бы это было так, неужели вы считаете, что после всего случившегося сейчас между нами вы могли бы рассчитывать на это?

Клейтон приподнял большим пальцем ее подбородок и повернул к себе лицом. Мятежный взгляд встретился с неумолимым.

— Вы просили дать вам время, и я согласился.

Используйте его для того, чтобы привыкнуть к неизбежности нашей свадьбы, поскольку, заверяю вас, эта свадьба состоится. Если желаете продолжать убеждать себя, что я пытался обмануть вас, никто не станет вам препятствовать. Только знайте, что я никогда не выполню обещания, которого не думал давать.

Его твердая убежденность в том, что у нее нет иного выбора, кроме как выйти за него замуж, отдать ему свою жизнь и тело, показалась Уитни невыносимой. Она больше не в силах это вытерпеть!

— В таком случае сдержите уже данное обещание. Отпустите меня домой.

Отпрянув от Клейтона, Уитни в полном смятении шагнула к подъездной аллее. Однако он догнал ее, подсадил в коляску и отдал необходимые распоряжения лакею.

— Неужели вам никогда не приходило в голову, что вы не можете заставить меня стать вашей женой? — взглянув на него сверху вниз, с мертвенным спокойствием осведомилась она. — Вы в силах притащить меня за волосы к алтарю, однако мне придется отказаться давать брачные обеты, только и всего.

— Если именно эти мысли вы лелеяли все эти дни, — холодно бросил он, — тогда нет смысла ждать дольше, не так ли?

Он оглянулся, словно искал кого-то взглядом, и, не увидев, направился к дому.

— Куда вы идете? — потребовала ответа Уитни, встревоженная внезапной решимостью его действий и сурово сжатыми губами.

— Сейчас прикажу камердинеру приготовить все для долгого путешествия. После этого велю привести дорожный экипаж и запрячь лошадей. Мы уезжаем в Шотландию. Я решил, что самое лучшее будет сбежать и тайно обвенчаться.

— Сбежать! — охнула Уитни, схватившись за борт коляски. — Вы… вы не осмелитесь! Подумайте, какую пищу мы дадим болтливым языкам, а сплетники будут…

— Как вы уже успели заметить, сплетни меня совершенно не трогают, — равнодушно пожал плечами Клейтон. — И поскольку, очевидно, вас они задевают, предлагаю два выхода: как только мы окажемся в Шотландии, вы можете либо выйти за меня замуж, либо отказаться давать обеты перед алтарем, и в этом случае мы проведем несколько дней вместе, не будучи мужем и женой, а это вызовет такой скандал, которого вам не пережить. Однако стоит вам сказать слово, и венчание произойдет в Лондоне, и всем будет известно имя новой герцогини. Ну решайте, что вы предпочитаете?

Какой же у нее выбор, с горечью подумала Уитни. Побег уже сам по себе — достаточное нарушение правил приличия, но, если она вернется из Шотландии «мисс Стоун», заботливые мамаши будут силой переводить своих дочерей на другую сторону улицы при ее появлении, чтобы избежать встречи с девушкой с «запятнанной репутацией», и, кроме того, на нее обрушится презрение не только Пола, но и всех остальных мужчин.

— Венчание! — злобно прошипела Уитни, откидываясь на бархатные подушки сиденья.

Однако она тут же напомнила себе, что есть еще один выход — сбежать с Полом, хотя при мысли о побеге и последующем позоре и насмешках сердце ее облилось кровью. Она снова станет парией, изгоем, мишенью уничтожающей критики и открытых издевательств. Но по крайней мере она будет вознаграждена, став женой Пола.

— Уитни, — предупредил Клейтон с таким выражением, словно собирался как следует встряхнуть ее за плечи, — хотя бы раз в жизни забудьте о своей одержимости Севарином и попытайтесь по-настоящему понять, что у вас на сердце. Не будь вы так чертовски упрямы, давно бы все поняли!

Но в этот момент подлетел кучер, и Уитни проглотила язвительную реплику, хотя слова Клейтона преследовали ее всю дорогу домой. С тоской глядя на прямую как палка спину кучера, Уитни старалась разобраться в собственных смятенных эмоциях. Ей было это необходимо не только потому, что Клейтон обвинил ее в нежелании понять собственные чувства, но и потому, что она действительно оказалась неспособна сделать это.

Как могла она отвечать так бесстыдно на ласки Клейтона и в то же время всей душой желать выйти замуж за Пола? Почему была так потрясена несколько минут назад, осознав, что причинила боль Клейтону? Почему пришла в такое отчаяние, посчитав, что расстается с ним навсегда? Возможно, всему причиной робкая дружба, возникшая между ними и питаемая веселыми спорами и перепалками, доставлявшими такое удовольствие им обоим?

Дружба? Уитни горько вздохнула. Клейтон ей не друг, она ему безразлична. Он думает лишь о себе и о своих желаниях и по какой-то непонятной причине, известной лишь ему одному, решил, что хочет жениться на ней. И отказывался верить, что Уитни любит Пола, только потому, что это не входило в его планы. Но Пол судьбой предназначен Уитни и давно занял уголок в ее сердце, отведенный лишь мужу.

Пол. Угрызения совести за собственное беспринципное поведение в его отсутствие вновь начали мучить девушку, не давая покоя. Уитни съежилась от стыда лишь при воспоминании о том, как позволила Клейтону осыпать ее ласками и поцелуями. И если бы позволила! Она сама целовала его, хотела очутиться в его объятиях, трепетала от желания, когда их губы сомкнулись.

Ночью, лежа в постели и глядя в потолок, Уитни думала о том, что никогда еще в жизни не была так несчастна. Терзаемая сознанием собственной вины, она вспоминала о планах, которые обсуждал с ней Пол перед отъездом. Он собирался отделать хозяйские покои в западном крыле дома, потому что они ближе к детской. Девушка залилась краской, когда он упомянул о детях, но робость оказалась сильнее застенчивости, и Уитни начала строить планы вместе с Полом.

И вот теперь она предала его. Осквернила их любовь в объятиях Клейтона Уэстморленда! Она недостойна Пола! Господи Боже, она и Клейтона недостойна! Разве не она даже сейчас, после того, как возвращала его поцелуи, собиралась выйти замуж за другого?

Небо осветилось первыми рассветными лучами, когда Уитни пришла к окончательному бесповоротному решению. Поскольку Клейтон никогда добровольно не откажется от нее, она сбежит с Полом в день его возвращения. Пол любит ее и доверяет ей. Позор побега станет ее наказанием за непристойно-похотливое поведение в отсутствие Пола. И когда-нибудь наступит день, когда Уитни снова станет достойной его доверия и любви. Она заслужит их, став — самой преданной, покорной, верной женой на свете.

Теперь, окончательно определив план действий, Уитни должна была почувствовать себя гораздо лучше, однако, окончательно проснувшись, осознала только, что по-прежнему несчастна и измучена.

Растирая виски обеими руками, девушка осторожно встала и подошла к маленькому умывальнику, ощущая при этом, как все больше раскалывается голова. Она поморщилась от боли, налила себе бокал холодной воды и позвонила Клариссе, чтобы та помогла ей одеться.

Бледная и ко всему безразличная Уитни спустилась к завтраку. Сев за стол, она ухитрилась слабо улыбнуться леди Энн и напрочь проигнорировать при этом отца. К несчастью, последний больше не собирался мириться с подобным отношением.

— Ну, мисс, — властно бросил он, — вы и его светлость уже условились о дате?

Отложив вилку, Уитни подперла подбородок сложенными руками, намеренно изводя отца невинно-непонимающим взглядом.

— Дате? Какой?

— Не считай меня окончательным болваном! Ты прекрасно знаешь, что я говорю о дне свадьбы.

— Свадьбы? — повторила Уитни. — Разве я забыла сказать тебе? Свадьбы не будет.

И, бросив извиняющийся взгляд на тетю, Уитни поднялась из-за стола и направилась к себе.

— В самом деле, Мартин, ты ведешь себя как последний глупец, если вздумал давить на нее таким образом! Что ей остается, кроме как ни во что тебя не ставить? — брезгливо поморщилась Энн и, отодвинув тарелку, последовала примеру Уитни.

Минуту спустя Мартин тоже вскочил и, велев заложить карету, отправился с утренним визитом к будущему зятю.

К одиннадцати часам голова перестала болеть, но настроение не улучшилось. Сидя напротив тети Энн в комнате для рукоделия, Уитни уныло тыкала иголкой в натянутую на пяльцы канву.

— Ненавижу вышивание, — заметила она равнодушно. — И всегда ненавидела. И даже если бы умела хорошо вышивать, все равно терпеть бы не могла.

— Знаю — вздохнула тетка, — но зато руки заняты.

В этот момент в комнату вошел лакей и вручил Уитни письмо.

— Это от Ники! — воскликнула девушка, мгновенно просветлев от радости. Поспешно сломав печать, она принялась разбирать размашистый почерк Ники.

Улыбка, однако, погасла, а голова разболелась с новой силой. Уитни устало обмякла в кресле и с немым ужасом уставилась на тетку:

— Завтра Ники приезжает в Лондон. Иголка Энн замерла в воздухе. — Его светлость вряд ли будет доволен появлением нового соперника!

Однако Уитни больше волновала мысль, как избежать нового унижения: если Ники соберется погостить у них, несомненно, сразу же узнает о ее скандальном побеге с Полом на следующей неделе!

— Этого нельзя допустить, — твердо объявила она вслух. Решив взять дело в свои руки, Уитни вышла из комнаты и вернулась несколько минут спустя с бумагой и пером.

— Но что ты ему ответишь? — Не вдаваясь в подробности, — объяснила Уитни, — попрошу Ники оставаться в Лондоне. Какую именно заразную болезнь ты предпочитаешь? Лихорадку? Чуму?

Видя, что тетка не разделяет ее полуистерического веселья, девушка добавила уже спокойнее:

— Я просто скажу Ники, что у меня слишком много дел и обязательств, я вынуждена срочно уехать и поэтому не смогу с ним увидеться на этот раз. Насколько мне известно, он приехал лишь затем, чтобы посетить какое-то торжество у лорда Маркуса Ратерфорда.

— Должно быть, это что-то важное, — заметила леди Энн. — Лорд Ратерфорд в дружбе с лучшими европейскими семействами, включая Дю Биллей. Твой дядя часто говаривал, что умнее и влиятельнее его нет человека в правительстве.

— Во всяком случае, он выбрал крайне неподходящее время, пригласив Ники в Англию, — фыркнула Уитни. Она посыпала песком записку и, позвонив лакею, велела немедленно отослать.

Теперь, когда ей удалось уладить очередную неприятность и предотвратить ужасное несчастье, Уитни почувствовала себя бодрее и с новой энергией атаковала вышивание. Но она никогда не была сильна в рукоделии, и крошечные, аккуратные стежки, которые она уже представляла, так и остались существовать исключительно в ее воображении. В порыве раздраженного нетерпения девушка, однако, предпочитала не обращать внимания на хаос, который уже успела создать, и просто наслаждалась самим процессом протыкания ткани иглой.

Уитни продолжала работать еще долго после того, как тетя отправилась обедать. Этот — укол судьбе, которая из непонятного упрямства продолжает наносить ей удары на каждом шагу. Этот — лорду Ратерфорду, повинному в приезде Ники. Этот — отцу — бессердечному, жестокому, нелюбящему. Этот…

Уитни в мстительном упоении совсем забыла, что нужно смотреть на ткань, и, промахнувшись, пронзила иголкой указательный палец. Тишину комнаты прорезал вопль боли. И тут же раздался гортанный смешок.

— Не пойму, вы вышиваете по канве или атакуете ее? — осведомился знакомый низкий голос.

Уитни в удивлении вскочила со стула, и мгновенно забытые пяльцы скользнули на пол. Она не имела ни малейшего представления о том, сколько простоял здесь Клейтон, и сознавала только, что он словно заполнил эту комнату своим присутствием и что непрошеное ощущение счастья затопило душу.

Смущенная собственной непонятной реакцией, девушка поспешно перевела взгляд на палец, где уже появилась крошечная капелька крови.

— Может, лучше послать за доктором Уиткомом? — предложил Клейтон и с улыбкой, затаившейся в уголках красивого рта, добавил: — Если не желаете Уиткома, можно пригласить доктора Томаса, но, насколько мне известно, он в основном специализируется на вывихах и переломах.

Уитни прикусила нижнюю губку, отчаянно стараясь не расхохотаться.

— Собственно говоря, доктор Томас сейчас занят с другой пациенткой — гнедой кобылой, а доктор

Уитком и так рассержен тем, что его пытались одурачить. Сомневаюсь, что на этот раз он будет так же великодушен.

— А разве его пытались одурачить? — тихо спросил Клейтон.

Уитни сразу стала серьезной: необъяснимое чувство вины вновь принялось терзать ее.

— Вы сами это знаете, — прошептала она, отводя глаза.

Клейтон, чуть нахмурившись, изучал ее бледное личико. Несмотря на промелькнувшую во взгляде радость, она казалась натянутой как струна. Его не волновало мятежное заявление за завтраком относительно отмены свадьбы, хотя Мартин немедленно поспешил к нему в состоянии почти безумного возбуждения. Стоун — глупый ублюдок, все еще пытающийся принудить дочь, хотя это только подогревает упорство Уитни и ее стремление противиться каждому его слову. По этой причине Клейтон решил сделать что-нибудь, чтобы облегчить ее положение и хотя бы ненадолго удалить от несносного папаши.

Уитни настороженно наблюдала за его приближением.

— Я приехал просить вас об одолжении, — со спокойной твердостью объявил Клейтон. — Мне хотелось бы повезти вас на бал в Лондон. Можете взять с собой эту странную маленькую горничную с седыми волосами, которая всегда так угрюмо глазеет на меня, словно подозревает, что я замышляю украсть фамильное серебро.

— Клариссу, — машинально подсказала Уитни, пытаясь найти подходящий предлог для отказа. Клейтон кивнул:

— Она может заменить дуэнью и будет прекрасной компаньонкой.

По правде говоря, компаньонкой полагалась бы стать леди Джилберт, но он так хотел немного побыть с Уитни наедине!

— Если мы уедем послезавтра утром, значит, сможем быть в Лондоне к концу дня. Это даст вам время навестить вашу подругу Эмили и отдохнуть перед балом. Уверен, что Арчибалды будут рады оказать вам гостеприимство на одну ночь. А на следующий день мы вернемся домой.

И заметив, что девушка готова вот-вот отказаться, Клейтон добавил:

— Леди Энн уже пишет леди Арчибалд записку, извещая о вашем приезде.

Уитни потрясение охнула, пытаясь понять, какое безумие заставило тетю Энн согласиться на подобную авантюру, но тут же решила, что тетя не могла открыто выступить против герцога Клеймора. Во всяком случае, не больше ее самой.

— Вы не просите об одолжении, — раздраженно поправила Уитни. — Скорее, извещаете о своем намерении.

Клейтон, однако, предпочел не обращать внимания на явное отсутствие энтузиазма с ее стороны по поводу бала, на который стремилась попасть вся сто лица. Идея пришла ему в голову лишь сегодня утром, после разговора с Мартином.

Его мягкий ответ заставил Уитни почувствовать себя невоспитанной грубиянкой, и поэтому она, вздохнув, смирилась с неизбежным.

— Кто хозяин бала?

— Лорд Ратерфорд.

Клейтон не ожидал никакой реакции на это сообщение, но, даже будь все иначе, ничто не могло подготовить его к тому, что произошло в следующий момент. Глаза Уитни раскрывались все шире, пока не превратились в огромные зеленые озера.

— Кто? — выдавила она сдавленным шепотом, и, прежде чем Клейтон успел ответить, она неожиданно взвизгнула от смеха и почти упала ему на руки в судорогах непонятного веселья.

Уитни хохотала до тех пор, пока по щекам не покатились слезы, и прошло немало времени, прежде чем она наконец отстранилась от него и фыркнула:

— Вы видите перед собой обезумевшую, совершенно потерявшую рассудок особу, которая постепенно начинает смотреть на собственные жизненные трагедии, как на невероятно забавную бесконечную комедию! А моя тетя уже знает, чей бал мы собираемся посетить? — едва справившись с очередным приступом, серьезно спросила она.

— Нет. Почему вы спрашиваете? Уитни развернула письмо Николя и вручила герцогу.

— Я только сегодня утром написала Ники и попросила не приезжать — объяснила, что вынуждена отлучиться из дома по делам.

Клейтон пробежал глазами письмо и отдал девушке.

— Прекрасно, — коротко бросил он, придя в раздражение оттого, что Уитни называла Дю Билля Ники, а к нему, своему жениху, обращалась строго официально. Однако он с мрачным удовлетворением мгновенно сообразил, что Уитни будет рядом с ним, когда Дю Билль увидится с ней на балу у Ратерфорда, и его гнев немного улегся. Поцеловав ее в лоб, он предупредил на прощание: — Послезавтра в девять я заеду за вами.

ТОМ 2